Почему Фор решил встретиться в другом месте, Ахсель не знал, хотя и догадывался, что даже он со своей кажущейся невозмутимостью иногда перестраховывается.
Елене Ахсель не позвонил. Здесь и колебаться было ни к чему; хотя и поселилась после того дня в душе смутная тревога.
Он вздохнул, накрывая новую картину чёрной материей. Рассеянно посмотрел на фикус на подоконнике («нет, не фикус, как он там назывался…») рядом с гипсовым черепом. Все картины ужаса с недавних пор сводились к одной; к удушающей тьме, к белой прорези в ней в виде оскала зубов Сольмани.
Химеры притихли, и даже Семиглазый так и не вымолвил ни слова. Но было ещё кое-что очень важное, о чём обязательно стоило рассказать Фору. Результат его экспериментов с Тетрой — и, быть может, даже секретный козырь в рукаве.
Ахсель в последний раз окинул взглядом тихое кладбище химер и вышел в коридор.
…Колокольчик над входной дверью зазвенел, в нос ударил запах пряностей. Столы в ресторане «Огни Тангарии» были очень низкими, и люди сидели за ними, раскинувшись на больших разноцветных подушках, дымя кальяном и сигаретами. Тут и там болтали и выкрикивали по-тангарски, а из музыкального автомата в углу пиликали южанские мотивы. За стойкой хлопотал юркий старичок. Девушка с чёрной косой до пояса разносила огромные подносы с едой.
Ахсель прошёл дальше вглубь. В тихом уголке двое мужчин играли в «битву чисел» на длинной клетчатой доске. Один откинулся на подушки, вальяжно потягивая кальян, второй согнулся над доской и в задумчивости чесал бороду.
И здесь Ахсель не нашёл Фора и Палладу, а потому спустился на нижний этаж в бильярдную комнату. С потолка свешивалась лампа, свет которой бросал глубокие чёрные тени.
— Вот видишь, Паллада, — триумфально объявил Эосфор, — бильярд — это тебе не шахматы какие-нибудь. Тут надо мыслить стратегически. …О, Ахсель, вот и ты!
Фор обернулся и махнул ему рукой, радостно улыбаясь. В другой он держал бильярдный кий, пока Паллада за столом примеривалась к следующему удару.
— Что нового? — спросил Ахсель.
— Да так. Всего лишь несколько печальных поражений по всем фронтам, — довольно улыбнулся Фор.
Паллада ничего не ответила на его подначивания. Сделала ход — разноцветные шары с цифрами изменили свой узор. Один из них подкатился ближе к лунке, но не упал.
— Ахсель, давай с нами, — сказала она. — Он весь вечер выпендривается.
Ахсель взял протянутый кий.
— Я думал, вы что посерьёзнее скажете.
— У нас тут мировое первенство по бильярду, — отозвалась Паллада. — Уж куда серьёзнее.
— Паллада, нужно уметь проигрывать с достоинством, — сказал Фор, поправляя закатанные рукава рубашки.
Ахсель нагнулся над столом, прищурился. Прицелился в блестящий ярко-синий шар с цифрой семь, ударил.
— Говорят, магистр Ше-Нум погрузился во внутренний Храм Пустоты, — сказал Фор. — Это такое состояние… то ли кома, то ли медитация. Внутри себя он ходит по коридорам храма, а на деле неподвижно лежит и почти не дышит.
— И часто с ним такое?
— Раньше иногда уходил в себя на пару дней. Сейчас лежит уже неделю. Я не сразу об этом узнал: к нему запрещено приближаться. Если его кто-то разбудит, то его душа не вернётся в тело должным образом.
Они сыграли ещё круг. Шары отскакивали от бортов, сталкивались, выстраивались на зелёном сукне в причудливые узоры.
