Солнце приятно согревало, птицы громко пели, перепархивая с ветки на ветку в раскидистых кустах. Магда глубоко вдохнула свежий воздух и слабо улыбнулась – именно в такой день можно понять, что лето вот-вот возьмёт бразды правления. И даже в плаще ей становилось жарковато, однако пока девушка не была готова снять его – всё же этот элемент можно умело использовать в бою. Тем более, стоит вернуться в северную часть Искольда, и тепло исчезнет, как наваждение. Как бы девушка ни любила снега и северное сияние, она иногда жалела, что столицу не расположили южнее. Хотя бы немного.

Иво был чернее тучи, недовольно гарцевал на благородном иссиня-чёрном скакуне впереди колонны, однако ни слова не сказал ­– Джилрой сдержал обещание. Интересно, как он заставил линурита подняться с кровати? Магдалена подняла взгляд к небу, как делала временами, когда ей требовалась какая-нибудь подсказка. Может, и правда не стоило отдавать монету лепрекону? Тем более, Лир терзался теми же сомнениями, что и сама принцесса. «Джед своей выгоды не упустит, – напряжённо размышляла она. – И вдруг делает такое щедрое предложение… И зачем ему, действительно, потребовались монеты? Линнея ведь тоже резко отреагировала, стоило мне упомянуть, что я имела дело с лепреконом…» Тревога снова донимала Магду, мешая мыслить трезво, и её разум, словно запертая птица, метался от одного довода к другому, обивая крылья. Тошнило. От голода ли? От страха? Сомнений? «Скоро всё будет кончено, – твёрдо решила девушка, сжав повод. – Сколифон не оставит нас без ответов. Мы выясним, куда хотела направиться Линнея, что было сокрыто в её дневнике и что именно задумал Каван. Землю грызть буду, но выясню». Кровь бурлила, и Магдалена пришпорила лошадь. Скачки всегда освежали её.

Вблизи Сколифон выглядел гораздо величественнее и древнее. Это была высокая узкая башня, испещрённая резьбой камнетёсов прошлого. Как водится, барельефы изображали историю клана Искольд – в стародавние времена он был лишь одним из многих, заселявших территорию современного государства. Ещё тогда клан решил возвести нечто монументальное, вечное – Сколифон должен был стать Главным Залом, прообразом столичного дворца клана Искольд. Возможно, ещё тогда они подозревали, что видневшиеся отсюда Великие Плато ­– две высокие плоские горы с отвесными склонами – обладают какими-то особыми свойствами. Магда не знала, что именно делает Великие Плато такими примечательными – достаточно того, что они связаны с Эфиром, магией и всем тем, что раньше её не интересовало. В глубине души Магдалена злилась на прошлую себя: стоило бы лучше изучать то, что буквально пронизывает каждый камень в твоём королевстве. Пока Иво увещевал стражу пропустить группу, девушка с удовольствием разглядывала резные сюжеты, которые видела, однако, далеко не первый раз.

Предки подошли к отделке башни со всем уважением и трепетом: они отразили Три Возведения (Сколифон отстраивали трижды, конструкция то была сама по себе неустойчивой, то не могла выносить экспериментов адептов Эфира), а также войны за господство на северной части Ронга, самого большого континента Мондлана, войны за независимость, революции, восстания, интервенции, величайшие открытия и провалы Искольда. Однажды, когда Магдалена была совсем маленькой, учителя задали ей сочинение на пару свитков о Сколифоне. «Если бы я могла добраться сюда в те годы, я бы им более десяти свитков сдала… С лёгкостью», – воспоминания приятно согревали сердце и смогли надолго увлечь девушку.

– Потрясающе… – пробормотал завороженный Лир.

– Ты здесь впервые?

Мужчина лишь кратко кивнул, не отрывая взгляда от барельефов.

– Закрой рот, муха залетит, – с усмешкой сказала принцесса.

Лир и ухом не повёл, продолжив рассматривать башню. В каком-то смысле девушка завидовала ему.

– Идём, – сказал Иво первое слово за последние полтора часа. Не похоже на него.

«Если под «более покладистым» Джилрой имел в виду, что заставит Иво молчать всю дорогу, то и двух монет было бы не жалко», – удовлетворённо подумала девушка, отдавая поводья стражникам.

