━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

Ты смотришь на часы на приборной панели: время сменяется с 9:57 на 9:58 утра. Очередной приступ непроходящего беспокойства трепещет в груди, и ты затягиваешься сигаретой, глядя прямо перед собой. Кажется, ты за всю свою жизнь так не нервничал и не боялся. Ты перебираешь в памяти все кражи, все дома и квартиры, в которые вламывался, и... Нет, ещё никогда ты не был так напряжён.

И это интересный тип напряжения: воображение последовательно переходит от плохого к худшему, прежде чем неизбежно скатиться к лучшему и подготовиться к тому, что твоё сердце будет разбито. Потому что твои мысли мечутся между возможными вариантами. Может, заявятся копы, арестуют тебя за все преступления, используя в качестве доказательств признание с флешки, — плохо. Может, Йен не придёт и ты будешь сидеть здесь, одинокий и забытый, напрасно ожидая и надеясь, — ещё хуже.

Или, может быть, только может быть, Йен придёт — лучше.

И «лучше» даже не передаёт всех твоих эмоций, по правде говоря.

Ты сидишь в недавно купленном внедорожнике, закуриваешь следующую сигарету, вышвырнув окурок в окно, и на минуту поддаёшься фантазиям — больше минуты ты себе позволить не можешь, — и думаешь о «лучше».

Йен приходит, говорит, что любит тебя, и проводит с тобой остаток своей жизни.

Просто.

09:59

Если Йен появился сейчас, значит, он добрался раньше. Ещё минута, и он будет вовремя.

Больше минуты, и он... Опаздывает? Не придёт?

Ты чертыхаешься, потираешь дрожащей рукой обтянутое джинсами бедро и вдыхаешь дым.

Мысли продолжают кружиться — плохо, ещё хуже, лучше — потому что ты не имеешь ни малейшего грёбаного понятия, в каком направлении всё пойдет. Ладно, допустим, ты уверен, что копы не появятся. Йен прямо заявил, что он не стукач, и ты искренне ему веришь. Но на этом всё, потому что прощение и ебля — две совершенно разные вещи, а ты уверен только в одной из них.

Трахнул ли тебя Йен так хорошо, что ты увидел звёзды? Мать его, да.

Простил ли тебя Йен за то, что ты разбил ему сердце? Ты без понятия.

10:00

Ты отрываешь взгляд от часов и смотришь вдаль, на подёрнутое дымкой голубое небо, навевающее мысли о Мексике, солнце и песке. Смешивать коктейли у океана, искать домик на берегу, в котором можно будет жить и каждое утро просыпаться от тёплого бриза и тёплого тела рядом…

— Блядь.

Ты выбрасываешь сигарету в окно, докурив только наполовину, и тянешься за кофе в подстаканнике. Это твой четвёртый кофе за утро, что не так уж плохо, учитывая, как тебя подмывало добавить туда алкоголя.

10:01

Опаздывает.

Не то чтобы, но технически… да.

У тебя сердце обрывается, и ты чуть горбишься на водительском кресле. Ты вспоминаешь о трёх бутылках спиртного на заднем сиденье, и подумываешь перелезть туда и дико накидаться, но решаешь не делать этого, потому что, что бы ни случилось, сегодня ты сваливаешь из Чикаго к чёртовой матери.

Даже если тебе придётся делать это в полном одиночестве.

От этой мысли сдавливает грудь, и приходится приложить усилия, чтобы сделать глоток. При этом ты не в силах удержаться от взгляда на вторую чашку кофе в запасном подстаканнике. Плохо, хуже, лучше, — ты не знаешь, но у тебя есть надежда.

10:02

У тебя была надежда.

Двухминутное опоздание — это пустяк, но всё же это опоздание, и ты не знаешь, как его трактовать. Может, Йен просто опаздывает. Может, у него не сработал будильник. Или такси задержалось. Может, неполадки в метро. Может, он просто, блядь, опаздывает.

А может, он не придёт.

Как бы там ни было, ты пока не готов сдаться. Ты жалок, когда дело касается Йена Галлагера, и готов провести следующие двенадцать-двадцать четыре часа, сидя на этом самом месте, на случай если Йен подумал, что ты имел в виду десять часов вечера или десять утра, но завтрашнего дня. Это маловероятно, но вполне может быть. Недопонимание и всё такое.

10:03

Звонит телефон, и твоё сердце замирает.

Пропускает удар.

Сэнди.

— Что?

