2. Однако эти изменения не в силах побороть животный страх

Просыпаться было приятно. Такое странное ощущение. Он и не думал, что спать на полу так уютно. Но спина утопает в мягком матрасе, тело накрыто тонким одеялом, пахнет палёным.


Мидория подрывается и в ужасе осознаёт, что спит в спальне. Окна настежь открыты, тёплое одеяло заменено на совсем лёгкое. Но что больше всего пугает — запах гари, который явно идёт с кухни.


Изуку выбегает как раз вовремя, Кацуки почти устроил пожар. Оттащить альфу от плиты та ещё задача, а когда он в бешенстве матерится и пытается сломать сковородку, миссия становится невыполнимой. Омеге прилетает по лицу локтем, но зато Бакугоу успокаивается и сам отходит в сторону.


Сковородке конец. Как и её содержимому. Мидория не может точно сказать, что это, но вроде бы яичница. Кацуки стоит рядом, крепко сцепив зубы, явно демонстрируя своё недовольство. Он уже одет в костюм — понятное дело, ведь на часах почти восемь утра. Через полчаса альфе нужно выйти из дома. Изуку как можно быстрее готовит завтрак. Пока варится рис, парень пытается отмыть пострадавшую больше всего сковородку, но это бесполезно. Он бросает это занятие, концентрируясь на готовке. Через пятнадцать минут готов рис, Изуку быстро делает онигири и ставит тарелку перед Бакугоу. Сам же удаляется в ванную.


В зеркале омега видит покрасневшую от удара щёку, но даже не заморачивается. Все и так считают его неуклюжим, так что легко поверят в очередную ложь про удар об дверцу шкафчика либо ещё что-нибудь. От мыслей отвлекает хлопок входной двери, говорящий, что альфа ушёл. А когда Изуку выходит из ванной, то видит, что на кухонном столе, в глубокой тарелке, его ждёт готовый холодный компресс.


***


Рабочий день тянется медленно. Как он и предполагал, Тодороки не пришёл, только какой-то человек передал записку, где было коротко написано: «Я уезжаю за границу, надеюсь встретиться с Вами, когда вернусь назад». Но так даже лучше, меньше нужно будет думать о нём и отвлекаться от работы.


Вечерняя смена в кафе подходила к концу. Последний клиент только что ушёл, омега медленно протирал столы и ставил стулья. Зазвенел дверной колокольчик.


— Извините, но мы уже закрываемся!.. — в дверях стоял Кацуки, его недовольное лицо испугало не на шутку.


Это был первый раз, когда он пришёл к Изуку на работу, только неясно зачем.


— Что-то с-случилось? — подходить ближе было просто-напросто опасно страшно, поэтому он говорил, стоя за столом, загораживаясь стулом.


Альфа обвёл помещение взглядом, поморщился и только потом выдал:


— Жду на улице, — тут же выходя прочь.


Сердце ухнуло вниз, ноги стали ватными. Для чего он его ждёт? Зачем пришёл? Неужели узнал о Тодороки? С альфой ведь всё в порядке, правда? Кацуки ему ничего не сделал?


Он на автомате закончил свою смену, сдал рабочую форму и, попрощавшись со всеми, вышел на улицу.


Бакугоу ждал его возле машины, облокотившись об неё, сверлил взглядом асфальт. Похоже, домой он не заезжал, о чём говорила офисная рубашка с коротким рукавом, наполовину снятый галстук и отсутствие пиджака.


Альфа перевёл на него взгляд и оторвался от капота. Изуку подошёл ближе, но расстояние между ними всё ещё было довольно большим, хотя вряд ли Кацуки поднимет на него руку на улице. Ему не нужны лишние проблемы.


— Садись, — он кивнул на переднее сиденье.


— За-зачем?..


— В машину! Быстро! — то, как заиграли желваки на его скулах, слабонервным лучше не видеть.


Когда они остановились около какого-то большого торгового центра, Мидория задержал дыхание. Ему не оставили выбора, кроме как следовать за альфой.


Каково же было его удивление, когда перед собой он увидел магазин посуды. Бакугоу же шёл дальше, пока они не пришли к отделу со сковородками самых разных форм и размеров. Изуку ошарашенно смотрел по сторонам, не решаясь подойти к витрине, из-за чего парень раздражённо цыкнул и толкнул его вперёд.


