Часть 4. Лицом к лицу

Аморосо ещё играл, пока Аластор надевал лучшую рубашку в его гардеробе. Он проигнорировал галстук и оставил одну верхнюю пуговицу незастёгнутой, чтобы она оголяла только шею, не давая намёка на кожу груди или плеч. Он был подготовлен, бутылки виски, которую он прихватил с собой ещё более была готова. Аластор не планировал пить в этот вечер.

Бутылка была подарочной.

Он остановил музыку, оставив только прилипшую мелодию в голове, убрал ключ и прошествовал по знакомой улицы к нужному ему дому.

Вокс в этот субботний вечер выглядел необычайно бодрым и довольным. Он, судя по запаху гари, суетился на кухне и распахнул дверь, когда увидел Аластора на пороге, не задавая лишних вопросов, только один:

— Какой праздник? — он покрутил бутылку в руках, одобрительно кивая этикетке. Конечно, Аластор не сомневался в его знаниях об алкоголе.

— Никакого, я лишь понял, что не поприветствовал вас в городе, как должен был.

Вокс не приглашал словами, но Аластор обычно просто не нуждался в приглашениях. Он ходил там, где хотел ходить. И сейчас аккуратно снял лакированные туфли и поставил их рядом с белоснежными кроссовками Вокса и высокими кожаными сапогами. Приятель их нового пастыря был эксцентричным. Аластор не удивился, когда нашёл здесь его обувь, зато Вокс пожелал объяснить:

— Он предпочитает жить рядом, ненавидит, что никто его не понимает.

— Он мог бы давно научиться английскому.

Вокс пожал плечами, будто не мог никому забраться в голову. Аластор отлично знал, что он мог.

— На двоих?

Аластор покачал головой, открестился тем, что он не пьёт и вежливо не стал уточнять у Вокса, почему он позволяет себе алкоголь, когда завтра очередной ответственный день. Вообще-то, наверное, каждый день у Вокса был ответственный, но Аластор не собирался искренне интересоваться этим. Он только жадно следит, как двигается при глотках чужое горло.

Вокс вскрыл банку колы и налил в стакан два пальца виски, разбавив газировкой. Оглядел полученный коктейль и, немного подумав, достал пакет льда из холодильника, добавив пару кубиков. Только после этого он глотнул и стал выглядеть удовлетворённым не менее, чем Аластор.

— Честно говоря, странный выбор работы, кто в наше время добровольно решает связать себя с религией? — Аластор хлебал какой-то гадкий крепкий чай из кружки на кухне Вокса.

Разговоры о музыке среди них были какие-то бессмысленные. Они не сходились, только чуть не начали спорить. Попытки поговорить про фильмы или передачи Аластор намеренно свёл на нет. Зато спорами о культуре и музыке достаточно распалил Вокса.

Тот откинулся на скрипнувший под весом стул и пожал плечами.

— Это всегда казалось мне впечатляющим. То, как люди могут довериться, — он был пьян, Аластор жадно смотрел на бегающий взгляд и краснеющие щеки, чувствуя от это какое-то особенное торжество.

— Этим можно пользоваться, верно? — он щелкнул по кружке и отражение в темноте чая начало раскачиваться.

Вокс открыл рот, закрыл и нахмурился, а потом покачал головой. Он будто бы хотел что-то сказать, а потом вспомнил другое.

Его голос был лживым и хриплым, когда он наконец решил, что скажет:

— Пользоваться открытым к вере человеческим разумом было бы так ужасно подло, — он протянул это, как тянет шипение змея или как искрит оторванный провод. Аластор уловил удовольствие на его лице до того, как Вокс изобразил скорбное выражение лица.

Он был непревзойдённым актёром, но достаточно пьян, чтобы его мимика замедлилась. Аластор всегда был внимателен.

Вокс цокнул языком и продолжил:

— Так что, у меня нет ничего, кроме желания помочь людям, которые нуждаются в этом.