— И тебе доброго утра, солнышко. Судя по твоему неизменно восхитительному приветствию, ты один?

— Да пошла ты.

— Хм, — она замолкает, и тебе слышно, как она закуривает. — Честно говоря, я удивлена.

— Правда?

— Ага, думала, он появится.

Ты вздыхаешь и сильнее откидываешься на сидение. 

— Ага, я тоже.

— Мне жаль, Мик.

— Неважно.

— Нет, это, блядь, важно, мудак. — Она делает глубокий вдох, продолжая на выдохе: — С твоей стороны это был крутой ход, вот так подставиться. А Галлагер — придурок, раз не явился.

— Ага, — ты замолкаешь, а затем признаёшься в том, что тебе ненавистно больше всего: — Хотя, на самом деле, не могу его винить. Я реально накосячил.

— Не хочу напоминать, что говорила тебе…

— Иди на фиг.

Она смеётся. 

— Да-да. Слушай, я знаю, что прикалывалась раньше, и ты, по сути, отдал мне этот грёбаный бар, но хочу уточнить. Насколько ты связан с Игги и его караоке-хуетой?

Обе твои брови взлетают вверх. 

— Хочешь прикрыть лавочку? Думал теперь, когда меня нет, ты будешь устраивать караоке по три вечера в неделю.

— Я не против самого караоке, — говорит она, — но мне насточертело видеть Игги каждую грёбаную неделю. И как только ты его терпел, Мик?

— Отвали, он не настолько ужасен. В конце концов, ты будешь скучать по этому ублюдку.

— Значит, лучше его оставить.

— Это твой бар, сучка, делай, что хочешь.

Она тяжело вздыхает. 

— Думаю, я должна быть как-то верна семье, да? Уволив кого-то с такой же фамилией, как у меня, я испорчу себе карму.

— Особенно когда эта фамилия Милкович.

— М-м-м. В любом случае, теперь, когда мне удалось отвлечь тебя от Йена грёбаного Галлагера на целых две минуты, я пойду.

Несмотря на напоминание о Йене, на твоих губах появляется улыбка. 

— Ни от чего ты меня не отвлекала.

— Не пизди, мой звонок высушил твои слёзы и исцелил твоё сердце. На связи, придурок. Наслаждайся Мексикой.

Она отключается, и ты смотришь на часы.

10:06

Ты прикусываешь губу и пытаешься рассуждать логически. Сколько ещё — рассуждая логически — ты готов ждать Йена Галлагера? Ты не можешь сидеть в машине следующие двадцать четыре часа, но и уехать пока тоже не можешь. Но, рассуждая логически, когда «я опаздываю» превращается в «я не приду»?

10:07

— Дерьмо.

Ты закуриваешь очередную сигарету, барабанишь пальцами по рулю, заводишь машину, чтобы включить музыку. Отвлечься, отвлечься, отвлечься…

Не помогает.

10:08

У тебя перехватывает горло, когда начинает угасать вся имеющаяся надежда, вытесняемая реальностью.

Он не придёт.

Дрожащей рукой ты подносишь сигарету к губам и вдыхаешь, удерживая дым внутри, пока не становится больно.

Он не придёт.

Ты переключаешь на другую песню, потому что от Джима Моррисона, распевающего о любви, легче не становится, спасибо, чёрт возьми, большое.

Он не придёт.

Ты переводишь взгляд на пустую стоянку, на разрушенные здания и гравийную дорогу, но не видно ни души.

Он не придёт.

10:09

Если в десять минут одиннадцатого Йена не будет, значит, он уже точно не придёт. Если бы он опаздывал — более чем на десять минут — он отписался бы, или позвонил. Если он не придёт в десять минут, ты не знаешь, найдётся ли что-то на этом свете, способное исцелить твоё сердце.

Ты шмыгаешь носом. Делаешь глоток кофе. Включаешь зажигание.

И когда ты смотришь на дорогу впереди, делаешь глубокий вдох, чтобы разобраться в своём дерьме и настроиться на грёбаную поездку, что тебе предстоит…

Йен там.

Он выбегает из-за угла здания, волоча за собой старый чемодан и размахивая рукой, чтобы привлечь твоё внимание.

Йен там.

10:10

Не глуша двигатель, ты выходишь из машины и идёшь ему навстречу.

— Извини за опоздание, — говорит Йен, задыхаясь. — Мой таксист врезался в машину впереди, и остаток пути мне пришлось бежать.

