× •—•—•—•⟮ 🍒 ⟯•—•—•—• ×

В «Осе» отвратительно. Дорого и претенциозно, а тот факт, что персоналу приходится носить форму, нелеп. Золотые жилеты и галстуки мерцают в слабом освещении, а стрелки на чёрных рубашках и брюках достаточно острые, чтобы о них можно было пораниться.

Микки от этого тошнит.

Всё тут кричит о Северной стороне, и ему ненавистна мысль, что Йен работает в таком месте.

Проходит два вечера, прежде чем Микки видит его. Два вечера сидения за угловым столиком, наполовину скрытым гигантским комнатным растением, потягивания своего дорогого бурбона и высматривания рыжих волос, от которых пересыхает во рту. И это глупо. Не самая большая глупость в его жизни, но близко. Глупее кражи у Клейтона Галлагера, но не так глупо, как установка камеры в квартире Йена.

Глупо.

Но в этом-то и проблема: Йен делает его глупым.

Микки выпрямляется, когда наконец видит его. Прошла неделя после телефонного звонка, после того, как он последний раз смотрел на Йена через камеру, и парень выглядит хорошо. На щеках играет румянец, волосы блестят, а улыбка почти до ушей. У Микки сердце замирает, а рука дрожит, когда он поднимает бокал, чтобы осушить его, но он смотрит на Йена так долго, как только может, пока сердце не успокоится настолько, насколько это вообще возможно в такой ситуации.

А затем он делает свой ход.

В «Осе» тихо. Кроме Йена, который стоит к нему спиной, расставляя бутылки с ликёром, на баре только блондинка, обслуживающая пожилую пару на другом конце стойки. Других сотрудников не видно, и Микки принимает это за хороший знак, садясь на ближайший к Йену табурет.

— Секунду, — бросает тот через плечо, чувствуя, что кто-то подошёл, и Микки не может удержать свой глупый рот на замке.

— Не торопись.

Йен замирает, и Микки почти может видеть, как напряжение распространяется от его лопаток по всему телу. Микки ждёт, колени подпрыгивают, тело тоже напряжено. Йен поворачивается к нему лицом и... Блядь.

Он забыл, насколько парень красив вблизи.

Он смотрит на Микки, а Микки смотрит в ответ. Миллион эмоций пробегают по лицу Йена, но он позволяет им показаться всего на несколько секунд, а затем сжимает челюсть и вздёргивает подбородок. Он не скрывает того факта, что откровенно пялится на Микки, рассматривая его с ног до головы, пока у него есть такая возможность, и Микки отвечает тем же, потому что Йен выглядит охуенно.

— Что я могу вам предложить? — наконец спрашивает Йен ровным непринуждённым тоном.

Микки пожимает одним плечом. 

— Я слышал, новый бармен готовит убийственные коктейли.

Йен начинает собирать ингредиенты для напитка, и Микки замечает лёгкую дрожь в его руках. Замечает, какую выпивку тот берёт, замечает размер выбранного им бокала, и его сердце начинает учащённо биться. Секс на пляже. Йен готовит для него его любимый коктейль. Это своего рода прощение или какая-то скрытая мелочность?

В любом случае, он делает это без запинки, как любой профессионал на Риверуокском Коктейльном Фестивале, на который Микки так и не попал в этом году, и его член дёргается при виде этого.

— Если ты не перестанешь пялиться, у кого-нибудь сложится неправильное впечатление, — говорит Йен, протягивая ему бокал.

— И какое же именно?

Йен встречается с ним взглядом. 

— Что ты здесь не только для того, чтобы ещё немного поморочить мне голову.

— Я здесь совсем не для этого.

— Вижу, ты всё ещё лжёшь.

— Ты всегда говорил, что однажды мы поменяемся местами и ты покажешь мне, насколько хороши твои коктейли, — Микки пожимает плечами и делает глоток, всё время поддерживая зрительный контакт. — Я подумал, что сейчас самое подходящее время.

— И?

— Немного суховат, если честно.

Уголки его губ подёргиваются с одной стороны; непонятно, хочет ли он улыбнуться или нахмуриться. Вместо этого Йен продолжает:

— Что ты здесь делаешь?

— Хотел тебя увидеть.

— Зачем?

