Зал готовили для торжества, и это было видно. Розовые стены украсили гирляндами из стеклянных самоцветов и бумажных фигур, длинный белоснежный стол, больше подходящий залам Ку Дерли, застелили скатертью, расшитой бледными золотыми звездами, и заставили множеством редчайших блюд в дорогой посуде. Здесь так же располагалось крошечное окно не шире руки, вокруг которого стояли две мраморные статуи, изображавшие каких-то танцовщиц в летучих легких одеяниях; и все это сложилось бы в довольно приятную торжественную атмосферу, если бы не пришло землетрясение.

Судя по всему, Орион нарочно приказал ничего не убирать и не чистить. Гирлянды висели разорванные, пол усыпали осколки битого стекла и обрывки бумаги, обе статуи лежали, поваленные, у одной разбилась голова, оставив только маленькую часть затылка на торчащей из плеч шее, у второй откололись руки и воздушное одеяние, а от лица осталась только половинка, причем глаз на уцелевшей части обрел какое-то удивленное выражение, словно мраморная девушка ужасалась своей судьбе. Большинство посуды попадало со стола, на белоснежной скатерти растекались пятна вина и соусов, многоуровневая этажерка с фруктами развалилась, и теперь посреди стола высилась гора долек и кусочков, смешанных с осколками битого фарфора. Еще хуже дела обстояли со свечами, которыми освещались все помещения в крепости: выстояли только те, что были крепко вбиты в стены, а вот канделябр, украшавший стол, завалился на бок и оставил черные пятна на скатерти. Во главе всего безумия сидел Орион, спокойный и с виду даже равнодушный; справа от него Абигейл увидела Тристана и Ланделин, а слева — свободное место, одно-единственное. Для Мельхиора.

При виде невестки Орион немного удивленно поднял брови, ее появление в его планы определенно не входило.

— Я думал, ты спустилась к Бальтазару, Абигейл.

Отвага, владевшая ею тогда, в кабинете, куда-то испарилась, и на ее место вернулся страх, вполне естественный при общении с существом настолько магическим, как ледяной Леруж; однако стоило ей заметить, что Орион не соизволил переодеться, и что на его груди по-прежнему висит разорванная лента для орденов, как стало немного легче, и храбрость вернулась. В той битве она вышла победительницей, пусть и ментально. И в этот раз победа тоже будет за ней.

— Мне передали, что вы устраиваете ужин для семьи, — заметила она, нагибаясь, чтобы поднять один из упавших стульев и приставить к столу, рядом с Мельхиором. — Я — такая же часть Леружей, как и эти двое господ, — она кивнула Тристану с Ланделин, но достаточно холодно, чтобы они не восприняли этот жест как предложение дружбы.

Тристан открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал.

Орион выдержал короткую паузу, будто обдумывая, как поступить со строптивой невесткой, но в итоге не предпринял ничего, и это позволило Абигейл поверить, что и на этот раз ей удалось одолеть его. Опять лишь в моральном плане, конечно же.

— Пусть будет так, — согласился Орион. — В первую очередь я хотел обсудить, как будут вестись дела в стране, пока Бальтазар заперт в ледяной тюрьме, и тебе, Абигейл, действительно стоит присутствовать при этом разговоре.

Никто за столом не ел, поскольку вся еда была смешана с побитой посудой, однако же почти сразу после того, как Абигейл заняла свое место, появился слуга и принес ей высокий глазурованный фужер, полный ароматного шампанского, к которому, впрочем, она предпочла не притрагиваться. Сейчас ей нужна светлая голова.

— Пока Бальтазар не вернется, я буду выполнять обязанности короля, — заявил Орион. — Я полагаю...

Абигейл выпрямилась, расправила плечи, посмотрела прямо на него, прямо в дьявольские голубые глаза, и спокойно произнесла:

— Нет.

— Аби... — пролепетала Ланделин слабым-слабым голоском, однако Тристан положил руку на ее плечо, не давая продолжить. Орион покраснел от гнева, но Абигейл твердо решила, что сегодня ему ее из равновесия не выбить.