Ты смотришь на него — раскрасневшегося, улыбающегося, красивого — и говоришь первое, что приходит в голову:

— У тебя чемодан.

— Э-э, да.

— Зачем тебе чемодан?

Йен бросает на тебя взгляд, который явно говорит, что он немного обеспокоен твоим душевным состоянием. 

— Ну, может я и оставил свою квартиру, и всё, что в ней было, но не собирался переезжать в Мексику, вообще ничего не взяв с собой.

— Мексика, — слово срывается с твоих губ с тихим выдохом, и лицо Йена смягчается.

Ты целуешь его прежде, чем он успевает ответить. Это настоящий поцелуй. Прикосновение губ прошлым вечером уняло боль в твоём сердце, одновременно открыв новые виды мучений, но это…

Ты целуешь его напористо, приоткрыв рот и держа за борта куртки, не планируя когда-либо отпускать. А Йен… Он просто позволяет это, растворяясь в тебе, безмятежно мурлыча тебе в губы, пока сам сжимает твои бёдра. Он целует так, что у тебя подкашиваются колени, и ты, чёрт возьми, любишь его за это.

Язык Йена переплетается с твоим, и ты чувствует это повсюду — на своём члене, на покрытой мурашками коже, в своей проклятой душе — ты тянешь руки к его шее, лицу, волосам, прикасаясь и прикасаясь, потому что Йен позволяет, и ты будешь делать это при каждом удобном случае, пока Йен будет позволять.

Потому что его член был у тебя во рту, а сперма Йена стекала по твоему горлу. Он жестко трахал тебя, обхватив твой член рукой. Но, кроме прикосновения губ прошлым вечером, вы никогда не целовались. Не так, как сейчас.

И когда Йен останавливается, чтобы сделать вдох, это разбивает тебе сердце, и ты понимаешь, что нужно привыкнуть к тому, что каждый раз, когда ты будешь вынужден перестать целовать Йена, это будет понемногу разбивать тебе сердце.

— Вау, — выдыхает Йен тебе в губы, слегка задыхаясь.

— Ага.

— Вот оно, — шепчет Йен, прижимаясь своим лбом к твоему.

— Что «оно»?

— То, чего я хотел с тех пор, как зашёл в твой бар в самый первый раз.

Ты прерывисто выдыхаешь, делаешь небольшой шаг назад и опускаешь руки, тщетно пытаясь совладать с собой. 

— Чёрт.

— Микки. — Твоего имени на губах Йена достаточно, чтобы глаза закрылись, но ты медленно открываешь их снова, когда пальцы Йена ласкают твою щёку. — Ты же не думал, что я не приду, правда?

Ты смотришь ему в глаза и хочешь сказать, что любишь его. Вместо этого ты честно отвечаешь на вопрос:

— Я не был уверен.

— Мик... — Йен опускает руки, засовывая их в карманы джинсов и делая паузу, словно для того, чтобы объяснить несколько вещей. А потом, так просто, будто это самая лёгкая и естественная вещь в мире, он говорит: — Я люблю тебя.

Что-то внутри тебя ломается и исцеляется, тонет и всплывает, умирает и рождается снова. Это лучшее и худшее в одном: вероятность остаться с разбитым сердцем, что могло бы уничтожить тебя, а следом всеобъемлющая эйфория от того, что Йен тебя любит.

— И у меня для тебя кое-что есть, — говорит Йен, когда ты не отвечаешь, и ты смотришь на него, чувствуя, как сердце заходится в груди. И какого чёрта ты не ответил? Ты должен был сказать то же самое в ответ. Ты хочешь это сказать, но язык отказывается шевелиться, а в горле пересохло, и это так невероятно глупо, потому что всего лишь вчера ты фактически намекнул Йену, что любишь его.

Йен ухмыляется, залезая обратно в передний карман джинсов, и это поражает тебя. Щёлкает выключатель. Йен уверен в себе, великолепен, и может съесть тебя заживо одним только взглядом, а ты…

Ты просто рад, что он здесь.

— Вот, — Йен протягивает тебе маленький бархатный мешочек, и ты хмуришься в замешательстве. — Открой.

Ты так и делаешь, вытряхивая содержимое на ладонь.

— Господи, блядь, боже, Галлагер.

Его улыбка заразительна, но ты отказываешься сдаваться. Одного этого, абсолютной тупости его подарка достаточно, чтобы ты обрёл душевное равновесие.

Ты ухмыляешься Йену. 

— Проклятый ловец солнца, Рыжий? Серьёзно?