Может, меня тоже однажды кто-то разбудил, подумал Ахсель. Вот и вернулся с тех пор в тело то ли я, то ли не я — как в чужую квартиру. Он подумал, что, может, сейчас самое время сказать про картины; признаться, что больше не хочется рисовать, потому что видения ужаса с холстов окончательно просочились в реальность — но промолчал и в очередной раз ударил по шару.
Руки двигались сами собой. Ахсель уже и забыл это чувство, но оно было приятным. Когда удаётся чем-то занять руки, и реальность начинает казаться не такой хрупкой и зыбкой, как осенний туман.
В очередной раз шары выстроились на столе, повернувшись к нему цифрами три и девять.
Фиолетовый и жёлтый шар. Тройка и девятка — кажется, где-то недавно он их видел, и они означали что-то очень важное…
Руки вцепились в кий. Реальность снова начинала расслаиваться. «Один, два, три…» — начал считать Ахсель, пока цветные глазные яблоки со зрачками-цифрами впивались ему в душу…
— Ахсель, — Фор тронул его за плечо. — Всё нормально?
— Да, устал просто, — отмахнулся Ахсель. Видение пропало.
— Тогда советую тебе сохранять бдительность, - Фор снова самодовольно улыбнулся.
— Тебе ж это на руку, — усмехнулся Ахсель.
— Иначе тебя будет слишком неинтересно обыгрывать.
— А вот это ты зря сказал.
— Девчат, вы закончили? — вздохнула Паллада. Сделала свой ход; тройка и девятка отскочили от бортов и отвернули от Ахселя зрачки-цифры. Поначалу он не принимал игру всерьёз, но сейчас даже его накрыл азарт. Он как следует примерился — снова к чёртовой синей семёрке, — и…
— Неплохой удар, — заметил Фор с самодовольной улыбкой, — но я бы советовал…
…Два шара медленно подкатились каждый к своей лузе, сделали прощальный пируэт и провалились.
— Два одним ударом, — одобрительно кивнула Паллада, затем ехидно улыбнулась и похлопала Фора по плечу, — ну, шеф, не расстраивайтесь. Это просто новичкам везёт. Не расстраивайтесь, а, шеф?
— Сейчас покажу, как надо, — фыркнул Эосфор, вырывая из рук кий. — Ахсель, что смешного?
Ну, не каждый день увидишь, как будущий магистр подпольного ордена ведёт себя, как обиженное дитё, подумал Ахсель, едва сдерживая смех, но решил промолчать. Игра набирала обороты.
— Слушай, Фор, — начал Ахсель, примериваясь к оранжевому шару с шестёркой, — помнишь, я читал про магические опыты? Ну, про южан в монастыре.
— Да, и что с ними?
Ничего больше Ахсель рассказать не успел. Скрипнула дверь, послышались медленные, размеренные шаги по ступеням.
— Добрый вечер, уважаемые sadahi, — раздался следом низкий бархатистый голос.
Троица оглянулась. В бильярдную вошёл статный южанин с аккуратной острой бородкой и убранными в хвост смоляными волосами. Поверх рубашки с галстуком вместо пиджака надета расшитая золотым, красным и зелёным узором накидка.
— Не позволите ли присоединиться к вашему сражению? — спросил он.
— Господин Дэ́эр, — отозвался Фор. — Не ожидал вас здесь увидеть.
— Вернулся недавно в город и подумал, почему бы не посетить места былой славы, — сказал Дээр. Говорил он с заметным тангарским акцентом, но не коверкая слова.
Вслед за ним в бильярдную спустились, будто из тени проступили, ещё трое. Первым Ахсель заметил щуплого смуглого паренька в пёстрой рубашке. Следом — девушку в круглых лиловых очках, укутанную в грязно-белую шубу. За их спинами маячил огромный детина-альбинос в коричневой авиаторской куртке.
Южанин взял кий, вытянул руку со сверкающим рубиновым перстнем на большом пальце и ловко забил в лузу шар-семёрку.
— Правильная тактика — залог хорошей игры, не считаете? — южанин расплылся в медовой улыбке, хотя глаза его смотрели непроницаемо и зорко, как у хищной птицы.