— Даже если начинают они нуждаться после того, как приходят к таким, как ты?

Аластор перешёл на менее уважительный тон, позволяя это себе, как редкий подарок. Вокс не изменился в лице, будто нацепил маску лёгкой полуулыбки.

— Ерунда, — бросил он и закинул ногу на ногу. Лёд зазвенел в стакане, когда Вокс поднял его и прижался губами к прозрачному следу, глотая. Аластор смотрел на отпечатки и думал, что мог бы как-нибудь подставить Вокса, если бы в этом была какая-то необходимость.

— Разве? — он обнажил клыки, почти зарычал. Вокс от этого дёрнулся и виски попало ему на кожу, заставив поставить стакан и стереть алкоголь об футболку.

Аластор не разглядел, что было на его футболке, он только запомнил красную надпись. Едва ли его действительно это хоть немного интересовало.

— Эти несчастные люди, которые не имеют ничего, но отдают всё людям из телевизора, которым доверяют, которые обещают им лучшую жизни, — Аластор медленно поднялся на ноги, опираясь на стол. Кружка с чаем от этого немного пошатнулась. Он набрал в впалую грудь больше воздуха и выдохнул: — а потом получают полную страданий и нищеты смерть.

Вокс покачал головой, но никак не выглядел задетым:

— Бог твой, ведёт тебя в землю добрую, в землю, где потоки вод, источники и озёра выходят из долин и гор, в землю, в которой без скудости будешь есть хлеб твой и ни в чём не будешь иметь недостатка, — напомнил он ледяным тоном. Аластор видел, как уголок его глаза дёрнулся и Вокс потёр его с раздражением, будто повторял это из раза в раз. А потом смягчился, кашлянул и запил кашель виски, чтобы продолжить: — они поступают так, как хотят поступать. И они за эти поступки получают свою награду.

Аластор опёрся на стол, его тень стала уверенно и могучей, она почти полностью поглотила тень Вокса на стене. Тот не двигался, только сжал челюсть, скрипнув зубами. Аластор бы не удивился, если бы увидел искру или разрушение эмали на идеальной улыбке.

— Хочешь сказать, что моя мать, отдавшая деньги таким, сейчас в Раю.

На лице Вокса появилось какое-то понимание, оно сверкнуло, как молния, и растворилась в полумраке кухни.

— Моя тоже так делала, — он склонил голову, будто каялся и Аластор пригляделся к седым волоскам среди нефти остальных. Он подумал, что, наверное, сам мог найти похожие у себя, и поправил очки-половинки, чтобы вернуть себе всю чёткость зрения, будто собирался прямо сейчас за этим отправиться к ближайшему зеркалу.

Вокс кашлянул ещё раз, нахмурился и коснулся горла, пробормотав что-то испанское и не очень разборчивое.

— Ходила к одному такому, смотрела всё по телевизора. Я тогда тоже смотрел, пытался понять, как они это делают. А когда понял, — он приложился к стакану и лёд ударился о верхние зубы. Аластор не чувствовал в его словах лжи, зато поймал себя на приступе сочувствия. Вокс со стуком поставил стакан на стол и налил себе ещё виски, не добавляя больше колы. Так было лучше.

— А когда понял, я решил, что не стану поступать с людьми так, я решил, что буду лучше всех этих людей, — он заулыбался. Горделиво и уверенно. Аластор сдержал себя от желания скривиться от того, как бахвальство перекрыло искренность.

Вокс подался вперёд и их лица оказались так невероятно близко. Аластор снова готов был слышать сердцебиение, но не двинулся.

— И у меня начало получаться чудо, ты ведь сам видел это, — правда совсем улетучилась из слов. Аластор идиотом не был, даже если почти почувствовал, что мог бы поверить в произошедшее тогда.

— Конечно, я видел, — согласился он и убрал руки от стола и стряхнул невидимую пыль с одежды.