— Притворяйся сколько хочешь, Мик, я знаю, он тебе нравится.

— Это да, — соглашаешься ты, накрывая рукой маленький ловец солнца и глядя Йену прямо в глаза. — Он охуенный.

— Вот и отлично. А теперь пошли.

Ты смотришь, как Йен тащит свой чемодан к машине, нажимает кнопку, чтобы открыть багажник, а затем с ухмылкой захлопывает его.

Йен пришёл. Он опоздал, он любит тебя и едет с тобой.

— Давай, Мик, садись в машину! Нам предстоит долгая поездка.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

Ловец солнца небольшой, вы вешаете его на зеркало заднего вида, и ты бросаешь на него взгляд, выезжая на шоссе. По сути, это просто нитка разноцветных бусин с кристаллом внизу, но тебе нравится — чертовски нравится.

— Ты заскочил в местный магазин парада гордости именно за этим ловцом солнца, Рыжий?

— Не-а, просто повезло. Кстати, я составил для нас плейлист.

Что-то в груди замирает, и тебе хочется остановиться и поцеловать глупое лицо Йена. 

— Ты записал для нас плейлист?

— Ничего романтичного...

— Ой-ё-й.

— Но. Соответствует атмосфере, понимаешь? Что-то вроде плейлиста для путешествий, но подходящего к нам и нашим интересам.

Ты косишься на него краем глаза. 

— Не знал, что сейчас сочиняют песни о том, как кого-то натянули на член в одном из этих странных секс-клубов.

— О, такие есть, поверь, — откликается Йен со всей серьезностью. — Это очень отвлекало меня от подборки песен в этот плейлист. Пришлось долго и упорно думать о других наших интересах, и вот что у меня вышло.

— Ладно, Галлагер, давай послушаем.

— Тебе лучше оценить это по достоинству, — говорит он, подключая телефон по Bluetooth.

— Уверен, что буду пиздец как благодарен.

— Я заслуживаю самых высоких похвал.

Ты рефлекторно проводишь языком по нижней губе. 

— Готов отхвалить тебя по полному разряду, чувак, просто скажи, когда и где.

— Когда и где, значит?

Ты смотришь на него, стараясь поймать взгляд Йена, насколько это возможно, находясь за рулем. 

— Когда и где захочешь. Я весь твой, Йен.

Он такой мягкий и красивый, когда улыбается тебе, соглашаясь:

— Да, ты мой.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

— Ты реально бросил свою хату?

Йен пожимает плечами. 

— После долгого и напряжённого разговора с Липом, в ходе которого мне пришлось убеждать его, что я влюбился, а не тронулся умом, я уговорил его забрать на время мои книги. А всё остальное… Не знаю. Я расторг договор аренды, так что, думаю, арендодатель может делать с квартирой и тем, что в ней осталось, всё, что захочет.

— Бля, Галлагер.

— Всё нормально. Я имею в виду, если ты готов содержать безработного непрофессионального писателя, пока мы не доберемся до места, и я не смогу найти работу, тогда всё в порядке.

Ты фыркаешь. 

— Ты сам знаешь, сколько я срубил на воровстве, чувак, я мог бы содержать тебя до конца твоей грёбаной жизни.

Йен тихо вздыхает. 

— Вот это я понимаю романтика, Мик.

Он дразнит, но ты не лжёшь. Ты мог бы обеспечивать Йена финансово до конца его жизни, и так, блядь, и сделаешь, если тот позволит. Ты бросаешь не него быстрый взгляд, на его глупое, сияющее лицо, на его улыбку, такую широкую, словно ты зажёг чёртово солнце. Господи, ты любишь его. Ты сжимаешь пальцы на руле и подумываешь съехать на обочину, чтобы наконец сказать ему это в ответ, а затем отблагодарить за плейлист.

Песня меняется, и ты хмуришься. 

— Это что за поебень?

— Ты не знаешь Шер?

— Это Шер?

— «Цыгане, бродяги и воры».

Ты бросаешь взгляд в боковое зеркало, прежде чем сменить полосу движения. 

— Как скажешь.

— Она гей-икона, ты в курсе?

— Мне больше по душе Гага.

— Это понятно, но Шер — классика. Ты действительно не знаешь Шер?

Ты бросаешь на него взгляд. 

— Быть в курсе, кто такая Шер, не значит знать Шер.

Йен уступает, пожимая плечами, и плейлист продолжается. В основном это песни не тех жанров, что ты любишь, но ты держишь эту мысль при себе, слишком увлечённый тем фактом, что Йен составил для тебя плейлист.

