Июнь 1943
— Стив!
Он остановился, глянул по сторонам и только после этого обернулся и заметил меня.
— Эд?
Я доковыляла до него так быстро, как только позволял костыль.
— Как ты там? Держишься?
Он глубоко вздохнул и пожал плечами.
— Как только могу… Я всё же остаюсь здесь. А ты?
— Я тоже, — кивнула я. — С.Н.Р., а в частности полковник, не пожелали брать меня с собой, так что я теперь застрял вместе с тобой. Других-то вариантов нет.
Роджерс посмотрел на группу мужчин, стоящих неподалеку.
— Ну, сенатор только что попросил меня о помощи. В детали он не посвятил, но… Честно говоря, от друга я не откажусь.
Я улыбнулась.
— Значит, можешь держаться меня, Стив.
— Что ж, звучит не так уж и плохо.
Он кивком позвал меня за собой, и я поковыляла по коридору, едва поспевая за его длинными и быстрыми шагами. Не думаю, что он успел привыкнуть к собственной скорости!
— Сенатор Брандт! — крикнул Стив.
Крупный мужчина из той небольшой группы обернулся, хмуро поглядывая по сторонам. Однако, стоило ему увидеть, кто его окликнул, как на его лице возникла натренированная улыбка. Уж поверьте, я за жизнь их повидала немало. В этом плане лишь Мустангу удавалось меня провести, а этот «сенатор» ему явно даже в подметки не годился.
— Капитан Роджерс! Чем могу вам помочь? — услужливо спросил он.
— Можно ли Эдварду отправиться вместе с нами? Он оказал немалую помощь С.Н.Р., в том числе и в моем эксперименте, — сказал Стив.
Брандт опустил на меня взгляд, а один из его сопровождающих наклонился и что-то прошептал сенатору на ухо. Видать, лакей, который напоминает о важных вещах… Да уж, он явно не ас в политике.
— Раз он такой умелый, пусть остается в С.Н.Р., — начал было Брандт. — Если я правильно помню, сегодня вечером они отправляются в Лондон.
— Я решил остаться и помочь Стиву, — вклиниваюсь я и сразу же об этом жалею, замечая, как напряглись мужчины.
Должно быть, они не знали, что я из Германии. Черт.
Стив, похоже, тоже это понял и спешно добавил:
— Он — мой друг, сенатор, и просто хочет помочь.
Полагаю, слово «друг» сыграло здесь ключевую роль. Вероятно, им до того отчаянно нужен Стив, что они готовы на всё, лишь бы он остался. В таком случае, может, меня и не прогонят.
— Ладно, — ворчит Брандт, после чего откашливается и продолжает более приятным тоном. — Разумеется, он может нас сопровождать, но некоторые условности, скажем, номера в отелях, он должен будет оплачивать сам. У правительства и так весьма скромный бюджет.
Стив вопросительно смотрит на меня. Что ж, будь мы в Аместрисе, я бы и слова поперек не сказала. Здесь же…
— А у меня скромные сбережения, — замечаю я. Эрскин оставил мне кое-какое наследство, но, боюсь, на длительные путешествия его не хватит. — Но я могу отработать свое проживание. Я много что умею.
— Это с костылем-то? — сенатор смеряет меня взглядом. — Насколько мне докладывали, тебе ногу прострелили.
— Но пулю уже вынули, а рана заживает, — процедила я, не отводя взгляда. — Более того, костыль держит всего одна рука. Вторая у меня свободна.
— Сенатор, — вмешивается Стив, пока наш разговор не перешел в банальные пререкания. — О большем я не прошу. Позвольте Эду поехать с нами.
Брандт глубоко вздыхает, переводя взгляд со Стива на меня, а потом — на своих сопровождающих. Повисает напряженное молчание, но затем сенатор всё же кивает.
— Раз вы просите, капитан, я отказывать не стану.
— Спасибо, сэр, — кивает ему Стив и смотрит на меня краем глаза. Сглотнув гордость, я умудряюсь как-то поблагодарить его, не сорвавшись на колкость.
Двуличный сукин сын.
