— Ещё, ещё, ещё, — Тигнари выгибается в спине и сбивчивым шёпотом умоляет о большем. Веритас и без того готов отдать ему всего себя, потому моментально послушно толкается снова, так же сильно и глубоко. Повторяет, не обращая внимания на тянущую усталость в пояснице.

Он сжимает запястья Тигнари внизу, почти у члена, но коснуться не даёт. Тому остаётся лишь безвольно изгибаться и царапать ногтями его живот.

Они оба мокрые и липкие от пота, а задница Тигнари хлюпает громко и пошло от наполненности спермой и грубо толкающегося внутрь члена. Ему сейчас это нужно, потому Веритас не позволяет себе передохнуть.

Тигнари продолжает что-то бессвязно лепетать вперемешку со стонами, и Веритас лишь по напряжению в его руках и громкости дыхания понимает, что тот вот-вот снова кончит. Потому переходит на быстрый темп и замирает внутри на долгие несколько секунд, пока Тигнари задыхается, закатив глаза, в оргазме. Следом — после ещё нескольких толчков — он и сам изливается снова внутрь и останавливается, дыша часто и глубоко.

— Не доставай, — скулит Тигнари, обхватывая его ногами за тело.

— Хорошо, — Веритас кивает, ведя рукой по его предплечью вверх, чтобы ласково коснуться пальцами щеки. Тигнари жмётся, пытаясь отдышаться и прийти в себя.

Через пару минут он наконец открывает глаза с более осознанным взглядом, тянется к пепельнице на краю кровати и ослабшей рукой берёт косяк. Подкуривает и пальцами манит Веритаса к себе. Склонившись, тот послушно вдыхает дым с губ, а после и сам делает глубокую затяжку из пальцев Тигнари. По телу сразу же проходит приятная волна, и Веритас блаженно прикрывает глаза на пару мгновений, просто поддаваясь этому ощущению.

Где-то на фоне слышится уведомление телефона. Веритас уже не обращает внимания. Эти несколько дней Авантюрин иногда ему пишет, но весь диалог состоит из бесконечных отмазок Веритаса: «Занят, извини», «Давай позже», «Всё норм, я напишу». На сообщения старосты группы он даже не отвечает, как и на прочие. На Авантюрина и всех остальных Веритасу не плевать, но они могут подождать.

Тигнари всё ещё плохо, и он ему нужен. Потому раз за разом обнимает, целует и трахает по первой искре в глазах. Старается сделать всё возможное, чтобы тот не ощущал себя одиноко и подавленно. Чтобы не было вновь этого потухшего взгляда и слёз из-за собственной слабости.

Веритас не пытается его никуда вытянуть, просто ждёт, когда станет легче. Их обоих никто не видит уже несколько дней, а новость про расставание Сайно и Тигнари точно уже обсуждается. Нужно время, чтобы успокоились все вокруг. Очевидно, на пользу не пойдёт тонна вопросов о том, что же случилось.

— В ванну бы, — ворочать языком становится сложнее. Дым усиливает ощущение усталости и сонливости, гонит его по каждой клеточке тела, заставляет склоняться ниже и в итоге полностью укладываться сверху на Тигнари.

— Ты уже спишь, — тот смеётся, на автомате гладит по голове и перебирает прядки волос.

— Тебе лучше? — Веритас слепо целует его по линии подбородка, обнимает, забираясь руками под спину.

— С тобой мне просто замечательно, — Тигнари шепчет очень проникновенно и улыбается, позволяя дыму спокойно вытекать из его рта следом за словами. — Вот бы так навсегда остаться. Не хочешь уничтожить мир?

Веритас прыскает со смеху.

— Нет, — честно.

— А я хочу, — Тигнари в очередной раз затягивается. — Чтобы, как ты и говорил, не существовало никого и ничего, кроме нас.

Внутри ощущается странный тревожный укол, но Веритас отмахивается от этого. Тигнари тяжело. Его злость и эмоции оправданы и понятны. Сам Веритас не может себе представить, как смог бы пережить расставание после нескольких лет вместе. Правда, он так же не может представить себе такую лёгкую измену в подобных отношениях, но это детали.

— Вечно бы так с тобой лежал, — стенки вокруг члена немного сжимаются, и Веритас шумно выдыхает. Жмётся щекой к липкой коже, сцеловывает пот. — Пошло всё нахуй.