Спустя пять треков до тебя наконец доходит. Эти песни тебе не знакомы, но ты смотришь на названия, отображаемые на стереосистеме, пока Йен болтает о своём романе, не сводя глаз с твоего лица. Пусть это не его член в твоей заднице, но в каком-то смысле это даже лучше. Но когда «Единожды Вор» заканчивается и начинается «Джокер и Вор», ты перебиваешь его.

— Галлагер.

— А?

— Ты записал чёртов плейлист о ворах?

— Я же сказал, это плейлист по нашим интересам, — он смотрит на тебя, сама невинность и замешательство. — Поверить не могу, что ты только сейчас понял.

Ты качаешь головой и смеётся. 

— Мудак хренов.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

Ты не ответил. И это, блядь, гложет тебя, потому что это не значит, что ты не любишь его тоже — ты, блядь, правда любишь — и дело не в страхе или нервах, просто этого словно недостаточно. Я тоже тебя люблю — недостаточно. Нужно что-то большее, но ты не знаешь, что будет «больше».

Ты за рулём уже час. Теперь, когда ты догадался о задумке Йена, плейлист о воришках оставлен в пользу более соответствующей твоим вкусам музыки, и вы погрузились в комфортную тишину, нарушаемую только тихим смехом, когда ваши взгляды встречаются, и негромким одобряющим бормотанием вслед за лёгкими прикосновениями к коленям, щекам или плечам.

К Йену хочется прикасаться постоянно.

— Сделай погромче, — просишь ты, когда начинается «Город суфражисток».

— Фанат Боуи, — комментирует Йен, выполняя просьбу. — Кто бы мог подумать.

— Пошёл ты, — ты трёшь нос большим пальцем. — Чтобы ты знал, благодаря Боуи я открыл в себе гея.

— Что?

— Ты, блядь, слышал, мудак.

Йен поворачивается к тебе лицом. 

— Дэвид Боуи, с его макияжем, вокалом и мутным космическим джайвом, пробудил в тебе гея?

— Нет, Дэвид Боуи с его светлым париком, хрустальными шарами¹ и обтягивающими, блядь, штанами пробудил во мне гея.

— О, — на лице Йена появляется хитрая ухмылка. — Значит, ты запал на Короля гоблинов.

— Было дело, — ты улыбаешься ему. — Теперь я запал на тебя.

Йен слегка краснеет, но его улыбка дразнящая. 

— Ты сегодня такой романтичный.

— Это не специально, я просто... говорю правду.

— Больше никакой лжи, — подхватывает Йен, и ты внутренне вздрагиваешь, прежде чем согласиться.

— Степень моей честности в ближайшие годы будет пугающе абсурдной, Галлагер. Тебе это очень быстро надоест.

От тебя не ускользает то, как он делает судорожный вдох. 

— Остановись.

Ты бросаешь на Йена быстрый взгляд. 

— Нахрена?

— Хочу взять у тебя в рот прямо сейчас, Микки, так что сверни на следующем съезде и остановись на обочине.

И, честно говоря, да. Хорошо.

У тебя мгновенно встаёт от его слов, и ты проводишь рукой по лицу. 

— Чёрт, Йен.

— Лучше поторопись, Мик, или я начну прямо сейчас.

Ты стонешь, разочарованно и с потребностью. 

— С каких это пор ты вдруг стал так хорош во флирте, а?

Йен смеётся. 

— Если бы я знал, что ты любишь флирт такого рода, я бы флиртовал так с самого начала.

Даже шутя, он опускает большую ладонь на твоё бедро, и у тебя перехватывает дыхание. Ты бросаешь на Йена предупреждающий взгляд, но выходит неубедительно. Особенно когда Йен одаривает тебя улыбкой, слегка сжимая товё бедро и смотрит с такой тоской, что тебе хочется умереть за ту боль, что ты ему причинил.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

— Чёрт, — бормочет Йен тебе в губы, — вечность хотел это сделать.

— Что «это»? — ты задерживаешь дыхание, когда Йен принимается покусывать и облизывать твою шею. — Целоваться в Ford Ranger на обочине дороги, ведущей в какой-то захолустный городок?

— Прикоснуться к тебе, — говорит он тебе на ухо, посылая волну дрожи по всему твоему телу. — Просто хочу прикасаться к тебе и целовать тебя всё гребаное время.

