Примечание
Музыка:
Pony (Ride It Mix) - Ginuwine
Доходило почти три утра, и Минхо выпрыгивал из такси, уже точно зная — его ждут. Приглушенный свет на кухне был своего рода знаком, что квартира не пустует, а СунДуДо не проводят время в одиночестве по ночам. Два месяца разлуки были долгими и невыносимыми, но сейчас это не имело никакого значения. С бешено колотящимся сердцем Минхо переступил через порог квартиры, едва звякнув связкой ключей. Он небрежно бросил спортивную сумку прямо на входе, скинул обувь и жадно вслушивался в окружавшие его звуки. Тишина встретила с распростертыми объятьями, нарушаемая лишь его взволнованным дыханием. То, что никто из троицы не выбежал даже навстречу, казалось добрым знаком, в отличие все еще гнетущей немоты прихожей.
Но стоило ему большими шагами преодолеть гостиную, и очутиться в спальне, атмосфера поменялась на совершенно знакомую и родную. Чан занял почти что все пространство на кровати, замотавшись в одеяло, но левая нога торчала из-под него, как терморегулятор.
— Смотрите, кто явился, Дора-путешественница! — Чан зевнул и отёр лицо, сонно поворачивая голову в сторону дверного проёма.
Пара рыжих хвостов промелькнула на кровати, Суни протестующе подал голос, но тут же мягко приземлился на лапы и убежал в сторону гостиной, Дори мяукнул откуда-то из недр кухни, Дуни же сонно моргнул, перепрыгнул через препятствие в виде кожаного и устроился на углу, сворачиваясь уютным клубком. Чан несильно, но настойчиво спихнул кота, освобождая пространство для того, о чем думал все эти два месяца разлуки. О сладком, спокойном совместном сне с Минхо. Чтоб ногу было на кого закинуть.
— Я быстро ополоснусь, — сухо констатировал Минхо.
— В душ и без меня? — Чан, зевая, сам хохотнул с бородатого подката, закашлялся, и посмотрел на стягивающего с себя всю одежду Минхо. Тот обернулся через плечо, будто бы ощутив на себе жадный взгляд, растянув губы в одной из своих самых блядских улыбок. В полумраке хитрая ухмылка Минхо пулей выбила все мысли из и без того уже поплывшей головы. Спать. Мы собирались спать, Чан~и, — уговаривал сам себя мысленно.
Чан облизнул губы, сонно и расслабленно потянулся и перевернулся на спину, по обыкновению закидывая руки за голову. Сон постепенно вытеснялся настигшей реальностью — Минхо вернулся и снова дома. Будет опять бухтеть по утрам и греметь мисками СунДудо, а потом, когда Чан соизволит выспаться и зайти на маленькую кухню, его будет ждать горячий завтрак и не менее горячий парень вместо кофе.
Вода в ванной зашумела, а через несколько минут из-под двери стали появляться белые завитки пара — этого первооткрывателя нехоженых троп хлебом не корми — дай пополоскаться в кипятке. Чан мечтательно улыбнулся, потягиваясь. Он уже распланировал каждую минуту после того, как дверь ванной распахнётся, а вымотанное приключениями тело Минхо капитулирует в его крепкие объятья. Все остальное — позже.
Возможно, пара долгих и глубоких поцелуев, не больше. Он сам не спал нормально несколько ночей подряд, уползая со студии почти что с рассветным заревом, а силы им еще пригодятся — впереди маячил целый один выходной вместе. Шизойдная, как называл её сам Минхо, привычка Чана всё вечно планировать частенько касалась и их личной жизни, но то было продиктовано не жаждой тотального контроля, а банальным тайм-менеджментом. Когда у тебя каждый день расписан по минутам, то секс и еда — подавно. Уход из компании дался тяжело, но сейчас нужно было приложить максимум усилий, чтобы заявить о себе, как о независимых артистах, а это требовало максимальной отдачи и времени, которого постоянно в сутках не хватало.
Когда с банными процедурами было покончено, Минхо появился в комнате, в чем мать родила, но выглядел при этом невозмутимым как терминатор Т1000, и направился к комоду, напротив кровати, над которым висело прямоугольное зеркало.
Чан попытался разглядеть эмоции в зеркальной глади, но в темноте все кошки были серыми. Минхо был не исключением. Глаза постепенно привыкали к темноте, а то, что поначалу было лишь очертаниями и призрачными силуэтами, постепенно обретало форму. Форму восхитительно рельефного тела его парня.