Откуда в Тигнари столько сил — неизвестно, но он убирает косяк и переворачивает их, оказываясь сверху. Склоняется, жадно и грубовато целует, будто боясь, что Веритас под ним вот-вот растворится. Оставляет яркие следы, на пробу двигает бёдрами, радостной улыбкой реагируя на последовавший стон.

В ванну они всё же укладываются, но лишь через несколько часов секса, прерываемого на ленивую дрёму. Тигнари не отпускает его от себя, постоянно прижимается, держит.

— Я не сбегу, — мягко пытается успокоить Веритас, пока тот крепко-крепко обнимает его за шею в горячей воде.

— Мне так спокойнее, — Тигнари целует его волосы и только усиливает хватку.

Спят после этого они очень долго. Веритас плохо помнит, когда они нормально ели, а потому, проснувшись, решает потратить последние деньги на доставку. Тигнари уже подкуривает новенький косяк, прижимаясь к спинке кровати. Ему весело, и он предлагает Веритасу поиграть. Чтобы согласиться, тому требуется ещё несколько затяжек, и в итоге они на деньги Тигнари заказывают вторую доставку, чтобы на спор как можно дольше пофлиртовать с курьерами.

Когда в дверь стучится всего один человек сразу с двумя пакетами еды, это оказывается дико смешным, и они кое-как забирают свои заказы и отпускают смущённого парня с миром.

— Слушай, хочу кое-что попробовать, ты же со мной? — Тигнари кормит его лапшой, сидя на коленях. В глазах не искра — пожар идеи, и вряд ли она хорошая, но Веритас кивает, не задумываясь.

Тигнари ничего не объясняет, заставляет помогать, прыгая под потолком, чтобы надёжно прикрепить огромный цветастый платок. Получается ужасно, и это занимает не меньше пары часов, потому что от комментариев под руку становится смешно до слабости в пальцах и неконтролируемой дрожи в плечах.

— Зачем я всё это делаю? — Веритас качает головой с неосознанной широкой улыбкой.

— Просто проведём классно время без лишних физических затрат, — Тигнари прикусывает его за ягодицу, придерживая шаткую стремянку.

Веритаса мысленно откидывает назад, в ту вечеринку у Дори. В тот маленький туалет, к той таблетке на языке Авантюрина. По коже пробегают мурашки, и на руках встают волоски. Смутно-смутно — поцелуй с Сандэем, но ярко — тот выдуманный им самим секс втроём. Ох, блять.

Платок всё же сдаётся и держится на потолке. Веритас с Тигнари заваливаются на кровать и какое-то время рассматривают результат работы. Кривенько, но выглядит надёжно и красиво. Кажется, что никаких веществ не нужно, чтобы от души залипнуть в ярких-ярких цветных кругах на нём. Но Тигнари всë же так не считает.

— Не переживай, ты же со мной, — он улыбается, держа что-то в ладони. Веритас туда не смотрит. — Тебе понравится. Достань язык.

Послушен. Смотрит в глаза, чуть моргая. Открывает рот и не сопротивляется, когда Тигнари тянется ближе.

В комнате сбивающий с толку полумрак, но его лицо Веритас видит просто превосходно. На языке что-то совсем невесомое, крошечное, отдалëнно сладковатое. Растворяется за считанные секунды, и он первым подаëтся ближе за отчего-то несмелым поцелуем.

Тигнари отвечает, гладит по щеке и постоянно заглядывает в глаза, будто ища там что-то. И, видимо, найдя, довольно кивает и отстраняется, просто оставаясь рядом. Рука его крепко держит ладонь Веритаса. В тишине, кажется, так громко слышно участившееся сердцебиение.

Когда глаза Тигнари становятся всë ярче и больше, Веритас ощущает что-то новое. Совершенно необыкновенная лëгкость во всëм теле. Он выдыхает весь воздух из лëгких, чтобы его случайно не унесло отсюда случайным потоком сквозняка.

— Дыши, — шëпот Тигнари такой объëмный. Отбивается от стенок черепа, будто мяч-попрыгун, никак не успокаивается. Щекотно.

Веритас смеëтся и всё же делает глубокий вдох. Ложится на спину и упирается взглядом в растянутый над кроватью платок. И вот теперь понимает, ради чего скакал тут так долго со стремянкой.