Вокс кивком указал на стул и остаток беседы выглядел сосредоточенным и отвлечённым. Аластор не выдёргивал его в реальность и добровольно собрался уйти.

Вокс прихватил с собой бутылку, он пил из горла и немного пошатывался. Аластор не знал, зачем Вокс вывалился вместе с ним на улицу и даже дошагал голыми ступнями до асфальта. Они остановились и пожали друг другу руки.

— Надеюсь, что увижу такое чудо ещё раз. Я ведь пришёл лишь сказать, что такое ужасно вдохновляет. Может быть, я бы смог когда-нибудь простить таких, как ты, — сказал Аластор, а потом потянулся к Воксу и прижался сухими губами к его тёплой щеке.

Он не знал, зачем именно сделал это. Возможно, потому что Аластор не сказал ничего правдивого в этот вечер, а Вокс сколько-то выложил.

А может потому что он хотел попрощаться.

Вокс сглотнул, опустил голову и ничего не ответил.

***

Люцифер ждал его недалеко от лесной опушки.

Аластор смотрел на его невысокий силуэт, а ещё на его овчарок, которые свернулись возле ног и теперь подметали землю хвостами. Люцифер иногда нагибался, чтобы почесать какую-нибудь из них между торчащими ушами. Аластор собрался уходить подальше, в конце концов, он собирался сегодня на особенное шоу. Это было воскресная служба, которая ему действительно бы понравилась.

Но Люцифер жестом поманил к себе. Аластор абсолютно невежливо попытался это проигнорировать, но сквозь ветер расслышал щелчком, с которым пистолет покинул кобуру. Аластор моргнул и увидел, как шериф наставил на него оружие. Пришлось поднять руки и двинуться к нему с усталым вздохом.

— У вас есть какие-то претензии? — бросил Аластор на подходе.

Лес нависал над ними тёмным покрывалом. Аластор чувствовал оттуда запах перегнившей листвы и крови. Он думал про могильную землю и закопанные там кости, с которых срезал мясо. Дома на ужин его ждал неплохой стейк.

— Полно, я просто искал повод тебе их высказать, — сообщил Люцифер, сжимая пистолет крепче, он указал на оружие и задумчиво протянул: — он не на предохранители. Можешь бояться.

Аластор не боялся; вместо этого в его голове скопилось непонимание. Он переживал только том, что пропускает службу. Вокс должен был начать захлёбываться в крови когда-то сейчас.

— Не думаю, что это так, думаю, ты должен благодарить меня за оказанную городу услугу, — Аластор подумал, что пистолет его не сможет напугать. Их шериф был трусоват и неповоротлив, Аластору стоило только достать нож. Сначала ударить его, а потом отбиться от собак. Собаки всё портили, они уничтожали потенциально хороший план.

— Это с чего бы? — Люцифер вскинул светлую бровь. Под его глазами залегли глубокие мешки, будто он не спал несколько дней подряд. Аластор сглотнул и выпрямил спину, тяжело дыша через нос.

Он подбирал слова:

— Я избавил город от новой проблемы. Он ведь вас тоже раздражал, да? — Аластор не знал, почему подбираются именно такие.

Он не должен был сознаваться в том, что убил Вокса прошлой ночью, когда подсыпал в бутылку виски яд.

Люцифер нахмурился сильнее, а потом его лицо на миг озарил свет. Аластор увидел в тонких чертах скорбь, а потом ненависть, посчитав её за хороший знак и продолжив:

— Верно, подлил яд, как он лил в наши уши последние недели. Всё было честно.

Руки Люцифера дрожали, губы совсем побледнели. Он вдохнул и его лёгкие надулись от кислорода и запаха дыма.

— Это не было нашим дело. За ним охотились не мы, никто из нас вообще не должен был тронуть его пальцем, — собаки насторожились от напряжения в хозяйском голосе.