— Ты там зря времени не терял, да? — Чан ласково и с интересом прошелся взглядом по обнажённому телу, подмечая, как Минхо раздался в плечах, успев подглядеть-таки в зеркале, как углубилась выемка между грудных мышц, насколько живописно свет из окна вырисовывал проступивший рельеф дельт на спине. Мысли предательски унеслись по направлению к паху, а поясницу обдало жаром.
— Так больше и нечем было заниматься, это ж поход, — Минхо будто пропустил замечание мимо ушей, отвернулся и принялся копошиться в комоде в поисках подходящей пижамы, даже не заметив, что позади раздались негромкие шаги.
— Ты много ходил, да? — Чан мягко рассмеялся в шею Минхо, укладывая руки на чужие бока, ненавязчиво поглаживая. От того пахло мылом — совершенно обычный свежий аромат, но в сочетании с естественным запахом — самый сумасшедший афродизиак. Трудно было удержаться от соблазна, и Чан плавно и лениво провел носом от основания шеи до мочки уха, несильно прикусывая ту.
— Блядь, ты такой умный дядька, балдею от наших разговоров, — Минхо сделал долгий, напряженный вздох. — А знаешь, что я ещё много делал? — он уперся руками в комод и подался назад бёдрами.
Чан втянул воздух сквозь зубы, понимая, что нет смысла сопротивляться этому вселенскому притяжению. Они слишком долго не виделись, слишком мало целовались и чертовски мало занимались любовью. Полуночные звонки с херовой связью не в счёт, пусть даже слышать стоны по ту сторону трубки было самой приятной колыбельной, ничто и никогда не могло бы заменить эту язвительную жопу и его поджарый зад. Звонкий шлепок разрезал тишину комнаты.
— Догадываюсь, — Чан любовно огладил обнажённую и всё ещё горевшую от удара кожу, — и как, понравилось развлекаться без меня? — не дожидаясь ответа, он провёл ладонью вверх, искренне наслаждаясь бархатной кожей, покрывающейся мурашками вслед за прикосновениями, к накачанной груди под протестующие звуки. зажал меж пальцев сосок, зная, что Минхо это сейчас вынесет за край.
— Садист хренов, — Минхо зашипел, выпячивая задницу, упираясь в пах Чана, где становилось тесновато даже в свободных пижамных штанах.
— Всего лишь ущипнул за сосок, а ты уже ругаешься, — Чан тихо рассмеялся, оставляя на шее Минхо нежный поцелуй-обещание, и отстранился так же тихо, как и подошёл.
— Я не об этом, — недовольство в голосе Ли было таким осязаемым, что можно было резать ножом и намазывать на хлеб. Он развернулся, одаривая Чана таким убийственным взглядом 914 калибра , что он от греха подальше решил попятится, и уселся на край кровати, будто пригвождённый.
— Ты серьезно сейчас? — Чан изогнул бровь и кивнул на колом стоявший член своего парня. В глубине души догадываясь, что имеет в виду благоверный, он решил не дразнить этого свирепого кота, пока тот не накинулся и не расцарапал ему лицо. Хотя больше хотелось бы спину. Чан реально уже соскучился по этой дикой, совершенно животной повадке Минхо — обязательно пятнать, оставлять следы зубов и ногтей на теле. Оставлять росписи укусов и засосов, помечать каждый сантиметр кожи, которую Чан соглашался отдавать для этих целей. Все-таки ему еще нужно было выходить из дома и не выглядеть, как побитая собака. Заезженная до смерти — да, но с не слишком помятой шкурой. По возможности.
— Да, абсолютно. Твоя была идея — никакого видео, только звонки. Редкие, как блядь волосы на голове у Вон Джуна с первого этажа.
Чёрт. Что?
— Так…я думал, ты…тоже.
Осознание пришло как-то слишком быстро и неприятно ебануло по сердцу. Как будто снежок, который кинули прямо в лицо, а ты не успел увернуться.
— Умело подыгрывал, пока ты кайфовал.
— Кояни, — ласковое прозвище вырвалось само по себе. Минхо дёрнулся, словно от удара, но смягчившийся в миллионы вольт взгляд дал понять, что эта взрывоопасная смесь вскипает, но Чан вовремя убрал газовый баллон со спичкой, кажется.
