Мысли отключаются. Одна за другой, оставляя в голове звенящую пустоту. Вату, которая не даёт ничему проникнуть в мозг и заставить думать хоть о чём-то. Остаются только ощущения и звуки: хрустящий снег под массивными берцами, тяжесть чужого тела на своих руках, колющий кожу холод, спёртое дыхание и тянущая боль под рёбрами. Беспокойство…

Всё происходит словно бы в замедленной съёмке. Тэхён идёт к городу уверенными шагами, не оглядываясь назад. Перед глазами открывается вид на ворота, которые становятся больше с каждым метром. Белоглазые около них уже направляют на него автоматы, готовясь стрелять на поражение. Но Тэхён впервые безоружен и впервые идёт к тварям не со злым умыслом.

У него только одно желание — спасти тех, кого он может потерять. Это безумно для него, ново, странно. Это не поддаётся здравому смыслу для него. Ещё несколько месяцев назад он бы безжалостно бросил всех, наплевав на чужие проблемы. Потому что его они бы не касались. Ким не стал бы возиться с Чонгуком — совсем, по сути, чужим ребёнком. Не стал бы спасать Монику — ему было бы плевать на неё и её беременность, даже если бы они были в отношениях. Он бы не стал думать о Чимине — ему и сейчас сложно его воспринимать, но раньше было бы ещё хуже.

Прошлый Тэхён никогда бы не решился на такой отчаянный шаг, как пойти в стан к врагу и умолять о помощи.

Но Тэхён больше не такой, как раньше. По крайней мере, частично. Он не знает и не понимает, как будет выбираться из той дыры, в которую сейчас сам себя загоняет. Не знает, что сделают с ним твари, которые явно прочитают все его мысли и желания. Вряд ли он найдёт благосклонность в их глазах из-за своего образа жизни и жажды убийств всех тварей на этой прогнившей Земле. У него не то что руки по локоть в их крови, он в ней окунуться может. А если бы мог — залил бы ею всю планету, лишь бы больше никогда не видеть мерзких тварей.

Но, несмотря на это, он всё равно идёт вперёд. Не поможет себе, так хотя бы Моника будет жива. Она сможет приглядеть за Чонгуком, придумает что-нибудь, сто процентов. Уильямс не оставит мальчишку, каким бы он ни был сейчас. Ким в этом вопросе уверен в ней больше, чем в себе самом, потому что Моника не из тех, кто бросает близких. И ребёнка своего она не оставит, если его смогут спасти сейчас.

Тэхён подходит к городу, а его тут же окружают твари. Рычат что-то на своём языке, издают мерзкие горловые звуки, от которых уши режет. Касаются их своими отвратительными щупальцами, обступают со всех сторон, обнюхивают и, видимо, посылают сигналы друг другу. А Ким только молчит, крепко сжимая челюсть и выделяя чёткие скулы. Ближе к себе прижимает Монику, позволяя тварям исследовать себя. Не противится тому, что эти ублюдки присасываются скользкими щупальцами к его голове. Они, видимо, уже начинают читать мысли.

Ким на них не смотрит. Не может он смотреть в ненавистные белые глаза с узкими чёрными зрачками. Они не раз снились ему в кошмарах, когда он был младше. Не раз Тэхён эти глаза проклинал, не раз стрелял прямо в них, чтобы вышибить мозг с другой стороны. И уже не раз вспоминал белые глаза самого невинного существа на планете, который стал монстром не по своей воле. Поэтому и смотрит только вперёд, на неприступные стены города, который вблизи больше похож на крепость.

Ким лишь на секунду оглядывается. Смотрит туда, где была его группа. И издалека видит, как к ним идёт Чимин. Пак ступает по снегу быстро и уверенно, почти бежит. Словно преданный щенок безмолвно и беспрекословно тащится за своим хозяином, которому на него плевать. А у щенка просто выбора нет. Они бы все в любом случае оказались в стенах города, это лишь вопрос времени. Твари не оставят их снаружи, заберут всех. А после доберутся до военной базы, захватив и её.