— Я скучал по тебе.

— Ах, точно, — он кивает и идёт убирать беспорядок, который устроил, готовя для Микки коктейль. — Ты скучаешь по мне и хочешь отсосать у меня, верно? Кажется, так ты сказал?

— Ну, если у тебя как раз сейчас перерыв...

Глаза Йена темнеют, но Микки отказывается отводить взгляд. 

— Это всё, чего ты хочешь, да? Отсосать мне? Немного поразвлечься?

— Это неправда.

— Я тебе не верю, — это звучит так искренне, что Микки становится больно.

— Я мог опустить некоторые детали, но я устал лгать.

— Это ложь.

— Можно подумать, ты рассказал мне всё о своей жизни, Галлагер, — огрызается Микки в ответ, но вспышка в глазах напротив заставляет его смягчиться. — О некоторых вещах лучше умолчать, Йен. Или, по крайней мере, не говорить о них на твоём новом месте работы.

— О каких вещах?

— К примеру, о минете.

Он вздыхает и оглядывается по сторонам. 

— Что мешает мне прямо сейчас позвонить в полицию и всё им рассказать?

— Мне на ум приходят две причины, но кто знает? Может, у тебя есть и другие.

— Я тебя слушаю.

Микки делает долгий глоток, не для паузы, а чтобы влить в себя побольше алкоголя. 

— Первая: насколько глупо ты будешь выглядеть, когда расскажешь им всё? Вор — тот самый, в существование которого они никогда не верили, — всё это время был у тебя под носом? Они не увидели связи, Рыжий, думаешь, они поверят, что ты с самого начала знал?

— Пошёл ты, — шипит он, близко наклоняясь к Микки над стойкой бара.

— Хочешь услышать мою вторую причину или нет?

Он отстраняется, отходя на шаг, и принимается перебирать случайные вещи, ища занятие рукам, пока успокаивается. Микки допивает коктейль и оглядывает помещение. В «Осе» всё ещё довольно тихо для такого разговора, но клиентов достаточно, чтобы блондинка не мешала.

Йен возвращается, и Микки может видеть, что часть его решимости пошатнулась. 

— Отлично. И какая вторая?

— Ты только что устроился на новую работу, чувак. Думаешь, вызвать полицию на платежеспособного клиента, который, насколько можно судить по камерам наблюдения, не сделал ничего плохого, это лучшая идея?

Он качает головой. 

— Иногда я просто поверить не могу в то дерьмо, что ты вытворяешь.

— Ага, думаю, я могу быть немного мудаком.

— Почему ты вообще здесь?

Микки встречается с ним взглядом и говорит снова: 

— Я скучал по тебе.

— Я в это не верю. Не после всего того дерьма, которое ты только что наговорил о копах, которые мне не поверят, и о риске потерять работу. Несёшь подобную хуйню, а потом… Мудила.

— Ага, ну, это для меня тоже не в новинку.

— Что — это?

Микки смотрит на него, в его настороженные зелёные глаза, и отказывается от всякого притворства, говоря абсолютно честно:

— Я уже нравлюсь тебе, Йен, теперь мне нужно сделать так, чтобы ты простил меня.

Йен отвечает не сразу. 

— Я реально, блядь, ненавижу тебя.

— Не верю в это ни на одну грёбаную секунду, Рыжий.

— Отлично, — Йен забирает у него пустой бокал и протирает стойку. — Я тебя не ненавижу. Но прямо сейчас ты мне пиздец как не нравишься.

— В это верю.

Йен отходит, чтобы обслужить кого-то другого, и Микки это не нравится. Ему не нравится, что он стоит за стойкой, не нравится быть клиентом, не нравится, что Йен обслуживает других. Всё в этом кажется перевёрнутым с ног на голову, неправильным, и Микки это ни хуя не нравится. Несмотря на это, он заказывает ещё выпить, когда Йен возвращается к нему, и старается не слишком задумываться о том факте, что он действительно вернулся к нему.

— Я пытался дозвониться до тебя, — говорит Йен, передавая ему бокал, и Микки поднимает на него взгляд. — В основном, просто чтобы узнать, не сменил ли ты номер после звонка мне... Видимо, сменил.

