два года спустя

— … Плазмон, или квазичастица, это квант коллективного колебания электронов. С его возбуждением падающим светом связано плазмонное поглощение, — читает Арсений вяло, потому что нечего было вчера так напиваться.

Эд как назло подливал ему больше; Антоном занимался Егор. Им-то хорошо, у них относительно свободный график, который можно гнуть под себя, а у Арсения четвёртый курс, который трясётся над дипломами, хоть и ходит через раз. Сейчас из группы в двадцать пять человек в аудитории сидит пять, но ожидается шестой — Шевелев с Зайцем ходят парой, только Тамары среди них не наблюдается.

Безусловно, перезнакомить всех друзей, чтобы было веселее тусить — идея гениальная, но не когда ты препод, которому нужно читать лекции. Одно поддерживает — что этажом выше его мужик умирает так же. Арсений очень любящий его человек, правда, но всегда приятнее, когда не ты один лох. Одно дело, когда они пьют после сессии вместе — традиция за несколько лет отношений никуда не девается; туда только добавляется секс, которым на экзаменах просто некогда заниматься.

А вот что точно девается, к счастью, так это не все, но корневые их проблемы — не друг с другом, но с самими собой. Тот разговор, конечно, ничего не решает полностью, но Арсений узнаёт, что Антоном всю жизнь вертели девушки и парни, пользуясь его влюбчивостью и заботливостью, а Арсений вываливает полностью всю свою историю с Андреем и рассказывает про брак.

Антон говорит, что действительно бы заметил что-то нездоровое, но сходятся на том, что Арсений походит к врачу; и тот соглашается, правда, дзен постигает всё-таки значительно позже. Но самоконтроль тоже помогает — и разговоры с самим собой в поисках собственного здравомыслия.

Теперь, после года психотерапии Арсений вполне счастлив в отношениях и, наконец, не думает, что ему придёт конец, что его накроет медным тазом, что ему крышка — он просто живёт ту же жизнь, которую жил, но с приятным двухметровым дополнением в виде Антона Шастуна. Потому что люди — это ну никак не основа жизни, даже если вы вместе живёте, а ваша собака обожает парня больше, чем вас.

— Частота плазмонного резонанса зависит только от… — монотонно бухтит Арсений и ловит сонные взгляды таких же задолбанных студентов, а потом его прерывает гремящая дверь, что открывается грозой в полнейшей тишине.

В кабинет суётся Антон, отфыркиваясь от чёлки — теперь он не укладывает её совсем, потому что за его кудрями пробитой брови не видно — Эд пообещал вставить пять дилдо стеклянных в его жопу, а потом пробить её же, если Антон будет дёргать штангу, и у них нет причин ему не верить в таких вопросах.

Арсений не улыбается ему, а лишь страдальчески оглядывается, желая выцепить поддержку; но Антон не выглядит хмурым и унылым с похмелья, как сегодня утром. Тот чуть ли не прыгает на месте, едва сдерживая улыбку, и Арсений хмурится, но расслабляется, значит, ничего ужасного не произошло.

— Арсений Сергеич, вас вызывают в деканат, — тараторит он, и студенты усмехаются.

Это их очень очевидная попытка завуалировать то, что кому-то из них надо выцепить другого с занятий, и об этом шифре действительно никто не знает — кроме группы Арсения, потому что они на втором курсе занимались с Шастуном. Те догадываются, что препод не будет бегать из другого крыла ради этого, но тактично молчат и однажды, на том же втором курсе, дарят ему водолазку в подарок на новый год.

Арсений краснеет и смеётся.

— Да, иду, — кивает он и, кинув быстрый взгляд на группу, выходит из аудитории. — Чего такое? Помолодел лет на пятнадцать, что ли, чё так быстро отошёл? — почти обиженно бухтит он.

Конечно, он не хочет, чтобы Антон страдал, тем более, тот тогда не может таскать ему аспиринки в постель после походов куда-то без него, но Арсений просто иногда любит выпендриваться.

Но Антон не отвечает и тащит его подальше от кабинета, в другой коридор, и, наконец затормозив, встряхивает его за плечи.