Большая часть помещений Сколифона находились в горе и под горой. Древние решили, что в случае нападения сеть извилистых коридоров, часто тупиковых (или тупиковых лишь на первый взгляд), остановит противника, а заманив армию в недра горы, защитникам будет достаточно обрушить один из концов прохода.

– Почему своды за столько лет не обрушились никому на голову? Это ведь очень древнее место, – обратился монах к воительнице.

– Здесь всё держится на смеси магии и Эфира – Сколифон начали строить почти сразу после получения дара от Брэйанти. Так, во всяком случае, гласят легенды.

Услышав в её голосе пренебрежение, Лир решил уточнить:

– Но ты в это не очень-то веришь? Ты, кажется, говорила, что считаешь божественное влияние вымыслом.

Принцесса кивнула:

– Конечно. Думаю, древние нашли способ разделить магию и Эфир самостоятельно, сочтя их смесь более надёжной для строительства.

– А чем вообще отличается магия от Эфира?

Иво сухо усмехнулся и неожиданно встрял в диалог, глянув на монаха через плечо:

– Развею деревенское невежество: магия ­– мать Эфира. Неукротимая, непредсказуемая: она может проявиться у человека вне зависимости от его происхождения, и закономерность пока, увы, неизвестна. Да и проявляется она не сразу, иногда только под конец жизни даёт о себе знать. Не существует единой методики освоения магии, не существует способа её укротить, если она не решила открыться своему хозяину.

Одергард замолчал на полуслове, очевидно, ожидая дальнейших расспросов. Лир устало и с раздражением посмотрел на Магдалену – та лишь пожала плечами. Мужчина глубоко вздохнул:

– И что же это значит?

– И правда, для такого, как ты, моё объяснение может показаться чрезмерно пространным, запутанным. Мой просчёт. Что ж, если человек обладает магией, это ещё не значит, что он может управляемо ей пользоваться, в отличие от Эфира – гибкого, отзывчивого и податливого магического инструмента. Эфир напрямую наследуется, проявляется ещё в детстве, буквально изливаясь из детей: стоит юной душе столкнуться с потрясением, любым, как Эфир даст о себе знать. Детки часто то что-нибудь поджигают, то ломают, не умеючи контролировать Эфир. Однако, – юноша сделал паузу, вновь обернулся и хитро сверкнул глазами. – Магия гораздо сильнее! У неё нет лимита для освоения, у тебя не получится, как у безвременно исчезнувшей Линнеи, превратиться в какую-то пакость, желая проглотить как можно больше знаний за раз. Но, как я и сказал, никто не знает, как именно обучаться магии, поэтому…

– Маги ценятся выше адептов Эфира, вызывая своим появлением фурор в узких кругах, – перебила его Магдалена и расплылась в улыбке.

– Это же моя любимая часть!

Линурит остановился и повернулся к Лиру и Магде. Выглядел он так, будто его задели за живое, даже нижнюю губу надул, подобно обиженному ребёнку. «Впрочем, мне не жаль», – подумал монах. Обойдя юнца, он двинулся за провожатым – старичком настолько древним, что его глаза покрывала пелена, а борода почти касалась пола. Он не мог полностью разогнуться и сбоку напоминал букву «Г», шёл с остановками, потому продвигались в глубь горы неспеша. Лир Долан поймал себя на мысли, что этот тёмный туннель в горе напоминал пищевод огромного зверя, но тут же отмахнулся: «Глупости».

