Тигнари пытается понять, виноват ли здесь хоть немного Веритас.

Сосредоточиться на докладе к проекту не получается абсолютно. Он косит глаза в сторону — Сайно увлечён перекладыванием карт по альбому. Порядок ясен одному лишь ему. Да и Тигнари на самом деле совершенно не интересно. Всё, что он сейчас ощущает — раздражение. Обидное, непривычное и неправильное.

Тихий шорох отвлекает, буквы разбегаются под его взглядом, будто муравьи. Тигнари подтягивает к себе колени, стягивает специальные очки и устало трёт глаза.

— Решил отдохнуть? — Сайно знает, что лучше его не тревожить во время учёбы, но, завидев передышку, тут же оказывается рядом и обнимает.

Тепло, как и прежде, вот только ладони с плеч хочется скинуть, а голову — отвернуть. Тигнари кусает губы, давя внутри негатив неизвестного происхождения. Ему просто нужно покурить.

— Да, немного, — он слабо кивает, стараясь мягко выпутаться из объятий, встаёт и роется в шкафчике.

— Ты опять? Занимаешься же, — по голосу слышно, что Сайно недовольно хмурит брови. Ещё бы. Но он сам, учась и стажируясь в полиции, продолжает выбирать встречаться с торчком и барыгой. Раздражение в груди Тигнари ворчит, что Сайно мог бы уже и отказаться от него. Самому ему же приходится это недовольство проглотить с усилием, а следом, наконец, подкурить и глубоко затянуться.

Лбом он упирается в стену, прикрывает глаза и отсчитывает секунды, задержав дыхание. Замирает, позволяя едкому дыму — последней сладкой радости — разнести в каждую-каждую клеточку тела спокойствие. А после выдыхает. Неспешно, позволяя знакомому вкусу прокатиться по языку, стечь по губам и раствориться в комнате, осесть на стенах.

Становится будто бы легче. Затяжка за затяжкой, всё так же лбом в стену, по-прежнему не открывая глаз. В полной тишине. Затылок сверлится тяжёлым взглядом Сайно, но Тигнари отмахивается от ощущения, как от назойливой мухи. Ему просто нужно ещё несколько вдохов дыма, буквально пару минут, и всё будет хорошо.

Расслабленность показывается наружу улыбкой. Простой-простой. Веки тяжёлые, и в первые несколько секунд, как Тигнари открывает глаза, мир немного плывёт.

Сайно знает его наизусть, а потому покорно молчит. Распространяемое от него во все стороны недовольство бьётся в щит невозмутимости вокруг Тигнари, пока тот неспешно тушит косяк и оставляет его рядом с пепельницей. Вот теперь он больше готов к тактильному контакту. Садится на место, приваливаясь к такому тёплому и родному Сайно, сам кладёт на себя его руки, обнимает в ответ. Замирает и позволяет миру остановиться.

Всё неважно. Всё где-то там, а он здесь. В своей персональной безмятежности, хоть и искусственной. Какая есть, выбирать не приходится.

— Я заметил сегодня засос на тебе, — Сайно пытается говорить негромко и спокойно, глуша всё в мягкости волос Тигнари. Внутри больно ёкает от страха, но это ощущение тут же тонет в дыму.

— Правда? Наверное, тебе показалось.

— Вот тут, — рука Сайно скользит ниже, пальцы пробираются под футболку, вызывая мурашки. Он ведёт ими выше и выше, по рёбрам к груди, будто до миллиметра зная всю карту измен Тигнари.

Они смотрят туда оба. Тигнари на ходу успевает придумать отмазку про накурился-пошатнулся-ударился, но проглатывает невысказанные слова. На груди — отчётливый след зубов в окружении цветущего засоса.

— Скажешь что-нибудь? — тишина затягивается петлёй на шее Тигнари, и Сайно решает помочь ему вопросом. Только вот ответить ему нечего. Не скажет же он, как есть, что этот след — от зубов Веритаса, оставленный в порыве страстного секса.

Тигнари мотает головой и тянет футболку обратно вниз. Пытается. Сайно не позволяет.

