ВНИМАНИЕ!

ПРОПАЛ ЧЕЛОВЕК

Ким Чонхун, 25.10.19ХХ

Вышел из дома 16.05.20XX и не вернулся. С тех пор его местоположение неизвестно.

Приметы: рост 170, худощавое телосложение, брюнет, карие глаза

Был одет: черная толстовка, темные джинсы, красные кроссовки

Всех, кто располагает информацией о пропавшем, просим сообщить по телефону: +82-X–XXX–XX31

Хёну чувствует, как кусок остывшего омлета встает в горле, и переключает канал. Даже дешевое утреннее шоу с наигранными улыбками кажется куда приятнее, чем лицо, которое он и без того видит повсюду уже целую неделю то в новостях, то на поисковых листовках.

— …да, госпожа Ли, мы уже подготовили все бумаги для подачи вашего иска. Да, я гарантирую, что мы выиграем это дело. Что?

Мама, влетевшая на кухню с зажатым между ухом и плечом телефоном, закатывает глаза и с раздражением грызет ноготь на большом пальце. Быть взрослым — задача не из простых. Особенно, если ты самый востребованный юрист в городе. В таком случае каждая минута твоей жизни становится расписана на недели, а то и на месяцы вперед. Клиент всегда на первом месте. Хёну уже привык висеть где-то в районе четвертого, тогда как второе и третье достались отцу и герани, растущей на подоконнике.

— Так, хорошо, сможете подъехать сегодня в мой офис… — мама оборачивается, чтобы взглянуть на настенные часы. — В пять вечера?

— Мам, я…

Вместо ответа она жестом даёт понять, что сейчас слишком занята. Размазанный по омлету соус теперь напоминает унылую рожицу. Сегодня в пять вечера у Хёну и его команды по баскетболу состоится матч, к которому они готовились целый год. Мама обещала, что обязательно придет его поддержать, как и бесчисленное множество раз до этого. Быть ребенком, который не вписывается в график родителей — тоже непросто.

Свистит забытый на плите чайник. Этой несчастной посудине уже черт знает, сколько лет, и, по большему счету, уже давно пора отправить ее на свалку. Хёну глядит на подпрыгивающую от валящего пара крышку и ощущает странную схожесть с самим собой. Интересно, будь у родителей возможность, смогли бы они заменить его так же просто, как и этот ветхий пережиток прошлого?

С усталым вздохом он поднимается с места и гасит конфорку. Всё это — вопрос времени. Однажды в этом доме не останется места ни для него, ни для старого чайника и, скорее всего, никто не заметит пропажи.

— Да, хорошо, детали обсудим на месте. Всего доброго, — мама прячет телефон в карман брюк и наконец обращает внимание на Хёну. — Ты что-то хотел сказать?

— М-м… — невнятно мычит Хёну, пытаясь придумать хоть что-то. Если он напомнит маме об обещании, то она только расстроится и скажет что-то в духе: «Я обязательно приеду в другой раз». Снова. — У тебя складка на рубашке.

Услышав это, она тут же принимается судорожно приглаживать все неровности на своей одежде. Когда ты самый востребованный юрист в городе всё должно быть безупречно. И внешний вид — не исключение.

— Спасибо. Черт, я опаздываю! — она нервно облизывает губы и подхватывает сумку со стула. — Если вернусь поздно, то еда в холодильнике.

— Ага, — отзывается Хёну, даже не взглянув ей в след. Этого оказывается достаточно, чтобы мама нерешительно застыла в дверях.

— И ещё, Хёну, — она прикусывает губу, пытаясь подобрать слова получше. Самые простые, но такие важные для ребенка слова. Но вместо них получается короткое: — Удачи в школе.

— Спасибо.

Звякает входная дверь. Хёну подхватывает тарелку со стола и вытряхивает в мусорку остатки недоеденного завтрака. На фоне заливисто смеется ведущая телешоу после нелепой шутки приглашенного гостя. Серый шум, позволяющий чувствовать себя чуть менее одиноким. Рутина. Щелкает пульт телевизора, и Хёну вновь остаётся совсем один.

В школе это чувство стихает, но не исчезает насовсем. Справится с ним помогают друзья. У Хёну их не так много, но достаточно для человека, который является золотым игроком в их баскетбольной команде. Ему не нравится подобная характеристика, которой его наградил тренер, потому что Хёну есть, с чем сравнивать собственные умения, но тот настырно пытается убедить его в обратном. Ведь если игроки сами не будут верить в себя, как кто-то другой захочет поверить в них?

Галдёж снующих школьников. Хлопки металлических шкафчиков. Кто-то визгливо кричит сзади, а после набрасывается на Хёну с объятиями.