— Пришлось, — он делает небольшой глоток. — Ты мог бы выследить меня, а этого я допустить не могу, понимаешь?

— Действительно думаешь, что я бы это сделал?

— Не знаю, — Микки смотрит ему в глаза, и Йен не отводит взгляда. — Сделал бы?

— Я тоже не знаю.

— Йен, я…

Тот отходит от стойки. 

— Тебе лучше уйти.

— Серьёзно?

— Ага. Допивай свой напиток, а потом убирайся. — Он вытирает безупречно чистую стойку. — Я всё ещё пытаюсь понять, хочу ли убить тебя, пока ты спишь, или поцеловать, но в любом случае мне нужно, чтобы ты свалил отсюда на хер.

Ладони Микки потеют от его слов, но он сохраняет спокойствие. 

— У меня ещё целый бокал, мне может потребоваться немного...

Он замолкает под пристальным взглядом Йена и слишком быстро проглатывает остатки алкоголя. Горло обжигает, но ему нравится, и он медленно поднимается с табурета.

— Прошу прощения, что побеспокоил тебя на работе.

— Убери «на работе», и тогда это будет похоже на настоящее извинение. Как насчёт того, чтобы ты меня вообще не беспокоил?

— Как насчёт того, чтобы в следующий раз я побеспокоил тебя дома? — вдобавок Микки подмигивает ему и направляется к выходу.

— Микки, — его имя на губах Йена — лучшая часть всего вечера, и Микки поворачивается к нему лицом. — Я всегда говорил, что найду воришку, и ничего не изменилось. Не знаю, где ты остановился, но я найду тебя.

В его глазах решительный блеск, и Микки не может удержаться от ухмылки.

— Поймай меня, если сможешь, ублюдок.

× •—•—•—•⟮ 🍒 ⟯•—•—•—• × 

Боль никуда не уходит, она глубоко внутри, и он знает, что это, знает, что ему от неё не избавиться, но она ослабевает. Каждый раз, когда он думает о Микки, — о его «Хотел тебя увидеть», о его «Я скучал по тебе», о его «Поймай меня, если сможешь» — боль ослабевает и превращается в странную форму решимости.

Он не знает, то ли это решимость поймать Микки, то ли просто снова быть рядом с ним.

Потому что он зол. Он зол, ему больно, и он отчаянно хочет возненавидеть Микки, но не может, потому что не может выключить ни одно из своих чувств. Даже те, что более нежны, чем ему хотелось бы.

Но всё в порядке. У него есть план. Микки играл с ним, но теперь он знает об этом, теперь он в игре. И если Микки хочет играть, то он, блядь, будет играть.

Он использует все возможные ресурсы частного детектива по поиску информации, чтобы узнать о Микки как можно больше, и, не найдя ничего нового, повторяет всё то же самое с Игги, но не находит ничего важного. Наконец, он пробует с Сэнди и тут его ждёт джекпот.

Бар принадлежит ей, но она владеет им всего несколько недель, и вся почта, по-прежнему адресованная Микки Милковичу, похоже, перенаправляется на почтовый ящик всего в паре кварталов от бара.

Поэтому он покупает большую бутылку колы, пару буррито и устраивается в засаде.

× •—•—•—•⟮ 🍒 ⟯•—•—•—• × 

Только через три дня он замечает слежку и понимает, что Йену каким-то образом удалось его выследить и что он появляется в местах, где ему быть не положено, одновременно с Микки.

Он идёт заплатить парню, который присматривает за его машинами, а Йен оказывается в закусочной по соседству. Он заходит к своему татуировщику, а Йен через дорогу покупает буррито. Он пытается купить кофе в своём любимом кафе, а Йен стоит в очереди впереди. Он не видит Микки, ни разу, но Микки видит его. Он видит его, разворачивается, избегая встречи в момент глупой паники, которая, вероятно, оправдана лишь наполовину.

Но Йен его не замечает. Микки отворачивается — отказываясь называть это бегством — и уходит, прежде чем Йен его увидит, потому что тот не на работе, и Микки не знает, что Йен может сделать, если увидит его. Он может позвонить в полицию, может ударить Микки, может выкинуть какую-нибудь ерунду навроде гражданского ареста. Микки понятия не имеет. И он понятия не имеет, почему постоянно натыкается на Йена.

