Когда Куро вернулся домой, Ичиген уже готовился к вечернему празднеству, одетый в фартук и поглощённый приготовлением чего-то на кухне. Куро предложил свою помощь, но Ичиген отказался со словами:

— Не-ет, нет-нет, я не позволю тебе помогать готовить закуску для выпивки.

И Куро не стал больше настаивать на этом вопросе, решив, что Ичиген получает большое удовольствие от готовки и приготовлений.

Он изящно подхватил сковороду, напевая весёлую мелодию, и Куро на это усмехнулся, прежде чем уйти с кухни. Будь он старше, то потребовал бы у Ичигена научить его готовить такие же закуски для вечеринки. Вместо этого он решил начать убираться, чтобы быть уверенным, что их гости могут насладиться общением с максимальным комфортом.

По-видимому, их дом когда-то принадлежал учителю. Он поднялся в ранге до руководителя школы, которую сейчас посещали Куро и другие дети, но умер более десяти лет назад. Казалось, он был очень приятным человеком, и даже по сей день, когда деревенские старики выпивали, они с теплом вспоминали истории о нём.

Также он являлся довольно известным местным историком, публиковавшим заметки в фольклорном журнале. Возможно потому, что их дом был построен таким разносторонним человеком, он имел намного больше площадей хранения и ровных шкафов с книжными полками, придававших ему неповторимое очарование, чем большинство зданий. Даже сейчас эти шкафы были всё ещё заполнены связанными стопками фольклорных записей и реквизита, собранного учителем за все эти годы, и рыться в них после наступления темноты было немного жутко.

Ичиген, однако, очень любил все маски, куклы и народное искусство, и после обсуждения вопроса с живыми родственниками учителя, видимо, получил разрешение хранить экспонаты там, где они были.

После уборки гэнкана* он заменил покрытие сиденья и коврик для унитаза, а потом энергично вытряс комнатные циновки. Когда он брёл по коридору второго этажа с ведром в руке, то на мгновение приостановился в раздумьях перед тем, как заглянуть в комнату в дальнем конце, решив проветрить её. Он почувствовал слабый запах духов.

Прошло некоторое время с тех пор, как человек, являвшийся для Куро старшим товарищем по обучению, покинул их дом, но эта комната была такой, как он её оставил. Ичиген, улыбаясь, предложил: «Я не ожидаю, что он вернётся, но на всякий случай давай оставим это как есть». Однако Куро были непонятны такие слова. Когда этот человек уходил из их дома, было похоже на прощание.

Куро всё ещё ясно помнил, как этот человек направил свой меч на Ичигена с явным намерением его убить, и как Куро прыгнул между Ичигеном и этим человеком, зная о том, что нет никакой надежды на победу, но всё-таки отчаянно защищая Ичигена. И как Ичиген спокойно положил на него руку, улыбнувшись: «Всё в порядке, Куро».

Ни до того момента, ни даже с тех пор, как заметил кровь на лбу Ичигена, Куро не видел, как этот человек с криком орудует своим клинком, уровень владения которым говорил об искусстве противника: достаточном, чтобы заставить мастера школы Мива Мейдзин полностью выкладываться в битве. Хотя, в конечном счёте, Ичиген победил, Куро, признаться, не мог судить о фактической разнице в силе между этой парой, настолько совершенным был уровень, на котором они сражались.

Но этот человек легко принял своё поражение, с усмешкой ответив: «Спасибо, что заботились обо мне всё это время», — прежде чем уйти. Он жил здесь с Ичигеном задолго до того, как пришёл Куро… но всё же ушёл без каких-либо очевидных сожалений.

Ичиген только ответил: «Конечно, заботился», — отпустив его с улыбкой. До сих пор Куро изо всех сил ещё пытался понять это. Он не мог себе представить, чтобы между этой парой были какие-либо существенные разногласия, и было загадкой, почему они внезапно начали сражаться.

Но…

В тот раз этот человек действительно пришёл к Ичигену с явным намерением его убить. Это была единственная вещь, в которой Куро не сомневался.

— Он, конечно, был странным… — пробормотал про себя Куро, оглядывая комнату.

У восточной стены стоял комод, вдоль западной — кровать, но, возможно, самой любопытной особенностью комнаты было высокое зеркало с туалетным столиком, стоящее у южной стены: на нём выстроились в ряд лосьоны и духи, кремы и косметические изоляционные пакеты. Часто этого человека можно было найти за столом, где он просиживал часами, никогда не уставая от режима ухода за своей кожей.

— …Да, определённо странным, — вспомнил он с новой уверенностью.

