Примечание

q: тяжело ли скрываться от довольно настойчивых журналистов?

q: ...ты правда сбила их машиной? если так, тебе бы стоило водить машину вместе с Блэйдом.

Пожалуйста, оставьте меня в покое.

             Пожалуйста. Пожалуйста.

             Хватит.

От вспышек рябит перед глазами, мутная пленка заволакивает взор. Свет, камера, мотор. Робин улыбается мягко, с выверенной нежностью, которая так нравится фанатам; улыбается фальшиво – только сегодня, потому что даже у самых ярких звезд могут быть минуты слабости. Минуты желания о том, чтобы это все поскорее закончилось, чтобы никто не смотрел на нее – вообще; чтобы они увидели ту, истинную Робин, прячущуюся за фасадом золотой клетки и помпезной роскоши Пенаконии. Иногда хочется всего-навсего побыть человеком – но Робин давит в себе желание и запивает его безалкогольным пуншем, пока рядом продолжают мелькать вспышки фотокамер.

             Пожалуйста, хватит.

             Пожалуйста.

Ей задают вопросы, за ней следуют по пятам, ей поправляют подол платья, чтобы она выглядела красиво на ковровой дорожке; ей до блеска натирают гало и дают в руки скрипт с выученным фразами для ток-шоу, ей говорят: “Улыбайся и молчи” – и Робин так и делает. Улыбается. И молчит.

В первый раз после того, как ее популярность резко возросла, она вышла в магазин в обычной одежде – в шортах и в футболке, чтобы закупиться продуктами; и ее фотографировали на кассе во время оплаты. В комментариях под постами ее осудили за неопрятный внешний вид – менеджер велел отныне заказывать доставку еды и тщательно следить за питанием, потому что она немного набрала в весе. Робин вышла на прогулку вместе со своей знакомой и обнаружила, что в женском туалете кто-то поставил скрытую камеру, чтобы снять ее – зеваки фотографировали ее вплоть до момента, пока она не села в машину, чтобы как можно скорее покинуть заведение. Знакомой у нее больше не было. Папарацци сфотографировали ее во время репетиции выступления, папарацци сфотографировали ее после шоу в гримерке, когда она хотела отдохнуть, они сфотографировали ее лицо без макияжа и не в очень привлекательном ракурсе, где была видна любая складочка на ее теле и любая морщинка на светлом лице; и тогда Робин окончательно поняла – жизнь ей больше не принадлежит.

             Пожалуйста, оставьте меня в покое.

             Пожалуйста.

Ее жизнь принадлежит вспышкам фотокамер и договоренностям с прессой, сухим контрактам и крупной сумме за ее выступление, ее жизнь принадлежит посредственным заметкам, в которых читается подстрекательство к скандалу, ее жизнь принадлежит нелицеприятным комментариям, в которых обсуждают ее фигуру и милое личико – и если бы наполненность песен. Ее жизнь принадлежит целой галактике и расколота на тысячи сердец, трепещущих на каждой планете, в каждой стране и в каждом городе, ее жизнь разрывается в динамиках mp-3 и басом растекается в колонках – но уже не теплится в ее руках восходящей мечтой; и когда она убегает от преследования очередных репортеров, когда она решает спрятаться на виду у всех, когда она указывает ложную дорогу за звездой, Робин чувствует, что захлебывается в чувстве несправедливости. Робин чувствует грусть, обиду, злость – спектр эмоций смешивается в горько-сладкий коктейль; Робин становится обидно за себя. Разве она заслужила такого отношения?

             Пожалуйста, хватит.

Глас Гармонии разливается по космосу, протекает вместе со спиралью и тонкими венами созвездий; волокнами опутывает лоскуты реальности, огненной вспышкой лижет человеческое сознание. Робин смотрит на то, как уезжает машина с журналистами и лишь немного меняет эмоциональный диапазон водителя – дергает за ниточки внимательности и совсем капельку подрезает уздечку самообладания; на максимум выкручивает желание и предает огню амбиции, и этого хватает для того, чтобы человек потерялся в собственных грезах.

Слышится скрежет.

Слышится шум.

Слышится взрыв.

             Пожалуйста, хватит.

Робин смотрит за тем, как машина падает с огромного утеса, Робин смотрит, как поднимается столп дыма и как взрыв рассеивает мрак. Робин смотрит, вдыхая дым от огня, и ей чудится, будто он кристаллизуется у нее в легких извечным напоминанием – ее жизнь более ей не принадлежит.

             Пожалуйста, оставьте меня в покое.

Робин обнаруживает, что плачет.