Партнеры

За окном рыжеет небо, рыжеют и светлые стены, рыжеет даже пол — это развлекаются последние солнечные лучи. Мадара педантично укладывает пачки зеленых долларов в черную спортивную сумку, край к краю, шов к шву.

Вряд ли стены этой маленькой квартирки видели такое количество денег когда-либо.

— Ты похож на хирурга, — отсыпает ему очередную ассоциацию Сакура и приземляется за стол с другой стороны, двигает сумку ближе к краю и ставит на столешницу белую тарелочку с несколькими горячими бутербродами.

Мадара бросает на нее взгляд исподлобья и снова берется упаковывать деньги.

Сакура пожимает плечами, хватает бутерброд с сыром и ветчиной, оставляя бутерброд только с ветчиной для него, и осторожно прикусывает. Отчего-то прищелкивает пальцами и срывается обратно на кухню. Она возвращается через полминуты со стаканом, полным ледяного кофе.

— Ты испортишь себе зубы, — высказывается о сочетании горячих бутербродов и ледяного кофе Мадара. — Или желудок.

— А ты испортишь мне все удовольствие, если продолжишь брюзжать, как старикан, — легко отбивает выпад Сакура и посылает ему воздушный поцелуй. И запивает бутерброд ледяной жидкостью с невозмутимостью, от которой хочется скрежетать зубами.

Мадара никак не может привыкнуть к тому, что вторая его часть имеет такие вкусовые пристрастия. Это ведь еще не самая странная идея. Когда-то он буквально выхватывал у нее из рук вымоченный в смеси соли и уксуса огурец, цельный перец-чили, нашпигованный отваренным фаршем, и все это — за один только обед.

Возможно, если их когда-нибудь поймают, то единственное, за что он будет спокоен, — это за ее желудок. Вряд ли в тюрьме им предоставят шведский стол. Мысль сдаться самим уже не кажется такой смешной.

— Мадара, ну остынет же, — обиженно надувает щеки Сакура. — Никуда деньги не денутся!

Мадара смотрит на оставшуюся россыпь денежных пачек на исцарапанной столешнице, потом с сомнением на грустно исходящий паром бутерброд.

— Мне будет его одного маловато, — замечает он, надеясь, что сейчас она съест его сама и успокоится.

— В микроволновке еще одна тарелка. Четырех тебе хватит? — Сакура хихикает и облизывает большой палец, испачканный в тянущемся ароматном сыре. — Пока они найдут нас… пройдет, примерно, минут сорок, возможно. Возможно, больше. Но точно не меньше.

Мадара проводит ладонью по лицу, смотрит на протеже и понимает — не отстанет. Проще действительно поужинать. Он бросает пачку, которую держит в руке, в сумку и идет отмывать руки от грязи денег.

Денег, на самом деле, много. Мадара мог бы прикуривать от них, как от спичек, при желании. Но после того как они всеми правдами и неправдами загнали какому-то коллекционеру старое полотно какого-то импрессиониста из серии «очень дорого», курить он хотел бросить. Начал он после того, как в прошлом году чуть не потерял Сакуру на многолюдных улицах Нью-Йорка. Ладно бы терялась перед, а не после операций, когда уже вся полиция стоит на ушах!

Мадара моет руки в небольшой ванной комнате, небрежно отряхивает руки и брезгливо смотрит на потрескавшуюся плитку на стенах, почерневшие ее стыки, убогую стиральную машинку. На самой окраине Берлина им приходится ютиться из соображений безопасности.

Сакура видит в этом романтику. Он видит в этом все остальное, с романтикой не связанное.

Например, ржавую воду, которую надо спускать по несколько минут.

Мадара возвращается в небольшую комнатку, отделенную от кухни полупрозрачной старой дверью, замечает, что Сакура сама пакует деньги, закончив с перекусом.

Он неспешно прожевывает теплый хлеб с толстой прослойкой бекона, наблюдая, как небольшие ладошки Сакуры перебирают стопки долларов, укладывают их в сумку, и думает — они занимаются этим уже четвертый год, а зачем?

Денег, которые они заработали не самыми честными способами, хватит на остаток жизни, если не двух. Но это уже азарт, наверное. Мадара не может найти другого объяснения. Он и до этого жил азартом, но как быстро угасло это чувство под ощущением полной вседозволенности.

Но потом оказалось, что он не был одним таким — особенным. Были и другие.

Харуно Сакуру он отыскал в подворотне около ночного клуба, где она сращивала кости какому-то тщедушному пацану. Вокруг них валялись мужские тела в полной бессознанке, а на весь узкий проход между домами светило зеленой энергией от девчоночьих рук.

Она тогда его заметила, помахала ладошкой и исчезла, крутанувшись на каблуках. Познакомились они чуть позже. Девчонка выследила его в Таиланде и предложила держаться вместе.

Тогда Мадара смотрел на ее абсолютно спокойное лицо, допивал остывшее кофе из картонного стаканчика и думал: прибить тут или довести ее до какого-нибудь темного переулка.

— Я видела, как обычный малолетний пацан размазывает по стене человека по щелчку пальцев. Я видела парня, который управлял куклами, не прикасаясь к ним. У него был напарник. В его руках взрывалось все. Таких, как мы, много, - она выглядела серьезно.

— И что же ты можешь мне предложить? — Мадара выкинул пустой стаканчик в урну и взглянул на малявку оценивающе-ехидно.

Низкая, тщедушная, волосы конфетно-розовые, глаза за солнечными очками не разглядеть.

— Я очень хороший медик, — на ее припухлые обкусанные губы наползла зловещая улыбка.

Мадара скептично приподнял бровь.