Ахсель почувствовал нарастающую тревогу. Все эти раскланивания за последние дни ему порядком надоели, — хватало одной Елены с её туманными предложениями.
— Вы сюда не в бильярд играть пришли, — вмешался Ахсель неожиданно для себя. — Выкладывайте, что вам нужно.
Дээр взглянул на него с вялым интересом, будто только что заметил его присутствие в комнате. Повисла неловкая тишина.
— Видите ли, господин Дээр… мой друг, — Эосфор стрельнул в сторону Ахселя ледяным взглядом, — очень обеспокоен последними событиями в Ордене, так что простите его.
— Да, да, я всё понимаю, — ответил Дээр. — Хотел начать издалека, дело-то весьма деликатное. Но раз azaar-sahi не терпится перейти к сути, так тому и быть.
Он сел по противоположную сторону стола. Смуглые узловатые пальцы постучали о дерево.
— Я всегда ценил доверие между Уроборосом и нашей… компанией. Мы вас защищаем от инквизиторских псин, а вы всегда вовремя платите. Всегда так было.
— Что случилось?
— Слышал новости об одном из ваших. О Берте Сольмани.
Повисло молчание. Девушка и паренек за спиной Дээра зашептались, альбинос остался стоять неподвижно, словно памятник сам себе — даже мускул на лице не дрогнул. Никак не отреагировал и Эосфор; впрочем, этого Ахсель от него уже ожидал.
— Он нам крупно задолжал, — продолжил Дээр. — Должен был заплатить за один дорогой товар, но внезапно пропал. Говорят, что погиб.
— Печально, но при чём здесь мы?
Дээр покачал головой.
— Слышал я ещё кое-что. Как у вас говорят… Птичка на крыльях принесла?
— На хвосте, — поправил Фор.
— Так вот, принесла мне птичка, что вы знаете, в какой именно канаве он сейчас лежит, — Дээр говорил медленно и почти нараспев, словно нарочно ходя кругами, — а может, и сами его туда столкнули.
Он снова медово заулыбался.
— Если бы Берт знал, каким популярным станет после смерти, то сам бы поскорее наложил на себя руки, — фыркнул Эосфор. Нотки высокомерия в его голосе тоже были Ахселю знакомы. — Господин Дээр, я правильно вас понял? Вы считаете, что вправе требовать с нас деньги, и пришли сюда заниматься вымогательством?
Дээр покачал головой.
— Это обидные слова, Керн-sahi. Разве у нас с вами не деловые отношения?
— Вы только что обвинили нас в убийстве.
— Послушайте, мне нет дела до ваших междоусобиц. Люди каждый день погибают, но не все они наши должники. Я ведь не для себя прошу, а для ребят. Мне им платить надо. Иначе они злые станут и голодные. А если они злые и голодные станут, то кому вас защищать? А сейчас, полагаю, вам это очень надо.
Паренек в цветастой рубашке, ухмыляясь, крутил в руке складной ножик. Девушка покачивалась и отбивала каблуком такт одной ей слышной мелодии. Альбинос сложил огромные руки на груди и снова застыл; уловив на себе взгляд Ахселя, окатил его в ответ молчаливым презрением.
Дээр внезапно перешёл на тангарский и бегло бросил пару фраз. Эосфор выжидающе посмотрел на Палладу.
— Он говорит, что если мы не можем заплатить им, то можно уладить вопрос по-другому, — перевела Паллада.
— Что вы предлагаете? — спросил Фор.
— Aikham suur.
Повисла тишина.
— Он говорит, что… Кхм… — Паллада судорожно сглотнула.
— Не надо переводить, — прервал её Фор. — Я всё понял.
Он внимательно посмотрел на Дээра.
— «Семиглазый» бесценен. Жизнь Берта его не стоит. Передайте госпоже Фарсетти, что пора бы научиться понимать слово «нет».