Дальше шли молча, и каждый думал о своём: Лир ­– о том, что в этом бастионе знаний он сможет найти столько древних манускриптов, что границы его мира расширятся в сто крат. «Может, я даже смогу снова колдовать», – размышлял он. С тех пор, как Магда сказала, что Эфира в нём совсем нет, монах часто вспоминал то, как легко раньше мог призвать огонёк, как силой мысли расталкивал деревенских куриц, как иногда мухлевал в драках… Магдалена боролась с тревогой за сестру и королевскую чету, выстраивая десятки планов. Внутри Сколифон нравился ей куда меньше, чем снаружи: она ощущала, как всё глубже заходит в тёмное чрево магии и Эфира, понимала, что, несмотря на свои убеждения, ей постоянно приходится прибегать к помощи Школы Эфира. Девушка чувствовала себя слабой и в сердцах ругалась: «Если я постоянно попадаю в подобные ситуации, значит, моих умений и знаний в Школе Материи недостаточно. Нужно быть более старательной, более строгой к себе, Магдален». И лишь где-то в глубине души таилось сомнение: быть может, ни магия, ни Эфир не обладают таким разрушительным эффектом, как казалось принцессе? Если они являются и всегда являлись частью мира, могут ли они быть ненужной деталью? Магда боялась этих мыслей и гнала их прочь. «Пороки всегда искушают», – заключила она, ускорив шаг. Но о чём думал Иво? О мягкой тёплой постели, о скуке, усталости и о времени. «Сколько у меня осталось?.. Уверен, всего несколько часов, прежде чем… – даже в мыслях он не любил заострять внимание на своём недуге. Мир с каждой минутой становился всё более расплывчатым, аморфным, как морская губка. Юноша скривился: – Угораздило Линнею пропасть перед новой партией… О, Первозданные, что мне теперь делать? Я не хочу снова становиться таким…» Мысли всё более лихорадочно метались в голове линурита, и он едва не налетел на Лира и провожатого.

– Юный Одергард… Кого ты привёл к нам? – тихо прохрипел старик, белёсыми глазами оглядывая Магду и Лира.

– Это мои друзья, мастер Ингольф.

Старик расплылся в улыбке.

– Нет, не то ты говоришь. Ты ведь друзьями их не считаешь.

– Это гости Одергард-тич, – слегка раздражённо ответил Иво. – Им можно доверять, мастер…

– Сынок, дело не в доверии, – старик приблизился к компании. – От того, кто они, зависит и то, куда они отправятся в Сколифоне… Я чувствую, что над каждым из них кто-то постарался – их личины сокрыты от меня. Вмешиваться в работу других адептов Эфира – а я уверен, что полученные ими заклятия проистекают именно из этой ветви магии – дурной тон. Так знаешь ли ты, кто они?

– Лир Долан, – махнул рукой юноша, теряя терпение. – Какой-то крестьянин с палкой, это вы можете и сами видеть. Едва ли за этим может крыться нечто большее, – старик лишь шире улыбнулся, почти что с озорством. – А вот молодая особа вас наверняка удивит больше. Это моя сестра, троюродная, если быть точнее, до сегодняшнего утра я считал её почившей. Магдалена, эрфингин земель Искольд.

Приготовившись услышать удивлённый вздох или вопрос, Иво, довольный, замер, однако старик оставался тих.

– Быть может, до вас не дошли вести о том, что Мархоллин остался без наследницы?

– Дошли, весьма вероятно, даже раньше, чем до линуритов.

– И вы не удивлены?

– Нисколько, – белые глаза блеснули. – Это событие мы давно отследили. Хотя в вашем случае, Магдалена, это не так-то просто, Линнея гинконан отлично поработала.

Воительница вопросительно вскинула бровь и подошла поближе к адепту.

– Вы ведь помните, – вкрадчиво продолжал Ингольф, понизив голос. – Наверняка помните то… происшествие, что посеяло раздор меж вами?

Иво хмыкнул:

– У них подобных «происшествий» могло быть с десяток на дню, о чём вы… – однако увидев выражение лица Магды, он осёкся. Девушка подступила к старику почти вплотную и нахмурилась, тихо прошептав:

– Вы что-то знаете об этом?

Её сердце забилось сильнее при мысли, что одна из самых больших загадок в её жизни вот-вот прояснится. По правде, девушка еле сдерживала желание схватить адепта Ингольфа и встряхнуть за плечи, чтобы поскорее услышать ответ, однако старик улыбнулся с ещё большим озорством и весёлостью .

– Такие вещи не могут не оставить следа на всём Эфире, эрфингин Магдалена. Конечно, мы знали, что произошло, знали, к чему это может привести… И с большим интересом наблюдаем за вашими успехами, – адепт многозначительно оглядел Магду и Лира, подмигнув последнему.