— Я ходил, блядь, бегал, прыгал, отжимался, карабкался хер пойми как по холмам, просто чтобы унять вот это, — он указал на член и прикусил нижнюю губу, отчего верхняя стала выпирать ещё сильнее. Захотелось схватить Минхо за руку, притянуть к себе, усаживая на колени, и целовать эту губу так нежно, как только сможет. И не только её.
Чан ощутил острый и болезненный укол вины, нахмурившись, а затем спросил:
— А почему ты, ну, не помог себе…
— Потому что. Я хотел тебя. И твои руки на своем теле, члене, губах и…
Минхо не успел закончить тираду, так как чужие руки потянули его, заставляя повиноваться и поддаться порыву, который перевесил все, по сути, нелепые обиды.
Чан усадил его к себе на колени, оглядел это сумасшествие от неукротимого стояка до поблескивающих в рассеивающейся темноте чёрных, как обсидиан, глаз.
— Мог просто сказать, я бы понял, порешали бы, — ладонь легла на щёку Минхо, и тот потёрся о неё, словно истосковавшийся по ласке кот. Впрочем, им он и был сейчас — чуть не мурчал от удовольствия и чужого тепла.
— Не мог, потому что в тебе выдержки чуть меньше, чем нихуя, ты бы не справился без моего «допинга», — сердце Чана забилось где-то в районе глотки, и он рассеянно кивнул, всё ещё не в силах оторвать взгляд от лица напротив.
«Запредельно красивый», — пронеслось в голове. Или он сказал это вслух, потому что губы обжёг жадный поцелуй. Мысли, до того мчавшие во весь опор, разом покинули голову, оставляя после себя приятную пустоту. Он заковал Минхо в кольцо своих рук, прижимая крепко, не давая сдвинуться с места. В ответ тот попытался качнуть бёдрами, и тут же получил ещё один звонкий шлепок по заднице. Тихий стон разнёсся по комнате, заставляя всё внутри Чана задрожать от нетерпения и сводящей всё нутро щемящей нежности, переполнявшей его сердце. Невъебенный коктейль, но его всё устраивало. В ответ Минхо позволял своему хёну делать абсолютно всё, вверяя не только тело, разум, чувства, но и душу, в конце концов.
Губы Чана лениво мазнули по уголку рта Минхо, вниз, очерчивая линию челюсти, которая напряглась от череды из пунктирных ласковых покусываний и поцелуев. Удерживать Минхо становилось сложнее из-за собственного нарастающего возбуждения, и Чан, поддавшись искушению, ослабил хватку, возвращаясь к губам Минхо, отдавая им должное. Лизнув верхнюю, вобрал её в рот. Горячее, сбившееся дыхание в ответ стало лучшим одобрением. Чан простонал в поцелуй, ощутив длинные пальцы, смыкающиеся на его затылке, нетерпеливо прижимающие их головы друг к другу так сильно, что следующий поцелуй вышел агрессивнее и жёстче, кажется, они даже зубами столкнулись, но было слишком похуй. Чан пил этот поцелуй большими глотками, захлёбываясь и давясь собственным сердцем, выпрыгивающим из груди и трепыхающимся в горле. Кадык Минхо под языком нервно дёрнулся, а от сочащегося вязкой смазкой члена на голом животе остались блестящие капли. Вместе будто стали дымом, смешиваясь и вдыхая друг друга, не пытаясь насытиться даже. Только алчно работаю лёгкими, будто мехами огромной печи.
Чан исследовал тело, родное, но в нём всё стало немного другим: мышцы рук, плеч и груди бугрились под его пальцами, и он одаривал вниманием каждый сантиметр кожи, покрывавшийся мурашками от касаний. Взгляд Минхо совершенно поплыл и расфокусировался, сам он — весь растрёпанный — заворожённо следил за тонкими узловатыми пальцами, оторвавшись наконец от припухших губ хёна.
— Страдания пошли тебе на пользу, кояни, — Чан откинулся на спину, удерживаясь на локтях, позволяя Минхо передохнуть или самому себе оставляя шанс не передОхнуть раньше времени. Чану нравится этот вид: разомлевший от одних лишь поцелуев, пьяно-потерянный и опасно возбуждённый — его Минхо — оседлавший его бёдра своими — картина слишком живописная, и он вязко сглатывает. Собственный член уже приподнял ткань пижамных штанов, и тот торчит, как ебаный парус в штиль. Но хочется шторма, и он не заставляет себя ждать.
— Ты должен мне тысячу и один охуительный оргазм, — Минхо впечатал Чана лопатками в кровать и упёрся ладонями в широкие плечи. Он ощущался тяжелее, чем до отъезда, и эта мысль, словно красная тряпка для быка, весьма будоражила.