— Выбирай, — только и сказал он, прежде чем отойти в сторону, продолжая своей недовольной миной пугать окружающих.


Изуку просматривал каждую, сверяясь с диаметром, покрытием, ценой. Всё это приходилось делать быстро, чтобы не раздражать альфу ещё сильнее. Но на одной сковороде он залип: идеально подходящая по всем параметрам, она прямо молила купить её. Вот только… цена была довольно высока. Мидория полез в кошелёк, а там и не было толком ничего. Поэтому, ещё немного посмотрев на это «чудо» в его представлении, омега пошёл дальше.


В итоге выбрал скромную, но тоже подходящую по всем параметрам сковороду. Кацуки уже обходили стороной все, кто был в магазине, пришлось поспешить.


— В-всё…


Бакугоу посмотрел на предмет инвентаря в его руках и оскалился, но не так, как обычно. Резким движением он вырвал сковородку из рук омеги и прошёлся по полкам, выбрасывая её на место. Изуку даже не удивился, что альфе не понравился его выбор, — наоборот было бы удивительно, если бы Кацуки оценил. Но, когда альфа вернулся с «чудом» в руках, парень вжал голову в плечи.


— Пошли!


На кассе на них почему-то смотрели с подозрением. Изуку мялся за спиной Бакугоу, держа дистанцию как можно дальше. Сам альфа «терпеливо» ожидал очереди. Кассирша-омега постоянно поглядывала на Кацуки, а тот всем своим видом демонстрировал презрение.


Мидория задумался о чём-то своём и даже не заметил, что очередь уже продвинулась вперёд. Альфа, стоявший у него за спиной, толкнул его в плечо.


— Пошевеливайтесь, а то из-за Вас очередь стоит!


Изуку замешкался, ища глазами альфу, которого и след простыл. Люди ещё больше завозмущались, в итоге его просто выпихнули из очереди.


— Извините… — только и пропищал он, смотря в пол.


Куда идти, он не знал, хотелось спрятаться где-нибудь, где никто не будет искать. Охранник на выходе из магазина остановил его и спросил документы, которые омега обычно с собой не носил. Мужчина уже хотел его задержать, правда, непонятно за что, но появился взбешённый не на шутку Кацуки.


Мужчина сразу как-то отступил, отпуская руки Изуку, которые до этого держал, собираясь надеть наручники.


— Где ты, чёрт тебя побери, был?! — от этого громкого рыка омега весь сжался, отступая как можно дальше.


Если бы можно было, он бы спрятался за этим охранником, но тот так поспешно ретировался, как будто ему было всё равно, что случится с парнем. Хотя, в принципе, так оно и есть.


Мидория ожидал удара, зажмурившись, но его не тронули. Только злобно нарычали и, впихнув покупку в руки, потащили прочь.


Дальше был продуктовый. Под пристальным взглядом алых глаз сосредоточиться было невозможно. Всё, о чём думал Изуку, — как бы не ошибиться с выбором, чтобы не сделали больно. Щека и так ныла, хотя Бакугоу только случайно попал в него, но он чувствовал, что она опухла.


Кацуки подошёл ближе, становясь рядом. Он следил за ним, это было понятно сразу же. Изуку никак не мог выбрать, что приготовить на ужин, из-за этого глаза перемещались с продукта на продукт, но дрожащие руки ничего не хотели брать. В итоге кабачок не один раз выскальзывал из пальцев. На четвёртой попытке Бакугоу отпихнул его в сторону и сам набрал овощей. Всё остальное выбирал Кацуки, хотя Мидория несколько раз менял товар на более свежий.


Самым странным стал момент, когда альфа ушёл в аптеку, предварительно сказав ждать его возле машины. И Изуку ждал. Бакугоу вернулся довольно быстро с небольшим пакетом в руках. Он читал какую-то бумажку, хмурясь.


***


Тушёные овощи выглядели довольно неплохо. Наверное, можно сказать, что ужин удался. Жалко, омега так и не смог испытать новую сковородку.


— Я… верну деньги, когда зарплату получу… — он никак не мог запихнуть в себя хоть что-то, а вот Кацуки уплетал за обе щеки.


— Как хочешь.


Мидория встал, чтобы вымыть свою тарелку, но громкое «Сидеть» заставило мгновенно опуститься на стул.