— «Серотониновая яма» взяла «Национальный бестселлер»! — восторженно выдаёт он.

До Арсения сегодня долго доходит, потому что они махнулись местами в этот похмельный день, и нерасторопный теперь Арсений. Хотя за время жизни с Поповым Антон чуть ускоряется, потому что за химиком-полудурком попробуй угонись.

— Правда? — наконец выдаёт вялый мозг Арсения.

— Да! Я сам пиздец долго доходил, сейчас позвонили прямо на паре, я охуел, но бля, восторг! Я бы потом сказал, но мы этот роман вместе писали, не мог ждать.

Арсения медленно, но верно накрывает восторг, и губы в улыбку складываются сами, потому что гордость за Антона у него бешеная, просто невероятная. Работа была проделана огромная, Антон сам едва кандидатом химических наук не стал, пока выискивал матчасть и писал книгу, и теперь это окупается сполна. Арсению очень везёт быть рядом с таким талантливым человеком.

— Ты… Антон, я так рад, — не может найти Арсений подходящих слов. — Но можно было не говорить мне об этом в коридоре института хотя бы, — добавляет он, потому что в выражении эмоций словами он всё ещё профан.

Антон хмурится, пытаясь понять, что же Арсений имеет в виду — знает, что тот не собирается его обидеть и как всегда загадками разговаривает; те с годами вообще не меняются, и у него всё ещё краники, репки и картошки.

— Я тебя даже поцеловать тут не могу, — шепчет Арсений, и Антон сразу взрывается хохотом.

Арсений тоже смеётся тихо от переполняющих его чувств — столько сил было вложено в этот роман ими двумя, и они, по сути, уже книжные папаши, потому что «Серотониновая яма» им как ребёнок; так сказать, демо-версия семьи. Хотя у них для этого есть ещё Пузик, который показал себя, как отличный старший брат, если младший — книга, и очень старательный — если кот. Антоха Андреич, найденный на помойке, живёт с ними уже полгода и будет пострашнее служебного добермана в своих намерениях; держит всю семью по струнке.

Когда из пары они квалифицируются в семью, Арсений не помнит, но ему и дела, на самом деле, до этого нет, потому что это классно как факт — совсем другой уровень доверия; в первую очередь себе.

— Ты самый лучший, — продолжает он. — Отметим сегодня?

— Не сегодня, у меня пять пар. Но в целом, у нас ещё будет время, там призовой фонд десять тысяч евро.

— Это намёк?

— Это предложение.

— Ну и какое же?

— Самое настоящее, — фыркает Антон и тянется в карман своего тёмно-зелёного пиджака.

Арсений в таком же — их уже за глаза называют «Шастунами», он слышал, хотя они открещиваются тем, что Арсений идеально подбирает Антону шмотки просто, как же другу не помочь. Такие же, как себе.

Но сейчас ему вообще не до пиджаков, потому что Антон вытаскивает коробочку с кольцом.

— Хотел спросить, на что ты собираешься деньги с приза потратить, но, видимо, я сам гениально знаю ответ, — озадаченно бормочет Арсений.

— Выйдешь за меня? — спрашивает Антон уверенно, но выглядит самому себе удивлённым, потому что явно планировал иначе.

— Выйду, — отвечает Арсений, и у них буквально дуэль — в этот раз уже просто взглядов, и точно не на мир. — Ну так, для научного интереса, — добавляет он, протягивая руку.

— Конечно, кот учёный. Всё ходишь по цепи кругом, — усмехается Антон, но потом расплывается в нежной улыбке и кольцом венчает палец, но мизинец пока что, для проформы, а потом сам же снимает и кладёт Арсению в карман пиджака.

И тот отвечает ему той же ласковой улыбкой, а до заторможенного тела доходит, что произошло; Арсений тычется носом ему в плечо. Стоят они рядом с лестницей и в пустых коридорах — мысль о неосторожности догоняет опосля, но в такой гробовой тишине они бы услышали шаги, если что.

— Можем с шиком в свадебное путешествие сгонять, получается, — хмыкает Арсений, отстраняясь.

— Получается, — усмехается Антон.

— Договор?

— Договор, — тянет он.