Куро всегда испытывал смешанные чувства по отношению к этому человеку; факта того, что он пытался навредить Ичигену, к которому Куро чувствовал большую привязанность, было более чем достаточно, чтобы вызвать враждебность, но сам Ичиген ни в малейшей степени не казался обеспокоенным, и главное — этот человек был не просто старшим товарищем, но сэмпаем Куро как члена клана Седьмого короля. Казалось, он изучил всё о системе Королей, о которой Куро ничего не знал, наслаждаясь другим видом доверия Ичигена, отличным от того, что получал Куро.

Оглядываясь назад, этот человек почти никогда не бывал дома, а в те дни, когда он возвращался, то рассказывал о своих путешествиях, выпивая с Ичигеном. Временами его поездки предпринимались по приказу Ичигена, но в других случаях он мог просто путешествовать по собственному желанию. Он имел свободную душу и открытый разум, но был довольно неуловимым товарищем. Куро не испытывал к нему никакой ненависти.

Определённо, были времена, когда он не совсем понимал, как подойти к этому человеку, но честно верил, что тот не был злым, и уважал его мастерство владения мечом и проницательность, которую он иногда показывал.

И именно потому, что он был человеком такого рода… Куро не мог принять способ, при помощи которого он сбежал, похожий на то, словно он предал Ичигена. Перед тем, как уйти, последнее, что он сказал Куро, было: «Надеюсь, когда-нибудь мы снова встретимся, Куро-чан». А потом, мимолётно улыбнувшись, исчез.

Куро задумался: если даже он увидит этого человека снова, как он сможет приблизиться к нему?

С уважением, как к сэмпаю той же школы?

Или…

На поле битвы, как к врагу?

* * * * *

«Собрание» началось как обычно, примерно на закате. Несмотря на то, что точное время сбора не было установлено, гости начали собираться небольшими группами, и через короткое время можно было наблюдать, как стали раздавать стаканы с сакэ — в самом деле, спокойный, истинно «деревенский» порядок.

Также был обычай вешать бумажные фонари с фамильным гербом усадьбы, принимающей собрание. В этом случае даже без официального приглашения прохожие в деревне могли зайти на досуге. Светильники зажигали, когда празднество начиналось, и тушили их, когда всё заканчивалось, и на этот раз зажечь фонари на усадьбе Мивы входило в обязанность Куро. Хотя Ичиген уверял его, что ему особо ничего не нужно делать, Куро намеревался до своего отбоя помогать всячески, как только мог.

Но, несмотря на своё дружелюбие, он всё ещё оставался ребёнком, и потому приложил все усилия, чтобы держаться подальше от того места, где взрослые веселились под воздействием алкоголя, вместо этого ограничившись доставкой еды и напитков. На многих собраниях, таких как это, он научился подавать тёплое сакэ, и в течение вечера можно было видеть, как он ходил туда-сюда, наполняя стаканы из большого чайника с горячим сакэ.

Около восьми часов он направился в комнату, неся поднос с несколькими графинами, и обнаружил, что вечеринка в самом разгаре. Убрав комнатную перегородку, он соединил гостиную Ичигена со своей гостиной, которая обычно использовалась только в таких случаях, как этот, создав пространство размером в сорок циновок с двумя длинными рядами столов по сторонам, где хорошо вмещалось приблизительно пятьдесят гостей.

Куро начал убирать пустые стаканы и посуду, когда некоторые соседи, которых он узнал, похвалили его, сказав: «Ты такой хороший мальчик, Куро» и «Какой замечательный, трудолюбивый молодой человек!» Он смущённо вспыхнул и поблагодарил за эти слова. Бросив взгляд в центр собрания, он увидел Ичигена, окружённого большой группой людей и спокойно поддерживающего беседу. Казалось, всем нравилось разговаривать с ним — молодым или старикам, мужчинам или женщинам, — и на собраниях, подобных этому, Ичигена редко можно было увидеть без того, чтобы кто-нибудь не подсел к нему.

Куро почувствовал, как его сердце раздувается от гордости, взволнованный тем, что человек, которым он так сильно восхищался, тоже явно любим и другими. В некотором смысле, вместо того, чтобы наполнять его восторгом, это заставляло его чувствовать удовлетворение — физическое и духовное.

Действительно, популярность Ичигена в этой деревне была поистине удивительной. Мужчины в расцвете сил приходили к нему за советом по налогам и наследованию, в то время как молодые люди консультировались у него по вопросам любви. За чашкой чая он выслушивал пожилых женщин, жалующихся на то, что не могут поладить со своими невестками, и даже мэр спрашивал у него совета по вопросам внутреннего управления деревней.