— Пока не вернется мой муж, королевством буду заниматься я, — произнесла она строго. — Я — его жена, и я — второй человек в Морани.

— Ты несколько ошибаешься, — Орион криво усмехнулся. — Вся твоя работа — рожать детей...

— Что трудновато сделать, пока тело моего мужа заключено в кусок льда! — Абигейл рассмеялась так громко и уверенно, что это напугало даже ее саму. — Король Орион. Вы сняли с себя корону, и теперь Морань принадлежит нам. Если вы хотели продолжать управлять ею, вам следовало повременить с коронацией сына.

И всем было бы легче, и ничего бы не случилось; и Мельхиор, если он и правда причастен, не сделал бы то, что сделал, ведь был бы старше и умнее. Да, так было бы лучше. Со всех ракурсов.

— Ты, Абигейл, — Орион скрипнул зубами, а в следующее же мгновение его лицо разгладилось, и из груди даже вырвался смех. — А впрочем, что я упрямлюсь? Видишь ли, девочка, я вовсе не стремлюсь к власти, мне ее хватило по самое горло, и если тебе так хочется поиграть в королеву, вперед. Давай. Я даже предпочту уехать, чтобы не наблюдать за тем, как ты мучаешься! Не люблю, когда женщины плачут.

Что-то в его тоне заставило ее немедленно дать себе клятву, что с этого дня слезы больше никогда не появятся на ее щеках — по крайней мере, не в присутствии Ориона или еще кого из семьи, кто мог бы рассказать ему о них. Никаких слез. Она не доставит ему такого удовольствия. Она не какая-то там плачущая женщина. Абигейл — королева.

— Что ж, думаю, в этом вопросе мы пришли к консенсусу, — прокомментировал Орион, отпивая шампанское из своего бокала. Абигейл краем глаза заметила, что помимо него пил еще Тристан, а вот Ланделин и Мельхиор тоже воздерживались. — Следующий пункт на повестке дня, мои дорогие дети: мое решение по поводу судьбы Тристана и Мельхиора.

Последний испуганно подобрался и даже живот, кажется, втянул, готовясь к оглашению приговора, но упоминание в том же предложении и брата явно его немного успокоило. Если бы отец решил убить его, то не включил бы в дело Тристана, верно?

Наверно.

— Я думаю, ни для кого из вас не секрет, что мое правление началось с гражданской войны, — произнес Орион вдумчиво. — В те мрачные годы мне пришлось схлестнуться в смертельной битве с собственными братьями, и к сожалению, из нас всех этот бой пережил только я. И итог этот был достигнут моими руками, навечно запятнанными родной кровью. Один из них погиб именно в этой комнате. Не удивительно, что всякий раз, когда я вхожу в крепость Элим Аата, мне становится невыносимо.

Абигейл вцепилась в ножку фужера, не позволяя себе расчувствоваться. Нет-нет. Никакой симпатии.

Орион тем временем продолжал:

— Однако очевидно, что пока мы не восстановим полностью корону Морани, ледяная тюрьма будет находиться в нестабильном состоянии. Это значит, что кто-то должен постоянно приглядывать за ней, поддерживать, восстанавливать. Изначально я наивно полагал, что эта обязанность падет на мои плечи. Однако драгоценная Абигейл меня от нее избавила.

Абигейл сумела никак не измениться в лице после этих слов и очень собой теперь гордилась.

— В то же время мы не можем надолго оставить столицу, Ку Дерли, без правителя, — продолжал рассуждения Орион. — Это может привести к нежеланной смуте среди жителей. И если мы отправим туда регента, то он, вполне вероятно, заручится поддержкой местной элиты и попытается свергнуть Бальтазара, поскольку наша новоявленная королева искусно настроила против себя почти всю аристократию. Как ни крути, а страна стоит на пороге гражданской войны. И все это по той причине, что корона разрушена, и баланс сил под угрозой.

Мельхиор был смертельно бледен и пялился на свои колени; Абигейл как можно незаметнее нащупала его руку под столом и сжала, напоминая, что он в этом бою не один. Если даже он и виноват, в чем она все равно немного сомневалась, такая публичная порка явно была излишней.

