Двадцать шестого декабря в десять часов утра на пороге дома четы Сольмани появился человек.

Он шагал размеренно, словно в такт торжественному маршу. Рифлёная подошва сапог оставляла след на свежевыпавшем снеге, ветер развевал полы чёрной зимней шинели с гербовыми нашивками и слегка трепал аккуратно зачёсанные платиновые волосы.

Человек прошёл через высокую кованую калитку, окинул цепким взглядом дом Сольмани и решительно направился к двери по заснеженной дорожке. Взойдя на крыльцо, он два раза позвонил в дверь. Ему открыл невысокий седой мужчина.

— Комиссар Дамиан Абракс, — отчеканил гость. — Соборный отдел. Господа Сольмани дома?

— Да, прошу вас, проходите.

Дамиан Абракс ступил внутрь. Он походил на поджарого охотничьего пса: точёный профиль, какой можно чеканить на монетах, глаза цвета стали и сплавов. В своей чёрной шинели и тяжёлых сапогах он выглядел бы почти комично на фоне пастельных обоев в цветочек и трогательных семейных фотографий на комоде — но когда за дело берётся Соборный отдел, становится уже не до шуток.

— Господа сейчас в столовой пьют чай, — сказал мужчина, принимая у гостя шинель. — Позвольте, я вас проведу.

Инквизитор молча кивнул.

Полная круглолицая госпожа Сольмани куталась в розовый пушистый халат, роняла слёзы в остывший чай. Господин Сольмани, коренастый, со смоляными волосами и такими же чёрными подвижными глазами стоял у окна, нетерпеливо постукивал ногой и вертел в руках книгу по садоводству.

— Добрый день, господа, — инквизитор кивнул, на секунду изобразив вежливую улыбку, отчего глаза господина Сольмани, кажется, ещё сильнее задрожали от страха.

— Ох, здравствуйте, господин инквизитор, проходите, — Сольмани подхватил формальное дружелюбие гостя: его лицо расплылось в нервной улыбке, он махнул рукой на свободный стул:

— Не желаете чаю? Есть восхитительные пирожные…

— Спасибо, не стоит, — оборвал его Дамиан, однако сел за стол и неспешно открыл толстую записную книжку. Повисла напряжённая тишина. Достал ручку, щёлкнул. Снова тишина, нарушаемая лишь шелестом страниц. Наконец, он посмотрел на хозяев дома:

— Витторий Сольмани?

— Да, господин комиссар…

— Марта Сольмани, урождённая Рауш?

Она молча закивала.

— Ваш сын, Берт Сольмани, пропал в промежуток с пятнадцатого по восемнадцатое декабря.

— Да, всё так.

— Хорошо, — кивнул он и снова сверился с записной книжкой. — Я задам вам несколько вопросов о личности вашего сына. Будьте готовы повторить некоторую информацию и дать наиболее полные ответы.

Супруги молча переглянулись.

Последние пару дней размылись, превратились в один бесконечный день, изредка прерываемый допросами. Их приходили допрашивать двое инквизиторов-лейтенантов из местного отделения. Заставили повторить всё то, что они говорили, когда заявляли о пропаже: когда в последний раз видели, кто мог видеть, были ли конфликты с кем-либо… На встревоженное «Известно ли хоть что-то?» ничего не ответили, только переглянулись, взяли свои папки и откланялись.

Инквизитор занёс ручку над блокнотом, словно держа оружие наготове.

— Когда вы последний раз с ним виделись?

— Ох, давно, — сказал Сольмани, — в начале лета приезжал нас проведать. Он сейчас живёт на квартире покойной тётушки. Но мы иногда созваниваемся, только вот…

Инквизитор стрельнул в его сторону пристальным взглядом.

— Поссорились мы. И уже месяц не разговаривали. Я, я ведь не знал, я даже не думал, что так… — Сольмани раздосадовано махнул рукой. — Я ему тогда сказал, что он позор семьи, что недостоин наследства, но это я сгоряча, понимаете, характер у меня такой…

Госпожа Сольмани отвернулась, украдкой смахивая слезу.