Цвета такие яркие. Эти круги поглощают Веритаса, пульсируют и переливаются, стекая сверху вязкой плотной краской. Тянутся нитями, обвивают шею, руки, забираются под одежду. Он слышит скрип кожи и косит взгляд вниз, обнаруживая, что весь увит змеями. Веритас судорожно вдыхает, напуганно замирая, следит за ними.

— Расслабься, — голос Тигнари проникает в сознание через правое ухо, делает внутри сальто, взрывая всё перед глазами ярким конфетти и вылетает уже слева. Змей больше нет, и Веритас поворачивается к своему герою.

Вау.

— У тебя уши, — поражённо бормочет он. Тигнари в ответ хрипло хохочет, лениво заправляя за пирсингованное ухо волосы. Веритас моргает и хмурится. — Ты что, лиса? Или… длинный кот?

Если уши длинные, значит, и кот длинный. Всё правильно.

Тигнари по-прежнему отвечает ему только смехом. Веритас тянет руки, шокировано рассматривая длинные пушистые лисьи уши на его голове. Мягкие, такие чертовски мягкие. Он моргает медленно-медленно, водит пальцами по короткой шёрстке.

А если есть уши, это значит, что есть ещё и…

Веритас сгребает Тигнари поближе к себе под его тихое ойканье. Приобнимает, скользя рукой вниз по спине. И правда, натыкается на основание хвоста. Тот мельтешит в стороны, привлекая внимание светлым кончиком. Завораживает, и Веритас залипает на него на ближайшие несколько лет так точно. Он уверен, что проходит именно столько времени, пока на шее не ощущается тёплое дыхание.

— У тебя кожа зелёная, тебе нехорошо?

— А у тебя хвост зелёный, — хвоста уже нет. Веритас моргает пару раз и опускает взгляд. Глаза Тигнари безумно большие, кажется, больше его лица и его самого.

Контролировать тело так сложно. Гравитация становится сильнее, вжимая в сбитое постельное бельё. Ладони прикипают к коже Тигнари, соединяясь так, кажется, навсегда. Веритас вообще не против. Слиться во что-то целое. Единое. Одно. Живое, дышащее и думающее.

Кажется, удаётся. Он видит себя глазами Тигнари. Немного небритый, помятый, без сил поднять нормально веки. На лбу глупая кудряшка. Но кажется таким красивым.

Тигнари видит его таким, правда?

Становится так приятно и тепло, он открывает рот для смеха и начинает напевать гимн. Тигнари подхватывает. Они вместе поднимаются перед толпой, заканчивают его, не отрывая ладоней от сердца, и снова сплетаются в один клубок. Где руки, а где ноги — не разобрать. Тепло и касания везде-везде-везде. Царапучие и немножечко щекотные.

Внутри растёт пузырь, полный бесконечного и чистого счастья. Увеличивается, выдавливая органы и кости, пытается прорваться и в итоге лопается, топя Веритаса в этой пузырящейся, всеобъемлющей и такой ņонɯʁоdǝʚǝн

ра

ти…

dos

В большие-большие ладони она его берёт, прячет и согревает. Пока выскальзывают из руки пальцы Тигнари, последним касанием взрываясь космической бесконечностью. Его уносит далеко-далеко. За видимые и незримые горизонты, позволяя умирать и перерождаться. Раз. За разом.

Он сотни лет прожить успевает среди звёзд и разных планет. Выше головы в миллионы раз прыгает, людей спасая, совершая невероятное, великим становясь. Жизнь кончается и эта на койке больничной, темнеет мир, его к новому перерождению готовя.

Он замирает среди пУСТОТЫ, вглядываясь в яркий закат цвета глаз Авантюрина. Ступает по мягкой траве и касается листвы — взгляд Тигнари. Шаг.

И ОН

пА

Да

ет

Вниз, вниз, вниз.

В колыбель. На его плач приходит мама, протягивая такие ласковые руки, что рыдать хочется ещё громче. Он растёт, и её ладони становятся совсем крошечными. А после и вся она. Он становится больше дома, города, и в итоге может растоптать планету своей ногой.

Читатель,

ты же не думаешь,

что я её раздавлю?

Это просто фанфик,

не переживай.

Мне сейчас так хорошо.

В лёгкие врывается кислород, расправляя их за спиной ангельскими крыльями. Он летит-летит-летит ввысь, но так глупо умирает, решив коснуться солнца.