Тэхён, больше не раздумывая, отворачивается и делает шаг вперёд. Заходит туда, откуда выхода уже не будет. Заносит Монику, молча идёт за тварями, которые ведут в неизвестном направлении. Вопросов не задаёт, на них всё равно не ответят. Его подталкивают в нужном направлении, не особо церемонясь. Сейчас всем важнее беременная девушка, которая может потерять ребёнка. Кимом и остальными, за которыми уже отправили нескольких белоглазых, они займутся позже.

Ким, пользуясь случаем, мельком оглядывает территорию. Идёт слишком быстро, но успевает заметить невысокие одноэтажные здания. Между ними ещё постройки разного характера. Есть и башни, растущие на несколько метров в высоту. Вышки с оружием, очевидно. Но на вид постройки почти все одинаковые — серые, однотипные, вымощенные плиткой и припорошенные снегом. Это странно. Он представлял город тварей совсем по-другому. Более величественным, мощным и захватывающим. Как минимум, думал, что за этими высокими стенами сохранились здания из их прошлого — многоэтажки, яркие вывески, панорамные окна и прочее. Выходит, ошибался. Здесь на вид и не скажешь, что это город, созданный по последнему слову техники. Это больше похоже на заброшенный мир, и это странно.

Тэхён видит людей, видит тварей, видит всех вместе. Морщится брезгливо, когда видит, как некоторые из людей улыбаются белоглазым. Отвратительное зрелище. Как и то, что его исследуют глазами. Он понимает, что многие сейчас обращают внимание на них — слишком эффектно появились. А Ким даже сделать ничего не может. Диким зверем идёт вперёд, судорожно озираясь по сторонам, и не выпуская из рук чужое тело. На самом деле, оглядываясь, он ищет только одного. А мальчишки нигде нет…

Не проходит и нескольких минут, как они заходят в одну из одноэтажек. Больница. Тэхён понимает это, когда видит бледно-голубые стены, стойку администрации, длинные коридоры, людей и тварей в белых халатах. Видимо, и работают люди с тварями теперь вместе, даже в таких инстанциях, как больница…

Когда подвозят каталку, Ким и не сразу понимает, что нужно делать. Полное осознание почему-то приходит именно сейчас. Тэхён шокирован скудным устройством, впервые потерян из-за ситуации, ошеломлён тем, что он сделал без особых раздумий. Он почти не слышит, как на него кричат. Лишь спустя несколько долгих секунд, когда его дёргают за плечо и кивают на каталку, он опускает Монику на неё, с бешеным взглядом глядя на доктора. Он и сам не замечает, как дрожат окровавленные руки, а дыхание сбивается.

Он лишь смотрит вслед тому, как Монику увозят по коридору к лифту. Ему дальше нельзя. Он и не рвётся. Больше ничем не поможет. Тэхён даже не замечает, как к нему подходят сзади, вводя в напряжённую шею острую иглу и впрыскивая мутную жидкость. Ноги слабеют через мгновение, а глаза закатываются и закрываются непроизвольно и непозволительно быстро.

***

Тэхён дёргается на кровати, резко выныривая из вынужденного сна и глубоко, судорожно вдыхая кислород, словно до этого и не дышал. События прошедшего вечера стремительно накрывают мощной волной, выстреливая в мозг одно за другим. Лес, город, новый план, ссора со Скоттом, обморок Моники, кровь на снегу, а позже и на руках, огромные ворота и твари, куча тварей. Ким мечется по простыне, чувствуя, что его конечности привязаны к бортикам кровати. Он прикован также, как это было на базе у военных.

— Эй! — Тэхён кричит, пытаясь привлечь к себе внимание. У него нет времени для того, чтобы лежать на больничной койке. Всеми силами теперь будет пытаться выбраться отсюда и завершить начатое, — эй!

— Не нужно так кричать, — в палату заходит мужчина в белом халате, неспешно приближаясь к пациенту, — Ким Тэхён, так ведь?