— Я могу помочь со зрением, — она стащила с лица солнечные очки. В ее зеленых глазах светилась такая ленивая уверенность в своих силах, что Мадара тогда невольно поверил тоже.

Разве можно не поверить тому, кто сразу бьет по больному месту?

О своем выборе он ни разу не пожалел. Харуно Сакура оказалась удивительно полезной.

Она предложила поставить рамки, чтобы хоть как-то добавить экстрима в их деятельность. Теперь планы прорабатывались неделями перед каждой операцией, как самыми обычными ворами, а способности использовались по минимуму.

Это было странно, но процесс оказался захватывающим.

— А ты волновался, — смеется Сакура, застегивая сумку, и плюхается на стул напротив Мадары. — Ты можешь положиться на меня.

— Прошу, только не сейчас. Не хочу, чтобы к нам вломились на самом интересном, — он бросает на ее шею многозначительный взгляд. — Мне придется стереть им память.

— Ты всегда все опошляешь, — Сакура выхватывает тарелку с последним бутербродом у него из-под носа.

— Не надо давать мне повода, — он не собирается сражаться с ней за еду, поэтому откидывается на спинку скрипучего стула и просто наблюдает за ней.

Девушка растекается по столу усталой лужицей, кладет под голову ладонь и зыркает на него из-под розовой челки так, что Мадаре хочется все опошлить в буквальном смысле.

Но солнце за окном садится окончательно, и это напоминает о том, что спецслужбы могут заявиться в любой момент.

Учиха нехотя встает и щелчком пальцев создает клона. Он выглядит так же, имеет такой же характер, способен действовать самостоятельно. Но только не переносит механического воздействия вроде пулевого ранения, резаной раны, удара. Развеивается белым дымком.

Сакура завистливо поджимает губы. Она не может просто так взять и создать копию по щелчку пальцев, ей приходится складывать определенную серию распальцовок. Ее способности не отличаются таким широким кругом применения, как у него, но иногда они гораздо полезней. Она принадлежала к благородной и очень ответственной профессии — врач — до того, как решила бросить все. Мадара иногда в шутку предлагал ей восстановиться в университете и иногда даже получал положительный ответ.

Клон телепортируется с сумкой денег в заранее приготовленное место, находящееся в пригороде Берлина, и остается там же.

Сакура зорко осматривает небольшую комнатку и не находит ничего подозрительного. Она забирает волосы в хвостик на макушке и прыгает на разворошенную ими еще с обеда кровать. Матрас гулко ухает, пружинит. Мадара искоса рассматривает ее обнаженные до середины бедра ноги. Она быстро научилась замечать его взгляды. Девчонка щурит хитрые глаза и хлопает по месту рядом с собой.

— Расслабься, — она приподнимает ноги и болтает ими в воздухе. — Мы всегда успеваем исчезнуть еще до того, как они выламывают двери.

В наступивших сумерках Мадара обычным зрением может разглядеть только ее бледное лицо, отблеск зеленых радужек, яркую красную майку, но ему не нужно активировать улучшенное зрение, чтобы увидеть небольшой шрамик у нее на виске, россыпь родинок в сгибе правого локтя, крохотные ожоги на костяшках пальцев. Мадара может представить в голове идеальную ее копию с закрытыми глазами.

— Мне не нравится, когда в процессе где-то начинают шуметь спецназовцы, — он невозмутимо подбредает к кровати и опускается на край.

— Ты снова все опошляешь, — ее босая нога мелькнула у него перед носом. — Мне нужен тактильный контакт с чем-то теплым и живым.

— А я разве не это имел ввиду? — Мадара приподнимает брови с искренним удивлением.

Сакура смеется, запрокидывая голову, рывком поднимает себя в сидячее положение и наклоняется в его сторону. Теплые ладошки цепляются за его запястье и вспыхивают зеленым огнем.

Мадара едва успевает подставить руки. Упасть на нее — это сломать ей пару костей. Она пускай и медик, который залечивает такие мелочи за пару минут, но боль ведь никуда не девается.

— Мне позеленеть и нарастить мышечную массу, чтобы ты наконец-то стал понимать намеки? — Сакура снисходительно похлопывает его по щеке.

Мадара раздраженно впечатывает ее в старый матрас, сжимая тонкую шею ладонью. Придушенная и сбавившая обороты Харуно шлепает его по намертво вцепившейся в горло руке, капитулируя.

— Давай, наставь мне синяков! — она прокашливается и хмуро поглаживает горло объятыми зеленым огнем пальцами. — Тебе стоит научиться контролировать гнев.

— Ты сама провоцируешь меня, — он перекатывается с ее тела на пространство рядом и делает глубокий вдох.

— Ты позволяешь себя спровоцировать, — Сакура тыкает его в бок кулачком. — Ты никогда не пытаешься сделать со мной что-то всерьез. Боишься, что я отчекрыжу тебе что-нибудь в отместку?

— Боюсь, что ты не регенерируешь, — Мадара никогда не признается ей, что это совсем не шутка.

Сакура отвечает ему пренебрежительным пфыком и лениво встает.

— Пора вставать, дорогой. У нас не больше трех минут, а я все еще без штанов.

— Можешь оставаться так, — благодушно разрешает Мадара и поднимается вслед за ней. — Никто тебя все равно не увидит.

Через две минуты и семь секунд на лестничной площадке слышится топот ног. Дверь в прихожую слетает с петель. Спецназ врывается в помещение в полной боевой готовности. У командира отряда шипит рация, требует доклада внешний координатор.

Тяжелые берцы ступают по выгоревшему линолеуму осторожно. Командир оглядывает пустую темную комнату и экспрессивно рявкает:

- Блять, опять упустили!

Никто не замечает, как клубы тумана нереальности, через которую прокладывался портал, тает под скрипучей низкой кроватью.