— Чего такой кислый? Лимон в заднице застрял?

Сэын — лучший друг Хёну и тот еще балагур. Его рот не затыкается ни на секунду, а энергии столько, что он наверняка в состоянии и в одиночку отыграть матч на поле. Хёну до сих пор не понимает, подружились они благодаря своим разным характерам, или всё-таки вопреки.

— Не выспался.

— Опять всю ночь смотрел свои старперские документалки? Чувак, меня начинает пугать твоя мания, — подстегивает Сэын, затягивая друга в класс.

Кто-то из ребят приветственно салютует одноклассникам, кто-то не обращает внимания, будучи слишком увлеченным беседой. Хёну опускается на стул и смотрит на пустующее место перед собой. Одинокая парта исписана всевозможными ругательствами и оскорблениями, при взгляде на которые невольно поджимаются губы. Никто не заслуживает подобного отношения к себе, но Хёну, как и все остальные, предпочитает молчать: в месте, полном злых подростков, ты либо мишень для насмешек, либо должен быть благодарен, что не стал таковой.

Сэын не спешит сесть рядом, останавливаясь рядом с девчонками, чтобы немного пофлиртовать и пригласить их на сегодняшний матч. Этот казанова никогда не теряет возможности ухлестнуть за какой-нибудь юбкой, что одновременно и смешит, и раздражает Хёну. Ему куда привычнее занимать позицию наблюдателя, нежели активного участника социума, поэтому поведение друга кажется почти что ребяческим. Он никогда не признается, что в глубине души завидует умению Сэына нравится всем вокруг. Будь он хоть немного похожим на него, быть может, жизнь сложилась бы совсем по-другому.

Будь он хоть кем-нибудь другим, быть может, все было бы куда лучше.

Появление учителя вмиг призывает всех смолкнуть и занять свои места. Но это ложная тишина. Ей сопутствуют твердый голос, ведающий о математической теореме; шелест страниц учебников; скрип мела по доске; чье-то тихое бормотание себе под нос. Хёну ненавидит социум, но только в нём может чувствовать себя безопасно. Здесь черная пустота не достанет, не сомкнет свои жилистые пальцы на его горле.

Правда ведь?

Сегодня в классе особенно шумно: выдержки учеников хватает на полчаса, а учитель, понимая причину всеобщего волнения, даже не пытается их успокоить. Еще бы! На носу такой ответственный матч! В месте, где обычно ничего не происходит, такое событие кого угодно поставит на уши. Если сегодня они одолеют соперника, то потом смогут попытать удачу в столице и принести славу облупившимся стенам этой богом забытой школы.

— Ну что, наш золотой разыгрывающий защитник уже готов к сегодняшнему бою? — лукаво протягивает Сэын, прилипая к нему всем телом, когда они направляются в сторону раздевалок.

Остальные уже подтягиваются на трибуны: здесь собираются все от мала до велика. И сверстники, пришедшие поболеть за друзей, и ребята помладше, желающие в будущем стать такими же, как крутые старшеклассники, и родители со всем педагогическим составом, знающие, как важно поддержать своих детей в такой нелегкой борьбе. На их шеях повязаны красные шарфы с эмблемой гепарда на кончике — символом их баскетбольной команды. Только потом Хёну не увидит среди них того, кого ждал больше всего.

— Сегодня-то твои предки почтят нас своим присуствием? Или ты опять мне своей унылой рожей распугаешь всех девчонок? — Сэын шутливо пихает его в бок, не придавая своим словам особого значения. На подобный жест Хёну только фыркает и поправляет сползающую лямку рюкзака на плече.

— Уверен, что дело в моем милом личике, а не в том, что от тебя пасёт за километр после часа беготни по полю? — усмехается Хёну.

— Эй! От настоящего мужчины должно пахнуть кровью и потом! Девчонкам такое нравится! — талдычит в свою защиту Сэын, всплескивая руками так, что едва ли не сносит с ног проходящую мимо школьницу. Та, в свою очередь, уловив обрывок их диалога, бросает на Сэына полный отвращения взгляд и стремительно удаляется. Кажется, подобный жест расценивается им, как сокрушительный контраргумент, который сразу сбивает всю спесь.

В раздевалке душно, пахнет ядреными мужскими одеколонами и потом. Куча полуголых тел ютится в небольшом проходе и скандирует всеобщую кричалку для поднятия товарищеского духа. Даже тренер, который всегда строг с соблюдением дисциплины, сейчас запально поддерживает ребят.