— Мы не действуем ни по чьей указке. Просто хотим получить свою компенсацию и мирно разойтись. Всегда так было. Я ведь как считаю: главное — доверие. Магистр Ше-Нум это всегда понимал. Мой отец ему доверял, и мой брат ему доверял, да обретут они покой среди звёзд. Разорвать это доверие сейчас — всё равно что оскорбить мёртвых. Грех это, Керн-sahi.
— С чего бы главе банды рассуждать о грехах? — сказала Паллада.
— А грехи у всех одни, asahi. Это вы их вечно в разные одежды рядите, а потом режете друг другу глотки.
— Моя подруга всего лишь имеет в виду, — снова вмешался Фор, — что крайне лицемерно говорить о наших грехах, держа под столом револьвер, направленный на меня.
По лицу Дээра, словно змея, пробежала слабая улыбка.
— Это, Керн-sahi, не грех. Это аргументация. Искусство ведения споров имеет много общего с искусством ведения боя.
Под столом раздался щелчок — взведение курка.
Паллада выхватила револьвер и наставила на Дээра. Но вдруг здоровяк-альбинос перехватил её руку и приставил к голове пистолет. Паллада вскрикнула. Мелкий тангар наставил пистолет на Ахселя.
Все застыли. «Три пушки против одной — простая математика», — ехидно посмеивался в голове голос, уже не разберёшь чей, да и какая разница, когда теперь…
— Хмурый, — бархатистый бас Дээра нарушил тишину, — отпусти её и убери пушку. У вас неплохая реакция, asahi.
Хмурый послушался после того, как Дээр вытащил из-под стола пистолет и положил его на зелень сукна. Свой пистолет он убрал под полу авиаторской куртки. Паллада тяжело отдышалась, опершись на стол.
— Признаюсь, некоторые аргументы нечем крыть, — Дээр пригладил бороду, почти благодушно посмотрел на Фора. — А вы не так плохо держались. Может, не такой вы беззубый taahari, каким кажетесь.
Он перевёл взгляд на Ахселя.
— Чего не сказать о вашем дружке-azaar, — он скривился, будто проглотил что-то мерзкое, — трясся, как осенний лист. Впрочем, не мне советовать вам, каких товарищей выбирать.
Дээр поправил галстук и накидку, снова пригладил острую бородку. Парнишка выругался на тангарском и спрятал нож в карман.
— Что же, — сказал Дээр, — очень жаль, что переговоры не состоялись. Придётся… как там говорится? Попытать счастье в другом месте.
Дээр развернулся, за ним тяжёлой походкой направился здоровяк-альбинос, следом — мелкий парнишка. Последней шла девушка в белой шубе. Ахсель проводил их взглядом и заметил, что у неё в руке что-то блеснуло.
— Ложись! — Ахсель успел толкнуть Фора с линии огня.
Она вскинула руку с пистолетом.
Но вместо того, чтобы выстрелить в них, направила пистолет на лампочку.
Выстрел, дребезжание стекла, темнота.
Началась потасовка. Ахсель не глядя вмазал кому-то кулаком — под костяшками хрустнуло.
— А-а-а!
Раздалась ругань на тангарском. Кто-то набросился на Ахселя с другой стороны. Он увернулся, но врезался спиной в бильярдный стол. Один удар просвистел мимо. Ахсель снова замахнулся, тоже мимо.
Он хотел отскочить, но кто-то схватил его за шиворот огромной рукой и потянул через стол. Ахсель стал вырываться. Ударил кого-то ногой. Ещё раз дёрнулся, — но вдруг кто-то ударил его по голове. В ушах зазвенело, всё громче, громче, громче — а после темнота окончательно съела его.
***
Ахсель медленно приходил в себя.
«Снег падает на кровь, мы смертельно ра-не-ны…», — доносилось тихое пение, искажённое шипением магнитофона.