Аластор поморщился, когда одна из них зарычала. Люцифер запустил пальцы в жёсткую шерсть на её голове и продолжил мягче: — теперь и наши и его люди посчитают, что он умер во имя бога. А, когда вскроется правда о том, что это было убийство, его сочтут мучеником. Его уже считают, но ты просто подыграл. Но плевать.

Аластор невольно изогнул бровь и поправил очки. Ему стоило отойти назад, стоило вернуться в дом и взять ружьё. Он был быстрым, он мог попытаться. Люцифер вздохнул и опустил взгляд, его голос стал тише, но звучал где-то у Аластора в голове.

— Я знаю, что ты виноват во всех исчезновениях в этом городе. Я знаю, что это ты. Я найду, где ты похоронил всех этих людей, но ты можешь не рассчитывать на тюрьму, — он звенел разбивающимся стеклом. Аластор шарахнулся в сторону дома, но не решился бежать сейчас.

Люцифер покачал головой и указал пистолетом на лес:

— В ту сторону. Мы дадим тебе две минуты, чтобы попытаться скрыться, можешь начинать, а потом найдём тебя.

Аластор моргнул и уставился на поднявшихся собак, Люцифер натянул поводок и животные завопили, будто собирались разорвать неугодного человека прямо сейчас. Аластору не надо было повторять дважды.

Он знал этот лес лучше, чем самого себя, он мог попытаться спрятаться, атаковать, он мог спастись там, а не на открытой местности по пути к дому.

— Ты тратишь время, я не дам тебе больше, — Люцифер звучал разозлённо, он ослабил хватку и собаки ринулись вперёд, почти взлетая в воздух на натянутых поводках.

Аластор не был действительно спортивным ребёнком, он научился валить крупных мужчин и таскать их тела, а не бегать действительно хорошо.

Но он побежал сквозь знакомую чащу. Он бежал и ветки хлестали больно по лицу и рукам. Аластор вслушивался в лай собак и мог услышать тяжёлое дыхание Люцифера сквозь них. Аластор не собирался сожалеть о преступлениях.

Он только на мгновение допустил мысль, что его последняя жертва была необязательна.

***

— Мы только признали, что небеса должны быть здесь, что Христос должен быть в нас, что наша надежда на славу – в нас, — Вокс не расхаживал мимо людей в этот раз. Он стоял в центре, скрестив руки на груди и тоскливо глядел на пустующие места.

Валентино надеялся, что отсутствие Аластора, как необходимой аудитории, не слишком сильно зацепит его. Толпа была раскачана и разогрета самим фактом воскресного дня и новыми словами, они даже не замечали, что Вокс оказался непривычно вялым.

Он был таким с самого утра, отказался от кофе и долго медитировал, прижавшись к Валентино боком. Он не рассчитывал вес в этот раз и опирался сильнее, чем позволял себе всегда. Вечно бледный, в это утро он совсем сравнился со снегом.

Вокс отказался от выходного, он мог бы сослаться на херовое самочувствие, ему бы поверили, но он отказался. Он отказался и от привычной дорожки, заставляя Валентино нервничать ещё сильнее.

Это было ненормально. Это было нестабильно и неправильно. Но Вокс выдавил гордую улыбку и сказал, что всё у него в порядке. Валентино хотел закатить истерику, хотел остановить его любым имеющимся способом, даже если заныть, что ему мало внимания в последнее время, но Вокс прошёл мимо, не собираясь обращать на это внимание.

— Мы покончили с иллюзиями о небесах, которые будут завтра, или о богах, которые где-то в космосе. Мы не хотим мчаться в космос, — Вокс закашлялся. Нехорошо так, что-то хлюпало в его горле, когда он отвернулся от людей и приложил кулак к губам и закашлял ещё сильнее.

