Дань Хэна нет вторые сутки и Келус начинает волноваться. Никто точно не знал, куда он ушёл, ни Март, ни Химеко, ни всезнающий господин Вельт, и даже Пом-Пом — и та не знала. Келус некоторое время бродит по Экспрессу, написав хранителю архива не менее пятидесяти сообщений точно, но те будто бы и не были отправлены получателю, оставаясь непрочитанными. Что было нехарактерно для Дань Хэна, который мог игнорировать сообщения максимум полтора часа после отправки.

В конце концов Келус думает о том, чтобы посетить Камнеград. Ему ясно помнилось, как сильно Дань Хэн был заинтересован в руде и хотел по возможности собрать больше информации о ней у местных шахтёров. Возможно, прямо сейчас он был активно занят сбором данных?.. По крайней мере, Келус очень сильно на это надеялся, откладывая возможные травмоопасные похождения Дань Хэна в Бойцовском клубе. Ему же не предстоит искать того в клинике Наташи? Правда ведь?

С довольно обнадёживающими мыслями и идеями Келус здоровается со знакомыми, невзначай спрашивая, не видели ли они Дань Хэна на днях. К счастью, его действительно видели здесь пару дней назад. О, разве это не было хорошо? Как он и полагал, Дань Хэн просто был сильно увлечён сбором информации для архива о Ярило. Иначе и быть не могло. Верно.

В приподнятом настроении Келус спешит в гостиницу, полагая, что Дань Хэн сейчас там, и не ошибается — тот, по словам девушки у ресепшна, вернулся некоторое время назад крайне уставшим.

— Он не выглядел здоровым, — говорит она, и Келус настораживается, размышляя, следует ли ему сначала пойти и привести Наташу, чтобы убедиться, что Дань Хэн точно будет в порядке. Конечно, это не имеет никакого значения прямо сейчас, поэтому он выясняет номер комнаты, в которой заселился хранитель архива, и спешно благодарит консультанта, более взволнованный.

Быстро поднимается по лестнице, проходит по коридору в поисках нужной комнаты, и найдя — стучится. Сначала тихо, боясь сильно потревожить, потом — увереннее и громче, а на третий раз он уже встревоженно думал о том, чтобы снести дверь и ворваться, потому что Дань Хэн никогда не игнорировал первые три стука, открывая дверь до того, как рука опустится в четвёртый раз, даже если до этого он пребывал в глубоком сне.

Но ничего подобного он не делает, потому что дверь медленно отпирается. Келус обрадованно улыбается, чувствуя, как сжавшая грудную клетку тревога отступает, давая место лишь искреннему беспокойству.

— Дань Хэн, ты… — он не успевает толком ничего сказать, когда замечает тёмный и тяжёлый взгляд на себе.

— Келус, — низко звучит немного хриплый голос, от которого невольно пробегают мурашки. — Уходи.

— Но, Дань Хэн, ты выглядишь нехорошо… — и вправду: щёки пылали румянцем, глаза по больному блестели, а по виску скатывались бисеринки пота, теряясь за расстёгнутым воротом одежд… Дань Хэн хотел снять одежду?..

— Уходи, — вновь повторяет парень, тяжело дыша, словно ему было жарко. Келус хмурится.

— Нет. Я могу привести сюда Наташу, она обязательно тебе поможет, — заверяет он уверенным голосом, собираясь прямо сейчас сорваться с места, но рука Дань Хэна крепко удерживает его.

— Она не поможет, — тихо шепчет Дань Хэн, облизывая губы. — Уходи, Келус, иначе я за себя не ручаюсь.

И он задумывается, что могло произойти и что может произойти в дальнейшем.

— Я помогу тебе, — он ловит обжигающий взгляд, и думает, что Дань Хэн разозлился на него.

…Келус ещё не совсем понимал, на что подписывался, когда знакомые руки затягивают во тьму комнаты, резко и шумно запирая дверь.

.

.

.