— Тут больше, чем один, — он в итоге совсем стягивает её с Тигнари, оголяя его тело и выворачивая наружу всю неверность. Тому остаётся лишь тупить взгляд и пытаться ничего не чувствовать, дабы стыд и ненависть к себе не разнеслись вместе с дымом по телу и сознанию.

Пальцы Сайно скользят по спине, груди, касаясь хоть и редких, но ярких следов. Наверняка, ему становится ясно, почему у них уже так долго нет секса.

— Давай поговорим, пожалуйста, — его голос становится тише, делая очередной надлом где-то внутри Тигнари.

— Разве тебе всё не очевидно?

— Более чем, Нари, но… Почему?

Тигнари всё же поднимает взгляд. Медленно и несмело. Брови Сайно сведены, видно, как тяжело ему сохранять внешнее спокойствие. Но глаза выдают — они у него всегда слишком честные.

И в них много боли, непонимания, разочарования. Ожидаемо. Тигнари глубоко вдыхает, заставляя дым и дальше, клубясь, бежать по его телу.

— Захотелось, Сайно.

— Скажи, я делаю что-то не так? — голос его чуть сипит. Ему страшно задавать этот вопрос. Тигнари мотает головой и ловит его лицо в ладони.

— Ты замечательный, правда. Не думай, что дело в тебе, хорошо? — улыбка его горькая-горькая. — Я, наверное, должен извиниться. Нет, точно должен. Прости меня, Сайно. Виноват я и только я, — он честно пытается держать зрительный контакт.

Тигнари не имеет понятия, как больно Сайно пытаться поймать блеск искренности за краснотой и туманом в его глазах. Он сжимает челюсть, удерживая себя от глупостей, и убирает руки.

— Мне, кажется, пора.

— Но…

— Это всё, — Сайно улыбается очень горько, поднимаясь и быстро отходя, чтобы собрать альбом и свои вещи в сумку. — Спасибо за честность, правда. Я это ценю.

— Ты меня бросаешь? — Тигнари зажимается, прикрывая руками голое тело. Почему-то сейчас без одежды он ощущает себя максимально уязвимым.

— Да, — Сайно на него не смотрит.

Это логично и правильно. Не делает менее обидным и тяжёлым, но Тигнари сам виноват. И прекрасно это понимает сквозь весь туман в голове.

— Я тебя очень сильно люблю, Нари, — повесив сумку на плечо, Сайно подходит, склоняется и мягко целует в лоб. — И ты знаешь это. Но я так не смогу, — ему явно тяжело продолжать сейчас улыбаться.

— Прости.

— Мы сможем общаться и дальше, но не быть вместе. И… мне нужно время. Постарайся мне не писать и не звонить, я буду тебе благодарен. Считай, что это часть твоего извинения.

Тигнари больше нечего сказать. Он держит Сайно ещё пару секунд и убирает руку. Кивает. И тот уходит.

Вслушиваясь в шаги по лестнице, поворот замка и хлопок двери, Тигнари медленно холодеет. Не осознаёт ещё до конца, что происходит, что всё это значит. Он обнимает себя за плечи и скатывается пониже, закрывая глаза и пытаясь спрятаться от мира вокруг.

Они же так давно вместе. Были. До этой глупости, иррационально сильного желания поцеловать абсолютно чужого человека. Отдаться ему и повторять это раз за разом, улыбаясь и делая вид, что всё так и должно быть.

Виноват ли здесь хоть немного Веритас?

***

Это всё ещё очень странно — видеть Авантюрина рядом так часто, переглядываться, смущённо улыбаться и дружно с этого смеяться. Делить одни наушники на двоих, угощать друг друга кофе, жаться плечами и много-много говорить.

Веритаса перекручивает всего изнутри от поднявшейся и нисколько не утихающей бури внутри. Эмоции такие сильные, что часто душат, мешают делать вдох и фнкционировать.

Это и есть любовь? Желание слушать, смотреть и ощущать. Полная переоценка приоритетов, долгая переписка под светом ночника вместо дописывания курсовой и бесконечный список предлогов для встреч.

Они не обсуждают происходящее между ними, не навешивают на эти отношения ярлык — просто наслаждаются. Друг другом и собственными ощущениями.