Пока до него не доходит.

Потому что это слишком большое совпадение. Потому что он хорош в своей работе. Потому что этот ублюдок поменял ход игры и теперь играет с Микки.

Микки не уверен, что когда-либо чувствовал себя более гордым. Он также не уверен, как Йен нашёл его и почему до сих пор не встретился с Микки лицом к лицу — где-то на улице или в дерьмовой квартире Микки, — но он отказывается ждать, когда это случится. Если Йен наконец присоединился к его игре, то Микки воспользуется этим по максимуму.

Он отправляет ему сообщение с адресом и ждёт.

Сегодня вечер понедельника, бар закрыт, свет погашен, вокруг ни души. Через семнадцать минут после его сообщения дверь медленно открывается, и Йен заходит внутрь. Один. Микки не знает, глупо это или храбро, но это именно то, чего он и ожидал.

— Эй? — окликает Йен, будто не знает, кто отправил ему сообщение, и Микки включает свет за стойкой.

— Запри за собой дверь, Рыжий.

Взгляд Йена устремляется на него, но на лице нет удивления. Он смотрит с секунду, прежде чем повернуться и запереть дверь. Микки сдерживает усмешку в ответ на его уступчивость и ждёт, что он сделает дальше. Йен направляется к нему, к барной стойке, к своему месту, затем останавливается. Рука, готовая отодвинуть табурет, замирает в воздухе, он останавливается и смотрит на Микки. Опускает руку. Обходит бар.

— Бар больше не твой, — говорит он, останавливаясь в полуметре от Микки.

— Нет, не мой.

— И ты не можешь указывать мне, куда мне нельзя заходить.

— Тупица, — говорит Микки с нежностью, — я хочу, чтобы ты был именно тут.

Он в замешательстве хмурит брови, и Микки приходится бороться с желанием протянуть руку и разгладить морщинки на его лбу, податься вперёд и притянуть его ближе за шлевки на ремне джинсов, потому что он никогда не был так близок к нему, и каждый миллиметр тела Микки покалывает от мысли о прикосновении.

Вместо этого он делает большой глоток Джека и вытаскивает наручники из заднего кармана. Йен смотрит на них, а затем снова на Микки с усмешкой.

— Какого хрена мне с ними делать? — спрашивает он, и тот факт, что его мысли автоматически не пришли к аресту Микки, говорит сам за себя.

Однако Микки сдерживает улыбку и бросает взгляд на промышленные трубы на новых полках, установленных Сэнди. Йен прослеживает за его взглядом и тихо вздыхает.

— Ты, блядь, шутишь.

— Похоже, что я шучу?

— Если ждёшь, что я пристегну себя наручниками к этим грёбаным трубам, то ты ещё более ебанулся, чем я думал.

Микки прижимает наручники к его груди, игнорируя тепло, исходящее от ткани футболки, и сопротивляется каждому ощущению, которое испытывает его тело при прикосновении к Йену. Он наклоняется ближе. 

— Реально хочешь испытать моё терпение, крутой парень? Ты, блядь, понятия не имеешь, на что я способен.

— Господи, — бормочет Йен, и либо он гораздо более не против, чем показывает, либо верит, что у него нет другого выбора, потому что берёт наручники и пристёгивает себя к трубе.

И вот он перед Микки, руки прикованы к трубе прямо над головой, и Йен ни черта не может сделать. Микки ухмыляется и позволяет своим глазам блуждать по его длинному телу, радуясь тёплым вечерам и расстёгнутой кожаной куртке. Футболка под ней мягкая и тонкая, и пальцы так и чешутся прикоснуться к ней как следует.

— Не волнуйся, — говорит Микки, вытаскивая брелок с семью очень похожими друг на друга ключами. — Я отдам тебе ключи перед уходом.

Йен вздёргивает подбородок. 

— Зачем ты меня сюда позвал?

Микки пожимает плечами и кладёт ключи на стойку позади себя. 

— Либо так, либо снова вламываться в твою квартиру.

— Ты залезал в мою квартиру?

— Не принимай такой шокированный вид, я вор, помнишь?

Он мгновение смотрит на Микки, а затем качает головой. 

— Ты прав, мне пора бы уже не удивляться ничему из того, что ты говоришь.

