Йеннифер была единственной женщиной, на которую Геральт мог смотреть бесконечно. Скажи он об этом вслух, она посмеялась бы, сказав, что для лишённого эмоций мутанта он слишком сентиментален и романтичен. Геральт знал это, потому молчал. И лишь в свободные минуты снова и снова смотрел, не находя в себе сил отвести взгляд.
Йеннифер была хороша всегда. Когда она сидела над книгой и рассеянно заправляла упавший на глаза чёрный локон, Геральт ощущал желание коснуться шёлка волос и тонких пальцев. Когда Йеннифер, мурлыча себе под нос незатейливую песенку, наносила на запястья духи, Геральт чувствовал, как внутри что-то сладко сжимается. Запах сирени и крыжовника, казалось, въелся ему в сознание и под кожу, стал частью его сущности. И Геральт не противился, ночью прижимая Йеннифер к себе и утыкаясь носом в её шею. Чародейка, думал он. Околдовала — тихо выдыхал он и засыпал, чтобы утром проснуться и снова на неё смотреть.
Это иногда казалось ему наваждением. Но Геральт не мог отвести глаз от её сосредоточенного лица и нахмуренных бровей, когда Йеннифер читала заклинание. Она казалась ему воплощением бури и гроз, и всех стихий сразу, что сплелись воедино, создав то, что ещё никому не удавалось.
Женщину, укравшую сердце ведьмака и смеявшуюся ему в лицо.
— Что ты знаешь о любви, Геральт? — спрашивала она, и в её глазах загорались и гасли звёзды. — Любовь — выдумка для заблудших невинных душ. Им нужно во что-то верить.
Йеннифер касалась его лица, и Геральт понимал, что совершенно не разбирался в любви. Но её руку на своей щеке хотелось ощущать бесконечно.
— Разве у нас с тобой есть душа, Геральт?
Ответа у Геральта не было, да они в нём и не нуждались. Просто тянулись друг к другу вопреки всему, что творилось. Мир сходил с ума — рушились цивилизации, гибли народы, время меняло свой ход. Их разлучали, а Геральт снова и снова находил Йеннифер из Венгеберга. И другие бы сказали, что это лишь мерзкая магия, колдовство, искренности ни на грош. Но Геральт смотрел ей в глаза после очередной разлуки и думал: а он и не жил всё это время. Пока Йеннифер не было рядом, он будто бы превращался в иного. Смотрел на других женщин, ловил губами их жаркие стоны под покровом всепрощающей ночи, но утром ему не хотелось их видеть. Имена и лица стирались, смазывались раз за разом напоминая лишь об одной.
Той, на которую смотреть хотелось до конца дней.
Он околдован, с усмешкой думал Геральт, целуя мягкие губы. А когда Йеннифер со смехом падала на постель, поддаваясь его напору, и чёрные кудри рассыпались по подушкам, Геральт знал: ему всё равно. Пусть о нём говорят, что угодно, и пусть сама Йеннифер уверена, что он под её контролем. Геральту всё равно, потому что огонь, что рождала в его душе чародейка, был искренним. У него нет души, но ни одной магии в мире не под силу заставить сердце биться быстрее и замирать от нежных прикосновений. Страсть правила свой бал, однако когда Йеннифер мягко касалась его лица, и в глазах её светилась такая редкая нежность, Геральт хотел отдать всё, чтобы этот миг сделался бесконечным.
Йеннифер права — они оба чудовища. Пусть. И говорить о любви значило открыть самое уязвимое место. Геральт молчал, лишь продолжая смотреть на Йеннифер, как на самую прекрасную из женщин. И верил, что она понимала всё без слов и неловких, нелепых объяснений.
Взгляд иногда намного красноречивее слов.