— Да выруби уже, задолбал по сто раз гонять! — рявкнул кто-то. Раздался стук, помехи, следом тишина.
— Ты чё, опух?! — взвизгнул другой голос. — А ну верни!
Замедленное дыхание ускорилось, сердце забилось сильнее. Ахсель разлепил глаза, но предметы вокруг всё ещё сливались в беспорядочные цветные пятна.
Он сидел на стуле, опустив голову. Руки были связаны за спиной, — сейчас у Ахселя не было сил даже дёрнуться.
— Музыка — моя жизнь! — продолжал беситься кто-то. — И вообще, я под неё лучше думаю!
— И о чём же ты думаешь? — скептически пробасил голос.
— Я размышляю о Господе.
Комнатушка, в которой они находились втроём, была тесной. Ахсель поднял взгляд, но глаза продолжали слипаться. Вот большой квадратный кассетный проигрыватель, вот стол с дисковым телефоном. На сиротливых грязных обоях в цветочек висят плакаты рапсодийских музыкальных групп и календарь с обнажённой женщиной в морской фуражке. Тангары из бильярда — один мелкий и вертлявый, другой огромный альбинос — продолжали переговариваться. У мелкого из распухшего носа торчал окровавленный кусок ваты.
— Вот скажи, Хмурый, — продолжил тощий тангар, — может ли господь создать…
— Камень, который не может поднять, да, да. Тыщу раз об этом говорили.
— Нет! — обрадовался мелкий. — Тёлку, которую не может трахнуть!
…Вот на этой ноте всё и закончится, подумал Ахсель.
Он чувствовал, как Тетра расплавляет мозг, спутывает нейроны, как тяжело становится снова не закрыть глаза и не погрузиться в эйфорические цветные сны. Какой же ты слабак, отчаянно подумал он. Поиграл, сволочь такая, в героя. Порисовался тогда перед Еленой, и где ж ты теперь? С чего решил, что твой козырь в рукаве нечем крыть?
— Эй, Кактус, — пробасил Хмурый, — ты сколько этому дохляку вколол?
— Да так, фигню, — отмахнулся тот.
— Вечно забываю, какие морянские маги неженки. Смотреть больно, — сплюнул Хмурый.
— Ага, конечно! Он мне по роже знаешь как заехал?!
— Ну хоть что-то. Я б на его месте ещё добавил.
Ахсель попытался сжать руку в кулак. Пальцы не слушались, будто в них не было ни мышц, ни костей.
— Слушай, а если… — Кактус понизил голос и перешёл на тангарский. Пару минут они разговаривали: один тараторил, другой иногда вставлял пару веских слов глухим басом. Кроме пары общеупотребимых слов, имени «Дээр» и вороха ругательств, которых Ахсель наслушался, когда после психушки работал в порту, он ничего не понимал.
Раздался стук каблуков, — в комнату вошла девушка в лиловых очках и белой шубе. Окликнула Кактуса, тоже сказала ему что-то по тангарски. Тот затараторил в ответ, но она только выдохнула ему в лицо мутный сигаретный дым и расхохоталась, запрокинув голову. Кактус поражённо вздохнул, после чего они с девушкой удалились.
Ахсель ещё раз обвёл взглядом комнату. «Это совсем несложно», — попытался убедить он себя, потому что больше ничего не оставалось. — «Ты ведь так уже делал, помнишь?»
Как именно тангарские монахи сопротивлялись действию Тетры, в книге не разъяснялось. Наверное, это было что-то, что невозможно облечь в слова. То же самое Ахсель мог сказать о том, как именно он оживлял химер. Тёмное, склизкое, нездешнее естество ускользало, как только ты пытался его хоть как-то определить и назвать, оставляло у тебя в руках только пару чешуек или тонких плавников.
Телефон на столе задребезжал. Хмурый поднял трубку.
— Слушаю.
Тишина, шипение в трубке.
— В порту через полчаса.
Хмурый покосился на Ахселя.