— Доедай, — он указал на его всё ещё полную тарелку.


— Я-я не голоден…


— Я сказал — доедай!


И он ел, боясь пошевелиться, оторваться от тарелки, пока не съел всё, что в ней было. Бакугоу утвердительно кивнул. А стоило домыть посуду, как перед ним появилась пачка таблеток.


— Что это? — тихо спросил он.


— Снотворное. Таблетка на ночь. Каждый день. Пей. Быстро! — Изуку выпил, даже не задаваясь вопросом, зачем альфа всё это делает.


Ему уже настолько было всё равно.


В сон начало клонить где-то через полчаса. Омега упорно открывал глаза, протирал их, умывался холодной водой. Кацуки смотрел на его бесплодные попытки, не скрывая лёгкой ухмылки. Но Изуку не смог сопротивляться долго. Он заснул прямо за столом, а над ним нависла тёмная тень…


***


Просыпаться было на удивление легко. Ветер из открытых окон был великолепен. Впервые за столь долгое время Мидория чувствовал себя таким отдохнувшим. Вылезать из кровати не хотелось, но надо приготовить завтрак и идти на работу.


Кацуки уже сидел за столом и пил кофе, смотря на стол. Изуку сразу начал готовить, чтобы альфа не опоздал на работу. На завтрак решил сделать омурайс*. За столом сидели, как всегда, молча. Но, кажется, Бакугоу, как и вчера, следил за ним, от его взгляда по позвоночнику бегали мурашки, а стоило оставить на тарелке хоть что-то, слышался рык, от которого всё внутри замирало в ожидании боли. Но обходилось предупреждением.


Убрав со стола, омега удивлённо обернулся, увидев Кацуки сидящим на стуле, хотя уже нужно было выйти из дома. Он кивнул на небольшой мерный стаканчик и воду перед собой.


— Пей.


— Ч-что это? — пускай парень и выпьет, но всё-таки знать, что это, не помешает.


— Неважно. Пей!


На вкус жидкость была похожа на смесь каких-то трав, да и цвет был зеленоватый.


— Через два часа рассосёшь это, — Бакугоу вытащил из кармана обрезанный блистер, в котором была одна единственная белая таблетка.


— Это?..


— Заткнись уже! Сказал — пей! Ты выпил, всё! Не беси меня! — он с грохотом встал из-за стола и ушёл, громко хлопнув дверью.


***


Так прошёл почти месяц, спустя который Изуку начал замечать в себе изменения: кожа уже не была такой бледной, он немного поправился, хотя всё ещё оставался тощим, сон нормализовался, тёмные круги под глазами медленно начали пропадать. Побои прекратились. Да, Кацуки всё так же орал, чуть что, но руку на него не поднимал. Может, надоело. А может, ещё что.


Приём таблеток и снотворного продолжался, хотя теперь последнего стало меньше. Синяки сошли полностью, поэтому Изуку больше не морщился от любого прикосновения.


— Сегодня я буду поздно. Прими снотворное и ложись спать.


Это было странно. Бакугоу никогда не предупреждал, во сколько вернётся домой. Пришёл и пришёл. Вот если задерживался Мидория, то это другой разговор. Да и в последнее время Кацуки постоянно встречал его с работы. Молча дожидался его у входа, и они вместе шли домой, ужинали, ложились спать. Как обычная пара. Только парой их назвать нельзя было.


Изуку решил не пить снотворное. Он и так хорошо спит по ночам.


Его разбудил громкий шум, а потом что-то упало на другой край кровати. Похоже, альфа вернулся и решил не раздеваться. Пахло алкоголем. Наверное, корпоратив, иногда они выпивали всем отделом. В такие дни омеге доставалось особенно сильно. Он постарался замереть и не дышать, чтобы ничем себя не выдать.


Кацуки приподнялся, послышалось шуршание одежды, он скидывал её на пол. Видно, настолько он был пьян. Мидория лежал к нему спиной и не мог видеть, какое выражение лица сейчас у парня. Бакугоу снова рухнул на кровать и что-то промычал, вроде бы: «Чёртов Киришима…» А потом сердце Изуку замерло на месте, он почувствовал, как рука альфы легла ему на бок, переместилась на живот и надавила, ощупывая. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не вскрикнуть, всё-таки было немного больно. Кацуки цыкнул и уткнулся лицом ему между лопаток.