_______________
Июль 1943
Я постучала в дверь Стива и прислонилась к косяку. Через два дня нам предстояло отбыть в Буффало, и Роджерс, пользуясь шансом, показывал мне все знаковые места Нью-Йорка — в основном, правда, только одного из его районов, Бруклина, где он родился и вырос.
И где его на регулярной основе избивали. Вот ведь упрямый осел.
Наконец, Стив открыл дверь и улыбнулся мне. Но…
— Что такое? — спросила я, заметив, что взгляд у него совсем не радостный. Он вздохнул и понурил плечи.
— Всё настолько очевидно? — спросил он. Я покачала головой.
— Просто у меня глаз наметанный. Можем никуда не идти, если тебе не хочется.
Стив задумался, но затем покачал головой.
— Нет, пойдем. Глядишь, поможет прояснить голову.
Он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь, после чего мы спустились по коридорам здания С.Н.Р. и выглянули на улицу. Оказавшись на свежем воздухе, Стив вдохнул полной грудью и посмотрел по сторонам.
— Куда хочешь сходить? — спросила я. Он задумался.
— Ты когда-нибудь видел Статую Свободы?
— Ту большую ржавую даму? — уточнила я. — Которая держит над головой пылающий факел?
— Именно. Только не называй ее ржавой, — побранил меня Стив.
— Но она ржавая! Да по одному взгляду на нее ясно, что… что… Scheiße, — как по-английски сказать, что она окислилась? — Она сделана из меди, а медь от воздействия кислорода становится зеленой.
Стива, похоже, это не сильно убедило.
— Всё дело в химии! — со вздохом добавила я. — Я могу всё расписать, но на немецком.
Он весело хмыкнул.
— Не нужно, я тебе верю. Но ты ее уже видел?
— Издалека, — я пожала плечами. — На одной из прогулок с Говардом. Прошла она не лучшим образом.
— А что случилось? — поинтересовался он, отходя от здания, и я последовала за ним.
— Вообрази лодку с излишним количеством женщин и алкоголя. И столкни ее с береговой охраной.
От чистейшего изумления в глазах Стива я громко расхохоталась. Чем дольше я смеялась, тем сильнее он удивлялся, пока сам не смог удержаться от хохота. Когда мы оба успокоились, с его лица не сходила улыбка.
— Спасибо, Эд. Этого-то мне и не хватало.
— Пожалуйста, — ответила я и после краткой паузы добавила: — Капитан.
От этого Стив улыбнулся еще шире.
— Значит, к Статуе Свободы?
Я пожала плечами и кивнула.
— Почему бы и нет? Веди, капитан.
Пока мы шли, я запоздало заметила, какими… красочными стали улицы. Дома, фонари и столбы были украшены транспарантами и лентами преимущественно красных, белых и синих цветов.
— Сегодня какой-то праздник? — спросила я у Стива. Тот озадаченно нахмурился.
— А ты не знаешь?
— Не знаю чего?
Он лишь сильнее удивился.
— Сегодня же четвертое июля. День Независимости.
— Независимости от кого?
— О, боже, — вздохнул Стив. — Ну, идти нам немало, на один урок истории вполне хватит.
Его рассказ о том, как Соединенные Штаты отвоевали свою независимость, и занял весь наш путь до парома, который следовал на Манхэттен.
— Неужели там, откуда ты родом, ни о чем таком не рассказывали на уроках? — спросил Стив, когда мы садились на паром.
Я понятия не имела, чему должны учить детей в немецких школах. Впрочем, я и об аместрийских мало что знала.
— Не берусь утверждать. В школах я не задерживался. В основном обучался сам.
— Стало быть, у тебя просто не было учебников по истории?
Я фыркнула.
— Если мне дадут на выбор учебник по истории и учебник по химии, я всегда выберу химию. А ты?
Он хмыкнул.
— Будь у меня такой выбор, я бы лучше взял учебник по искусству.
— Искусству? — удивленно переспросила я. Возможно, в этом мире оно приносит больше пользы обществу. В Аместрисе мало кто выбрал бы профессию художника.
— Я мог бы так же отреагировать на твою химию, — шутливо заметил Стив.
— Но химия нужна людям, — возразила я.