Веритасу всё сильнее кажется, что его симпатия более чем взаимная. Авантюрин ведёт себя часто глупо, много-много болтает о ерунде, но смотрит так пронзительно, что сердце замирает.

Все дни смазываются в сплошное ожидание новых встреч и яркие эмоциональные всплески от каждого случайного касания рук. А ещё они много-много целуются, и вечерами Веритас крайне смущённо прячется под одеяло с головой, где зажимает рот одной рукой, а второй быстро ведёт по члену. Перманентное возбуждение кружит голову, мешая думать о по-настоящему важных вещах, но это не заботит его. Да и Авантюрин, вопреки всем его словам, не торопится. Кажется, сам наслаждается происходящим, просто позволяя им узнавать друг друга лучше.

— Ворвался в мою жизнь, голову вскружил и довольный, — посмеивается тихо-тихо Авантюрин, ведя пальцами по лицу перед собой. Сегодня его зрачки пока ещё не привычно огромные, и Веритас наслаждается рассматриванием яркой радужки.

— Боюсь, я могу сказать тебе всё то же самое, — он отвечает в тон негромко. Обнимает крепче и прячет их под одеяло.

Дома тихо, до них доносится лишь редкий шум проезжающих машин с улицы. Ощущается нереально, будто вот-вот видение рассеится, и Веритас обнаружит себя всё тем же наивным и безответно влюблённым обычным первокурсником. Но нога Авантюрина поудобнее укладывается на нём, руки скользят и скользят по щекам и шее, и это живое тепло раз за разом доказывает Веритасу, что всё по-настоящему.

Они вместе всё свободное время, и несколько ярких дней кажутся целой жизнью. Настолько хорошо ещё не было.

Их губы находят друг друга среди жара под одеялом. Веритас целует его нежно, но распаляется непорядочно быстро. Скользит пальцами под футболку, сжимает светлую кожу и ловит первый негромкий стон. Они так близко-близко, а сердца своим стуком, кажется, пытаются пробить себе путь друг к другу.

Веритаса даже немного трясёт. Он возбуждён и сам не понимает, в какой момент нависает сверху и прикусывает кожу на шее. Авантюрин под ним открыт, послушно обнимает ногами и подставляется ласкам. Веритас жадным взглядом скользит по дорожке волос к пупку, рассматривает вздымающуюся грудь, след на шее и подрагивающий кадык.

И зачем-то в голове резко всплывает, как под ним вот точно так же лежал Тигнари. Укуренный, счастливый и возбуждённый. Желающий его так сильно, что на спине после болели царапины.

Голову давит странное ощущение, и Веритас садится, роняя взгляд и пытаясь отдышаться.

— Всё в норме? — поднимается на локтях Авантюрин, выгнув бровь.

— Да, просто… жарко так стало, голова закружилась, — Веритас отмахивается, стыдясь странного ёкания в груди.

— Готов кружить тебе её вечность, — Авантюрин игриво улыбается, но в ответ получает прежний отсутствующий взгляд. Вздыхает, садясь на против, склоняет голову. — Правда плохо стало что ли?

— Вроде того. Извини, — неловко. Авантюрин прищуривается с подозрением, но согласно кивает.

— Окей, принесу тебе воды, — и уходит.

Веритас трёт ладонями лицо. И что это сейчас было? Они с Тигнари все эти дни даже не общаются, так какого чёрта?

Сердце гулко неприятно ухает. Отчего-то так неприятно и странно. Он часто дышит и бегает глазами без цели, так и не находя ответа ни на смятом покрывале, ни среди тетрадей на столе, ни в виде за окном.

А ведь он всё ещё хочет устроить для него то самое свидание — правильное и идеальное.

Когда Веритас кидает взгляд на телефон, раздумывая, стоит ли хотя бы написать, тот оживает мелодией звонка. На экране — имя Тигнари.

— Привет? — он не позволяет себе раздумывать, тут же отвечает.

— Веритас, — Тигнари тянет гласные с улыбкой в голосе и странно шмыгает носом. — Как ты?

— А, — он теряется на мгновение, почему-то боязно оглядываясь на дверь. — В порядке. А ты? Что с голосом?

Тигнари молчит несколько долгих секунд. Где-то на кухне шумит Авантюрин.