— Кости… кости… а где мясо?.. Чёртов Киришима с его сакэ… чтоб его… спать хочу…


И спустя пару минут невнятного бубнёжа альфа наконец-то заснул, а Изуку смог спокойно выдохнуть. Было непривычно чувствовать тёплое дыхание у себя на спине. Он пролежал до утра, так и не сомкнув глаз.


С утра пришлось идти за аспирином, альфа не мог встать с кровати.


***


Вечерняя смена в кафе закончилась раньше, чем обычно, так что Изуку шёл домой по пустынным улицам один. В некоторых местах фонари не работали, приходилось шаркать ногами по земле, чтобы не споткнуться обо что-нибудь. Он всё никак не мог решить, написать альфе сообщение или нет. Все эти годы не писал, а тут взял да написал. Но ведь он встречал его почти каждый день. Мидория быстро достал свой старенький кнопочный телефон, набрал короткое сообщение и прибавил ходу. За спиной послышались шаги, но оборачиваться омега не стал, а зря. Кто-то резко ударил его чем-то тяжёлым по голове.


Изуку рухнул на колени, но удар не был таким сильным, чтобы потерять сознание. Его решили ограбить, как забавно, денег-то у него нет совсем. Он чувствовал, как вытрясают карманы, телефон уже забрали, только вряд ли за него заплатят хоть что-нибудь: аппарат доживает свои последние деньки. Омега поднимает голову и встречается с испуганным взглядом вора-бедолаги. Тот смотрит на него с такой безысходностью. А потом резко становится больно — его бьют головой об асфальт, но снова неудачно: Изуку успевает подставить руки — научен горьким опытом жизни с альфой — поэтому пострадал только нос, который явно разбит, если не сломан. Несколько ударов ногами, и всё…


Мидория пытается подняться, рёбра отдаются болью, а по шее стекает горячая жидкость, кажется, ему разбили голову. «Замечательно. Просто замечательно», — думает он, лёжа на пыльном асфальте.


***


Всё, что слышно, когда Изуку приходит домой, — щелчок замка. Он же не Кацуки, чтобы весь дом знал о его приходе. Сам альфа был на кухне, всё ещё одетый в рубашку, но уже наполовину расстёгнутую.


— Ну и где ты был? Твоё сообщение пришло почти час назад, а ты припёрся только сейчас, — он оборачивается, чтобы посмотреть на омегу, и застывает как статуя, смотря на него.


— Ограбили… — только и произносит Мидория, идя к холодильнику, чтобы разогреть ужин.


Однако дойти ему не дают, хватая за плечи, но не разворачивая. Бакугоу рассматривает рану на его голове. Он ничего не говорит, но прерывистое дыхание сквозь стиснутые зубы немного пугает.


— За мной. Живо!


Его силой запихивают в машину и везут в больницу.


Медсестра вечерней смены недовольна тем, что её отвлекают от просмотра очередной вечерней мелодрамы по старенькому телевизору, всем своим видом показывая это. Её грубые движения причиняют лишь боль, перекись неприятно щиплет, в стальную ванночку друг за дружкой падают окровавленные ватные шарики. Женщина что-то причитает, вроде про молодёжь, которая никак не может успокоиться. Вот только Изуку никак не может понять, к чему она это говорит. Он морщится, около носа придерживая марлю, перемазанную какой-то мазью. Перелома, слава богу, нет, а кровотечение остановили той же ватой. На пороге появляется хмурый Кацуки, он стоит в дверях, пристально наблюдая за движениями медсестры. От его взгляда руки у неё начинают подрагивать, а дёрганые движения заставляют омегу нервно ёрзать, стараясь уйти от прикосновений, на полуразвалившемся табурете.


— Молодой человек, может, вы выйдете из стерильного помещения?! Не мешайте работать!


Фирменный оскал Бакугоу, и она замолкает, тревожно сглатывая ком в горле.


Домой едут в тишине. Уставший Мидория почти засыпает в машине, но альфа не церемонится с ним, трясёт за плечо, заставляя вылезти из салона автомобиля.


На ужин уже нет сил ни у кого из них. Единственное, что делает Изуку, — это достаёт из морозилки рыбу, кладёт её в глубокую тарелку, чтобы за ночь она подтаяла.