Оно плавит его кожу в жидкий пластилин, обвивает и душит, шепча: «Не начинай врать».

Всё резко заканчивается. Нет ничего. Белое-белое и бескрайнее.

Веритас оборачивается — перед ним Авантюрин. Стоит и улыбается так знакомо нежно. Протягивает руки и обнимает. Такой невысокий — Веритасу всегда видно его макушку. Хочется поцеловать, и он целует.

— Запутался, как котёнок в пряже, — Авантюрин смотрит снизу вверх. Его руки поднимаются, чтобы погладить Веритаса по щекам. — Не задуши себя. Ты мне ещё нужен.

Он снова делает вдох, резко садится и долго-долго кашляет. Глаза слезятся, а тело мокрое от пота, будто он сидит в бане. Веритас огромными глазами смотрит вокруг — Тигнари спокойно спит рядышком. Это его спальня. На окне — цветы, под потолком тот же платок.

Его, наконец, отпустило?

Страшно. Руки крупно дрожат, пока он пытается успокоиться и прийти в себя. Вдруг в глаза бросается толстый слой пыли на тумбе рядом. Он хмурится. Сколько они тут лежат уже?

Он поднимается на ноги, чуть пошатываясь. Ходит и осматривает дом. Тот и правда выглядит запустевшим, грязным, будто никто здесь и не живёт как минимум несколько месяцев. Это тревожит, но, наверняка, есть простое объяснение, верно?

Ощущается противное давление в мочевом, и он заходит в ванную. Ужас. На стенах отвратительный налёт плесени, чернеющей по углам, в раковине — застоявшаяся мутная вода, а крышка унитаза, как и всё в доме, покрыта пылью. Веритас брезгливо приподнимает её и справляет нужду, стараясь сильно не смотреть по сторонам.

Однако перфекционист в нём не позволяет оставить всё так. Он лезет в шкафчик, находит перчатки, губки, тряпки и моющие средства. Берёт из угла ведро и наполняет его.

Работы много, но если делать всё постепенно, он быстро и спокойно управится.

Веритас начинает с унитаза. Заливает его средством, усиленно трёт губкой бачок, стульчак, под ним. Грязная вода потоками сливается на пол, но его он как раз решает оставить на конец. Дальше — раковина. Засохшее мыло, зубные щётки и паста — всё летит в мусор. Он вычищает слив, отдраивает до блеска кран и всё вокруг. Моет даже снизу.

Лоб мокрый от пота — тот скатывается крупными солёными каплями по бровям на щёки и нос, капает на ресницы. Он раздражённо моргает, трясёт головой, утирает лицо предплечьем. И переходит к ванне.

Веритас распшикивает средство на стены, а сам остервенело трёт желтизну с бортиков. Упаковки шампуней и гелей тоже отправляются в мусор. Чтобы отмыть стены, приходится залезть в ванну с ногами. И когда уже всё блестит чистотой, он моет пол, выбрасывая маленький коврик, почерневший снизу.

Наконец-то, полный порядок. Веритас устало кивает самому себе, выдыхая.

Он снова делает вдох, резко садится и долго-долго кашляет. Глаза слезятся, а тело мокрое от пота, будто он сидит в бане. Веритас огромными глазами смотрит вокруг — Тигнари спокойно спит рядышком. Это его спальня. Шторы на окне задёрнуты, под потолком тот же платок.

Его, наконец, отпустило?

Страшно. Руки крупно дрожат, пока он пытается успокоиться и прийти в себя. В глаза бросается толстый слой пыли на тумбе рядом. Он хмурится. Сколько они тут лежат уже? И почему беспорядок такой знакомый?

Он поднимается на ноги, чуть пошатываясь. Ходит и осматривает дом. Тот и правда выглядит запустевшим, грязным, будто никто здесь и не живёт как минимум несколько месяцев. Тревожно. Этому, наверняка, есть простое объяснение, верно?

Ощущается противное давление в мочевом, и он заходит в ванную. Ужас. На стенах отвратительный налёт плесени, чернеющей по углам, в раковине — застоявшаяся мутная вода, а крышка унитаза, как и всё в доме, покрыта пылью. Веритас брезгливо приподнимает её и справляет нужду, стараясь сильно не смотреть по сторонам.

