— И, пожалуйста, не забывай, — сипло раздалось позади, — что я всем сердцем люблю тебя и надежду, что спит внутри тебя.
Хината застыл на месте.
Всё тело погрузилось в ледяную воду. Он не мог ни плыть в ней, ни брыкаться — только тонуть, тонуть и принимать удары, с которыми он встретится, стукнувшись о каменистое дно. Над ним брезжил тонкий луч света, который был скорее безжалостной издёвкой, чем стимулом для попыток выбраться из лап этой пытки. Сколько бы усилий Хаджимэ ни прилагал, сколько бы сил не оставлял в попытках хотя бы дёрнуться — всё было бесполезно.
Его без зазрений совести бросили в омут выбора. Здесь не было пространства для манёвра — только ответы, которые означают «да» или «нет».
Хаджимэ знал, что именно хотел ответить. Вот только не знал, что должен.
Разве можно в их обстоятельствах даже зарекаться о подобном? Не сегодня завтра они вновь войдут в зал суда и всё пройдёт по достаточно крепко укоренившемуся сценарию: разбор улик, спонтанные выпады Комаэды, старания Хаджимэ разобраться в них, обнаружение виновного и конец «заседания», после которого они не скажут и слова благодарности друг другу.
Луч над ним тускнел.
Он хотел бы сказать, всё как есть. Может, не так красиво и выверенно, без какой-то грандиозной подводки, как у самого Нагито, но от всей души. Может, признал бы все свои ошибки и наверняка бы выделил момент для того, чтобы поблагодарить за всё, сделанное Комаэдой для его же блага. Сознался бы, что долго думал о том, как преподнести свои чувства правильно, ненавязчиво. Возможно, он даже нашёл бы в себе выдержки не уводить взгляд от пристальных серых глаз, которые, вполне вероятно, стали бы ярче от его откровенного монолога.
Он хотел бы. Но не может. Ни в коем случае.
Это не то время. Не то место.
Пусть и тот человек.
Наверное, это эгоистично, но сейчас он в подвешенном состоянии, и эта близость будет ни к чему. К Комаэде здесь, пусть и не беспричинно, предвзятое отношение. Клеймо отброса было поставлено ему не только им самим, но и большинством Абсолютных, и его слово почти не имело веса в их глазах. Хаджимэ ещё ничем противоречащим устоям остальных не отличился, но всё могло измениться в любой момент. Особенно, если он сейчас ответит Нагито: как бы там ни было, а даже в собственных глазах их дуэт будет выглядеть весьма подозрительно — сумасшедший и некто с неозвученным талантом.
Хочет, но не может. Не сейчас. Пока это всё не кончится, он не может ответить взаимностью. До тех пор он должен оставаться надёжным Хаджимэ Хинатой, в окружении которого находились только доверенные лица.
Лёгкие заполнило водой. Глаза, ноздри и гортань защипало. Или это наяву, а не в его метафорическом погружении на дно?
Это всё так несправедливо, так нечестно.
Почему именно сейчас?
Хината сделал слабый вдох, сглотнул и развернулся лицом к Комаэде.
— Это глупо, — наконец ответил он.
Что-то внутри Хаджимэ оборвалось от его собственных слов. Это чувство не было похоже на то, что он испытывал, обнаруживая тело или вычисляя убийцу. Это был новый вид боли: обжигающий, рвущий каждую его мышцу, ломающий каждую косточку.
А Комаэда даже не шелохнулся. Смотрел ему прямо в глаза и молчал, растянув губы в подобии снисходительной улыбки.
Хаджимэ казалось, что всё его существо сейчас разорвёт на мельчайшие кусочки. Он хотел закричать, ударить по чему-то, сломать что-то, чтобы выплеснуть разрушающие его чувства прямо здесь. Но он не мог сделать ничего. Опять. Его как будто парализовало. Он просто стоял, почти не дыша, чувствуя, как боль и гнев медленно разъедают его. Стоял, принимая эту участь.
— Это не глупость, — мягко сказал Комаэда, щурясь. — Это честность.
Хаджимэ показалось, что его ударили хлыстом вдоль спины. Его передёрнуло от ударения на последнем слове и от того, как контрастно оно было в связке со спокойным и почти что нежным голосом. И от того, как метко Нагито попал в болезненную точку.
Комаэда двинулся первый. Даже походка не подводила его: ни какой-то неуверенности, ни слишком быстрого шага — он то ли действительно был спокоен после такого громогласного признания, то ли был великолепным актёром. Хаджимэ не знал, что из этого страшнее.
Проходя мимо, Комаэда небрежно, почти невесомо похлопал его по плечу, прежде чем скрыться за дверьми. Хината не стал смотреть ему вслед, погрузившись в ту странную смесь эмоций, что сейчас бурлила в нём: растерянность, печаль, гнев... и странная, эфемерная надежда. Надежда на то, что позже он сможет всё исправить.