— Я ничего не взял, — уверяет его Микки.

— Мне прям полегчало.

— Ну, я здесь, чтобы доставить удовольствие.

Он хмурится. 

— Если ты ничего не взял, зачем вообще утруждался?

Микки прикусывает нижнюю губу, прежде чем сделать очередной глоток. Набравшись смелости при помощи алкоголя, он решает признать ранее опущенную правду. 

— Я установил камеру в твоей гостиной. Наблюдал, как ты пытался вычислить своего воришку, наблюдал, как ты реагировал на мои сообщения и телефонные звонки... Но выключил, прежде чем ты вытащил свой член.

У Йена отвисает челюсть. 

— Какого хрена... — Он умолкает, не в силах подобрать слова.

— Мм-м. Что, дар речи потерял? Прям как я, когда ты решил подрочить на фотку моей татуировки, что я тебе отправил. Видимо, тебе реально заходят мысли обо мне, сосущем член. Несмотря на недавние протесты, — Микки медленно пьёт, просто чтобы посмотреть, как Йен наблюдает за его губами, обхватывающими горлышко бутылки.

— Я… Ты сказал, что выключил до того, как я вытащил член, — сбивчиво говорит Йен.

— Да, но было совершенно ясно, чем ты собирался заняться, чувак, — Микки переводит взгляд на его обтянутую джинсами промежность, затем снова на его лицо, на глаза с расширенными зрачками, красные щёки и надутые губы. — И теперь я немного сбит с толку. Ты так разгорячился и разволновался потому, что я перестал смотреть? Потому что я признаю: согласие важно. Или тебя злит мысль о том, что я мог посмотреть? У тебя есть какие-то вуайеристские фантазии, Галлагер?

— Пошёл ты.

— Эй, не осуждай, Йен, я открыт для большинства фетишей.

— О, вот как? Ну, может, если уж собрался надеть на меня наручники и нести кучу дерьма, чтобы заставить кончить, то тебе стоит довести дело до конца.

— Да ладно тебе, — Микки указывает бутылкой на его член. — Готов поспорить, у тебя привстал сразу, как ты меня увидел.

— Ага, видимо, взлом с проникновением — номер один в моем списке фетишей. Наверняка у тебя больше нет ключей от этого бара.

— Хм, тогда неудивительно, что твой воришка буквально поперёк горла тебе встал, — Микки ухмыляется собственной шутке, но Йен не кажется довольным.

Наступает тишина. Микки продолжает разглядывать его, не в силах надолго отвести взгляд от подтянутого тела, а Йен продолжает пялиться в ответ, явно пытаясь разгадать намерения Микки.

— Ты следил за мной, — наконец говорит Микки.

Йен ухмыляется, гордо и глупо. 

— Удивлён, что тебе потребовалось так много времени, чтобы понять это.

— Я тоже.

— Может, я просто действительно хорош в своей работе.

— Может. Или ты играешь со мной. Я замечал тебя несколько раз, но, полагаю, далеко не каждый раз, — Микки приподнимает бровь и пристально смотрит на него. — Но ты меня так и не арестовал.

— Не-а.

— Не-а?

— Не-а.

— Это, блядь, не ответ, чувак.

Он умудряется пожать плечами даже со скованными над головой руками. 

— Как ты и сказал, возможно, я просёк игру и теперь, наконец, подыгрываю.

Сердце Микки воспаряет, он не подозревал, как сильно хотел это услышать. 

— Это правда?

— Возможно.

— Что ж, ненавижу всё усложнять теперь, когда ты наконец-то понял, но я здесь, чтобы изменить правила игры.

Он закатывает глаза, переступает с ноги на ногу, и Микки не может не заметить, как его футболка чуть приподнимается, обнажая гладкий живот. 

— Ну ещё бы. Теперь, когда я тоже в игре и всё честно, ты всё испортишь, и я снова останусь позади, да?

— Нет, — Микки ставит бутылку Джека на стойку и достаёт флешку из кармана. — Нет, я просто собираюсь дать тебе выбор в твоём следующем шаге.

— Что это значит?