— Приходи, пожалуйста, — теперь его голос совсем тих. У Веритаса замирают мир, мыслительный процесс и сердце.

— Хорошо. Что-нибудь принести?

— Себя и свои тёплые руки…

— Скоро буду, — он не собирается даже раздумывать. Ни секунды.

Тигнари первым кладёт трубку. Веритас подходит к шкафу и натягивает носки как раз в тот момент, когда возвращается Авантюрин со стаканом воды. Его зрачки снова прячут радужку.

— Замёрз? — он оставляет стакан на столе и усаживается обратно на кровать.

— Авантюрин, у меня кое-какие дела появились, извини, — Веритас не смотрит на него. Поправляет одежду, быстро причёсывает волосы.

Авантюрин фыркает и кивает несколько раз, поднимаясь следом и распихивая по карманам вещи. Собравшись, он подходит к Веритасу со спины, приобнимает и привстаёт на носочки, чтобы положить подбородок на плечо.

— Не стоит начинать врать уже сейчас, пока ни один из нас ещё даже не успел предложить встречаться, — он говорит тихо, легко целует в щёку и уходит. От хлопка входной двери Веритас вздрагивает, но не позволяет себе совсем потухнуть в этой невнятной тревоге, в стыде. Мотает головой, глубоко вздыхает и быстро собирается.

До дома Тигнари он добирается как-то на автомате, смотря под ноги и пару раз чуть не вписавшись в столбы и прохожих. Определённо, что-то не так. У Тигнари на носу защита, а он накуренный зовёт к себе Веритаса. Почему-то в то, что тот может всего лишь сильно устать или соскучиться, не верится. Веритас ведь просто его любовник, да и то — это слово кажется слишком пошлым и громким.

Об Авантюрине он пока старается сильно не думать. Потому что внутри от этого расползается липкий стыд. А ещё лёгкое непонимание, для чего тому понадобилось сегодня что-то принимать.

Как-то враз всё становится сложно. Вот бы заранее знать, что взаимоотношения труднее учёбы. Ох, ладно, он всё равно влез бы. Возможно, его желание быть ближе к людям равносильно зависимости Авантюрина. Смотреть в глаза, касаться, ощущать себя самого таким особенным и значимым — просто так, не за успехи в учёбе или послушание. Просто за то, что он — это он.

За тем ли он несётся сейчас по первому звонку Тигнари? Веритасу нужно хотя бы слабое оправдание для самого себя, чтобы не грузиться ещё сильнее.

Он стучит в дверь сразу, как подходит. Запыхавшийся, дышит тяжело. Через секунду вспоминает о звонке и жмёт на кнопку.

— Ты пришёл, — его встречает растрёпанный Тигнари.

Одежда мятая и несвежая, в волосах беспорядок, на лице щетина, а глаза опухшие и красные. Он улыбается так странно, выглядит отчего-то маленьким — Веритас сразу же заходит и крепко его обнимает. Тигнари цепляется за него в ответ, стискивает пальцами футболку на спине и долго пыхтит в грудь.

Спрашивать что-либо сейчас кажется неправильным. Так что Веритас просто позволяет вжиматься в себя, гладит по спине и путается взглядом в грязных волосах. Они стоят так долго, кажется, что в этой тишине проходит не менее получаса.

— Спасибо, — когда Тигнари всё же делает шаг назад, Веритас замечает влажные пятна на своей футболке. Закрывает, наконец, дверь, обнимает ладонями лицо, стирая с него последние слёзы. По крайней мере, теперь его плечи визуально менее напряжены.

Он не знает, что должен сказать. Что сказать будет правильно. Наверняка, на его лице ярким неоном написана вся растерянность, и это вызывает у Тигнари новую улыбку. Он тащит его за собой. Наверх, в комнату, на диван. Усаживает, прижимается и очень шумно вздыхает.

В воздухе — знакомый сладкий запах и лёгкая задымлённость. Кокетливо мигает открытым документом ноутбук. Шторы плотно закрыты, а на столе полный беспорядок из стаканов, окурков и коробок лапши.

— Хорошо проводишь время? — по шее Веритаса скользит палец Тигнари. Там засос?