— Из-за чего вы поссорились?

— Видите ли, наш Берти очень хороший мальчик, но… — начала госпожа Сольмани.

— Я ему тогда сказал, что никаких денег он в этом месяце не получит. И пригрозил, что вообще перестану ему помогать. Понимаете, господин комиссар, может, нам и грех жаловаться на бедность, но в последнее время у нас очень сложная ситуация. Я умолял его найти нормальную работу. Несколько лет назад мы оплатили ему университет, но он просто бросил его. Мы до сих пор не знаем, почему. Это же просто уму непостижимо, зачем ему нужно было бросать учёбу?!

— Ну, милый, потише…

Страницы снова зашелестели.

— Ваш сын учился в университете имени святого Иоланда на факультете изящных искусств?

— Да, всё именно так, — Витторий Сольмани продолжал закипать. — И повторюсь, мы до сих пор не можем понять, какого чёрта он… Может, думали, был какой-то скандал, может, он вступил в студенческое братство, ну, вы знаете… Такое бывает, да?

— Разумеется, — кивнул комиссар. — Вам известно о его друзьях, знакомых? Возможно, он упоминал о каких-то разногласиях?

— Да ничего. Он не говорил, я не расспрашивал. Чай, не школьник уже, — Витторий грустно ухмыльнулся, оскалив желтоватые зубы. — Бегал, крутился, одни вечеринки на уме. Иногда говорил, что скоро начнёт хорошо зарабатывать, что получил какое-то выгодное предложение, а потом опять просил выслать деньги… Да что он вообще смог бы без образования! Без образования ведь никуда, верно я говорю, господин инквизитор?

— Разумеется, господин Сольмани, — снова кивнул инквизитор.

— Вот и тогда всё с этого началось. Я говорил с кузеном, он был даже готов его пристроить в свою контору. Но Берт отказался. Сказал, скоро всё будет по-другому. Я сказал, что не верю. Слово за слово… Господи, если б я знал… Да если бы он!.. Если бы он знал, сколько я!..

— Тише, Витти, у тебя сейчас давление…

Комиссар сделал краткую пометку.

— Как вы узнали, что он пропал в промежуток с пятнадцатого по восемнадцатое, а не ранее?

Витторий Сольмани немного успокоился. Пригладил посеребрённые сединой взъерошенные чёрные волосы.

— Нам позвонил его приятель. Они вместе учились. Сказал, что Берт собирался с ним встретиться, но не пришёл, и уже три дня не отвечает на звонки. Ян Орбе его зовут.

Комиссар кивнул, снова сверился с папкой. Окинул взглядом комнату, часы с позолоченными стрелками, крохотные фарфоровые чашки и клубничные пирожные на столе. Несколько секунд показались мучительно долгими.

— Благодарю за сотрудничество, — инквизитор изобразил улыбку, в которой было не больше жизни, чем в часовом механизме.

— Послушайте, господин комиссар, — подал усталый голос господин Сольмани, — я не дурак: знаю, что Соборный отдел за простые дела о пропаже не берётся. Вы ж, наверное, из центра приехали… Скажите, что с Бертом? Пожалуйста, скажите, я… я вас по-человечески прошу.

Инквизитор выдержал паузу, раздумывая, стоит ли делиться информацией, но господину Сольмани в этом молчании почудилась зловещая театральность.

— В квартире вашего сына обнаружили запрещённую оккультную литературу, — прогремело, как приговор.

— Простите?..

— Мы не можем точно сказать, связан ли ваш сын с какими-либо незаконными религиозными практиками. Но такая вероятность есть, и процедура требует от меня небольшой проверки.

Витторий Сольмани задрожал, с каждой секундой сжимаясь перед лицом закона. Фигура инквизитора нависала над ним зловещей тенью; только вместо меча — ручка, занесённая над тетрадью.

— Ох… — Витторий схватился за сердце, — ох… Уф… Нет, здесь какая-то ошибка, он бы никогда… Да ради всего святого, Марта, прекрати рыдать!!! — рявкнул он. Кровь прилила к его лицу.