— Как и искусство. Может, ты пока что этого не осознал, — я с сомнением уставилась на него. — В следующий раз заглянем в музей.
— В смысле, уже в Буффало?
— Где угодно. Ты меня не отговоришь — если потребуется, я тебя туда силком затащу.
Я подняла руки, признавая свое поражение.
— Ладно-ладно. Только не надо меня никуда тащить: я вполне нормально хожу, пусть и с костылем.
Стив рассмеялся.
— Эд, это выражение такое. Я знаю, что ты можешь ходить и сам.
— О…
Паром подплывал всё ближе к Манхэттену. Вдалеке от него, на своем собственном островке, возвышалась Статуя Свободы.
— И как мы туда попадем? — спросила я, указывая на статую.
— Потерпи, — ответил мне Стив.
— Терпением я на нее не взберусь, это же… Scheiße.
«Несдержанность — глупость, терпение — мудрость.» Вот только как сказать это по-английски?
Стив задумчиво на меня посмотрел.
— Что за слово ты постоянно повторяешь? — спросил он. — Шиссе? Шеззе?
— Scheiße?произносится как «шайссе», перевести можно как «бля» — он кивнул, и я пожала плечами. — Я бы выражался по-английски, знай я какие-нибудь аналоги, но… В общем, это, эм… ругательство? Так, кажется?
Он распахнул глаза.
— Так ты всё это время матерился?
Не знаю, что его так поразило.
— Да, а что такого?
Он вздохнул и покачал головой.
— Просто… постарайся так не делать, ладно?
Я выразительно посмотрела на него, вкладывая во взгляд весь мой сарказм. Хорошо, что он не слышит моих мыслей — его бы удар хватил от такого потока ругательств.
— Считай это… — остаток фразы глохнет у него в горле, когда он поворачивается к набережной.
— Чем? — спрашиваю я. Сегодня он ведет себя как-то странно. — Это как-то связано с твоим настроением?
Прибытие парома спасло Стива от ответа.
Нас вынесло на оживленные улицы Манхэттена, и я решила не давить на него. Стив никогда не лез с расспросами, если я не хотела о чем-то говорить — например, почему я даже в июле хожу в перчатках — поэтому я лучше подожду, пока он сам не захочет мне ответить.
— Погоди-ка, Эд.
Я озадаченно остановилось. Стив жестом попросил меня оставаться на месте, а сам забежал в переполненную пекарню. Ему захотелось поесть? Сейчас? Мог бы хоть спросить, не голодна ли я…
Стив возвратился несколькими минутами спустя, и я оттолкнулась от стены, к которой прислонялась. Он показал мне пакет, победоносно улыбаясь.
— И что же ты купил? — из вежливости спросила я. Он продолжил улыбаться.
— Увидишь.
Он прошел мимо меня, а мне осталось лишь гадать, что с ним, черт возьми, такое творится.
Погуляв немного по Манхэттену, мы сели на другой паром, который отвез нас к острову, на котором возвышалась Статуя Свободы. Стоило мне оказаться на его берегу, как я задрала голову так высоко, как только могла, чтобы вовсю разглядеть огромную конструкцию.
Надо признать: для окислившейся статуи она заохренительно крута.
— Эд, сюда!
Пока я любовалась, Стив успел отыскать местечко под тенью дерева и уже сел на траву. Доковыляв до него, я бросила костыль ему в ноги. Стив устало покачал головой, потянулся за ним и аккуратно положил рядом с собой. Чтобы еще больше его взбесить, я безо всякого изящества плюхнулась на траву и растянулась на ней, не отрывая взгляда от статуи.
— Красиво, да? — выдохнул Стив.
Я перевела взгляд на него. Он выглядел таким задумчивым, что мне не захотелось его отвлекать.
— Именно она встречает иммигрантов, которые прибывают в Штаты, — продолжил он. — Мои родители говорили, что ее вид вселил в них надежду: надежду на лучшую жизнь и свободу. Мне и самому нравится думать, что она олицетворяет свободу. Такой должна быть и вся страна. Поэтому я так хотел вступить в армию: мне хотелось вернуть людям свободу, помочь им, — он глубоко вздохнул и закрыл глаза. — Надеюсь, сенатор мне это и поручит.