Что такое команда? Неужели простая игра может значить для шайки ребят так много? Если вы спросите кого угодно из них, то они ответят, что баскетбол — это не просто игра. Это бойня за новую жизнь. Это глоток кислорода. Спорт стал крошечной точкой на пути их взросления, который сумел сколотить настоящую семью из парней разных сортов. У каждого из них — своя боль, которую они научились обращать в источник силы на площадке. Каждый из них готов порвать за своего товарища по команде. Это — то единственное, чего у них не отнять. Для кого-то сегодняшний матч станет последним шансом показать себя, для кого-то — впервые о себе заявить. Именно поэтому эта игра так важна для всей школы. Это не просто спорт. Это не просто команда. Это — всё. Ни больше, ни меньше.

Имеет ли такое же огромное значение баскетбол для Хёну? Сложно сказать наверняка. Может, поэтому он не разделяет всеобщего волнения, когда на последних минутах игры замечает появившихся в зале мужчин в полицейской форме.

Звучит судейский свисток. Матч окончен со счетом «24:21». Проиграли.

Но не это становится яблоком раздора.

Хёну слышит, как кричит Сэын, слышит, как тренер пытается выяснить, что происходит, видит, как Минджэ — их тяжелый форвард и капитан команды — пытается налететь на мужчин с кулаками вместе с остальными ребятами. Никто не имеет права трогать членов их команды, даже если это сотрудники полиции. Хёну жмурит глаза и запоздало понимает, что крепкие руки подталкивают к выходу именно его.

В висках всё ещё гулко стучит сердце, взмокшие волосы все ещё мешают разобрать дорогу перед собой. Его садят в машину сзади, как какого-то преступника, не задавая никаких вопросов. Протокол действий не берет в расчет обстоятельства или чувства задержанного — он требует четкого и беспрекословного соблюдения правил.

Полицейский участок ничуть не изменился с его последнего визита сюда: время на этом клочке земли будто застыло. Хёну помнит каждый угол в этом месте даже спустя долгие десять лет. Такие же серые бетонные стены, такие же тусклые лампы, такая же всепоглощающая тишина. Когда-то давно он подобрал черную дыру в своё сердце именно здесь, и сейчас история повторяется. Офицер по ту сторону деревянного стола смотрит не то с жалостью, не то с состраданием. Хёну узнает и его. Ким Хонджун — тогдашний зеленый новичок и нынешний почитаемый следователь. Именно он вёл дело десятилетней давности, разделившее жизнь Хёну на «до» и «после», он же, по иронии судьбы, занимается расследованием пропажи подростка.

— Хёну, ты понимаешь, где сейчас находишься? — спрашивает Хонджун, складывая руки в замок перед собой. Хёну про себя отмечает наличие обручального кольца на его пальце: всё-таки, кое-что успело и поменяться. — Понимаю, это тяжело, но постарайся собраться, ладно?

Как будто это так просто — взять и собрать себя по кусочкам после всего, что произошло.

— Тебе ведь знаком Ким Чонхун? — продолжает мужчина, придвинувшись ближе. — Мы уже опрашивали тебя вместе с остальными одноклассниками, но… Может, тогда ты побоялся сказать правду? Вы были близки?

Слова встают в горле, совсем как остывший омлет рано утром. Вот только ни выплюнуть их, ни проглотить не выходит.

— Хорошо… Принесите их, — сдается Хонджун, махнув рукой другому мужчине в форме. Тот незамедлительно исчезает в дверях, а возвращается уже с прозрачным пакетом в руках, который ставит на стол.

Мерзкий холодок пробегает вдоль позвоночника, а голова начинает кружиться. Из пакета на Хёну смотрят потрёпанные красные кроссовки: они измазаны в засохшей грязи и выглядят едва живыми. Ещё немного, и его стошнит.

— Их нашли около часа назад в лесу к северу отсюда. Мама Чонхуна подтвердила, что именно в этой обуви видела его в последний раз. Вот только на подошве мы обнаружили твое имя. Можешь объяснить, что это значит?

Хёну не понимает, что они хотят от него услышать. Привычка подписывать свою обувь досталась ему от старшего брата еще в далеком детстве. Он помнит, когда это произошло в первый раз: ему было пять, а Сумину уже стукнуло пятнадцать. Знойное лето, в носу стоял запах свежескошенной травы и земляничного мороженого. Хёну настолько полюбилась новая пара кед, что он не расставался с ней даже дома, боясь, что кто-то злой и страшный стащит ее, пока он будет занят другими делами. Тогда-то старший брат и предложил ему оставить опознавательную подпись на каждой подошве, чтобы отбить желание посягать на святое у всяких ворюг. Хёну помнит, как приятно болели щёки от улыбки, помнит, как Сумин гладил его по голове. Как они вместе ели мороженое после своей отважной миссии.