За ним, разумеется, наблюдают со спины. Это уже привычно. Главное, что не бьют. Хотя в последнем он не уверен, шаги за спиной обрываются. Кацуки нависает над ним, стоит впритык. Его руки ложатся на плечи, сдавливая в тисках. Вырваться не получится, да он и не пытается, ждёт, пока его разворачивают лицом к себе. Ему страшно посмотреть в глаза альфы, страшно увидеть в них тот самый блеск, не предвещающий ничего хорошего. Но длинные пальцы подцепляют подбородок, заставляя взглянуть своему персональному кошмару в лицо.


Ничего. Там нет ничего. Ни злости. Ни раздражения. Ни жажды насилия. Это выбивает из колеи.


Они смотрят друг на друга, сканируя взглядом, выискивая на дне чужих глаз ответы на свои вопросы. Но Кацуки прерывает всё одним движением.


Изуку впервые целуют. Впервые за всю жизнь он чувствует чужие губы. Это так странно. Невесомое прикосновение, сердце замирает, а глаза становятся огромными. Дышать не получается. Говорят, ощущения от первого поцелуя самые яркие. С этим не поспоришь, особенно когда ты уже давно не невинный мальчик, а взрослый человек, потасканный жизнью по самое не балуйся. Бакугоу отстраняется медленно. Слишком медленно. Его рука проводит по щеке омеги, хочется зажмуриться, ожидая удара, и, похоже, это написано на его лице, потому что Кацуки делает шаг назад, а потом и вовсе уходит в ванную.


Можно ли считать это побегом?


Наверное.


Мидория стоит так ещё пару минут, весь содрогаясь от ужаса, потом на автомате идёт в спальню, снимает одежду и ложится в кровать. Перед глазами всё ещё лицо Кацуки, а губы покалывает. Хочется провести по ним пальцами, но руки онемели, не слушаются. Он поворачивается лицом к окну, надеясь, что альфа не будет проверять, спит ли он.


Бакугоу возвращается ещё не скоро. А перед тем как лечь в кровать, он открывает окна. В комнату врывается прохладный ветер. Он укладывается, накрываясь одеялом, руки сами тянутся к омеге рядом, легко прикасаясь к боку, соскальзывая на талию. Изуку не может сдержать нервную дрожь, прошивающую тело липким страхом. Наверняка альфа прекрасно знает, что он не спит, тогда зачем это делает?


— Успокойся, не трону. Спи… — но рука никуда не пропадает. — Ты пил снотворное?


— Н-н-нет…


— Ты не заснёшь.


Кацуки сам приносит снотворное со стаканом воды и вкладывает ему в ладонь две таблетки.


— Завтра спишь дольше обычного. Из дома ни ногой. Если нужно что-то купить, напишешь мне.


Изуку хочет напомнить, что его обокрали, но решиться на это не может, голос гаснет в зародыше, поэтому он молча кивает.


— Ты явно не в себе.


Кто из них не в себе — это нужно ещё уточнить.


Они снова опускаются на подушки. Изуку перетаскивают ближе к середине, все попытки вернуться к краю бесплодны, а потом действует снотворное, веки становятся тяжёлыми и опускаются. Шею обдаёт чьё-то тёплое дыхание.


***


Ещё пара недель проходит в относительном спокойствии, а потом случается невозможное. Кацуки заболевает.


Температура подскакивает аж до сорока градусов. Он хрипит и кашляет как заядлый курильщик, чьи лёгкие пропитаны дымом насквозь.


Омега суетится рядом, покупает лекарства, готовит мягкую пищу, чтобы не раздражать и так больное горло. Но Бакугоу всё равно рвётся на работу, для него сидеть дома сравнимо с пыткой.


Заканчивается всё это тем, что альфа сваливается окончательно. Приходится брать больничный. Большую часть времени Кацуки проводит в кровати, пьёт горы лекарств и пристально наблюдает за омегой. За каждым его шагом, движением. От этого взгляда неуютно. А ночью Изуку чувствует, как чужие руки перехватывают поперёк талии, оглаживают живот и бока, а потом притягивают ближе к себе. Его тело невыносимо горячее, но Мидория не сопротивляется, главное, что не бьют.


Даже на больничном альфа умудряется работать. Об этом парень узнаёт, когда приходит домой раньше обычного. Кацуки кричит в телефон о том, что оторвёт кому-то руки и засунет их ему в ****, если бедолага не переделает всё. Омеге немного жалко того человека, но весёлый голос в трубке, похоже, с ним не согласен.