— Это значит, что я собираюсь предложить тебе два варианта. Первый: я даю тебе ключи от наручников и ухожу. Но сначала оставляю на стойке бара эту флешку с записанным признанием, чтобы ты мог делать с ней всё, что тебе заблагорассудится.

— Заманчиво. Какой второй вариант?

Микки прикусывает нижнюю губу, проходится взглядом по его телу, прежде чем снова посмотреть ему в глаза, ничего не скрывая.

— Второй: я даю тебе ключи от наручников и ухожу. Но сначала я сосу твой член, пока ты не кончишь мне в глотку.

Он прерывисто вздыхает. 

— Тоже заманчиво.

— Никакого давления, Йен. Согласие — номер один в моем списке фетишей, и я не собираюсь делать ничего такого, чего ты не хочешь.

— Аг-га, — вздыхает он тяжело, — потому что надеть на меня наручники — это то, чего я так хотел.

— Ты сам это сделал, чувак, я тебя не заставлял.

Он облизывает губы, и его взгляд обегает весь бар, прежде чем снова останавливается на Микки. 

— И что бы я ни выбрал, ты сделаешь это?

— Я дам тебе то, что ты хочешь, Рыжий, тебе просто нужно решить, чего ты хочешь больше: воришку или его рот?

— Блядь, — это выходит хрипло, его голос дрожит. — Т-твой рот. Я хочу твой рот.

И этого для Микки достаточно.

Он делает шаг вперёд, оставляя между ними едва ли пару сантиметров, и понижает голос:

— Только мой рот, Йен? Означает ли это, что я должен держать свои руки при себе? — он протягивает руку, проводя пальцем по всё ещё видимой полоске его живота. — Никаких прикосновений?

— Ебать, — выдыхает он, закрывая глаза.

— В следующий раз, детка.

Его глаза распахиваются, когда он слышит это ласковое обращение, и в них не только похоть и желание, которых можно было бы ожидать. Есть что-то ещё, что-то, что Микки не нравится, что-то, что заставляет его остановиться. Но тут взгляд Йена перемещается к губам Микки и обратно, и это что-то исчезает, смывается гневом, который Йен всё ещё испытывает к нему.

— Ну и? — спрашивает он шёпотом, и его дыхание оставляет мурашки на шее Микки.

Ловкими движениями рук он расстёгивает ремень, пуговицу на джинсах, медленно опускает бегунок молнии, и всё это время сохраняет зрительный контакт с Йеном. Микки смотрит в его темнеющие зелёные глаза, когда стягивает с него джинсы, спускает боксёры по вставшему члену, проводит костяшками пальцев по его крепким бёдрам.

— Ты уверен, что это всё ещё просто игра? — спрашивает Йен, его губы так невероятно близко к губам Микки.

Микки тяжело сглатывает, потому что вопрос задевает за живое. Он смотрит Йену в глаза, а тот смотрит в ответ, и в его взгляде не просто похоть и желание, или гнев, или боль. Есть ещё многое, многое другое, что Микки не знает, как распознать, на чём у него не выходит сосредоточиться слишком долго, потому что он почти уверен, что то же самое отражается и в его собственных глазах.

— Поцелуй меня, — выдыхает Йен.

Дыхание Микки становится прерывистым, а пальцы скользят по капле предэякулята на головке. Йен вздрагивает, наклоняет лицо к Микки, но он не может этого сделать, он не может поцеловать его. Он закрывает глаза, прижимается лбом ко лбу Йена, тихо ненавидя себя и испытывая к нему совершенно противоположные чувства.

А затем Микки падает на колени. У него текут слюнки, то ли от мысли отсосать Йену, то ли от мысли о поцелуе с ним, и Микки на секунду утыкается лбом в его бедро, а носом в нежную кожу, вдыхая его аромат. Йен сверху шепчет его имя, и, несмотря на то, что это он в наручниках, в своих действиях Микки ощущает покорность, отчего его член мгновенно твердеет, и он вспоминает, как Йен потребовал, чтобы он показал ему свои татуировки, и как Микки был готов сделать именно это при малейшем признаке того, что Йен хочет…

Йен действительно хочет, чтобы он это сделал.