Теперь от всего этого осталась только несчастная привычка.

— Хёну?

— Я отдал их ему, — впервые подаёт голос Хёну. Полицейский удовлетворенно кивает, намекая на то, что он может продолжать. — Кто-то в школе выкинул его обувь, ему было не в чем вернуться домой, поэтому я отдал ему свои сменные кроссовки. Мы не были друзьями.

— Хёну, ты ведь понимаешь, что дело очень серьезное? Ты должен сказать нам правду.

— Я уже сказал.

— Что ты возишься с ним, как с пятилеткой? — взрывается мужчина, стоявший в углу комнаты всё это время. — Пацан, ты думаешь, мы привезли тебя сюда, чтобы ты посмотрел на обувь и промяукал что-то невнятное себе под нос?

— Минги, он…

— Я знаю, что он ребенок! И напомню тебе, что такого же ребенка мы не можем найти уже чертову неделю!

Ким Хонджун устало вздыхает и ерошит волосы на макушке, пытаясь подобрать слова получше. Быть стражем порядка — непросто.

Вот только еще хуже себя чувствует Хёну. От переизбытка эмоций его рвёт на бетонный пол, а стекающая по подбородку слюна смешивается со слезами. Подобная реакция вызывает у полицейских вопросы, но ничего больше им узнать так и не удаётся.

Через час к участку подъезжает красный «вольво» из которого выходит самый востребованный юрист в городе. Хёну не помнит, чтобы хоть когда-то видел свою маму такой разгневанной. Он чувствует острую боль на щеке еще до того, как слышит оглушительный хлопок. Простое движение руки приводит в шок даже закаленных временем мужчин в форме.

Не каждый день увидишь, как мать бьет по лицу собственного сына, не стесняясь других.

— Я разберусь. Иди в машину, — говорит она, всё равно, что отдаёт четкую команду провинившемуся псу. И он повинуется.

Когда мама садится за руль спустя пятнадцать минут, они не разговаривают. Она то и дело тарабанит пальцем по рулю в попытке успокоиться, пока Хёну старается всем телом слиться с обивкой кресла. Ощущение дежавю выжигает на сердце клокочущую боль. Отличие лишь в том, что в этот раз мама не останавливается у обочины, чтобы молча выплакаться. За десять лет она отрастила ледяные доспехи, покрывающие всё сердце защитной коркой, но не учла одно: эта броня не пропустит не только плохое, но и всё хорошее.

Вольво останавливается у единственного высотного здания в этом городе. Отсюда до дома несколько кварталов, а автобусы в такой час уже давно не ходят. Мама приехала на работу, потому что, несмотря на то, что ее сын вляпался в неприятности — ей всё ещё надо зарабатывать на хлеб. Когда ты — самый востребованный юрист в городе, то времени на семью остается катастрофически мало. Или не остаётся вообще. Они оба понимают это, и, наверное, поэтому ни о чем друг у друга не спрашивают.

— Моя встреча сорвалась. Придётся ночевать в офисе, — говорит она, заглушив двигатель. — Доберешься до дома сам. Я и так потеряла слишком много времени с тобой в участке.

Хёну старается на нее не смотреть. Что-то внутри него надеялось, что мама вот-вот возьмет его за руки, прижмет к груди и спросит, как он. Что она будет долго гладить его по голове и обязательно скажет, что всё хорошо. В ответ он пообещает быть сильным и защитить ее от всех невзгод. Совсем как десять лет назад. Но мама молчит, а Хёну запихивает ложное обещание куда поглубже.

В машине сидели двое, но каждый боролся со своей болью в одиночку.

Коротко попрощавшись, Хёну выходит наружу, вдыхает поглубже прохладный майский воздух и шагает в сторону дома. Крохотные мотыльки бьются о лампы освещающих темноту улиц фонарей, составляя ему компанию. В окнах домов горит свет, из некоторых до Хёну доносится шум и гам семейных застолий. С тех пор, как пропал Чонхун, многие дети не высовываются на улицу после семи, предпочитая этому досуг с родными. Дорога пустынна и словно забыта, а тишина поглощает все звуки, кроме шелеста спешных шагов.

Телефон разрывается от сообщений товарищей по команде, но Хёну не хочет к нему даже притрагиваться. Больше всего на свете его раздражает лицемерие, коим он и сам переполнен настолько, что от вида подобного в других его просто выворачивает наизнанку. В недолгой жизни Хёну было лишь два человека, разговаривающих с ним со всей искренностью и доверием. Сумина нет рядом столько, что получится наскрести на целую небольшую вечность, а второй… К чёрту.