— Я сочувствую вашему горю, господин Сольмани, — сказал инквизитор, в чьих глазах было не больше сочувствия, чем в неумолимом тиканьи часов.

— Господин комиссар! — взмолился Витторий. — Мы даже подумать не могли! Это всё из-за этого чёртового университета! Его наверняка заманили в братство, промыли ему мозги! Все эти гуманитарные отделения — просто рассадник чумы! Они там обколются и пишут свои манифесты, эти доморощенные революционеры, сраные декаденты, я знал, что не нужно было, там же сплошные…

Он тяжело задышал и осел, как кукла. Марта гладила его по спине, глотая слёзы.

— Я вижу, вы очень любите своего сына, господин Сольмани, — сказал инквизитор. — Но вот ведь какой вопрос: если бы Берт действительно занимался оккультизмом, и вы об этом знали, сообщили бы вы в Инквизицию, как и полагается примерному гражданину?

Снова повисла тишина, самая глухая и тягучая за сегодняшнее утро. Витторий ничего не сказал. Он опустил взгляд; от одного вида розовых клубничных пирожных к горлу подступила тошнота.

— Да, это сложный вопрос, — инквизитор захлопнул папку и добавил почти нравоучительно, — никто не сможет ответить на него, пока жизнь не поставит его перед настоящим выбором.

Витторий взглянул на него исподлобья. Он что-то беззвучно шептал одними губами. Марта уже перестала рыдать, и глаза у неё стали стеклянные и опустошённые.

— Мы сделаем всё, что в наших силах. Будьте готовы ответить ещё на несколько вопросов по ходу следствия.

…Комиссар Дамиан Абракс вышел из дома и по мощёной дорожке направился обратно к служебной машине. Возле неё курил инквизитор из местного отделения. Заметив Дамиана, он торопливо потушил сигарету и вытянулся по струнке, как ученик, которого застукали за курением в школьном туалете.

— Отправляемся по этому адресу, — распорядился Дамиан, подойдя к машине. — Потом нужно осмотреть квартиру пропавшего.

— Квартиру уже осмотрели, господин комиссар. Все оккультные материалы опечатаны и доставлены в отделение.

Дамиан бросил в его сторону уничтожающий взгляд.

— Мне бы не пришлось всё перепроверять, если бы ваш отдел не работал спустя рукава, лейтенант.

Сев в машину, Дамиан ещё раз просмотрел выписку звонков, которые совершались с телефона Сольмани. По ним могло бы сложиться впечатление, что он вёл жизнь нелюдимого отшельника. Непохоже на сложившийся образ. Имени Яна Орбе в списке тоже не было. Видимо, звонил из телефона-автомата.

Он перелистнул несколько страниц назад. Его встретила чёрно-белая газетная вырезка: фотография тела, насаженного на ограду парка. Под ней вклеена ещё фотография: рядом на ограде неизвестный написал числовую последовательность, которую Дамиан так и не разгадал.

Дамиан перелистнул обратно. Его снова, словно давний друг, от которого никак не можешь отцепиться, встретил Сольмани с дурацкой белозубой улыбкой.

Дамиан почувствовал, как начинает закипать. Ну надо же, какой-то великовозрастный идиот сейчас пропивает остатки своего наследства, — вот уж ради чего стоило отвлекать его от расследования. И плевать, если с каждой ограды будут свешиваться трупы, — главное же, чтобы дорогой сыночка вернулся живой и невредимый, покаялся под аккомпанемент родительских счастливых рыданий и снова продолжил позорить семью и кутить на последние деньги! Дамиан в его возрасте уже служил в Инквизиции. Каждый день просыпался и молился Богу. Раскрывал дела, блестяще выступал в суде. Спасал жизни. Пока эта тупая рожа продолжает пялиться на него со страниц тетради…

— Господин комиссар? — осторожно позвал лейтенант. Кажется, его фамилия Гаспар, или нет… Чёрт, не всё ли равно?