– Вы не ответили на вопрос, – голос принцессы прозвучал резко, словно взмах клинка.

– Не буду лишать вас удовольствия самостоятельно разгадать эту тайну, – Ингольф покачал головой. – Итак, эрфингин Магдалена, вам стоит отправиться с адептом Шоу, – из темноты выступил ещё один мужчина – трое путников были готовы поклясться, что секундой ранее там никого не было. – Прямиком в Зал Трёх Лун…

– Хранилище прошлого? – воительница сильнее нахмурилась. – Но как это поможет мне? Адепт Ингольф, вы, должно быть…

Старик поднял руку, требуя тишины.

– Вы, кэйрихар Долан, – он взглянул на Лира, и мужчина вдруг почувствовал, будто этому старику известна вся его жизнь. – Последуете за адептом Шенон. Она ожидает вас по левую руку в коридоре, – Ингольф плавно указал в сторону от себя. – В Сумеречный Зал. Будьте готовы к некоторым… Изменениям в жизни и мировоззрении.

Старик снова подмигнул, и монах преисполнился недобрым предчувствием.

– Сумеречный Зал? – Лир посмотрел налево – коридор утопал в темноте, вязкой, словно болотная гуща. – Изменения в жизни?..

Воительница цыкнула, скрестив руки на груди:

– Хранилище будущего, – пояснила она. Магда с лёгкой тревогой взглянула на спутника. – Адепт Ингольф, вы уверены, что Лир сможет…

– Не беспокойтесь об этом, – старик улыбнулся и, поклонившись, собрался уходить.

– А мне что прикажете делать? – Иво, всё это время нетерпеливо стучавший ногой об пол, недовольно фыркнул.

– Любезно прошу юного Одергарда следовать за мной. Возможно, у меня найдётся кое-что, что сможет утолить вашу… Нужду.

Лицо линурита вытянулось больше обычного, он резко смолк и посеменил вслед за адептом, стараясь не смотреть на своих спутников. Лир же пожал плечами и с трепетом повернулся к ослепляюще-тёмному коридору. В краткий миг ему показалось, будто тьма вздрогнула, зашевелилась и приняла очертания лица до боли знакомого – лица самого родного человека, по которому сердце мужчины до сих пор скорбит. «Мама?» – помня об инциденте с русалками, монах не торопился идти к силуэту, и уже в следующую секунду тот бесследно растаял. Тогда же воительница крепко схватила его за плечо.

– Послушай, – торопливо шелестел её голос над ухом. – Когда войдёшь в коридор, постарайся ни о чём не думать. Особенно о своём прошлом или о секретах…

– Эрфингин Магдалена, извольте… – раздался хриплый голос адепта Шоу.

– Даже несмотря на острое желание вспомнить что-то – не смей. Понял?

Лир обернулся, едва не задев щёку воительницы кончиком носа. Её медовые глаза пламенели, взгляд был тревожный, губы поджаты. Он молча кивнул. Вдруг почувствовав, как кровь устремилась к лицу, мужчина спешно отстранился – Магда его отпустила и, не мешкая, двинулась за адептом Шоу. «Ни о чём не думать, особенно о секретах и прошлом… О, Великий Кузнец, когда я наконец смогу узнавать хоть что-то заранее? – Лир проводил спутницу взглядом, хмурясь. Прилив жара всё никак не отпускал его. – И что со мной такое, в конце концов?!» В очередной раз сетуя на собственную неосведомлённость, монах тяжело вздохнул и всмотрелся в темноту коридора. Больше никаких фигур не вырисовывалось.

– Поделись своей стойкостью, Гротти, – пробормотал он, нервно усмехнувшись, и шагнул в коридор.

Тьма казалась вязкой, материальной – словно Лир по макушку опустился в тину, и даже вдохнуть он поначалу боялся. Ощущение времени и пространства стремительно его покидало, и вскоре мужчина уже не мог точно определить, как долго он шёл по коридору, в какую сторону, как быстро…

Вдруг тьму прорезала вспышка, и Лир, вскрикнув, прикрыл слезящиеся глаза. То сиял флакон, раскаляясь на поясе. «Может, стоило его оставить… – запоздало подумал монах, и в тот самый миг от флакона отделился искрящийся голубоватый щуп. Мужчину пронзила догадка: – Мои воспоминания!» Словно повинуясь инстинкту, он вскинул руку – ещё никогда в жизни он ничего не хотел так отчаянно, как прикосновения к этой блестящей ленте. «Не смей! Понял?» – эхом отозвался в голове голос Магды, и Лир опустил руку.