Тэхён зыркает на него, тут же косясь на бейджик, висящий на чужой шее, отмеченной двумя ранками от клыков. На укусе Ким старается не заострять внимание, вновь смотря на бейдж. Там аккуратным шрифтом выведено имя. «Алонзо Конте». Итальянец. Ким улавливает национальность сразу, по имени всё становится понятно. Внешность тоже говорящая. Тёмные, почти чёрные волосы, ухоженная борода, карие глаза, густые, прямые брови, острые черты лица. Ким помнит, как выглядят итальянцы. Был с родителями в Италии… Да и вид у этого доктора слишком напыщенный, из-за чего его лицо хочется украсить синяками с первых секунд. И откуда такая неприязнь, Тэхён не понимает. Возможно, она зародилась ко всем жителям города поголовно ещё на входе. А особенно к людям, которые давно переметнулись на сторону врага и подставили свои шеи.

— Где Моника? — не отвечает на вопрос, задавая свой. Он его больше интересует, чем пустая болтовня и формальности, — что с ней?

— С девушкой, с которой вы пришли, всё в порядке, — Алонзо понимает, о ком идёт речь. Он лично видел, как Тэхён нёс её на руках, диким взглядом осматривая всех и словно бы готовясь защищаться. Скрывать информацию не собирается, он видит, что Ким и без того нервный, — но пока она останется в реанимации. Её организм слишком ослаблен.

— Ребёнок?

— Он тоже в порядке, кровотечение удалось остановить и сохранить плод. У девушки был сильный стресс и сбой в организме.

— А Чонгук? Где он? — Ким вспоминает о самом важном, ради чего и затеял весь этот поход до города. Если не узнает о Гуке сейчас, не сможет ничего воспринимать адекватно, — мальчик. Ему тринадцать. Он… стал белоглазым недавно. Он должен быть здесь!

— Здесь много мальчиков. Никакого Чонгука я не знаю, — Алонзо понятия не имеет, про кого говорит мгновенно ощетинившийся Тэхён. В последние несколько дней в городе очень много новых людей. Конте не интересуется поступившими, если им не нужна его профессиональная помощь, — Теперь вы можете адекватно говорить и воспринимать информацию? — Алонзо не стал напирать изначально, чтобы не разжигать конфликт. С лагерными вообще нельзя собачиться, это всегда плохо заканчивается.

— Мне нужно его найти, — Тэхён снова дёргается на кровати, но Конте давит ему на плечи, припечатывая обратно, — пусти!

— Не советую вырываться, — Алонзо сильнее давит на чужие плечи ладонями, чувствуя, что Тэхён не из слабых, — за дверью стоят белоглазые, вы всё равно не сможете пройти куда-то без их ведома, — Ким стискивает зубы, исподлобья глядя на доктора. Знает прекрасно, что он прав. И это бесит, — найдёте своего Чонгука после подготовки.

— Чё за подготовка? — Тэхён сжимает кулаки, не желая признавать чужую правоту. Но всё равно делает это. Своими срывами он делу не поможет. А если будет мешать, твари просто прикончат его на месте.

— Вас проверят через датчики и подготовят к жизни в городе. Советую не сопротивляться их действиям. И забыть о побеге и захвате города, — информирует, потому что знает наперёд о некоторых лагерных, кого сложная ситуация вынудила прийти сюда. Инцидентов было слишком много, — Надеюсь, об этом вы уже не думаете? Иначе возникнут проблемы с адаптацией здесь.

— Да понял я, — Тэхён дёрганно хмыкает, укладываясь на кровать обратно, — послушаю того, кто на опыте знает, как подставляться тварям.

— И вас тоже это ждёт. Вы ведь сами сюда пришли, — Алонзо не переходит грань. Чужое поведение и слова не задевают и уже давно. Он спокоен и сдержан, почти что безразличен. Никогда не позволит эмоциям взять верх над здравым смыслом. У него давно выработался иммунитет к подобного рода выскочкам. Если бы он растрачивался на каждое грубое слово в свою сторону, давно бы лишился всех нервных клеток, — не забывайте, какая плата за пребывание в городе. Я могу звать белоглазых? Или вы выплеснули не всю накопленную злость на меня?

Тэхён только крепче сжимает челюсть, выделяя скулы. Со злобой смотрит на мужчину, агрессию во взгляде не скрывает, но ничего не говорит. Смысла нет. Как и противиться тому, что сейчас зайдут белоглазые и поведут его на проверку. Пытаться изменить что-то уже поздно. Но он обязательно придумает что-нибудь, чтобы выйти из этой дыры вместе со своими близкими. Желательно невредимыми.