Дамиан осознал, что уже какое-то время сверлит взглядом одну точку, вцепившись в тетрадь.

— Всё в порядке, господин комиссар?

— Поезжай, — процедил комиссар сквозь плотно сжатые зубы.

Машина неспешно двинулась по направлению к окраине города.

Надо было прийти в себя и вернуть мысль на привычные рельсы, но Дамиан всё никак не мог успокоиться; вся эта ситуация его попросту злила. Его вызвали сюда для расследования дела о трупе, насаженном на ограду (такой способ убийства повторял способ казни в некоторых старых еретических культах). С расследованием, как всегда, тянули до последнего, а местные инквизиторы никак не продвинулись в деле. Дамиан убедился, что картина и правда скверная: тело не опознали, свидетелей нет (а если и были — поди найди их сейчас!), единственная зацепка — странная числовая последовательность, написанная на ограде кровью погибшего.

Он приехал сюда из Центра, не спал вторые сутки, возился с бесконечными бумагами, потому что и это пришлось делать самому — но на том злоключения не закончились. По приезду Дамиан запросил доступ к информации уровня Гимель: сведения о всех магах, проживающих в этом районе. Это была стандартная процедура. Но почему-то в канцелярии ему отказали в доступе, а после Дамиану позвонил начальник отделения и потребовал проверить дело с пропажей Сольмани.

…Да, Сольмани скрывал свои звонки, и не без причины. Но увлечение оккультизмом, скорее всего, было простой блажью скучающего богатенького сынка, подумал Дамиан.

Он знал о распространившейся в последние годы прискорбной моде на оккультизм и южанские духовные практики, особенно в кругах интеллигенции и творческой молодёжи. Многие из них оказывались безобидными легковерными идиотами, которых потянуло на экзотику, но некоторые в своём увлечении заходили намного дальше.

Впрочем, всё это были более или менее рядовые дела, пусть даже расцвеченные кровью невинных жертв и пропитанные опиумным дымом; куда страшнее, если в дела вмешивались маги.

Служебный автомобиль подъехал к многоэтажке в небогатом районе. Дамиан поднялся на шестой этаж и позвонил в дверь. Ему открыл неаккуратно подстриженный мужчина в роговых очках, рубашке с закатанными рукавами и вязаной жилетке.

— Добрый день.

— Комиссар Абракс, Соборный отдел. Вы Ян Орбе?

— Да, — он подхватил на руки зашипевшую на комиссара толстую серую кошку. — Проходите, господин инквизитор.

Он зашаркал тапочками по коридору. Дамиан прищурился, бегло осмотрел квартиру. Удастся сразу отсечь лишние вопросы. Явно из семьи среднего класса, но смог выбить стипендию в престижном университете; полученным образованием гордится, за неимением ничего другого. Из комнаты доносится сильный запах кофе: судя по всему, его основное топливо. Круги под глазами видны даже сквозь стёкла очков. Слабее — запах сигарет: курит давно, кончики пальцев пожелтевшие. Кроме того, на них пятна чернил: редактор, писатель? Типичная холостяцкая квартира, живёт один; одиночество его скорее тяготит, чем нет.

— Чем могу быть полезен? — спросил Ян, туша сигарету в пепельнице. Он стоял в кабинете у окна, рядом со шкафом, доверху заставленным книгами. Дамиан сел в кресло и достал папку. — Вы по поводу Сольмани?

Дамиан кивнул.

— Он позвонил в ночь с тринадцатого на четырнадцатое, после полуночи, — сказал Ян. — Для него это нормально, да и я не всегда сплю в это время. Предложил встретиться пятнадцатого в пять часов вечера. В баре, здесь неподалёку.

— Что именно он сказал?

Ян нахмурился и опустил взгляд.