Магда… Её медовые глаза и белые волосы. «Не как снег, – мельком подумал Лир. – Её волосы вспыхивают на солнце, словно позолоченные…» Её грозный взгляд, твёрдая поступь… Дорожный журнал в её руках, цветы на поляне, окружённой вековыми елями, она срезает соцветия, кладёт меж страниц… «Это не монстр! Их называют фросоргами. «Глубокая тоска» - так это можно перевести на ваш язык…» – гремел голос воительницы – она утирала слёзы, глядя на Лира с раздражением и разочарованием, а у её ног лежала огромная чёрная туша, тающая под каплями дождя. Мужчину уносило всё дальше и дальше – в самые глубины разума. Образы сменяли друг друга с пугающей быстротой, пока…

Жара. Испепеляющее солнце. Я чувствовал, как капелька пота просочилась под повязку и потекла по брови. Когда я покинул родные края? Я не знаю. Мне было страшно, и даже ц`саш, даже молитвы Старших Авакки не могли унять тревоги – Эфир бурлил внутри меня, будто чувствовал неладное. Пару раз ночью я просыпался от того, что свешивался через край фургона. Лунатизм – предвестник плохих перемен… В конце концов, меня и ещё нескольких парней связали по рукам и ногам, закрыв также и глаза. Я слышал, что теперь еду в повозке один, не считая Старших. «Зачем, ну зачем я увязался за ними?» – я снова до крови прокусил губу. Эта мысль изводила меня изо дня в день, уступая место лишь бесконечному повторению собственного имени: Лир Долан, Лир Долан, Лир Долан…

– Почти приехали, анги, – скрип колёс прервал голос Старшего. Он водрузил мне на плечо ладонь, и я испытал такое отвращение, с которым в жизни никогда не сталкивался. Сам того не желая, зашипел сквозь стиснутые зубы. – Потерпи… Скоро всё кончится. Скоро твоё имя, – я почувствовал, как он покрутил в пальцах мой ц`саш, – станет воистину твоим.

Остановка. Вокруг тихо, не считая свиста ветра и шелеста песчинок, ударяющихся о брезент. Старший поднял меня на ноги и вывел из фургона. Шли мы недолго, и вот он сказал:

– Сделай пять шагов вперёд. Ровно. И не вздумай юлить.

Ц`саш предостерегающе завибрировал. По правде говоря, я и без лишних угроз не ослушался бы Старших – слишком силён страх.

– Раз, два… – я считал вслух. Голос мой был хриплым – поили уж больно редко. – Пять…

Повязка сама собой спала с лица, и я принялся судорожно оглядываться. Пустыня. Бесконечная, как море. Моё дыхание участилось, и мне казалось, что я вот-вот свалюсь в обморок от ужаса, всё более меня захватывавшего. Вдруг земля под ногами задрожала, я инстинктивно шагнул назад.

– Стой, где стоишь! Не оборачивайся! – гаркнул Старший, и я послушно занял прежнее место.

«Если меня хотят убить – это только плюс, – успокаивал я себя. – Не останется ничего… Ни страха…»

Песок завихрялся у моих ног – кажется, что-то огромное поднималось из недр пустыни.

«…ни боли…»

Передо мной поднималась исполинских размеров фигура, тащившая за собой центнеры песка, и всё, что я мог разглядеть из-за пыльной пелены – длинные костяные шипы.

«…ни лишений… Это будет, как сон. Раз – и пусто, тихо…» – отчаянно говорил я самому себе.

Монстр отряхнулся, едва не засыпав меня, и только тогда я смог рассмотреть его. Длинное тело, покрытое костяными наростами, напоминало змеиное, не считая тысяч маленьких, атрофированных лап, пребывавших в постоянном движении. Они скрежетали по шипам, зачерпывали песок, пытались оторвать друг друга от массивного тела – шум, создаваемый ими, напоминал мне копошение личинок в мясе. Нечто опустило голову, и в меня вперился взгляд сотен чёрных глаз с узкими белыми зрачками. Лицо – если его можно было так назвать – отдалённо походило на кошачью морду, но с чрезмерно разросшимися клыками. Монстр издал оглушающий грудной рык – я прочувствовал его своим телом.