У калитки своего дома Хёну видит сгорбившеюся фигуру и ощущает, как в животе зарождается беспокойство. Подойдя ближе, он различает в фонарном свете женщину с опухшим от слез лицом. Воздух окутывает смрад перегара. Её руки слегка подрагивают, отчаянно сжимая какую-то вещь, которую он не может разглядеть из-за темноты. Заметив Хёну, женщина спешно вытирает остатки влаги с лица и подлетает к нему, хватая за плечо.

— Ты ведь Хёну? Полиция сказала мне, что они нашли обувь моего Чонхун-и. Он не признавался, откуда взял ее, а оказалось, что на ней было твое имя. Скажи, ты дружил с моим мальчиком? Я нашла в его вещах это, — тараторит женщина и, спохватившись, пихает ему в руки галстук, который до этого сжимала в собственных.

Хёну бросает короткий взгляд на протянутую вещь и сжимает губы в тонкую полоску. На темно-синем галстуке виднеется яркая красная заплатка, на которой разными нитками вышита фраза: «Хёну-я, файтин!» Надпись настолько кривая и глупая, что у Хёну слезятся глаза. Так бывает, когда сталкиваешься с прошлым, от которого так отчаянно пытался сбежать.

— Я всегда думала, что у моего сына нет друзей, но это… Пожалуйста, расскажи мне, если ты знаешь хоть что-нибудь о том, где он сейчас! — взмолилась женщина, цепляясь за его школьный пиджак, словно вот-вот не сможет удержаться на ногах.

Достаточно. Хёну грубо отпихивает женщину от себя, и та, не удержав равновесия, падает на асфальт, раздирая ладони. Ноздри широко раздуваются от накатившей злобы, а руки сжимаются в тяжелый кулаки. Впервые в жизни Хёну хотелось сбежать в какую-нибудь подворотню, чтобы нарваться на нелицеприятную компанию и подраться. Но вместо этого он отворяет калитку и тихо бросает напоследок:

— Никакие мы не друзья и никогда ими не были. Больше не приходите сюда.

В доме темно. Хёну проходит внутрь, наспех скидывает обувь у порога, не потрудившись поставить ее ровно, и щелкает выключателем. Идёт дальше по коридору, заглядывает в каждую комнату, бежит на второй этаж и везде зажигает свет. Вновь спускается вниз, включает телевизор, находит канал, на котором круглосуточно транслируют комедии. Выкручивает звук на максимум.

Может, семью это и не заменит, но хотя бы заставить дом дышать. Пусть даже искусственно и не по-настоящему. Так люди, проходящие мимо, будут считать, что здесь живет семья, вполне довольная своей жизнью и не знающая никаких проблем. Ведь это всегда так важно: беспокоиться о том, что подумают о тебе незнакомцы.

Петляя по комнатам, Хёну заходит в комнату брата и ложится на пол. После того, что случилось, мама сняла все фотографии с Сумином со стен, но так и не решилась притронуться к этому уголку. В те редкие вечера, когда она ночует дома, Хёну слышит, как бахает пробка вина на кухне и жидкость льется в бокал. В каждый такой вечер мама не ложится спать допоздна и всё ждёт, когда ее умерший сын постучит во входную дверь и будет смеяться наперебой с извинениями за то, что так задержался.

С тех пор, как Сумина нет рядом, Хёну искал тысячи причин, чтобы его ненавидеть. Ненавидеть за то, что ушел так рано, за то, что утащил с собой домашний уют и расколол семью на части, за то, что отец бросил их вслед за ним, променяв их на молоденькую секретаршу. За все пролитые Хёну слёзы на полу холодной комнаты, в которую тот больше никогда не вернется.

Он искал все эти причины, цеплялся за них, чтобы вытеснить из груди черную дыру, заменить её на обиду, но каждый раз разбивался, стоило вновь зайти сюда, в единственное место, сохранившее крупицы памяти о своём брате.

Рука сжимает в руке галстук с нелепой вышивкой так, что слышно, как трещит ткань (или же всё-таки сердце?). И почему он не выкинул, а продолжает так отчаянно цепляться за этот мусор? Причина всё та же: так легче ненавидеть и легче прощать.

Под кроватью лежат деревянная клюшка и свёрток с чем-то тяжелым и опасным внутри. Хёну достаёт телефон из кармана и делает короткий звонок.

— Алло, это полиция? Я хочу сообщить о местонахождении Ким Чонхуна.

Быть не тем ребёнком, которого родители хотели бы видеть живым — непросто. Быть ребёнком, который вновь потерял самое дорогое — непросто вдвойне.