Он пылал. Кровь словно кипела, выжигая сосуды и вены, и дыхание сбивалось, горячо и громко срываясь с губ. Дань Хэн бесполезно сжимает ткань на груди. Ему некомфортно. Ему горячо, жарко, душно; он горел. Перед глазами стояла жаркая пелена, которая раздражала и никак не спадала, делая всё вокруг неприятно размытым, словно бы на глазах выступили слёзы. Он задыхался.

Ком жара копился, извиваясь в теле ядовитой змеей, и Дань Хэн болезненно стонет, мечась в бреду из стороны в сторону. Жарко. Так жарко. И холод простыней ничуть не успокаивает, трением заставляя жар спускаться к низу живота.

Когда в дверь кто-то стучится, Дань Хэн это игнорирует, думая той частью разума, которая ещё отказывалась отпускать сознание, что точно упоминал о том, чтобы его никто не беспокоил. Стук повторяется вновь, и он поднимается с кровати, пережидая вспышку возбуждения, устало прикрыв глаза. За дверью звучит до боли знакомый и желанный голос, и, Эоны, он правда не знал, как держать себя в руках.

Келус обеспокоен его состоянием, а Дань Хэн обеспокоен им. Он хотел завалить его на кровать, чтобы хорошо и долго… о, Эоны. Всегда ли он обращал внимание на одежду Келуса? Его плечи почти обнажены. Он мог бы оставить на них свои метки. Он мог бы укусить выглядывающие ключицы, а после облизать их…

Дань Хэн сдерживает стон, пытаясь держаться за остатки разума, чтобы не натворить ничего лишнего. Он предполагал справиться со всем самостоятельно, но Келус появился так не вовремя.

— Я помогу, — звучит голос Келуса и он сдаётся. Он мог бы с этим справиться, будь вместо Келуса кто-нибудь другой. Серьёзно, он не справляется. Он просто, чёрт возьми, не справляется, затягивая его в комнату, запирая все пути к отступлению. Дань Хэн сдаётся, прижимая Келуса к стене и протяжно стонет, держа его за предплечья, опираясь лбом в его плечо.

Он пожалеет. Он будет жалеть об этом всю свою жизнь, но это проблемы здравого Дань Хэна. Сейчас он ненормально возбуждён и дико хочет Келуса прямо здесь. Сейчас.

Он медленно трётся о парня, который напрягается в его руках, прежде чем… расслабиться и позволить Дань Хэну делать то, что ему хотелось. Дань Хэн слабо стонет, благодарно припадая к открытой шее, наконец дорвавшись, поэтому безжалостно кусает и посасывает, оставляя красные следы, вслушиваясь в неуверенные и приглушённые стоны Келуса. Больше. Ему нужно больше.

Он целует мягко покрасневшую кожу, вылизывая кадык, и чувствует языком вибрацию голоса, нетерпеливо ведёт им до самого подбородка, переходя на губы. У Келуса они упругие и немного упрямые, пахнущие какой-то белобожской сладостью, и он просто отдаётся этому, вылизывая чужой рот до миллиметра, испуская облегчённый стон, больше похожий на хныканье.

Он сбрасывает с плеч Келуса куртку, забираясь горячими руками под футболку, ощущая нужное сейчас тепло кожи, и удовлетворённо урчит в упругие губы, отстраняясь. Как же он нуждается.

Келус же невольно оседает, потеряв силу в ногах, и загнанно дышит, выглядя откровенно затраханным. Дань Хэн тоже едва чувствует, что в голове проясняется, поэтому поднимает Келуса на ноги, чувствуя, что пока ещё может держать себя под стремительно слабеющим контролем.

— Келус… — голос звучит низко, хрипло, маняще. Он слышит, как шумно он сглатывает. — …пожалуйста.

Келус мотает головой, наваливаясь на него, чтобы подтолкнуть к кровати с уже смятыми простынями.

— Я ведь сказал, что помогу, — со сбивающимся дыханием говорит Келус, вынуждая Дань Хэна утробно не то застонать, не то зарычать, он сам не понимает издаваемых им звуков. Его член болезненно ноет и дёргается, всё ещё оставленный без должного внимания.