Он тянется к твоему ремню, дёргает и тянет, и ты так хочешь его, что принимаешься помогать. И вот ремень и молния на джинсах расстёгнуты, твой член торчит наружу и…

— Блядь, Йен.

Его горячие, влажные губы смыкаются вокруг тебя, обхватывают головку члена, и ты стонешь, собираясь с силами, чтобы не толкаться в ждущий рот Йена. Вместо этого ты запускаешь дрожащие пальцы в его волосы и нежно кладёшь руку на макушку, закрывая глаза, когда Йен стонет с твоим членом во рту.

Минет торопливый, грязный, неряшливый. Йен вбирает тебя глубже, слюна стекает по твоим яйцам. Немного поперхнувшись, Йен издаёт тихий звук, и это заставляет тебя прикусить губу от желания. Это быстро, пошло, невпопад, но так приятно, что у тебя слёзы наворачиваются на глаза.

— Йен, блядь… Я почти, чувак.

Йен отстраняется, обводит языком головку, прежде чем облизать щелочку, и ты снова стонешь. Ты, блядь, чуть не плачешь, когда Йен выпускает член изо рта. Но Йен набрасывается на тебя с поцелуем, просовывая язык тебе в рот, когда обхватывает твой ствол огромной ладонью, и ты можешь только держаться изо всех сил и целовать его в ответ. Ты обхватываешь лицо Йена руками и целуешь его, двигая бёдрами в такт движениям его кулака, пока Йен не отстраняется, его дыхание касается твоих губ, когда он проводит по ним большими пальцами и что-то шепчет.

— Кончи мне в рот, хорошо? Ты можешь сделать это для меня, Мик? Дашь мне попробовать тебя?

Ты откидываешь голову, стараясь отсрочить оргазм, готовый захлестнуть тебя от движения руки Йена на твоём члене и от слов, которые тот говорит тебе, и Йен использует эту возможность наилучшим образом, проводя языком полосу от твоей ключицы до уха и снова шепча:

— Мик?

— Ага, — ты опускаешь голову, чтобы встретиться взглядом с полуприкрытыми глазами Йена. — Всё, что захочешь, Йен.

Медленная улыбка. Кажется, что он вот-вот назовёт тебя хорошим мальчиком. Кажется, ты был бы не против.

Губы Йена снова оказываются на тебе, но на этот раз с решимостью, мастерством, и лишь небольшим поддразниванием. Йен сжимает твои бёдра, сглатывая с его членом в горле, и матерь божья, ты можешь спустить ему в глотку, если это то, чего он действительно хочет.

— Йен…

Он вцепляется в тебя крепче, сосёт сильнее, стонет протяжно и страстно, когда ты непроизвольно толкаешься ему в рот. Так что ты делаешь это снова, только не так глубоко, и Йен прижимает кончики пальцев к твоей заднице в знак поощрения.

— Твою мать, — шепчешь ты. Ты не можешь трахнуть Йена в рот так, как тот этого хочет, но стараешься выжать максимум в тесном пространстве, а Йен принимает всё это. Он заводит одну руку тебе за спину и надавливает на поясницу, пальцем другой проводя по яйцам и ниже, между ягодиц, куда стекает слюна, и большего тебе не требуется.

Ты кончаешь, долго и сильно, имя Йена срывается в низком стоне с твоих губ, а тот проглатывает всё до последней капли, потом вылизывает тебя дочиста, поднимается и оставляет мягкие поцелуи по линии твоей челюсти. Всё это время ты держишь глаза закрытыми, стиснув зубы и пытаясь унять ноющее от переполняющих тебя чувств сердце.

Йен останавливается, и ты чувствуешь его прямо перед собой.

— Эй, посмотри на меня, — просит Йен и продолжает, когда ты открываешь глаза, чтобы посмотреть на него. — Ты в порядке?

Ты рассматриваешь его — россыпь веснушек, припухшие губы, сверкающие глаза — и тяжело сглатываешь.

— Я люблю тебя.

Йен улыбается, глаза сияют. 

— Вау. Я, конечно, знаю, что сосу отлично, но неужели прям настолько?

Ты фыркаешь от смеха и протягиваешь руку, чтобы обхватить ладонями его лицо. 

— Я не сказал этого раньше.

— Всё в порядке.

— Всё же это кажется неправильным.

Йен хмурится. 

— Тогда не так уж в порядке.

Ты поглаживаешь его скулу большим пальцем. 

— Я имею в виду, что этого недостаточно. То, что я чувствую к тебе, Йен... Этих слов недостаточно.