— Все эти обстоятельства привели меня к одной идее, — наконец Орион перешел к заключительной части речи, — чтобы избежать новой гражданской войны, я принял решение действовать наперед и заранее разделить страну на три крупных региона, в каждом из которых будет свой правитель, способный проконтролировать настроения в своей части населения. Самостоятельный, но входящий в союз с другими. Триединая Морань. Новая Морань...

Мельхиор поднял голову и уставился на отца, и Абигейл вполне понимала, почему: Орион говорил о триединой Морани, значит, и Мельхиору он собирался выделить часть земли? Но зачем? Какой толк?

— Вы не имеете права принимать такие решения, — заметила она несмело. — Вы больше не король.

— Соответствующий указ был подписан вчера, — отмахнулся Орион.

Вчера? Выходит, он запланировал это задолго до катастрофы. Или он подписывает документы задним числом?

Как ни крути, а что-то здесь не так.

— В руки Тристана перейдет Ку Дерли и связанные с ним джунгли, — произнося это, он смотрел на старшего сына, и Абигейл совсем не понравилась холодность, разливавшаяся в его глазах. — Бальтазару и Абигейл достанутся Элим Аат и повинность следить за сохранностью тюрьмы...

Абигейл в ужасе выпустила руку Мельхиора, и тот тут же сам нащупал ее ладонь и сжал сильнее прежнего; впрочем, она даже не заметила.

— Элим Аат?.. — прошептала, ощущая, как к глазам подбираются слезы, и оглядела при этом несчастным взглядом комнату. Элим Аат? Полуразрушенное, бедное, зарастающее льдом как сломанная морозилка местечко, почти без населения, с лежащей в руинах крепостью, без окон, без природы, в вечном горном холоде, под жестоким бесконечно-зимним небом? Элим Аат? Это теперь ее угодья? Это она получила вместо жаркого и ароматного Ку Дерли?

Орион усиленно игнорировал ее состояние и продолжал:

— А Мельхиору достанется предгорье, — прозвучало очень сухо, как будто он не сказал, а выплюнул эти слова сквозь плотно сжатые зубы. — Земля твоя невелика и небогата, а все же большего ты не заслуживаешь.

Рука, державшаяся за Абигейл, ощутимо задрожала.

— Но отец! — вскричал Мельхиор, и его губы дрожали, растягиваясь в несмелой улыбке. — Что вы придумали? Я не могу быть королем, я же еще не женат!

— Тебе до восемнадцати осталось не так уж много, — произнес Орион прохладно. — И ровно в день твоего рождения состоится свадьба.

Мельхиора трясло так сильно, что Абигейл решила на время отбросить печаль по своей судьбе и покрепче обхватила его руку, даже за локоть взяла для пущего эффекта; но не подействовало.

— Свадьба? Да с кем? — вскричал он. — Я еще никого не выбрал! И ты у меня не спрашивал!

— Заткнись, — грубо оборвал его Орион, после чего махнул рукой в сторону двери, — и познакомься.

Все взгляды устремились туда, и в дверном проеме показалась женщина, несшая в руках какой-то предмет, завернутый в пеструю ткань. Абигейл узнала ее сразу же, буквально с первого взгляда; у женщины была черная блестящая кожа, характерная для магической элиты Империи Порядка, светло-сиреневые волосы, собранные в толстый конский хвост, украшенный жемчужинами, и бледные, почти прозрачные серые глаза, пугающе яркие на такой темной коже. Сомнений быть не могло. Ошибки быть не могло. Она.

— Эльза Магика?! — вскричала Абигейл. С самой Эльзой ей почти не доводилось общаться, а вот ее отца, Эдмунда Магика, она знала очень хорошо, поскольку он являлся верховным архимагом и часто бывал на званых приемах в домах приличных людей. К которым семья Абигейл, само собой, относилась в числе первых. — Да ей же лет тридцать!

К тому моменту Эльза Магика уже закончила академию архимагии и успела несколько лет проработать в магическом министерстве в империи, так что меньше ей быть никак не могло. Скорее больше.

— Абигейл, — холодно произнес Орион, — сядь.