— Не настолько часто я работал рукой, — смех Чана прозвенел ласковой песней, и он заметил в обсидиановых глазах намёк на веселье.
— С радостью предоставлю тебе такую возможность, — зубы Минхо несильно впились в нежную кожей под ухом, и Чан инстинктивно запрокинул голову, вдавливаясь в матрас и открываясь горячему рту.
Ткань штанов уже доставляла гораздо больше проблем, а ёрзающий на нём, будто невзначай, задницей Минхо вообще играл на стороне Дьявола. Лёгкие пробило судорожным вздохом, когда укусы сменились языком. Вниз, вдоль линии челюсти, легкий поцелуй, оставленный на подбородке, тихий и несдержанный стон, когда Чан едва сжал между пальцами твёрдые соски. Живот был уже слишком мокрым от буквально мироточащего предэякулята. Руки Чана медленно пустились в увлекательное путешествие по новоприобретённому телу Минхо. Как же чертовски его хотелось касаться, сжимать, тискать, выбивая новые нетерпеливые вздохи.
— Будешь так же продолжать тереться о мой живот своим стояком, кояни, — не получишь то, чего так хотел, — Чан сам уже держался из последних сил. Угроза вышла такой себе, просто потому что его членом можно было лёд колоть, а терпеливость — точно была не его сильной стороной.
Будто в отместку, тупо из вредности, Минхо ещё сильнее вдавил Чана в кровать (а с его пропорциями теперь это было сделать не так уж и сложно), продолжив с большим усердием двигать бёдрами, не отрывая своего горящего взгляда от очумевшего с таких приколов хёна. Он сам чуть позорнейше не потянулся к собственному очень сильно стоявшему вопросу рукой, но тут же был вознаграждён предупреждающим «не смей!».
— Не шипи, кояни, — Чан, собрав всю волю в кулак, смирился с участью, уготованной ему сегодня, и просто отдался на волю ебанутых желаний своего единственного и неповторимого, чтоб его.
Бровь Минхо победно взметнулась вверх, а ухмылка расчертила лицо.
— И только попробуй шелохнуться, — ослабив хватку, Минхо выпрямился, сжимая бедра Чана собственными. Двигаясь плавно, словно качался на волнах, он прижал ладонь к собственному члену, сильнее вдавливаясь в напряжённый живот Чана, и продолжил своё безумное родео на полуживом от ахуя быке.
— Это тебя в походе такому научили? — не удержался от колкости Чан, за что на его горло тут же легла вторая ладонь.
Ему показалось, что он сейчас узнал все тайны Вселенной, открыл решение Теории узлов, потому что его внутренности и мозг в данную секунду абсолютно точно заплелись в какую-то супернетривиальную хуйню, неизвестную доселе человечеству, увидел рождение Сверхновой и уверовал в своего истинного бога. В Ли Минхо, пользующего его как ему заблагорассудится, и это мать вашу, было самым лучшим за всю его жизнь опытом. Минхо тяжело задышал, а меж бровей пролегла маленькая складка, но, когда Чан накрыл ладонь, давящую на горло, своей, пригвождая, глаза Минхо распахнулись всего на мгновение. Их взгляды встретились, и это стало финалом. Живот и грудь Чана окропили горячие струи, собственный член обиженно запульсировал, так и не пригодившись в этой игре Минхо. Хватка на горле исчезла так же внезапно, как и появилась.
— Один. Осталась тысяча, — довольно муркнул Минхо, падая на кровать и прижимаясь своим огромным плечом к Чану.
— А мне нужен психолог. И полотенце.
— Отсоси, потом проси.
— Фу, как грубо.
— Грубо было наяривать без меня.
— Ладно, согласен. Чёрт, течёт, блядь, — Чан жалобно сдвинул брови и посмотрел на свой торс, по которому стекала быстро остывающая сперма.
— Месть — это блюдо, которое подают холодным!
Комната тут же взорвалась синхронным смехом, на который прибежали коты, выстроившись шеренгой возле кровати.
— Теперь весь Сеул знает, что ты пидор, — сказал Минхо, давясь смехом и вглядываясь в обеспокоенные морды СунДуДо. — Папа дома, дети, — обращаясь уже котам мягко проворковал он, но был тут же захвачен в плен сильных рук и снова втянут в долгий поцелуй.
До рассвета оставалось всего полчаса.