Они заваливаются на кровать, и Дань Хэн нависает сверху, всматриваясь в чужое лицо, сопротивляясь желанию просто взять Келуса. Сопротивляясь жару и тесноте в брюках. Сопротивляясь себе и своим чувствам, точно ощущая, как сильно бьётся сердце, качая разгоряченную кровь по венам. Рассудок мутнеет. Келус смотрит на него плывущим взглядом и тянется, давая разрешение отпустить себя; вверяя ему, обожжённому страстью, своё тело, растянув губы в улыбке.

…и тормоза летят к бездне; Дань Хэн старается не набрасываться на него слишком бездумно, стягивая футболку, оставляя его лишь в нижней одежде, осыпая смазанными поцелуями грудь и живот, и урчит довольно, постанывая вкусу тёплой кожи. Келус под ним сдавленно стонет, пока Дань Хэн расправляется с его брюками и нижним бельём, что уже намокло от предэякулята; размашисто оглаживает широкие бёдра, и контролировать себя уже совсем не получается. Разум пылает, и единственное, что ему хочется — вылизать Келуса целиком.

Он упивается чужими стонами, сжимая пальцами светлую кожу, оставляя следы, граничащие с синяками. Дань Хэн не сдерживается: разводит ноги Келуса шире, чтобы поочерёдно оставить на них засосы. Он кусает внутреннюю часть бедра, и Келус отзывается звонким стоном, дёргаясь, путаясь пальцами в его волосах. Он с довольством лижет мягкую солоноватую кожу, а после — поднимается выше. Он смотрит на напряжённый член Келуса, и жалко скулит, целуя костяшки таза, медленно пробираясь к налитому кровью органу, горячо опаляя дыханием.

— Да-ань Хэн… нн… что ты… — и голос срывается на крик, потому что Дань Хэн заглатывает ровно наполовину, расслабляя горло, пропуская член глубже, старательно вылизывая и втягивая щёки. Дань Хэн удерживает его на месте, вырывая срывающиеся стоны, и удовлетворённо урчит, потираясь собственным возбуждением о кровать.

Он чувствует, как Келус цепляется за простыни, за его одежду, и слышит его скулящие стоны, упивается ими, наслаждается. И он чувствует, как член во рту дёргается, потому отстраняется, напоследок задев языком уздечку, и уже Келус дёргается, пытаясь отстранить его от себя, хныкая, и кончает, изгибаясь в его руках, раскрыв рот в немом крике. Дань Хэн слизывает семя с уголка губ, опуская Келуса на кровать, и целует взмокшую грудь.

Дань Хэн довольно урчит, успокаивающе водя руками по обнажённому телу, и в полубреду нашёптывает имя Келуса, параллельно выцеловывая дорожку от груди до живота. Он отрывается, пытаясь найти смазку, и довольно быстро бросает это дело, вновь целуя чувствительный после оргазма член, и спускается ниже, закидывая ослабшие ноги Келуса на свои плечи, буквально складывая его пополам.

— А… что ты… нет, Дань Хэ-э-эн…

Дань Хэн широко лижет ложбинку между ягодиц, языком кружа вокруг сжатого колечка мышц, легонько надавливая, смачивая, а после проталкивает его внутрь, вырывая из Келуса крик. Стенки сильно сжимаются вокруг языка, буквально засасывая его глубже, но Келуса в его руках выгибает, и Дань Хэн мягко движется внутри него, шумно выдыхая. Ему не терпелось оказаться внутри. Голос Келуса казался музыкой: он, кажется, плакал, хныкающе постанывая на каждое его движение внутри. Хотелось, чтобы он кричал, срывая голос от удовольствия, поэтому Дань Хэн не жалеет слюны, самозабвенно облизывая Келуса изнутри, расслабляя тугие мышцы, тщательно работая языком.

Когда Келус вскрикивает, кончая себе на живот и грудь, и Дань Хэн с хлюпаньем вынимает из него язык, заставив того всхлипнуть. Очаровательно.