***

Ким внимательно осматривается, когда его, закованного в наручники, ведут по коридору. Внутри… всё действительно сделано очень технологично. Электронные двери, датчики, некоторые комнаты с полностью прозрачными, стеклянными стенами, разные панели, предназначение которых Тэхён пока не знает. Когда его заводят в лифт, он удивляется ещё больше. На табло высвечивается минус пятый этаж, а один из белоглазых нажимает на кнопку с цифрой один. Они под землёй. Белоглазые обосновались не на поверхности, как они все думали, а под ней, как и военные. Это очень умно, учитывая, что на них нападали с воздуха и на поверхности в принципе гораздо опаснее. А напасть с канализации теперь не представляется возможным. Военные и лагерные просто пришли бы к тупику или попали в ловушку. Кто знает, что твари ещё придумали? Видимо, за четырнадцать лет белоглазые отстроили под землей целые системы.

Но, выходит, они стёрли с лица Земли всю предыдущую цивилизацию?..

Думать об этом Ким пока не готов. Не готов принять то, что всё, где он жил и куда ходил, где проводил время и общался с родителями и друзьями, что видел каждый день, больше не существует. Это осознать не так-то просто, как кажется. Все его воспоминания, хорошие и плохие, и не только его, вся их, человеческая, прошлая жизнь стёрта бесследно. И это ещё один повод ненавидеть тварей.

Они поднимаются на первый этаж, а после идут к воротам. И снова на Тэхёна обращают внимание. Буквально пялятся. Наверное, для людей и здесь очень интересно наблюдать за новенькими. Это никогда не меняется. Даже в лагере толпа всегда разглядывает пришедших с разных сторон и углов. Желает понять, какой пришёл человек, заглянуть ему внутрь и понять, что он из себя представляет. Их бы воля, под микроскопом бы разглядели.

Но Тэхён и вида не подаёт, что эти взгляды его бесят. Он, устремив взгляд вперёд, твёрдой поступью идёт к воротам, сопровождаемый четырьмя тварями, словно он опасный преступник. Отчасти, это, конечно, правда. Не счесть, скольких белоглазых и людей он убил. Ким и не считал. Но не то чтобы кто-то здесь не грешен. Они все, поголовно в этом дерьме, пытаются спастись любыми способами, порой слишком жестокими и безнравственными.

У ворот они вновь заходят в здание. Только даже не одноэтажное. Оно больше похоже на бункер, перед которым стоят двое с щупальцами. В здании нет окон, только тяжёлая, металлическая дверь, которую открывают перед процессией. За ней сразу идёт крутая лестница вниз. Двое белоглазых проходят вперёд, за ними следом Тэхён. А замыкают остальные твари. После дверь с грохотом закрывают. Внутри, на удивление, не темно. Лестница и последующий коридор освещаются лампами с бело-голубым светом. Они закреплены прямо под потолком через каждый пролёт. Электричество здесь точно есть, можно даже не сомневаться.

Кима заводят в первую дверь. Перед ним открывается комната с креслом, какой-то непонятной техникой и двумя тварями. Те, окинув вошедших внимательным взглядом, возвращаются к работе. Ким морщится, снова глянув в белые, наводящие ужас, глаза. Никогда не привыкнет смотреть в них без отрицательных чувств. Каждый раз отвращение, каждый раз воспоминания о самом худшем, каждый раз лютая ненависть, которая туманит разум и заливает тело свинцом. И каждый раз желание пустить пулю в чужой лоб…

Тэхён переключается. Осматривает помещение, видя, что все панели и экраны сенсорные. Ни одной кнопки. Твари умело что-то нажимают, быстро скользя по сенсору щупальцами. На сенсоре ни одного понятного слова. Даже символы эти Тэхён разобрать не может, сколько ни вглядывайся. Впервые их видит. Уловить связи между ними не может. Символы словно китайский — такой же сложный для человека, не знающего язык. Видимо, это и есть язык белоглазых, непонятный обычному человеку.

Через несколько минут его сажают в кресло. Приковывают снова, чтобы не дёргался и дал полностью прочесть себя. Тэхён больше и не противится. Выбора нет. Один против шестерых точно не сможет. А если бы и смог, из города живым бы точно не ушёл. У входа в бункер бы остановили и пуль не пожалели.