И власть в его голосе заставила ее опуститься на стул, хотя ярость и продолжала клокотать внутри. Эльза Магика! Эльза Магика! В жены восемнадцатилетнему мальчику! Да она ему, наверное, в матери годится!

Эльза Магика плавно и грациозно приблизилась к столу, и вбежавшие слуги услужливо поставили перед ней стул. Абигейл вспомнила, что для нее никто и пальцем не пошевелил, и разозлилась.

Посмотрела на Ланделин, увидела в ее взгляде такое же смятение, как в своем — Эльза Магика! — и почувствовала себя несколько спокойнее. По крайней мере, не ей одной очевидно, что так нельзя.

— Но отец! Отец! — вскричал Мельхиор. — Она же старуха! Это нездоро́во!

— Она — сильнейшая из архимагей, лучшая в своем выпуске, — холодно пояснил Орион. — Если мне необходимо удержать в узде невоспитанного ребенка, варианта лучше не найти.

— Так это моя жена или все-таки надзирательница? — злился Мельхиор.

— В твоем случае и то, и другое, — Орион стукнул кулаком по столу. — И хватит об этом. Решение принято, ты не можешь спорить. Вы с Эльзой заключите брак и отправитесь жить в предгорья. И я очень советую тебе сделать все возможное, чтобы я о вас ничего не слышал.

— О, не сомневайся, услышишь, — Мельхиора трясло, как в лихорадке, и по скатерти вокруг его руки, прижатой к столу, расползались черные пятна, но та, за которую его держала Абигейл, совсем не нагрелась. — Еще как услышишь! Я тебя за это...

Его перебил писк младенца, раздавшийся откуда-то совсем близко, и сверток, который Эльза принесла с собой, зашевелился; Абигейл в ужасе осознала, что там был вовсе не предмет, а очень даже живой ребенок, которому, видимо, не очень нравилось слушать вопли Мельхиора.

Ну, это было уж слишком.

— Бастард? — Абигейл казалось, что она вот-вот потеряет сознание от гнева и ужаса. — Вы хотите, чтобы он воспитывал чужого ребенка? Это же ваш собственный сын! Как же можно!..

Мельхиор с надеждой посмотрел на нее, поверив, вероятно, что Абигейл удастся отговорить отца от этой затеи; но она, хоть и была в ужасе от таких перспектив, прекрасно видела, что Орион от своих планов не отступится.

— Мельхиору стоило заботиться об этом раньше, когда он решил своими действиями поставить Морань в столь шаткое положение, — равнодушно произнес Орион. — Эльза Магика — лучшая кандидатура, единственная, способная укротить Мельхиора, и будь у нее хоть пятеро внебрачных детей, она все равно сидела бы здесь.

Абигейл откинулась на спинку стула и с ужасом уставилась на спокойное, равнодушное лицо Эльзы; та ответила на взгляд, так же прямо посмотрев на новую невестку, и едва заметно пожала плечами. Младенец в свертке снова зашевелился и запищал, будто понимая, что речи идут о нем; Мельхиор по-прежнему трясся, но упал на стул и развалился, закрыв лицо ладонями, отобрав у обессиленной Абигейл свою руку. Тристан и Ланделин хранили молчание, Орион спокойно пил из фужера. Абигейл казалось, что мир рассыпается перед глазами, и она ничего не может с этим сделать.

***

Новая эпоха начиналась с катастрофы, начиналась с разрушений и утрат, которые ничем нельзя было восполнить. Поговаривали, что правление короля Бальтазара, ознаменованное такой трагедией, просто не может быть успешным, однако пока злые языки сквернословили, Морань менялась, цвела и обретала новую, доселе невиданную силу, приняв на своем престоле не только короля, но и королеву.

Абигейл сохранила зеленое платье, в котором провела тот знаменательный вечер, и в тяжелые моменты неуверенности доставала его из шкафа, чтобы напомнить себе, что рано или поздно все закончится хорошо. Что она справится. Что она выстоит.

Жизнь перевернулась за три дня, зато никакие последующие потрясения уже не могли напугать ее, и Абигейл верила, что ничто на свете больше не сможет выбить ее из колеи.

Пока через год после коронации не родилась Кимберли.