— Сказал, что очень, очень нужно встретиться. Что хочет передать мне какую-то книгу на хранение, и что это должно остаться в тайне. И сказал, что его кто-то ищет. Сказал, «он идёт». А я ему: ну кто он, ну скажи ты! А Берт только и делал, что твердил: он идёт, он найдёт меня. Понимаю, это звучит, как будто я… — он раздосадовано вздохнул, не закончив фразу. В глазах читалось чувство вины — плохо скрываемое и, судя по всему, искреннее.

— Ну, он так звучал… Будто пьяный или под кайфом. Слушайте, Берт не наркоман, но он иногда баловался, я-то знаю, вечно его в университете из всяких передряг вытягивал. Вот и теперь… Я ж даже не думал, что…

Для человека его социального положения и образа жизни увлечение наркотиками не редкость, а неприятная закономерность, подумал Дамиан. Желание свидетеля защитить своего старого и давно не близкого товарища непонятно от чего его мрачно позабавило; в конце концов, наркоконтроль в обязанности Дамиана не входил, хотя эта история с исчезновением вполне могла быть насквозь пропитана психоделиками и стимуляторами всех мастей. Дамиан сделал ещё одну пометку в своих записях.

— Вы учились с ним в университете?

— Да, только я не искусствовед. Я лингвист. Сейчас пишу работу по категории модальности в цайских языках…

Ян почесал затылок и обернулся на рабочий стол с печатной машинкой и парадом из разноцветных кружек. Занятие, от которого его явно не вовремя отвлекли.

— Мы дружили, но сейчас редко общаемся. Иногда собираемся, выпиваем. По привычке, наверное. Надо же иногда отвлечься.

— И господин Сольмани ничего не рассказывает вам о своей жизни? Несмотря на то, что вы его старый товарищ и первый, кого он попросил об услуге?

— Когда пьёшь, наутро вообще забываешь, о чём вы болтали. К тому же Берт всегда был любителем помолоть языком, поэтому любое его слово я делил на два, а то и на три, — Ян подошёл к столу, взял одну из чашек, отпил и поморщился. — Он не сильно изменился. Чем жил, тем и живёт: тусовки всякие, летом в Рапсодию ездил. Общих друзей у нас нет, да и заведения, в которые он ходит, мне… немного не по карману, — Ян снова почесал затылок. — У Берта знакомые сплошь всякие художники, коллекционеры, модные писатели…

— Так его главное увлечение — искусство?

— Можно и так сказать. Я до сих пор не знаю, что у Берта в голове. Может, ему просто нравится богемная жизнь. Но… он не глупый человек, правда, — Ян вдруг снова бросился его защищать непонятно от кого.

— Что насчёт университетских товарищей? Он общается с кем-то из старой компании?

Ян задумался, но Дамиан не стал дожидаться ответа и достал из папки чёрно-белую фотографию в пластиковом футляре. На обратной стороне — пометка ’57.

— Эта фотография принадлежала исчезнувшему. Вы можете опознать людей на ней?

Ян поправил очки и вгляделся. С фотографии на него смотрела группа молодых людей.

— О, четвёртый курс, помню, — он не смог сдержать неловкой улыбки, — а это я.

Ян Орбе на фотографии ещё не носил очков.

Ян Орбе из настоящего времени не смог бороться с желанием на несколько секунд вернуться в приятные воспоминания о юности, когда дни были длиннее, алкоголь вкуснее, а научные работы писались в ночь перед сдачей.

— И моя девушка, — пробормотал он, глядя на миловидную блондинку рядом с прошлым Яном. — Она уехала в другой город… вместе с моим другом, — он скорчил неловкую гримасу, — уже давно. И мы больше никогда не виделись. Не думаю, что Берт с кем-то из них сейчас общается.

Он продолжил изучать фотографию.

— Ага, вот он Берт… А кто с ним, не знаю, — Сольмани на фотографии обнимал за талию какую-то девушку, — он всё равно каждый день с новой девчонкой приходил. Спорю, что на следующий день он её уже не помнил. А это Грегор с исторического. Он… Надеюсь, живой хотя бы.

Дамиан вопросительно посмотрел на него.