Один из белоглазых подходит прямо к нему, становясь у его ног. Подключает к пальцам рук небольшие датчики, которые обхватывают подушечки полностью и проводами соединяются с техникой. Почти такие же датчики прикрепляет через присоски к голове. К вискам, лбу, затылку. После обхватывает своими щупальцами голову. Ким сжимает челюсти, скрипя зубами. Каждая мышца в теле натягивается, а вены выступают от дикого напряжения. Никогда бы не позволил им коснуться ни себя, ни своих близких, если бы не чёртовы обстоятельства. Никогда бы не дал прицепить эти датчики и присосаться щупальцами. С радостью бы отрубил каждое щупальце прямо сейчас и прострелил головы белоглазым. Не может. И больше никогда не сможет. По крайней мере, до тех пор, пока не найдёт Чонгука и не разработает стопроцентный план побега.

Сенсоры начинают светиться, стоит белоглазому плотнее приложить щупальца к голове Тэхёна. Ким во все глаза смотрит на них, не понимая, что происходит. В голове вата, всё гудит, тело бросает в холодный пот. По нему начинают распространяться словно бы импульсы тока. Они слабые, но Тэхён их ощущает кожей, которая покрывается мелкими колючими мурашками. Кончики пальцев начинают гореть, а по спине, прямо вдоль позвоночника бежит очень ощутимый импульс. Он заставляет выпрямиться на этом кресле, выгибая спину, напрячь плечи и шею, даже закинуть голову немного назад.

Это длится явно не несколько секунд. Либо так только кажется Тэхёну. Когда тварь отстраняется, что-то прорычав другим, Ким глубоко вздыхает, приходя в себя. Наблюдает чуть помутневшим взглядом, как белоглазый отходит к сенсору, что-то вбивая и записывая. Скользит по нему щупальцами, нажимая непонятные знаки и выводя на экран лицо Кима. Тварь словно даёт несколько минут, чтобы состояние Тэхёна пришло в норму. Но тот, увидев на экране своё изображение в проекции, мгновенно сильнее сжимает челюсти. Его будто окатывает холодной водой.

Страха нет. Есть слепая ненависть.

«Процедура» происходит ещё несколько раз. Тварь подходит, считывает информацию, а после отходит, внося её в их систему. Записывает абсолютно всё. Ким уверен, что теперь у них есть все данные о нём, его семье, его знакомых, даже малейшие детали — всё. Вряд ли теперь он сбежит просто так. Найдут. Если только он не затеряется в том месте, где его не будут искать…

После Тэхёна отстёгивают и убирают присоски. Его поднимают, а Ким чувствует, насколько ослабли ноги после этого. Вроде ничего такого ему и не сделали, но такое чувство, будто выпотрошили. Видимо, импульсы тока подействовали, пусть и не сильные. Это не пытка и не насилие. Им нужна была информация, и они её получили.

Они все заходят в следующую комнату. Она похожа на лабораторию или медицинский кабинет — есть шкафчики с какими-то приборами, пробирками, шприцами, стоят весы, измеритель роста, стол, несколько стульев и ширма. Окон нет, только небольшое в двери, и такой же бело-голубой свет, как и в коридоре.

— Разденьтесь догола, — Тэхён, слыша эти слова, переводит свирепый взгляд на единственного человека, который здесь есть. Мужчина на него не смотрит, продолжая стоять спиной и что-то перебирать.

— Подстилка… — Ким бросает это тихим, раздражённым шёпотом, но слушается. Выбора, опять же, нет.

Он проходит за ширму под внимательные взгляды тварей. Раздевается полностью, скидывая грязную, провонявшую потом одежду на маленькую лавочку. Обувь оставляет на полу, избавляясь и от неё. Невольно вспоминает слова Пауля о том, что люди, пришедшие в город, проходят несколько этапов. Это, видимо, один из них. Одежду выдадут новую, это естественно, но не то чтобы Ким горел желанием брать что-то от тварей.