Его открытая и честная личность, использовавшая глубокие знания, полученные вследствие обширного опыта общения со всеми, кто стремился к этому, без дискриминации, делала Ичигена самым важным человеком деревни. Если когда-либо кто-то чувствовал беспокойство, среди жителей деревни стало обычной привычкой говорить: «Я собираюсь кое о чём поговорить с Мивой-саном», — причём многие называли его «Мива-сенсей».

В настоящее время толпа вокруг Ичигена слушала его рассказы о путешествиях по Центральной и Южной Америке — истории, которые Куро уже слышал много раз. Сейчас он рассказывал забавную историю, как его захватили вооружённые грабители, и дело кончилось тем, что они стали его друзьями. Как ожидалось, в кульминации рассказа толпа разразилась хохотом, и Куро, стоя на некотором расстоянии и прислушиваясь, не смог удержаться от весёлой улыбки, непрошено появившейся на губах.

Ичиген мог легко рассказывать анекдоты и смешные истории, сохраняя серьёзное выражение лица, ещё с ироничной усмешкой добавляя в придачу:

— И с тех пор я больше никогда не мог есть тако**! — и это снова вызывало у всех приступы смеха.

В то время как большинство завершило бы на этом, Ичиген продолжил с широкой улыбкой:

— Мне интересно,

Танцевали ли вы «Бразилию»?

Или же — это Самба?

Он повторил эту фразу снова, кивнув себе.

Зрители застыли в некотором недоумении. «О… О…» или «Ах, да… ясно…» — неопределённо отвечали они со смущённым выражением на лицах — реакция, которая явно обозначала общее чувство: «Мы не знаем, о чём, чёрт возьми, вы говорите, но вы нам так нравитесь, что мы не собираемся говорить что-либо». Но Ичиген, казалось, был вполне доволен собой, и когда он бросил пристальный взгляд на Куро, мальчик, сохраняя выражение сдержанности и серьёзности, всё же послал ему едва заметный жест аплодисментов, который осветил черты лица Ичигена взволнованной, но застенчивой улыбкой, так что он почесал в затылке.

— …

— …

Здесь, сейчас, толпа вокруг него позволила себе заразиться его хорошим настроением до смеха, но ни мастер, ни ученик не поняли… что люди в деревне просто смотрят в сторону в моменты, подобные этому, кивая на Ичигена: «Он действительно удивительная личность, и, кроме того, за ним не замечено ничего плохого, но иногда, неожиданно, он возьмёт, да и скажет что-то странное!»

Как откровенно призналась одна пожилая женщина: «Если бы не это, он бы имел выбор жён, я уверена». Другие утверждали: «Возможно, это что-то, связанное с его предками? Может, ему стоит сходить к одной из горных женщин и изгнать из себя духов». В то время как ещё одни придерживались противоположного: «Нет, это не связано с его предками, ясно, это работа кицунэ***!» Хотя все были убеждены, что он каким-то образом одержим.

Напротив, те, кто выступал в его поддержку, говорили: «Но даже если вы оставляете ему один этот недостаток, это просто ставит его на тот же самый уровень, что и всех нас. Он действительно умный человек». Он просто исполнил «Историю и Песню Мивы Ичигена», и мэр явно поддерживал этот лагерь, произнеся со смущённой улыбкой, когда потребовался его комментарий:

— Боюсь, что ваша глубина выше моего понимания, Мива-сенсей, — стараясь, чтобы его слова прозвучали как можно безобиднее.

Деревенские жители, по большей части, воспринимали это как «болезнь Мивы», относя к побочному эффекту его занятий поэзией или, возможно, принимая за какую-то авангардную шутку. Естественно, ни Ичиген, ни Куро не видели этого, как такового; Куро чувствовал, что готов заплакать всякий раз, когда слышал, как Ичиген декламирует свои стихи, настолько трогали его эти слова, — и это побуждало окружающих беспокоиться о его будущем.

Ичиген мог так легко и небрежно разбрасывать эти «драгоценные слова», что Куро серьёзно задумался о том, чтобы сделать это своей обязанностью — так или иначе записывать и собирать их. В настоящее время он ускользнул с вечеринки, планируя как-то раздобыть записывающее устройство.

* * * * *

Когда Куро вернулся на кухню, он увидел трёх домохозяек-добровольцев, помогавших хозяину в приготовлении закусок, которые нужно было вместе с напитками отнести на стол. По сути, не было никакого сменного списка, и обычно работа шла в зависимости от того, какая из деревенских женщин оказывалась в тот вечер свободной. Без их тяжёлого труда у них вряд ли было бы то, что называеся «вечеринкой».