— Вроде того. А как твой проект?

— Пошёл нахуй. И проект, и диплом, и универ, и я, — Тигнари смеётся как-то истерично. Веритас укладывается так, чтобы и обнимать его, и видеть лицо.

— Что случилось? — всё же решается спросить. Скорее всего, это абсолютно не его дело. Скорее всего, он не имеет права узнавать. Но, скорее всего, Тигнари позвал его именно для этого — видно по дрогнувшим губам и потускневшему взгляду.

Пока тот набирается сил, чтобы заговорить, Веритас послушно молчит и просто ждёт. Невесомо гладит, смотрит участливо. И надеется, что ответом окажется какая-то простая ерунда, которую можно на пару закурить и вытрахать. Ведь это будет удачей — если Тигнари в норму вернёт один секс.

— Мы с Сайно расстались.

Блять.

Большего профана в отношениях, чем Веритас, найти не получится во всём мире. Ни собственного опыта, ни достаточно количества близких друзей, что были бы готовы делиться и обсуждать подобное. Художественная литература тоже мимо — наука привлекает его гораздо сильнее.

Он только-только вступает в это, начинает познавать. И впереди собственная дорожка из ржавых граблей, над одной из которых он заносит ногу прямо сейчас, оставив Авантюрина и придя сюда.

Пальцы Веритаса замирают на щеке Тигнари, и он сам смотрит неуверенно, почти напуганно.

— Мне жаль, — выдавливает из себя.

— Ой, заткнись, тебе не жаль, — Тигнари фыркает без тени улыбки и закатывает глаза. — Просто… побудь рядом, пожалуйста, хорошо?

— Конечно.

Веритас бы всё равно не может оставить его в таком состоянии одного. И не хочет. Ему до головокружения нравится улыбка Тигнари, он обожает его смех. Таким видит впервые. Пугает, да, но ещё вызывает желание укутать собственным теплом, прижать поближе и позволить отдохнуть. Это и делает.

— Ты можешь всё рассказать, если хочешь, я тебя выслушаю, — собственный блеклый голос подрагивает.

— Чуть позже.

— Хочешь вместе принять ванну? — выскакивает прежде, чем Веритас успевает включить голову. Краснеет и тут же что-то слабо блеет, но Тигнари внезапно улыбается.

— Очень хочу.

Это минное поле, но Веритас всё ещё жив. Он впечатывается долгим поцелуем в солёный от пота лоб Тигнари и мчится в ванную. Затыкает слив, включает горячую воду, роется по шкафчикам, находя пену и соль. Руки дрожат, но хоть с этим всем он обязан справиться.

Тигнари меланхолично обнимает подушку на диване, пока Веритас перед его глазами инициативно носится туда-сюда, ища полотенца, одежду и бог знает что ещё. Стаскивает всё на стиральную машинку, вертится и суетится. Пробегая в очередной раз мимо, он с облегчением видит улыбку Тигнари. Значит, всё делает правильно.

Вода набирается долго, и он успевает сбегать до кухни. Глупо, конечно, пытаться сделать что-то особенное не в своём доме и буквально на глазах Тигнари, но всё внутри Веритаса орёт о том, что он обязан прямо сейчас постараться.

Чайник закипает. В шкафчике обнаруживается зелёный чай, а на столе лежат фрукты. Веритас моет их, нарезает и кривенько раскладывает на большой тарелке. С ней и полной кружкой в руках он возвращается как раз, когда воды набирается достаточно.

— Ты замечательный, — почти мурлычет Тигнари, когда Веритас помогает подняться на ноги, подводит к двери и прикрывает ему глаза ладонью. Сердце долбится так, что на секунду он задумывается — не посетить ли врача.

Внутри дрожащий полумрак, разгоняемый свечами и фонариком телефона. Рядом с полной горячей воды и объёмной пены ванны — табурет с чаем и фруктами.

— Веритас, — Тигнари эмоционален и чувствителен. Всхлипывает слабо от наведённой красоты.

— Всё хорошо, — Веритас мягко целует в висок и прикрывает дверь.