Когда Тэхён выходит из-за ширмы, мужчина устремляется туда. Забирает старую одежду и уходит, оставляя Кима наедине с тварями. Обнажённого и полностью беззащитного. Слишком раскрытого и уязвимого. Тэхёну остаётся только сжать кулаки и светить своим голым телом перед полностью обмундированными белоглазыми.

Его усаживают на один из стульев и продолжают подготовку. Твари берут на анализы практически всё. Кровь с пальца и вены, мочу, слюну, скребок с кожи, отпечатки пальцев, клок волос. Измеряют рост и вес, окружность бёдер, талии и груди. Тэхёну проверяют глаза, нос и уши, осматривают живот, ноги, руки и спину. Чёрт, даже гениталии. Не то чтобы Ким из-за этого комплексовал, но так тщательно его не осматривали ни в одной клинике в их мире. Белоглазые делают это всё молча, что ещё сильнее давит на раскалённые нервы. Сложно сказать, сколько раз Ким мысленно уже расправился с ними в этом кабинете.

После почти унизительного осмотра его снова проводят в другую комнату. На сей раз бреют почти налысо и подстригают ногти. Предлагают парики, от которых Ким тут же брезгливо отворачивается. Они ему не нужны. Тем более из рук тварей. Волосы убирают и с паховой зоны, и с подмышек. Ким всё это время держит каменное лицо, однако про себя материт всех тварей и людей, которые добровольно пришли в город.

Следующий этап, пожалуй, самый приятный. Душ. Горячий, с мощной струёй, с мылом и со шторой, чтобы соблюдать хоть какую-то конфиденциальность. Возможно, в нём Ким проводит больше положенного времени, но всё равно насладиться им не получается. За душ и возможность, наконец-то, нормально смыть с себя пот, грязь и кровь, Тэхён и мог бы быть благодарен, но не сейчас. Ему, конечно, хорошо, но ненависть в нём выше благодарности и приятных чувств. Он бы предпочёл мыться в бане или речке вечность, чем в комфортном душе тварей. Но прошлого уже не вернуть.

На выходе ему выдают свёрток с одеждой. Она либо новая, либо очень аккуратно ношенная, Ким это чувствует. Видит. Такую одежду в последний раз он носил в далёком прошлом. Обувь тоже. Ему выдают обычные зимние ботинки, больше похожие на берцы. Это неплохо, привычно. И только когда он полностью одевается, его, заковав в наручники, выводят на улицу.

Ведут снова к одноэтажкам, к больнице. Ким не идиот, запомнил путь. Это базовый навык, который он приобрёл уже давно. В больнице они все направляются к лифту. Тому самому, к которому повезли Монику несколько часов назад. Тэхён невольно напрягается, потому что увидеть её и убедиться, что всё действительно в порядке, ему важно. Если это будет не так, и доктор ему соврал, Ким собственноручно его придушит.

Однако это, похоже, так. Всё, что сказал Алонзо — правда. Потому что Кима проводят прямо до нужной палаты. Она тоже с прозрачной стеной, поэтому сквозь неё Тэхён и видит Монику. Та, бледная и уставшая, лежит на кровати под капельницами. Глаза, под которыми явно видны тёмные синяки, прикрыты.

— У вас есть пара минут, — Алонзо, выходя из своего кабинета, подходит к ним. Встаёт рядом с Тэхёном, тоже глядя на девушку. Их успели спасти, но если бы Ким принёс её на несколько минут позже, ребёнок бы точно умер. А Тэхён благодарен, что хоть кто-то из присутствующих может говорить на английском.

Он, не отвечая, заходит в палату, дёргая ручку двери. Наручники мешают, но это мера предосторожности. Киму даже немного льстит то, что твари его боятся в таком, по сути, беззащитном и безоружном состоянии. Моника тут же открывает глаза и переводит взгляд на звук. В глазах удивление, граничащее с… облегчением? Тэхён пока не понимает, но узнает это.

— Ты почти лысый, — Моника говорит устало и тихо, едва шевеля пересохшими губами. Она уже всё знает. Алонзо ей рассказал о том, что случилось и кто её принёс, когда заходил проверить состояние.

— Тебя это забавляет? — Тэхён ухмыляется, садясь на край кровати, — чтоб ты знала, в паху тоже нет волос. Хочешь, покажу? Тоже весело.