— Чёрт, — выдыхает он с благоговением в голосе. — Чёрт. Я тоже люблю тебя, Мик. Я правда чертовски люблю тебя.

Йен целует тебя, твоя сперма скользит по его губам и языку, и от звука, который Йен издаёт, когда ты обхватываешь рукой его твёрдый член, у тебя вполне мог бы встать снова.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

— Караоке-бизнес твоего брата.

Ты потягиваешь колу из мака и ждёшь, когда он продолжит, но Йен больше ничего не говорит. 

— Это всё, что ты хотел сказать?

— Он законный?

— Вроде настолько, насколько это возможно, — ты убираешь колу в подстаканник.

— А твой бар? Там всё было… легально?

Ты фыркаешь, барабаня пальцами по рулю. 

— Я не крал свой бар, Галлагер.

— Это понятно, — говорит он. И даже не смотря на него, ты знаешь, что он закатывает глаза. — Я просто вспоминаю некоторые из наших разговоров и пытаюсь взглянуть с другого угла теперь, когда знаю правду.

— Угу.

Йен запихивает в рот картошку фри и продолжает:

— Мэнди пудрила мозги старым чувакам, а Колин был профессиональным карманником, так?

— Не то чтобы они могли включить это в резюме, но как-то так, да.

Йен пропускает это замечание мимо ушей. 

— А ты воруешь, как чёртов фокусник. Чем же тогда занимался Игги?

— Игги... — ты качаешь головой с улыбкой. — Игги попадался. Часто.

— Чёрт, правда?

— Только мелкие правонарушения, но ублюдок всегда был плох в этом дерьме. Я, Мэнди и Колин… Чёрт, да даже Сэнди и другие наши кузены, мы были как группа цирковых уродцев, переезжающих из города в город. Каждый со своими незаконными трюками, которые нас кормили и одевали. Но Игги был просто бесполезен. Лучшее, что он мог для нас сделать, это найти в городе хорошую травку.

Йен смеётся, но недолго.

— Тебя тоже поймали, — отмечает он.

— Ага.

— Шесть месяцев за кражу со взломом.

Тебе нелегко говорить о воровском дерьме. Ты такого не ожидал, хотя знаешь, что заслуживаешь неловкости, но всё равно тяжело вспоминать, как ты всё испортил и чуть не потерял Йена. Но если Йен хочет поговорить об этом, ты согласен.

— Ты можешь спросить о чём угодно, Йен. Я расскажу всё, что ты хочешь знать.

Ты чувствуешь на себе его долгий взгляд, прежде чем он спрашивает:

— Как, чёрт возьми, тебя угораздило попасться? Знаю, ты никогда не задерживался ни в одном месте достаточно долго, чтобы быть как закоренелые южане Чикаго, но ты из трущоб, блядь, и дал себя поймать? Ты мой… Мой грёбаный Воришка с Северной Стороны, и тебя поймали! Ты был под кайфом? Как такое случилось? Должен ли я чувствовать себя оскорблённым, что кому-то удалось поймать тебя, когда я не смог?

— Господи, Галлагер.

— Это мой вопрос. Отвечай.

Ты улыбаешься ему. 

— Ты и сам уже догадался. Я был под кайфом.

— Подожди, серьёзно?

— О да, так тупо накурился, чувак. Это был один из тех случаев, когда Сэнди слушала своё странное дерьмо, а я слушал своё отличное дерьмо, а потом мы вломились в кинотеатр, где она работала, потому что нам захотелось попкорна.

Йен молчит. Ты поглядываешь на него, на что Йен отвечает недоверчивым взглядом.

— Тебе дали шесть месяцев за то, что ты залез в кинотеатр?

— Мы разбили стекло на входе, а, когда поняли, что аппарат для приготовления попкорна выключен, разбили и его тоже.

— Господи, Микки.

— Затем мы вломились в дом хозяйки кинотеатра, которая жила неподалёку.

— Ты, блядь, шутишь.

Ты качаешь головой. 

— Она была гомофобной сукой и с самого начала точила зуб на Сэнди. Но её брат был начальником полиции.

— Чушь собачья.

Ты смеёшься. 

— Клянусь, чувак.

— Господи, — бормочет Йен. Он поворачивается лицом к дороге и на мгновение замолкает. — Хотя, если подумать, весьма похоже на ебучую жизнь Галлагеров.

— Неужели?