Он стягивает с Тигнари одежду, попутно касаясь губами плеч, живота и коленок. После раздевается наскоро сам, и они усаживаются в воду вместе, расплёскивая немного на пол. Плевать.

Тигнари прижимается к его груди спиной, выдыхает и прикрывает глаза. Веритас ведёт мокрыми ладонями по его рукам вверх, немного сжимает и мнёт плечи, скромным массажем перебираясь на шею. В благодарность получает вздохи и сходящее на нет напряжение в теле.

— Ты романтик, — немного сонно улыбается Тигнари, укладываясь затылком на его плечо.

— Мне приятно делать для тебя подобное, — по капле зачерпывая воду, Веритас выливает её на короткие волосы, аккуратничая, чтобы пена не попала Тигнари на лицо.

— Ты же был с Авантюрином, да? Эти дни, — и откуда столько осведомлённости?

— Не думай об этом. Давай отвлечёмся и расслабимся, — голос Веритаса негромкий, дабы не портить атмосферу. Он обнимает Тигнари, жмётся к его виску щекой и продолжает. — Представь, что во всём мире остались только мы и эта ванна. Не существует других людей и проблем с ними, нет универа, проектов и долгов, никакой необходимости думать про завтра, зарабатывать на еду и оплату счетов. Есть ты и я. В этой тёплой воде. Есть вкусный чай и разные фрукты. Мои руки… — он прикрывает глаза, погружаясь в мир собственных слов.

На Тигнари, кажется, действует превосходно. Он послушно внимает, ловит эту мысль и поддаётся ей. Веритас раскрытой ладонью ведёт по его груди, а вторую держит на животе. Надеется, что помогает хотя бы немного.

На деле проблемы никуда не исчезают, весь мир на месте, но где-то там, за плотно закрытой дверью. Пожалуй, всё это можно отложить ненадолго и позволить себе этот безопасный островок.

Всё там, далеко. И Сайно, и Авантюрин, и открытый ноутбук. А они — здесь. Крепко-крепко друг к другу. Вдыхают один и тот же тяжёлый от жара воздух, сплетаются телами, душами и мыслями.

Веритас и правда романтик.

Он придерживает мокрыми руками кружку, помогая Тигнари делать крупные глотки чая, сам же подносит к его губам кусочки фруктов. Старательно моет его волосы, льёт гель для душа на ладонь и растирает спину и плечи. И под смущённый смех даже ведёт станком по заросшим щетиной щекам.

Внутри щенячья нежность, и он зацеловывает Тигнари, даже не смыв с лица пену. В губы, нос, прикрытые веки, лоб. Тот смеётся и разворачивается, расплёскивая ещё больше воды, чтобы сесть лицом к Веритасу на колени.

— И откуда ты мне такой достался? — мокрые пальцы заправляют намокшие кудри за уши.

— Ты хотел поблагодарить Ханаби, кстати, — улыбается в ответ Веритас. Тигнари кивает согласно и ложится на его грудь. Носом упирается в нос и смотрит прямо в глаза.

— Спасибо тебе, — слова тихие, но такие проникновенные, что организм на секунду отключается и делает перезагрузку.

Веритас гладит его по мокрым волосам двумя руками, после беря в ладони лицо. Чуть сжимает щёки и тянется для короткого поцелуя.

— Если я могу сделать для тебя ещё что-то, скажи, пожалуйста. Я обязательно постараюсь.

Он и правда готов и хочет этого. Ради вновь появившегося блеска в глазах напротив. Почему в груди так тесно, и сложно дышать?

— Это и есть то обещанное свидание? — Тигнари выглядит почти кокетливо.

— Оно будет в разы лучше, поверь, — наглая ложь. Веритас всё ещё не имеет понятия, что устроить для Тигнари. Но внутри полнейшая готовность прыгнуть выше головы и разбиться насмерть при необходимости.

— Помнишь, я говорил, что тебе придётся сильно постараться, чтобы я влюбился?

Сердце пропускает удар.

— Конечно, помню, — Веритас чертовски сильно потеет прямо сейчас, через раз забывая, как дышать.

— Кажется, Веритас Рацио, ты уже просто отлично постарался, — смущённым шёпотом в самые губы, и тут же следом отчаянно-сладкий поцелуй.