Изуку замечает, что альфа не спешит выходить с больничного, делая всю работу дома. Так непривычно видеть его в домашней одежде, с очками на носу, которые он носит уже несколько лет (зрение довольно быстро испортилось). Предельно серьёзное лицо Бакугоу меняется, стоит Мидории появится на кухне, очки откладываются в сторону, а спину сверлит пристальный взгляд.


Импровизированный отпуск заканчивается неожиданно, после звонка главы отдела. Кацуки пышет гневом, едва ядом не плюётся, но, как только речь заходит о каком-то Мономе, успокаивается. «Вот только этого ******** не надо!»


Всё.


Бакугоу на следующий же день выходит на работу.


***


— Мо-можно мне съездить к маме… на выходные? — срывающимся, жалким голосом просит Изуку.


Он долго откладывал этот вопрос, но потребность в родительской ласке взяла верх над страхом перед альфой.


Кацуки отрывается от еды и смотрит на него, омега боится оторвать взгляд от поверхности стола.


— Эти выходные?


— Д-да.


— Я отвезу тебя. Утром напомни.


— Я с-сам могу…


— Я всё сказал.


На этом их разговор заканчивается.


Когда Изуку видит мать, то едва сдерживается, чтобы не разреветься. Он так соскучился. Инко тоже с трудом сдерживает слёзы. Бакугоу проявляет верх терпения, ожидая, пока они оторвутся друг от друга, а потом просто сообщает, когда заедет за ним, и удаляется. Куда — не посвящает.


Говорит по большей части женщина, Изуку просто молча кивает на все её вопросы. Под конец дня он лежит на её коленях, свернувшись клубочком, пока Инко перебирает его волосы, поглаживая по голове. Омега вспоминает детство, тогда его часто так гладили. Тогда не было ничего этого. Не было изнасилования. Не было побоев. Не было разбитой мечты. Не было Бакугоу Кацуки. Но и представить свою жизнь по-другому он уже не может.


Альфа приезжает где-то в девять, на улице уже темно. Они обнимаются на прощание, и снова руки не слушаются, не желают разрывать объятий. Но Инко делает это первая, улыбается Кацуки, просит позаботиться о её сыне и машет им рукой, пока машина не скрывается из виду.


Дома, как всегда, тихо. Мидория почему-то чувствует себя ещё более уставшим, чем обычно, после трудного рабочего дня. Однако нужно подготовить продукты на завтра, чтобы было из чего делать ужин. Он как раз маринует курицу, когда слышатся шаги. Тарелка с птицей отправляется в холодильник. Шаги всё ближе, но он не оборачивается. Скорее всего, Бакугоу пришёл попить на ночь, графин как раз стоит на столе.


Изуку пытается вспомнить, что ещё нужно сделать перед тем, как лечь спать, но ничего не выходит. В голове он перебирает все варианты, но всё смешивается в какую-то кашу. Руки альфы оплетают талию. Парень задерживает дыхание, боясь шелохнуться. Кацуки этим успешно пользуется. Пока одна рука всё так же удерживает его поперёк живота, другая перемещается выше, поглаживая грудь. Шею опаляет тёплое дыхание, омега кожей чувствует прикосновения губ, отчего из грудной клетки вырывается какой-то полузадушенный всхлип. Руки омеги дрожат, не в силах противостоять. Он всё ещё помнит, всё ещё боится, да и вряд ли когда-то перестанет. Если только кто-то не сотрёт ему память.


Губы альфы перемещаются выше, поцелуй в щёку кажется мучительным. Почему-то хочется поверить в эту нежность. Вот только мозг упрямо твердит, что нужно вырваться, убежать. Похоже, Кацуки чувствует, что хочет сделать Мидория, поэтому, кратко мазнув губами по скуле и подбородку, устраивает голову на плече шокированного парня.


— Пошли спать.


Изуку не может сопротивляться. Уже в кровати в его ладонь ложится одна таблетка. Он выпивает её без сомнений, зарываясь под одеяло. Бакугоу занимает привычное место за спиной, устраивая ладони на тощем боку.


Омурайс - это японское блюдо, представляющее собой поджаренный рис, завёрнутый в омлет или покрытый им.