— Ну, даже если и нет, ты всё равно найдешь способ им помочь. В конце концов, окончательное решение всегда за тобой.
Стив повернулся ко мне, внимательно слушая.
— У меня, например, не было иного выхода, кроме как отправиться сюда вместе с доктором Эрскином. Тем не менее, я осознанно принял это решение и не жалею о нем, — я села и повернулась к Стиву. — Ты выбрал принять предложение сенатора. Зря или нет — это уж время покажет. Но помни, что окончательное решение всегда за тобой.
Стив молчал, но я заметила, что на его губах начинает расцветать улыбка. Я не отводила взгляда, пока он не посмотрел на меня; в его глазах читалось облегчение.
— Спасибо, Эд, — пробормотал он, похлопав меня по левому плечу.
— Пожалуйста, капитан. Как видишь, держусь тебя.
Он рассмеялся.
— А раньше ты говорил иначе.
Я пожала плечами, ложась на траву.
— Да, сказал держаться меня, но сегодня кое-кто меня — как ты сказал, силком затащил? — он кивнул. — Ага, силком затащил на целый остров, лишь бы показать нечто, купленное в пекарне.
Стив раскрыл пакет и вытащил из него два маленьких торта. Один он протянул мне, и я быстро принюхалась, удивляясь странному, но сильному аромату. Я такого прежде не пробовала.
— Банановый торт, — объяснил Стив. — Традиция, как-никак.
Стив откусил от торта, прислонившись к стволу. Он жевал молча, будто выжидая моей реакции. Знать бы еще, что такое «банан»…
После первого куска я должна была признать: он не так уж и плох.
— Когда я был помладше, — начал Стив, — каждое четвертое июля родители возили меня на этот остров и брали с собой корзинку бананового торта, который моя мама испекала утром. Мы оставались здесь до самого вечера, когда уже начинали запускать фейерверки… Когда они умерли, со мной приезжал Баки, — ах, да, его друг-солдат. — Сегодня я могу разделить эту традицию с тобой.
Я прекратила жевать, осознав смысл его слов. Когда доктор Эрскин написал, что Стив доверяет мне, часть меня не поверила ему. Пока не услышала его признания.
— Почему? — тихо спросила я, не отрывая взгляда от бананового торта.
— Почему что? — уточнил Стив.
— Почему ты поделился этим со мной? Мы знаем друг друга меньше месяца.
— А почему нет? — парировал Стив, и я даже по голосу поняла, что он улыбается. Я обернулась: да, всё так и есть. Он откусил кусочек торта и продолжил: — Мы, малыши, должны держаться вместе.
— Я не маленький!
Стив опешил от моего крика, но его удивление сразу же сменилось смехом.
— Я… я не в смысле, что… — сказал он, давясь от хохота. — И… и больше так говорить не стану. Обещаю.
Я продолжала хмуриться, и он, наконец, успокоился.
— Я к тому, Эд, что мы должны приглядывать друг за другом. Раз уж мы с тобой застряли вдвоем на бог весть сколько времени.
Я помолчала, после чего опять легла.
— Ладно. И лучше тебе сдержать это обещание.
Он вновь хмыкнул.
— Но за сегодня-то ты меня простишь?
— Именно за сегодня?
Он пожал плечами.
— Сегодня особенный день.
— Давай только без еще одного экскурса в историю.
— Сегодня мой день рождения.
Его взгляд был прикован к Статуе Свободы, и он выглядел — надо же! — смущенным, что об этом еще кто-то узнал. И тут до меня дошло, что же мучило его весь день. Он же сам всё объяснил! День рождения он всегда проводил с семьей, а потом — с ближайшим другом. В этом году этот друг оказался за океаном и, будем надеяться, не успел погибнуть, а Стив остался тут.
Со мной.
— С днем рождения, Стив, — наконец, произнесла я. — И спасибо, что поделился этим со мной.
Казалось, его смущение чуть развеялось, и он улыбнулся.
— Спасибо, что остался со мной.
— Да пожалуйста, старикан.
— Эд!