Наверное, они бы могли возглавить список самых странных помолвок в мире, но им это к лицу, потому что они сами по себе очень неординарные, и предложение не могло быть иным. Как минимум химик и филолог-писатель — уже дикая смесь, но это всё, конечно, предрассудки. Арсению всё ещё нравится, что у них всё просто — свидание было просто, а теперь просто — ну замуж и замуж. Ладно, Арсений не против — у него свободные выходные.

Ну и безграничная любовь, конечно же — по многим химическим и алхимическим причинам.

Он целует Антона в подбородок и шепчет, что он самый лучший, и мозг у него секси — не меньше тела, это точно; даже если Антон пробил себе бровь, и мочку уха на пару с Арсением; чтобы хоть что-то дёргать с разрешения Эда. У Арсения пальцы ломит от радости, и он почти пищит Антону в грудь от навалившихся на него эмоций — он выходит замуж, хоть и не в законодательных рамках этой страны, за человека, которого любит осознанно, а ещё этот человек — дважды номинант на крупную литературную премию, на которую они тоже заскочили вместе. Друзья шутят, что у них просто абсолютно одинаковые, но отличные от всех гормоны, припоминая им эту древнюю историю.

Арсений соглашается — он себя не изучал под микроскопами; возможно, так и есть, но это не важно. Вообще ничего не важно, кроме факта, что они любят друг друга, а Арсений даже из научного интереса не готов этим жертвовать — размер достижений в науке у него уже внушительный и без того. Можно и для себя пожить — и чувствовать без оглядки на профдеформацию.

Они отстраняются друг от друга вопреки нежеланию, когда чьи-то расторопные шаги гремят по лестнице, как будто человек бежит с гирями на ногах — и в лестничном проёме появляется Заяц, который оглядывает их с испугом.

— З.здрасьте, Арсений Сергеевич. Опять деканат вызывал? — говорит он первое, что приходит ему в голову; у него даже сита за пятнадцать рублей не стоит в голове для фильтрации слов.

Но его эта наглость либо наградит, либо погубит — и Арсений искренне надеется на первое, а сам просто усмехается.

— Естественно, — говорит он. — Советовал усилить контроль посещения и наказывать за опоздания дополнительными заданиями.

Максим понимающе кивает, глядя на него исподлобья, и Арсений улыбается Антону.

— Я пойду, Антон Андреевич, спасибо, что сообщили, — переходит он на канцеляризмы. — На выходных займусь всеми этими вопросами, пишите, если что не так.

Ну а если на человеческом, то они подумают о трате средств за победу на выходных, и чтобы тот написал ему, если вдруг пара задержится, и ехать домой им придётся порознь. На самом деле, им удивительно легко даётся соблюдать какие-то границы в стенах вуза, и в таинстве их отношений есть своё очарование — практику быть просто друзьями они прошли на «отл». А остальное не для чужих глаз в любом случае. Правда, за воздержание в институте у них едва ли «удовл», но они точно научились закрывать двери, наученные опытом; а слухи — это всего лишь слухи.

Они с Максимом заходят в кабинет, и Серёжа Шевелев тут же спрашивает, осмелев рядом с другом:

— Арсений Сергеевич, а почему именно Антон Андреевич приходит вас в деканат звать?

Вот же жуки. Арсений, конечно, мог бы спросить в ответ, почему они с Максом либо вдвоём, либо никак, но это совершенно непрофессионально, хотя «своих» он чует за версту — с серёжками в правом ухе или без.

— Потому что атомы так сходятся, Шевелев, — вздыхает Арсений. — Так, на чём я остановился? А, на частоте резонанса.

Арсений наконец собирается с силами и отметает все мысли о том, что он теперь, вообще-то, почти замужем за гениальным писателем; и хлопает в ладони, чтобы привлечь внимание — в первую очередь своё. Студенты сидят такие же вялые, а Арсений улыбается — похмелье сходит, как ни бывало — чудеса алхимии, не иначе; любовного колдовства.

И соплей, раз на то пошло; но Арсению иногда нравятся наивные вещи, несмотря на их очевидную мечтательность.

— Частота плазмонного резонанса зависит только от концентрации свободных электронов, — продолжает он.