Щёлк. Щёлк. Щёлк.

Пальцы механически ударяют по клавишам. Рычаги взволнованно ударяют по ленте.

Буква. Слово. Предложение. Страница.

Вычеркнуть неудавшееся. Зачеркнуть всё.

Заново.

3, 2, 1...

Дубль.

Ты слышишь чей-то голос.

Раз, два, три – это шаги. По скрипящим обшарпанным доскам. Их всхлипы и стоны эхом разносятся по комнате и у тебя в голове, отскакивая от стенок опустошённого сознания, как пальцы от букв.

Это был твой голос?

Чем больше слов, тем меньше в них смысла. Текст теряет силу. Нужно попробовать ещё раз.

Щёлк. Щёлк...

Звук вбивается в звук, вбиваемый в материю, которая, кажется, потеряла все звуки. Не шелестит бумага, не позвякивают механизмы, не щёлкают клавиши – это тысячи наложенных друг на друга зацикленных записей играют у тебя в голове.

0...

Дубль.

Ты слышишь чей-то крик.

Ты бы свалился от усталости, но не помнишь усталости. Кажется, ты бессчётное множество раз доводил себя до изнеможения и падал. На скрипящие обшарпанные доски – с пола на потолок. С потолка хорошо видно, что ты на самом деле не вставал – ты сидишь за столом, и пальцы механически ударяют по клавишам, рычаги взволнованно ударяют по ленте, но чернила высохли – лист абсолютно белый. Ты думаешь, что сова не зря выбрала место повыше. И ей хотя бы не придётся падать.

Это же твой крик?

Больно. Голова гудит от постоянных ударов. Буквы вбиваются в лоб, пропечатываются на черепе. Они должны составлять слова, слова должны составлять тебя – но ты больше им не веришь.

Ты не можешь начать писать, потому что ты уже пишешь.

Смысл начинает искажаться. Страшно пробовать ещё раз.

Щёлк

Чего ты хочешь от тебя?

Слов уже больше, чем тебя, страниц больше, чем досок, душераздирающего скрипа больше, чем голоса. Стен не хватает, чтобы ходить: везде натыкаешься на тебя, который пишет, что ты ходишь по стенам.

Дубль

Ты слышишь смех.

Это сова издевается над тобой, не иначе. Она всё видит и всё знает, потому что, в отличие от тебя, ей не нужно улетать, чтобы быть не здесь. А тебе нужно быть здесь, чтобы найти выход, но выход – там, где вход, а вход неизбежно приводит к щелчкам, и словам, и доскам, и голосу, который ты не узнаёшь, потому что он звучит, как текст, которого на самом деле не было.

Чернил много, прямо как темноты за несуществующими окнами. Ты сидишь за столом, и клавиши ударяют по пальцам, лента впечатывается в рычаги, терзающие буквами бумагу. Страница полностью чёрная.

У тебя нет имени, потому что имя – тоже слово, а слово состоит из букв, значит, его можно написать, но ты не можешь, потому что оно уже написано тобой, но не тобой.

Ты не пробуешь ещё раз, потому что уже пробуешь ещё раз.

Это не твой смех, не твой крик, не твой голос. Потому что тебя уже нет.

Это твой голос, твой крик, твой смех, потому что ты сидишь за столом, и пальцы механически прыгают по клавишам, рычаги взволнованно ударяют по ленте, страниц становится больше, становится меньше, доски пола-крыши-стен скрипят. Птица наблюдает.

Дверь открывается.

Дубль.

Щёлк.