— Ага, бля, — подтверждает он и рассказывает тебе о своей собственной долбанутой семейке.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

Вы в дороге до позднего вечера, остановки только для заправки, перекуса и чтобы повалять дурака. Ты за рулём, а Йен рядом откровенно плохо распевает песни. Ты за рулём, а Йен рассказывает о своём последнем депрессивном эпизоде, который случился за несколько недель до вашего знакомства. Ты за рулём, а Йен потирает тебе шею сзади, чтобы снять напряжение с тела.

Ты за рулём, и с каждой секундой влюбляешься в него всё больше и больше.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

— Эй, там мотель! Давай остановимся.

Ты смотришь на показавшийся посреди Хуй Пойми Где Мы мотель и сердито смотришь на Йена. 

— Серьезно? Хочешь остановиться там?

— Мне насрать, где мы остановимся, Мик, но это наша первая ночь вместе. Я хочу трахнуть тебя. И я хочу сделать это на грёбаной кровати.

И блядь. Йен довёл тебя до оргазма уже трижды за сегодня, но из-за его взглядов, улыбок и остановок на обочине, просто чтобы немного поцеловаться, ты готов ехать постоянно, поэтому, если Йен хочет, чтобы ты остановился в мотеле, который выглядит, как в фильме ужасов, только для того, чтобы трахнуть тебя в постели, ты остановишься в отеле, который выглядит, как в фильме ужасов, чтобы Йен мог трахнуть тебя в постели.

Ты ухмыляешься. 

— Что, минетов и дрочки тебе недостаточно?

— О, я обеими руками и за минеты, и за дрочку, — откликается Йен, — но, кажется, ты не понимаешь, насколько отчаянно мне нужно снова оказаться внутри тебя.

Ты сглатываешь, услышав это, и крепче сжимаешь руль. 

— Чёрт, да, ладно. Будет тебе мотель в Хуй Пойми Где Мы.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

Йен в тебе. Над тобой, вокруг тебя, внутри тебя — повсюду. Каждый твой вздох принадлежит ему и только ему. Йен движется в мучительно медленном темпе, от которого ты задыхаешься, хватаясь за его плечи и встречая каждый толчок.

— Близко? — спрашивает Йен, скользя рукой по твоим рёбрам, а губами по подбородку.

Ты киваешь, потому что Йен каждый грёбаный раз попадает по простате, и ты близко, ты так близко. И Йен рядом, вес его тела, прижатого к тебе, подобен якорю. Ускоряясь, он сводит тебя с ума, заставляя выкрикивать его имя, пока сам всё это время продолжает говорить:

— Вот так, Мик, позволь мне почувствовать тебя, — он опускает руку к твоему бедру и крепко сжимает, притягивая к себе и ускоряясь. — Дай мне почувствовать, как ты кончаешь на моём члене.

Ты низко стонешь, запрокинув голову, и когда Йен неожиданно кусает тебя в шею, кончаешь, покрывая горячими брызгами спермы себя и его, потому что йен так крепко обнял тебя, что это неизбежно.

— Блядь, блядь, — шепчет Йен, содрогаясь следом, когда ты сжимаешься вокруг его члена, и кончает, уткнувшись лицом в твою шею, шепча его имя.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━

Так проходит ночь. Ты доводишь Йена до оргазма, обхватив губами его член и засунув два пальца ему в задницу. Йен лижет твою задницу, пока ты не превращаешься в дрожащее месиво. В следующий раз, когда Йен тебя трахает, он вытаскивает, срывает презерватив и кончает на татуировку на твоём бедре, подтверждая свои грёбаные права на тебя. Такой невероятно возбуждающий порыв, в котором совершенно нет необходимости.

Ты принадлежишь ему. Ты его.

Солнце начинает пробиваться сквозь тонкие занавески, Йен пристально смотрит на тебя, проводит пальцем по твоей брови и целует в плечо, пока ты изо всех сил старается не провалиться в сон.

— Эй, Мик?

— Ммм?

— Знаю, мы ещё не в Мексике, — тихо говорит Йен, — но это мечта.

Ты поворачиваешь голову и моргаешь, глядя на него. 

— Да?

Йен согласно мычит, продолжая шептать: 

— Ты моя мечта. Люблю тебя, Мик.

И вот тогда, когда его глаза такие мягкие и сонные, а улыбка настоящая и красивая, ты находишь нужные слова, слова, которых, кажется, может быть достаточно:

— Я тоже люблю тебя, детка.

━━━━▣━━◤◢━━▣━━━━━