Он хищно щурится, опуская Келуса на кровать, и собирает с живота семя, смазывая им пальцы, удобно устраиваясь между ног парня, разводя их, чтобы погрузить уже пальцы в тело осоловелого Келуса. Дань Хэн медленно растягивает стенки, поглаживая и разводя их в стороны, просовывая их глубже, вырывая из Келуса жалобное хныканье. Сам потирается изнывающим членом о простыни, издавая низкое урчание.

Келус цепляется за его предплечье, пытаясь притянуть к себе для поцелуя, ища поддержки и просто сходя с ума от всех навалившихся на него новых ощущений, и он выискивает глаза Дань Хэна: те были покрыты поволокой возбуждения, напоминая штормовое море, когда зелёные волны темнели, разбиваясь о скалы. Келус протяжно стонет, когда в него входят уже три пальца, извиваясь и давя, задевая и разогревая какое-то место, вынуждающее его самостоятельно искать прикосновений, смущающе бесстыдно подмахивать бёдрами.

В какой-то момент Дань Хэн нетерпеливо вынимает пальцы, склоняясь над Келусом, покусывая кожу, и наконец освобождает собственный член из тесноты брюк, уронив низкий стон, который граничил с хныканьем, и, напоследок оставив на мокрой от пота коже поцелуй, плавным движением входит в желанное тело. Он не сдерживает громкого стона облегчения, несильно наваливаясь на Келуса, сцеловывая с ресниц капельки слёз. О, как же ему стало хорошо. Дань Хэн усыпает искажённое в удовольствии лицо поцелуями, спускаясь к шее, целуя собственные же метки, начиная неспешно двигаться, почти полностью удовлетворённый. И ускоряется. Голос Келуса срывается, и он сильно сжимается вокруг него, царапая даже сквозь одежду, пытаясь подстроиться под темп, но не успевает, задыхаясь стонами и стекающей слюной, которую он не успевал сглотнуть. Келусу нравилось, как Дань Хэн давил на него своим весом, и в какой-то момент он особенно сильно сжимается, вынуждая Дань Хэна хрипло и низко застонать, и он кончает в очередной раз, утопая в оргазме. Дань Хэн кончает следом, и он мычит, ощущая, как внутри разливается горячее семя, и оно тянется за членом, который парень медленно вынимает. О, Эоны. Келус видит звёзды перед глазами.

Дань Хэн спускается к дёрнувшемуся кадыку, ласково прикусывает и обводит языком. Утыкается носом куда-то в плечо, вдыхая тонкий запах белобожских сладостей и запах самого Келуса, что впитался в бледную кожу. Келус дрожит в его руках, тает. Так и должно быть. Так правильно.

Келус наслаждается послеоргазменной негой, пока не ощущает, как Дань Хэн вновь касается чувствительного члена, медленно проводя ладонью по нему. Он распахивает глаза, протестующе мыча «хватит».

— Пожалуйста, — горячо шепчет Дань Хэн, и Келус обречённо стонет, медленно обнимая его за плечи, дёргая за ткань водолазки, которую давно уже пора снять.

Он ворчливо думает, что Дань Хэн — ненасытный зверь.

.

.

.

— Это был афродизиак, — говорит Дань Хэн виноватым голосом Келусу, который изрядно вымотался, пока Дань Хэн использовал его на протяжении четырёх часов. Эоны, у них был четырёхчасовой секс… Келус молча хвалит себя за выдержку. Рука Дань Хэна ложится ему на спину, успокаивающе поглаживая. — Извини меня.

Келус хмыкает, нежась под прикосновениями, слушая наконец успокоившийся сердечный ритм. Он удобно устроился на груди Дань Хэна, сонно подставляясь под ласкающую руку.

— Если ты и без афродизиаков такой дикий, то мне пора тренировать выносливость, — уже засыпая бормочет Келус, услышав над собой согласный хмык.

Дань Хэн оставляет на светлой макушке поцелуй, прикрывая внимательные глаза. Мог ли он считать, что они теперь пара? Они обязательно обсудят это завтра.

Укрыв Келуса чистой простынёй, он прижимает его ближе, убирая мешающиеся пряди волос со спящего лица.

— Сладких снов.