Однако перфекционист в нём не позволяет оставить всё так. Он лезет в шкафчик, находит перчатки, губки, тряпки и моющие средства. Берёт из угла ведро и наполняет его.

Работы много, но если делать всё постепенно, он быстро и спокойно управится.

Веритас начитает с раковины. Засохшее мыло, зубные щётки и паста — всё летит в мусор. Он вычищает слив, отдраивает до блеска кран и всё вокруг. Моет даже снизу. Дальше — унитаз. Веритас заливает его средством, усиленно трёт губкой бачок, стульчак, под ним. Грязная вода потоками сливается на пол — его он вымоет последним.

Лоб мокрый от пота. Тот скатывается крупными солёными каплями по бровям и падает с носа. Он раздражённо утирает лицо предплечьем. И переходит к ванне.

Веритас распшикивает средство на стены, а сам остервенело трёт желтизну с бортиков. Упаковки шампуней и гелей тоже отправляются в мусор. Чтобы отмыть стены, приходится залезть в ванну с ногами. И когда уже всё блестит чистотой, он моет пол, выбрасывая маленький коврик, почерневший снизу.

Наконец-то, здесь полный порядок. Веритас устало кивает самому себе, выдыхая…

Он делает вдох. Снова. Резко садится и долго-долго кашляет. Глаза слезятся, а тело мокрое от пота.

«Будто в бане, ” — Веритас огромными глазами смотрит вокруг. Тигнари спит рядышком, свернувшись в клубок. Это его спальня. За окном — наступающий вечер, под потолком чуть покосившийся платок.

Его отпустило?

Страшно. Он пытается успокоиться и прийти в себя. На тумбе рядом привычный слой пыли. Он хмурится. Так было всегда?

Он поднимается на ноги, чуть пошатываясь. Ходит и осматривает дом. Тот и правда выглядит запустевшим, грязным, будто его в спешке покинули уже давно-давно. Тревожно. Есть ли этому объяснение?

В мочевом тянет, и он заходит в ванную. Снова на стенах отвратительный налёт плесени, чернеющей по углам, в раковине — застоявшаяся мутная вода, а крышка унитаза под слоем пыли. Веритас справляет нужду и лезет в шкафчик. Находит перчатки, губки, тряпки и моющие средства. Берёт из угла ведро и наполняет его.

Работы много, но если делать всё постепенно, он быстро и спокойно управится. Он знает.

Веритас начинает с ванной. Распшикивает средство на стены, а сам остервенело трёт желтизну с бортиков. Упаковки шампуней и гелей отправляются в мусор. Чтобы отмыть стены, приходится залезть в ванну с ногами. Засохшее мыло, зубные щётки и пасту с раковины он выбрасывает. Вычищает слив, отдраивает до блеска кран и всё вокруг. Унитаз Веритас заливает средством, трёт бачок, стульчак, под ним. Грязная вода потоками сливается на пол — его он тоже моет.

Наконец-то, здесь полный порядок. Веритас устало кивает самому себе. Выдыхает?

Он панически делает вдох и бегает слезящимися глазами вокруг. Спальня. Тигнари, окно, платок. Пыль. Блять. Почему так страшно?

Веритас в зарождающейся истерике залетает в ванную комнату и сразу же лезет в шкафчик. Тянется рукой к перчаткам и губкам, но те подвижной трухой рассыпаются от его касания на стайку миллиона мелких пауков.

Он вскрикивает, падая задницей на мокрый пол. Сердце отбивает на меньше двухсот ударов прямо в глотке, пока он судорожно пытается дышать. Пауки расползаются вокруг. Что-то касается руки, и Веритас смотрит вниз, как на палец забирается одна из множества белых личинок, коими усеяно всё вокруг.

Он не может её скинуть и подняться на ноги. Кричать тоже не получается — Веритас открывает рот, и на пол из него вываливается жирный слизняк.

Тошнота кружит голову до истерики. Он всё же подскакивает, цепляясь за стены и ощущая, как под голыми ступнями давятся в кашу насекомые. Веритас пытается приблизиться к двери, выйти отсюда, но его засасывает. По щиколотки, по колени, по грудь. Его метает в животном ужасе, пока он тонет, тонет, тонет, успевая лишь перед полной темнотой сделать глубокий вдох.

И резко садится на кровати. Лицо мокрое от слёз, а тело колотит так, будто в спальне сейчас лютый мороз.