– Ещё один мрокка – пленник, – существо говорило, не раскрывая рта – звук просачивался сквозь песок, летел с неба, обрушиваясь на голову. Его голос – голос всего этого гиблого места. – Который не приемлет великого дара…

– Какого дара?! – неожиданно для себя воскликнул я. Страх вдруг обернулся злостью, нет – яростью. – Дар – забыть своё прошлое? Дар – не иметь воли, свободы, выбора? Зачем мне такой дар?!!

Мне показалось, что существо удивилось – оно мотнуло головой, а глаза его раскрылись шире – но после оно издало пронзительный, скрипучий звук. Я не сразу распознал в нём смех.

– Знаешь ли ты, перед кем стоишь? – не дождавшись ответа, монстр продолжил: – Я – Т`фат. Тень бога в Мондлане. Его советник, его презренное дитя… – огромная голова, усеянная наростами, опустилась ниже, почти вплотную приблизившись ко мне. Дыхания у Т`фата не было. – Я знаю тебя… О твоём пришествии мне поведали ещё до изгнания сюда, в эту дыру. Я мог бы убить тебя… И Авакки того ожидают, но не сейчас… Не в этот день…

Т`фат отстранился, раздался треск, как от разламывающегося надвое камня, и его широкий зубастый рот медленно разверзся… Эфир бурлил во мне, и несмотря на отчаянные попытки остановить его – я всё ещё боялся действовать наперекор Старшим – сформировал вокруг меня полупрозрачный защитный кокон. Костяной бог вновь рассмеялся, и в тот миг я увидел, как в глубине его чрева зажёгся оранжевый огонёк. От одного его вида меня замутило.

Я почувствовал, как внезапно поднявшийся ветер стал увлекать за собой песчинки и мелкие камушки, тянуть мою робу. В ушах свистело – порывы становились всё более яростными, и только тогда я понял, что Т`фат всасывал воздух в себя, и огонь в его глотке разгорался сильнее.

– Что… – беззвучно начал я, как вдруг меня пронзила боль.

Ветер крепчал, я смутно ощутил, что мои ноги оторвались от земли. Казалось, что из меня на живую вытягивают нервы, один за другим: тело билось в судорогах, по щекам текли слёзы – мне было так больно, что я не слышал, кричу ли. Образы блёкли перед глазами, и я всё хуже чувствовал ту невидимую связь, соединявшую меня с миром. «Эфир… Это Эфир…» – только и мог подумать я. Наконец, среди вихря песчинок я увидел то, чего так боялся: моя сила уносилась во чрево зверя, раздирая кожу, вытекая с потом и кровью. Еле заметная зелёная жилка – я не сводил с неё глаз, пока она не оборвалась, исчезнув в пасти Т`фата. Ветер улёгся, и я грузно повалился вниз, тяжело дыша. Я чувствовал себя обессиленным, разбитым… Пустым. Снова раздался голос Костяного бога:

– Имя твоё – след судьбы, шрам, что останется с тобой навечно. Манша, – по телу прокатилась дрожь, на коже проступил пот. Меня начало лихорадить. – Рычаг, что направит мир.

Я с трудом разлепил глаза и увидел, что мои тонкие светлые пальцы заметно утолщились и огрубели, кожа стала дряблой. «Как у старика…» – отстранённо подумал я. Т`фат снова назвал моё имя, и мне показалось, что вместе с ним во мне поселилось нечто чужеродное. Нечто, что навсегда изменит меня и мою жизнь – почему-то я был твёрдо в этом уверен. «Проклятье…» – отозвался разум.

– Вы, ничтожные личинки, можете звать дар Талака Анмри, как хотите, – зазвучал в голове голос Костяного бога. – Мы встретимся снова, Манша…

Земля вздрогнула – Т`фат зарывался в её недра. Веки потяжелели, и я потерял сознание.