— Идиот, — Моника слабо улыбается. Шутки в серьёзной ситуации слетают с уст сами собой. Потому что это защитная реакция. Им нужно сказать хоть что-то, потому что думать о случившемся сил почти нет.

— Как ты? — и всё же Тэхён спрашивает. После улыбки девушки с плеч упал груз, но далеко не до конца. Впереди слишком много проблем, которые нужно решить.

— Выкарабкаюсь. Главное, что ребёнок в порядке, — Моника бы не смогла жить, если бы потеряла и его. Ушла бы вслед за своими детьми, — Алонзо сказал, что мне придётся долго восстанавливаться.

— Ну на лекарствах тварей, думаю, это будет возможно, — если бы Моника осталась в лагере, было бы хуже. Умерла бы и она, и ребёнок.

— Наверное… Ты нашёл Чонгука?

Тэхён только отрицательно мотает головой, поджимая губы. Ещё не успел. Но обязательно найдёт. Если не в этом городе, то в другом. Он придумает, как отсюда выбраться в случае чего. Гук должен быть хоть где-то. Должен найтись. И там Ким уже будет думать, как вернуть его в нормальное состояние.

— Время вышло, — в палату заглядывает Алонзо, а за ним и твари. Они подходят к Киму, который, стиснув зубы, встаёт.

— Тэхён… — Моника, неожиданно даже для себя, быстро берёт его за шершавую ладонь, — спасибо, — она шепчет одними губами, благодарно глядя на мужчину. И он её прекрасно понимает. Они оба знают, чего Тэхёну стоило прийти в город и добровольно вскоре отдать свою кровь. Он бы не стал этого делать, если бы ему было плевать на Уильямс. И этот поступок говорит громче слов.

— Я приду, когда смогу, — не обещает, но даёт надежду. И Моника снова верит, пусть прошлые шрамы на душе ещё не затянулись.

***

Тэхён разглядывает комнату, в которую его снова привели. Она похожа на кабинет. На стене огромный экран, явно сенсорный. Есть стол и кресло, есть экран поменьше на этом самом столе. Окон, как и ожидалось, нет, но всё подсвечивается бело-голубым светом, к которому всё ещё трудно привыкнуть — режет глаза. Не сложно догадаться, что Кима привели к главному из тварей в этом городе. Вот это честь. Тэхён бы с радостью с ним не пересекался, они даже поговорить не могут. Поэтому, зачем он здесь, Ким не понимает.

Когда в комнату заходит белоглазый, Тэхён даже не дёргается. Смотрит на него в упор пустыми глазами, уже представляя, как прострелил бы ему башку. Или отрезал все щупальца, не дав возможности восстановиться. Или лишил бы питания и высушил… К сожалению, ничего из этого не получится. Он снова прикован. Странно, что твари опасаются людей, учитывая, что белоглазые в разы сильнее и быстрее.

Несколько минут проходят в полном молчании. Тэхён не начинает говорить, потому что знает, что его слов не поймут. Он только смотрит в белые глаза, редко моргая. Они словно играют в гляделки. И Тэхён не намерен проигрывать в этой «битве». Ким откровенно не понимает, для чего его сюда привели. Просто посмотреть на него? Это странно. Прочитать его мысли? Они уже есть в их системе. Мучить? Не похоже на пыточную. Угрожать? Твари даже не разговаривают. И вообще, интересно, они всех людей приводят к тварям или только таких опасных, как Ким?

— Ким Тэхён…

Тэхён вскидывается, впервые слыша хриплый, осипший голос. Он удивляется, но удивление сменяется мгновенной злостью. Бешенством. Если твари всё это время говорили, то как так вышло, что никто из них и слова не сказал четырнадцать лет назад и за всё это время?

— Какого хрена ты, мерзкая тварь, говоришь?! — Ким кричит, сжимая кулаки и подаваясь на стуле вперёд. Его бы воля, он бы впился ногтями в чужие раздражающие глаза. Сделал бы из твари отбивную, если бы мог. Лишь бы выплеснуть накопившуюся злость, которая готова разорвать его самого изнутри.

А белоглазый лишь печально усмехается, кивая словно сам себе. Он ожидал именно такой реакции.