Тигнари нет рядом. За разбитым окном полная темнота. Платок падает на пол.

— Помогите, — он сипит. Звук больше похож на скрип пенопласта, режет уши.

Кажется, он сейчас выблюет собственное сердце. Веритас вжимается в спинку кровати трясущимся напуганным комком.

— Тигнари? Тигнари, помоги, — он плачет. Надрывно, жалобно. Рыдает и воет в голос, не понимая, что из всего этого — реально.

Никто не отзывается. В ответ давящая на уши тишина. Она грозится стиснуть его голову, пока не разлетится ошмётками по стенам и кровати.

Затылка что-то скользко касается и резко обвивается вокруг шеи, не позволяя ни вдохнуть, ни закричать. Веритас выпучивает глаза и пытается поднять руки, но и их обвивает крепко и больно. Нечто скользит на грудь, ноги. Он полностью обездвижен и лишён кислорода.

Безвольно дёргается и тут же жалеет — давление усиливается в ответ на неосторожное движение. Веритас вертит глазами, рассматривая толстые лианы, покрытые слизью. Они повсюду. Безостановочно двигаются, срывают с него одежду, оставляя позорно голым.

Лианы сильные, поднимают его повыше за горло, раздвигают руки и ноги в стороны. Одна из них, что потоньше, оборачивается вокруг члена, принимаясь надрачивать его и вызывая иррациональное в сложившейся ситуации возбуждение. Нечто толстое давит на анус, пытаясь протиснуться.

Как же больно!

Кажется, оно его разрывает. В глотке спазмом отражается прошившая резкая боль. Слёзы катятся безостановочно, шипя кислотой на толстых стеблях. Они выжимают из его лёгких последний кислород. Нечто двигается глубже в его задницу, прорывается через все органы. Выше, выше, к свету.

Веритаса бьёт конвульсиями, когда он ощущает это что-то в глотке. Панически давится, снова пытается дёргаться и орать, звать на помощь. Из него вылетают только захлёбывающиеся сиплые звуки.

Зубы выбивает изнутри, когда оно всё же вырывается наружу. Веритас больше никогда не сможет сделать…

…вдох. Кислород обжигает.

Веритас хватает ртом воздух, дёргается на месте во все стороны в диком ужасе.

— Тише, тише, — чей-то голос рядом. — Веритас! Пожалуйста!

Это Тигнари? О, нет, чёрт возьми, теперь он на это не купится.

Веритас подрывается, падает, ударяясь больно лицом о пол. Тело мокрое, и он поскальзывается, пытаясь подняться. Сердце колотится от захлёстывающей паники, заставляя тело двигаться. Бежать-бежать-бежать. Он должен бежать.

— Веритас! — чьи-то руки хватают его крепко, удерживая на месте. Тигнари. Обычная тёмная макушка и полные чистого страха глаза.

Он не рассыпается на толпу пауков и слизней, не превращается в монстра из лиан. Просто не отпускает и смотрит.

— Дыши. Дыши, пожалуйста, — Тигнари показательно делает вдох. Веритас смотрит в ответ огромными глазами.

Страшно.

Он вертит головой. Чистая спальня со сбитой постелью, обычное окно и тот самый платок на потолке. При взгляде на него внутри закипает агрессия. Он его порвёт, разберёт на нитки, сожжёт, а пепел утопит в океане.

Его трясёт так сильно. Но… кажется, всё и правда кончилось.

Мысль взрывается дикой слабостью в теле, и он оседает на пол в руках Тигнари. Дрожит и выдыхает хриплое рыдание. Цепляется за ноги перед собой, впивается ногтями, явно делая больно. Прячет лицо в коленях и плачет. Содрогается всем телом.

— Всё кончилось, Веритас, всё кончилось. Всё хорошо. Ты в безопасности, — Тигнари выворачивается, садится прямо перед ним и крепко-крепко обнимает. Сам дрожит после пережитого только что. — Прости меня. Я идиот, извини. Прости.

Он бормочет и бормочет, гладит Веритаса по спине. Долго, пока тот никак не может успокоиться. Ему страшно слишком долго моргать и упускать из виду спальню. Ничего ведь не меняется? Всё на своих местах?

— Прости, прости, прости меня…

Веритас помнит, как этот же голос говорил ему не переживать. Обещал, что ему понравится.