— Увлёкся экспериментальной музыкой, но сам экспериментировал только с психоактивными веществами. Сначала ловцы снов, потом кислота, Тетра, и понеслось. Она Берта на дух не переносила, — указал Ян на ещё одну девушку. — А это…

Он поправил очки.

С фотографии улыбался утончённого вида юноша с тёмными кудрявыми волосами.

— Чёрт, я же его знаю. Он иногда к нам приходил. Вроде славный парень, некоторые от него без ума были… Но я даже не помню, с какого он факультета. Имя… какое-то старинное, хоть убей, не помню. Короче, кроме как на вечеринках я его не видел. Простите, что не слишком помог, господин комиссар, — сказал он, возвращая фотографию.

Дамиан захлопнул тетрадь и готов было уйти, но хозяин квартиры негромко его окликнул.

— Господин комиссар, Берт ведь сильно влип, да? — вдруг спросил Ян, глядя честными глазами, будто решил, что Дамиан его друг. — Извините, не стоило спрашивать… Я хочу сказать, он всегда был говнюком. И я знал, что когда-нибудь он нарвётся. Но он не плохой человек. Я не думаю, что он мог бы сделать что-то по-настоящему ужасное.

Дамиан уже готов был покончить с этими приступами сентиментальности, но что-то в этой честности его смягчило. Наверное, вера в человека, за которую каждый готов до последнего цепляться, чтобы не рушить свой уютный мирок.

Серая кошка бесшумно скользнула в комнату и прыгнула на стул рядом с Яном. Тот провёл рукой по её шерсти. Многотомные труды по лингвистике молчаливо смотрели из-за стеклянных дверей шкафа, оградившего границы мира Яна Орбе.

— Следствие не располагает нужной информацией, — сказал Дамиан.

— Да, конечно, — Ян почесал кошке за ухом. — Извините.

…Служебный автомобиль вновь набирал скорость, а Дамиан смотрел на проплывающий пейзаж, с каждой секундой мрачнея. Кажется, Дамиана ждало упоительное дело в антураже искусства, с участием инфантильных вчерашних студентов-гуманитариев.

Последней остановкой на сегодня была квартира Берта Сольмани. Комиссар ступил в пустую мертвую квартиру, словно в дом с призраками. Пол скрипнул под ногами. Здесь царил бардак: будто ураган прошёлся. Все дверцы, какие только можно было открыть, распахнуты настежь; тумбочки и шкафы распотрошили, вытащив все выдвижные ящики и перебрав вещи, а в спальне перевернули кровать и вскрыли тайник под полом.

Книжный шкаф постигла та же участь. С книгами, сваленными рядом в кучу, тоже не церемонились.

Задумавшись, Дамиан стал перебирать их. История искусств, философия, модная художественная литература. Ничего неожиданного. Но, может быть, он мог бы найти записную книжку или что-то ещё, что гораздо больше рассказало бы о пропавшем? Какую книгу Сольмани вообще собирался передать? Легко предположить, что одну из тех оккультных, которые уже в большом количестве обнаружили у него в квартире, но что, если речь не о ней?

Его взгляд скользнул по очередной книге. «Теория чисел».

Рукой в чёрной перчатке Дамиан бережно отряхнул её от пыли. Немного необычно. К тому же, книга выглядит новой. Он пролистал томик, покрутил его в руках и почувствовал, что за задним форзацем книги есть небольшая пустота. Что-то едва слышно перекатывалось внутри.

Вскрыть книгу-шкатулку не составило труда. Дамиан осторожно извлёк из неё что-то небольшое, замотанное в несколько слоёв обёрточной бумаги. Шуршание бумаг — и в руках Дамиана оказался маленький пузырёк с прозрачной жидкостью.

Дамиан осторожно осмотрел его. Так всё-таки, дело опять в наркотиках?..

Осколки склеились в невнятный уродливый витраж. Древний способ казни, числа. Исчезновение богатенького разгильдяя — и почему-то снова числа. Искусство, наркотики, оккультные книги, непонятный преследователь.

История Сольмани медленно превращалась в уравнение с несколькими неизвестными.