Валентино хотел оторваться от привычного места и подойти к нему. Вокс надрывно задышал, склоняясь ниже. Он упёрся свободной рукой в колено, а потом обнял себя под рёбрами, морщась от боли. Это было неправильно. Валентино почти сорвался с места, но Вокс поднял руку, видимо, почувствовав его порыв. Пришлось остановиться, очень выразительно демонстрируя выражением лица всё свое недовольство.

Вокс задышал глубоко и хрипло. В его лёгких что-то скрипело и чавкало. Он сглотнул и выпрямился, демонстрируя, что он в порядке.

— Извините, не знал, что ваши осени будут такими холодными, привыкаю, — его голос звучал глухо, но действовал также успокаивающе, как и всегда. Люди поддерживающе ему закивали, Вокс кивнул в ответ и продолжил:

— Мы собираемся сделать что-нибудь о человеческой расе, потому что наша надежда славы находится внутри нас.

Он сбился в очередной раз. Вцепился пальцами в рубашку на груди и сжал, комкая, почти отрывая пуговицу. Кашель не успокаивался, выражение боли на лице скрыть больше не было возможно. Он сглотнул и покачал головой, отходя на шаг к двери.

— Мне нужна минута, просто минута, — пробормотал он и почти сорвался на бег, скрываясь за дверью.

Толпа не издала ни звука, Валентино прислушался к удару тела за стеной, а потом к подавленному кашлю. Едва ли кто-то ещё слышал, дверь была рядом, а остальных от лишних звуков защищали толстые церковные стены.

Валентино стало плевать, когда ему показалось, что запах крови пробился сквозь дверь. Он огляделся на людей вокруг и решил, что ему глубоко плевать на иллюзию порядка, которую создавал Вокс в любых ситуациях.

Он сорвался следом и хлопнул дверью.

Кровь залила часть пола, залила рубашку, Вокс не оглядывался на него, стоя на коленях. Кровь вместе с желчью стекала из уголков его губ на подбородок, шею и пол.

— Вот же блять, — Вал медленно опустился на колени рядом как раз к тому моменту, когда Вокс согнулся в очередном приступе кровавой рвоты. Всё его тело было напряжено и тряслось. Валентино, когда кровь закончилась, сел на грязный пол, потому что ему стало глубоко плевать на чистоту брюк, и потянул Вокса к себе.

Его глаза покрылись паутиной лопнувших капилляров и желтизной под ними. Из носа текли струйки крови, смешиваясь ниже с кровью изо рта. Валентино покачал головой и расстегнул рубашку, чтобы бесполезно стереть с бледной кожи хоть немного разводов.

Вокс задыхался. Пытался спрятаться на груди Валентино и вдохнуть одновременно. Он путался в своих действиях, пока не затих, переходя только на болезненный скулёж и попытки ещё что-то сказать.

— Эй, тихо, Вокси, сейчас разберемся с этой хуйнёй, — Вал прижал его к себе крепче, когда почувствовал судорогу в чужом теле. Вокс заскулил громче, его глаза бегали по знакомому лицу в паническом ужасе. Он ещё кашлял, в горле бурлила кровь. Валентино коснулся его щеки дрожащей рукой и склонился ниже, слушая надрывное дыхание. Он был достаточно близко и слишком чётко запомнил, как Вокс тихим надломленным голосом пробормотал:

— Я в порядке.

Это была его самая привычная ложь, он всегда это повторял. Он всегда повторял это, пытаясь убедить всех вокруг. Все ему обычно верили, а Валентино закрывал глаза и делал вид, что он тоже поверил. Копаться в голове Вокса было себе дороже.

Но сейчас он хотел, чтобы чужие слова в итоге оказались правдой.

Настолько сильно хотел, что прижался губами к чужому потному виску и согласился, чтобы Вокс услышал это:

— Ты в порядке, точно в порядке, всё будет хорошо.

Валентино не хотел чувствовать сквозь напряжённое тело, как замедляется пульс. Но этот звук и это движение было таким громким, что перекрывало даже крики боли и собачий лай где-то в местном лесу.