Всю свою жизнь Абигейл готовилась к этому дню.

Серебряные цветы холодили лоб, струящаяся, нежная ткань фаты скользила по спине и обнаженным плечам. Платье, пошитое полностью из лунного сукна, сияло даже в слабом свете огромного зала, переливалось из белого в серебристый, струилось и стелилось к ее ногам, как змея. Верх корсета, расшитого прозрачными крошечными алмазами, аккуратно приподнимал грудь, и кожа Абигейл сияла белизной; ее талию сжимали тиски пояса, зато какой вышел силуэт!.. Она не шла, нет, она плыла над белым каменным полом, плыла как потоки, струившиеся по всему дворцу Ку Дерли; каждый ее шаг отдавался эхом под высокими сводами, и Абигейл чувствовала, как всякий раз, стоит из-под расшитого кружевом подола мелькнуть носку белоснежных украшенных сверкающими бусинами туфелек, у всех мужчин перехватывает дыхание. Женщины зеленели от зависти, Абигейл сияла, переживая мгновение величайшего рассвета своей молодости, своей красоты, своей силы; легенды непременно воспоют самый счастливый день ее жизни, придумают хвалебные оды золоту волос, пробивавшемуся сквозь белизну фаты, голубизне глубоких аквамариновых глаз, изгибу губ — для будущей королевы Морани изобрели специальный цвет помады, отныне носящий ее имя.

Но Абигейл не нравилось зваться будущей королевой.

Абигейл полагала себя уже королевой нынешней.

На каменном троне восседал король Орион; из-за его устало склоненной к плечу головы виднелся край узорчатой спинки, напомнившей Абигейл переплетенный комок змей, большие руки в массивных перстнях безвольно лежали, распластанные по полукруглым подлокотникам, на выступающем как бочонок животе расходились пуговицы кафтана. При появлении невесты он слегка оживился, поднял голову, окинул взглядом с ног до головы и даже кивнул; Абигейл встала перед ним, сжимая до боли в руках букет белоснежных орхидей, сорванных этим же утром в джунглях, и подарила королю одну из самых обаятельных своих улыбок, но отнюдь не самую-самую.

Эту она приберегла для жениха.

Бальтазар стоял здесь, и Абигейл не нужно было на него смотреть, чтобы понять, что он рядом. Она ощущала его кожей, чувствовала его присутствие сердцем; от Бальтазара веяло холодом, и она любила этот холод, от его взгляда подкашивались ноги, и она мечтала пасть перед ним на колени. С самого детства Абигейл знала, что ей предстоит удачно выйти замуж и так привести свою семью к еще большему успеху; еще в ранней юности она листала газеты, вырезала портреты приличных мужчин и вклеивала в специальную тетрадь, фантазируя, какой будет ее жизнь, если ей удастся войти в дом кого-то из них. Конечно, Бальтазар там тоже был, но признаться, в его кандидатуру она не сильно верила — будущий король, самый красивый принц из ныне живущих и крайне талантливый маг, он наверняка предпочел бы жениться на принцессе или хотя бы герцогине, а скромную графиню из Империи Порядка едва ли помнил в лицо, несмотря на множество встреч на балах.

Однако судьба преподнесла ей самый невероятный подарок, и Абигейл никак не могла поверить в свое счастье.

Она — будущая королева Морани.

Король Орион завел речь, и пока-еще-принц Бальтазар позволил себе глянуть на невесту. Его лицо сводило ее с ума; бледная, почти белая кожа напоминала снег в ясный морозный день и, кажется, так же блестела, голубые, как вода в горном озере, глаза без пятен зрачков пронзали лукавым взглядом в самое сердце. Перед свадьбой он остриг голубые же волосы, и теперь выглядел еще мужественнее, чем прежде; в белом свадебном камзоле с серебряной вышивкой его широкие плечи казались нарисованными, а сложенные на животе руки, окруженные кружевными манжетами рубашки, были словно вырезаны из мрамора. Бальтазар был прекрасен, как изваяние, восхитителен в своей неземной, нечеловеческой красоте; если обычно сказками о наи пугали детей, то истории о Леружах, ледяном народе, пришедшем из Сейбона и захватившем Великую Морань, скорее являлись сказкой, которую юные девушки шептали друг дружке перед сном. Леруж, Леруж; в самом это слове скрывалось столько неги, загадки и страсти, что голова кружилась уже при его упоминании.