— Нет. Товар вперёд. На месте встречи убедитесь.
Снова повисла тишина. Желудок скрутило.
— Ладно, — сказал Хмурый и, подтянув телефон вместе с трубкой, приложил её к уху Ахселя.
— Да? — сказал Ахсель. Губы еле слушались, а голос был сиплый и чужой.
— Ахсель! — услышал он голос Фора. — Ахсель, ты в порядке? Мы…
— Достаточно, — отрезал Хмурый, убирая трубку. — Убедился? Пальцы-уши тоже на месте. Мы мудаки, а не отморозки.
Ахсель закрыл глаза и медленно выровнял дыхание. Раз взялся играть в героя, придётся играть до конца. Но это потом, — а сейчас у него другая роль. Сейчас нужно не вызвать подозрений…
Хмурый бросил трубку.
— Zurga me-taha kasahari… — раздражённо процедил он.
С угрожающим видом приблизился к Ахселю и принялся отвязывать его от стула, держа под прицелом пистолета.
— Спускаемся и садимся в машину, — распорядился он, когда закончил. — Будешь рыпаться — яйца отстрелю.
Ноги были словно ватные. Подгоняемый в спину дулом пистолета, Ахсель вышел из квартиры в затхлый сырой подъезд. Из подъезда — в светлую зимнюю ночь. У дома стояло несколько автомобилей, в свете квадратных фар кружился снег. Кактус расхаживал в расстёгнутой куртке, из-под которой выглядывала пёстрая рубашка.
— А по-о-о леса-ам бродят санита-ары, — напевал он, сунув руки в карманы и выдыхая облачка пара, — они нас будут под-би-рать…
Хмурый окликнул его, и они вместе с Ахселем и девушкой в белой шубе сели в машину. Хмурый залез последним, отчего хлипкая машина закачалась, а затем оглушительно хлопнул дверью. Рычание мотора, — они двинулись в сторону моря, стремительно ускоряясь.
Сначала — четыре пушки, а теперь он уже второй раз за последнее время сидит в машине, пока Тетра отравляет ему мозг. Наверное, это что-то значит, но сейчас у Ахселя не было сил развивать эту мысль. Он снова попытался сжать и разжать пальцы. Руки всё ещё были как не свои.
Кактус снова выругался на тангарском, выкручивая руль.
— Смотри куда прёшь! Не, ты видела? Совсем уже шизанулись!
— Так это потому, Кактус, что скоро конец света, — девушка в белой шубе затянулась самокруткой. Салон наполнился запахом не табака, а каких-то приторных благовоний. — Вот они и сходят с ума. Чувствуют, понимаешь ли, закат прекрасной эпохи…
— Слушай, Сатива, ты задрала уже со своим концом света. Плевал я на ваш конец света, — Кактус снова резко повернул, машину тряхнуло. — Мне мой господь говорит, что по кайфу жить надо. Когда не по кайфу живут, тогда и проблемы начинаются!
— Так может, это и есть настоящий кайф, — ответила Сатива. — Взять и вовремя исчезнуть. Вместе со всем миром.
Ахселю снова вспомнились слова соседа по палате.
— Мира нет, — эхом повторил он за человеком из воспоминаний. — Потому что его придумали санитары.
— И я о чём, — подтвердила Сатива.
— Сатива! — прикрикнул Кактус. — Ты что уже, с ним соглашаешься, лишь бы не со мной?! С магом сраным соглашаешься?! Да ты бы хоть раз со мной согласилась! Вот хоть раз, а!
Сатива залилась смехом. Ахсель покосился на Хмурого; здоровяк никак не реагировал на эту сцену. Видимо, не впервой. Ахсель откинулся на спинку сидения. Человек из воспоминаний помахал рукой с самокруткой и подмигнул всеми семью глазами, прежде чем окончательно раствориться в дыму.
Машина устремилась в сторону порта.
Примечание
любовь автора к песням Агаты становится болезненно очевидной