Микки двигается, чтобы попробовать его на вкус, так и не открыв глаз. Как бы ему ни хотелось увидеть член Йена, он хочет сюрприза, хочет быть неподготовленным, хочет подавиться всем, что есть у этого парня, без предупреждения. Поэтому, он оставляет поцелуй на его члене, нежно посасывая горячую кожу, и ждёт, пока Йен не начнёт стонать, прежде чем сдвинуться и взять в рот головку.

— Господи боже, Микки.

Микки стонет с членом во рту, обводя языком кончик, смешивая свою слюну и его смазку, чтобы размазать по члену, увлажняя его, прежде чем взять глубже в рот, и Йен снова стонет. Он стонет, а Микки продолжает — продолжает, пока головка не упрётся в заднюю стенку горла. Тогда он замирает, дышит через нос и сглатывает.

Член входит натужно, душит, и они оба стонут — Йен, задыхающийся и дрожащий над ним, и Микки, с полным ртом. Йен не лгал все эти недели назад, у него огроменный.

И Микки это нравится. Его собственный член ноет и сочится смазкой в штанах, пока он принимает Йена, положив руки на его бёдра, чтобы тот стоял смирно, пока Микки занят его стволом. Чтобы оставить синяки на его бледной коже. Чтобы просто прикоснуться к нему.

— Бля.

Микки отстраняется и смотрит на Йена снизу вверх, и он знает, какое зрелище собою представляет, знает, как выглядит, стоя на коленях, — потемневшие глаза, припухшие губы, струйка слюны со смазкой тянется от губ к члену — и не может скрыть самодовольства под пристальным взглядом Йена, когда тот задыхается над ним.

Не сводя с Йена глаз, он высовывает язык из приоткрытого рта, располагая его на нижней губе, и подаётся вперёд, пока головка члена не проедется по всей поверхности языка, возбуждая вкусовые рецепторы. Микки опускает руки — оглаживая кожу Йена, царапая ногтями его бёдра — и сцепляет их за спиной, говоря Йену всеми возможным способами, кроме слов, что он принадлежит ему.

— Чёрт, — шепчет Йен, и Микки оглаживает языком нижнюю сторону головки, притягивая его к себе, изгибая язык в приглашающем движении.

Йен начинает двигаться, всего лишь малейшими толчками, и Микки открывает рот шире, горя желанием принять его. Йен сверху бормочет что-то бессвязное, но начинает запинающиеся движения бёдрами, толкаясь в открытый рот Микки, отчего член скользит по языку, пока Микки не отстраняется и не смотрит на Йена снизу вверх. Влажный член касается его щеки, и Микки получает удовольствие от резкого вдоха, который испускает Йен от вида своей естественной смазки на его коже.

Микки смотрит на него, в его красивые, широко распахнутые глаза, и шепчет лишь одно слово:

— Ещё.

И он ожидает ещё большего количества запинающихся движений и тихих проклятий, но вместо этого глаза Йена темнеют, а губы приоткрываются, но он ничего не говорит. Он ничего не говорит, но выполняет просьбу Микки. Уверенно и твёрдо, словно член у него из проклятого камня, он толкается в открытый рот Микки, пока губы Микки не обхватывают основание и он не сглатывает с полным ртом члена. Он стонет, глаза, наконец, закрываются от ощущения, как Йен овладевает им, и тот отстраняется.

Однако это длится недолго. Йен вытаскивает только для того, чтобы задать сильный ритм, трахая Микки в рот, его великолепный член, горячий и толстый, заставляет Микки давиться на каждом третьем-четвёртом толчке, пока смазка и слюна стекают по его подбородку. Йен тяжело дышит над ним, время от времени с его губ срывается ворчание — а Микки стонет с членом во рту, — когда он упирается заднюю стенку горла, и Микки открывает глаза и смотрит на него, пока тяжелое дыхание Йена не превращается в резкий стон и он не затихает.

Микки продолжает сглатывать, вбирая каждую частичку спермы Йена, которую тот ему дарит, и молча желает большего, пока Йен не отстраняется; имя Микки слетает шёпотом с его губ.

— Микки… Мик... блядь.

Микки позволяет члену выскользнуть изо рта и облизывает свои припухшие губы, не сводя глаз с Йена. Тот не отводит взгляда — ни когда Микки вытирает рот, ни когда заправляет его член обратно в боксеры, ни когда поднимается на ноги. Он не отводит взгляда, пока Микки не тянется, чтобы поправить свой собственный член.