По-видимому, выдался свободный момент, все трое сидели на стульях и болтали, и когда они увидели Куро, одна заметила:

— Куро-чан сегодня вечером хорошо поработал.

В то время как другая обратилась к нему со словами:

— Тебе скоро пора идти спать.

Куро обернулся с улыбкой:

— Да, спасибо большое. Я уйду сразу же, как закончу с этими тарелками.

С точки зрения взрослых, Куро являлся слишком уж хорошим мальчиком, чтобы это было правдой; хотя Ичиген определённо пользовался большой любовью, Куро одновременно обожали все остальные жители деревни. Одна из женщин заговорила:

— Мне вспомнилось, Куро-чан, этот вопрос может показаться странным, но… Мива-сенсей никогда не был женат?

Куро закатал рукава и уставился на раковину, выглядевшую немного сомнительно.

— Э? А, нет, я не уверен, что слышал что-то подобное.

— Ясно.

— Хм-м. — Женщины переглянулись немного двусмысленно, и другая сказала: — И… он ни на кого не заглядывается, верно?

— … — Куро задумался на мгновение, прежде чем ответить без особой убеждённости: — На мой взгляд… нет?

Если бы такое было, Куро определённо знал бы об этом. В конце концов, он постоянно находился рядом с Ичигеном.

Но женщины тут же возбуждённо заговорили:

— Тогда у Акаги-сенсей, возможно, есть шанс!

— М-м-м, но Мива-сенсей ужасно недогадливый…

Куро не вполне понимал их разговор. «Почему внезапно появилось имя Акаги-сенсей?» Ах, верно, Акаги-сенсей ранее находилась в гостиной — празднично одетая, её волосы были красиво уложены (действительно, редкое зрелище), но ей не повезло: её загнал в угол самый болтливый старик в деревне — Танака, и она была вынуждена слушать его историю, имеющую отношение к специальной миссии, за которую ему доверили отвечать во время войны.

«И тогда я получил приказ от лейтенанта, и мы сели на эту подводную лодку, направляясь в порт в Германии, откуда, как предполагалось, должны были вернуться с чем-то, что изменило бы судьбу страны, и…» Она слушала его болтовню приблизительно в течение двух или трёх часов и выглядела несколько измученной.

— И она даже пошла и сделала такие прекрасные слойки с кремом, но вероятно, старый пердун Танака сожрал их все.

— Так что же, человек, которого она действительно хотела угостить, до них не добрался, ах… Бедняжка.

Женщины дружно вздохнули, и Куро стало любопытно:

— А кого она хотела угостить?

При этом женщины — все разного возраста — сразу повернулись и, пристально глядя на него, заговорили хором:

— Ох, Куро-чан… — и:

— Ты не должен вырасти ворчуном, ладно? Уверена, ты вырастешь приличным человеком, который может понять чувства женщины! — и:

— Или иначе ты станешь как Мива-сенсей и упустишь шанс жениться!

Куро в ответ только слабо выдохнул:

— Э-э…

Затем женщины, блестя глазами, добавили с лукавыми улыбками:

— Хотя, возможно, рановато обсуждать такие вещи с Куро-чаном.

И казалось, на этом всё завершилось.

* * * * *

Едва стрелки на часах достигли девяти, Куро направился в свою комнату на втором этаже. Собрание всё ещё продолжалось в гостиной, но учитывая, что Куро был только в начальной школе, вероятно, это было время, когда он ложился спать. Он уже принял ванну и почистил зубы, осталось только переодеться в пижаму и забраться в постель, но заметив, что ещё не слишком устал, он лёг и принялся смотреть в окно на ночной пейзаж.

Свет лился наружу из комнаты, где шла вечеринка, окрашивая сад в оранжевый цвет, и луна ярко светила во всё небо.

«Я действительно… хочу поторопиться и научиться использовать свои силы члена клана. И для этого…» Он перевёл взгляд на пространство вокруг пруда, пристально глядя на то, как кот, виденный им утром, почёсывает подбородок. Возможно, чувствуя, что за ним наблюдают, кот поднял голову и открыл рот, чтобы мяукнуть, но звук эхом отразился от вечеринки внизу, не достигнув его ушей.

Кот отвернулся и убежал на другую сторону ограды, и Куро прищурился, в его голове возникла идея.

— …Хорошо, — удовлетворённо кивнул он себе. — Начиная с завтрашнего дня, я буду тренироваться ещё усерднее. Сейчас это единственный способ.

Затем он лёг и свернулся калачиком под своим футоном, его долгий день, наконец, подошёл к концу.