Король Орион встал и спустился с трех ступеней, отделявших трон от остального зала; правая его рука, тяжелая, ледяная, легла на голову Абигейл, левая — на голову сына. У Ориона глаза и волосы были точно такие же, как у Бальтазара, но ни за что не вышло бы представить прекрасного принца таким же усталым и обрюзгшим, каким был король; и Абигейл, глядя в круглое, щекастое лицо свекра, никак не видела в нем свое будущее.

С Бальтазаром все будет иначе. С Бальтазаром ее ждет счастье.

— И этим я провозглашаю вас супругами, — громогласно произнес Орион, не спросив согласия ни у одного из брачующихся, поскольку свадебный ритуал Морани согласия не требовал. — Отныне вы — муж и жена. А через три дня станете королем и королевой. Да будет так!

Зал взорвался восторженными криками, гости повскакивали со своих мест и хлопали в ладоши, а моранская знать выла и топала ногами, вспоминая традиции диких народов, когда-то населявших эти джунгли; распахнулись двери в зал, и по белым плитам пола двое мускулистых слуг за закругленные рога втащили упиравшегося всеми четырьмя копытами зверя, чьей кровью полагалось окрасить ручьи тронного зала, чтобы связать союз, заключенный в мире живых, с миром духов. Вряд ли кто-то до сих пор верил во всю эту мистику, но жители Морани, очевидно, относились с трепетом к наследию своих предков.

Даже если Великой эту страну уже никто не звал.

— Эй, — Бальтазар окликнул молодую жену, и Абигейл почувствовала, как от звука его голоса по всему телу прокатывается волна дрожи, сосредоточившаяся внизу живота, — по традиции тебе, как невесте, полагается прирезать зверя, но мы не станем тебя заставлять, если ты не хочешь. Это традиции местного населения, и мы, Леружи, не считаем необходимостью следовать им во всем...

К Абигейл уже приближалась женщина, явно из местных; ее кожа имела серо-зеленый оттенок, черные волосы торчали в стороны, а платье, кажется, сплели из настоящих лиан. Присев в реверансе перед будущей королевой, она протянула ей нож, прелестный, с тонким перламутровым лезвием и нефритовой рукояткой, вырезанной в форме змеи, скрутившейся в узел; однако Бальтазар осторожно потеснил жену собой и встал таким образом непреодолимым препятствием между ней и незнакомкой.

— Графиня Абигейл...

Не графиня! Принцесса! Она выглянула из-за его локтя, стараясь впитать в себя холод его тела, блеск его шеи; зеленокожая женщина растерянно глядела на принца, а перламутровый нож как змея-альбинос лежал на ее темных ладонях. Это — народ Морани. Это — его традиции. А Абигейл — его королева.

— Я сделаю! — твердо заявила она, плавно проскальзывая мимо Бальтазара, позаботившись о том, чтобы прохладная и тяжелая фата задела его руку. — Я — их королева... будущая королева.

Передавая ей нож, женщина улыбалась.

— Давно у нас не было королевы, — призналась она. — А достойной — еще дольше.

Холод, исходивший от Бальтазара, стал еще ощутимее, и вокруг его головы по воздуху даже поплыли крошечные снежинки; Абигейл была достаточно умна, чтобы понять, что имелась в виду мать троих моранских принцев, и хотя атмосферу в зале эти слова явно подпортили, она ни за что не позволила бы кому-либо испортить главный день в своей жизни.

Зверь упирался. Он тряс коровьей головой, раздувал ноздри, ревел и закатывал глаза, так что два зеленокожих слуги едва могли с ним справиться; Абигейл в своем белоснежном лунном платье подплыла к нему, с сожалением глянула на всклокоченную рыжую шерсть, с сочувствием заглянула в налившиеся кровью глаза, и словно признав в ней свою погибель, словно смирившись с такой судьбой, зверь задрал голову, подставляя шею, и Абигейл хватило одного удара, чтобы выпустить мощный поток крови, окрасивший ручьи, заполнявшие дворец Ку Дерли, в насыщенно-алый цвет.

Несколько потоков попало на платье, безвозвратно уничтожив его лунную красу.

— О нет, — Бальтазар уже спешил к ней, пересекая широкими шагами тронный зал, — твой наряд.

Она оглядела себя, взглянула на руки, покрытые теплой кровью, на туфли, до которых дотянулась лужа, расплывавшаяся под дрожащим телом зверя; и улыбнулась мужу, прошептав:

— Ничего, мне ведь все равно скоро его снимать.

Вельможи Морани окружили ее плотным кольцом, поздравляли и жали руку, хваля за решимость, за храбрость, за уважение; голубые глаза наи наблюдали за тем, как темнеет и тяжелеет ее свадебное платье.