— Я мог бы позаботиться об этом за тебя.

— Нет, — Микки ждёт, пока Йен снова не встретится с ним взглядом, прежде чем продолжить, всё ещё шёпотом: — Потому что тогда это снова станет игрой, а это больше не игра, Рыжий.

Что-то в чертах его лица смягчается, и он открывает рот, чтобы ответить, но Микки отступает. Отводит взгляд. Поворачивается к бару и забирает ключи с флешкой.

— Ты сказал, что это больше не игра, — говорит Йен, и в его голосе слышится обвинение в предательстве.

— Больше нет. Но сделка есть сделка.

Микки вкладывает ключи в его скованные наручниками руки, хватает бутылку Джека со стойки бара и уходит. Йен не говорит ни слова, чтобы остановить его.

× •—•—•—•⟮ 🍒 ⟯•—•—•—• × 

Он идёт домой на дрожащих ногах, нежная краснота вокруг запястий — эротичное напоминание о том, чему, мать его, он только что позволил случиться. Велика вероятность, что Микки снова с ним играет, но фраза продолжает звенеть у него в ушах, снова и снова, пока он не проанализирует каждое слово и каждую интонацию.

Это больше не игра, Рыжий.

И, возможно, его должны беспокоить прозвища: Рыжий, Галлагер и детка. Возможно, отсутствие обращения к нему по имени должно держать его в напряжении и возводить стену, за которой он может спрятаться, но происходит прямо противоположное. Каждое прозвище ощущается как ласковое обращение, как нечто, предназначенное только для него. Это глупо, и велика вероятность, что он просто доверчивый ублюдок, которого вот-вот снова наебут, но…

Но сейчас ему трудно принимать это во внимание.

× •—•—•—•⟮ 🍒 ⟯•—•—•—• ×

Тем вечером, постояв в дерьмовом фойе своего дерьмового многоквартирного дома, чтобы посмотреть, сколько времени потребуется Йену, чтобы освободиться от наручников, а затем подрочив в душе, вспоминая о том, что только что произошло, Микки открывает ноутбук и наблюдает, как Йен обыскивает свою гостиную в поисках камеры.

Микки знал, что так и будет — он шёл на риск, рассказывая ему, — но всё в порядке. Он смирился с этим. Но Микки хочет увидеть этот последний момент, эти последние несколько минут присутствия Йена на его экране, прежде чем тот, несомненно, разобьёт камеру и разорвёт эту извращённую, навязчивую связь, которую она давала Микки.

Сорок минут уходит у Йена на поиски. Сорок минут Микки смотрит на него и думает о том, что произошло в баре, вспоминая его вкус на своём языке. Сорок минут попыток обдумать свой следующий шаг. Сорок минут разглядывания каждого сантиметра экрана ноутбука, прежде чем изображение исчезнет навсегда.

Йен поднимает камеру. Смотрит в неё. А Микки смотрит в ответ. Йен смотрит не на него, он не может его видеть, но Микки чувствует, что его заметили. Чувствует, что Йен заглядывает ему в самую душу, и каждая капля вины захлёстывает его с удвоенной силой.

Он ждёт в агонии. Ждёт, когда Йен уронит камеру на пол и раздавит подошвой ботинка. Ждёт, когда он швырнёт её о стену, и та разлетится на куски. Ждёт, когда он спустит её в чёртов унитаз, чтобы за ним больше не следили.

Он ждёт и задерживает своё проклятое дыхание так долго, что грудь начинает болеть. Но затем Йен ухмыляется. Правый уголок его губ лишь слегка приподнимается в улыбке — красивой, опасной, душераздирающей — и воздух вырывается из лёгких Микки при виде этого.

× •—•—•—•⟮ 🍒 ⟯•—•—•—• × 

Он не знает почему.

Планирует ли он постоянно дрочить в своей гостиной только потому, что Микки может это увидеть. То ли это какой-то фетиш. То ли он цепляется за последнюю связь с Микки, потому что иначе его сердце, блядь, разобьётся.

Он не знает, но ухмыляется и возвращает камеру туда, где нашёл её.

× •—•—•—•⟮ 🍒 ⟯•—•—•—• ×