Может, основной тип реакции на угрозу у них и отличается, зато общий вспомогательный «Беги!» работает, как отлаженный механизм. Они мчатся, петляя, пытаясь запутать — всё на адреналиновом остатке, а не из чистой веры в то, что напавшему на них гаду хватит сил мало того, что на ноги подняться, так ещё и припустить следом. Опасность, где один намертво замирает, а второй рвётся в бой, остаётся далеко позади.

Их дом расположен в каком-то старом маленьком городке. Он был построен задолго до создания Фонда Будущего, но всё равно оказался захвачен, благодаря чему и избежал страшнейшего отчаяния. Сам дом симпатичен. Старые листья плюща ползут по его бокам, мох же покрывает крышу. Почти что предел мечтаний, напоминающий о давно минувших деньках.

Он размышляет над тем, заслуживают ли они его. Стоит ли им тут оставаться.

Отчаяние медленно покидает их, а потому Слуге приходится выискивать стабильность.

Он делает долгий глоток из своей чашки, всё ещё глубоко погружённый в раздумья, когда Казуичи разряжает обстановку:

— Чувак, просто найди себе папика! Быстро разберись с долгами, а потом бери деньги на аренду, пока есть возможность.

Хаджимэ поперхнулся, когда последние капли кофе скользнули в горло. Тон Казуичи слишком обыденный для того, что он только что выдал, и это ничуть не успокаивает Хаджимэ. Что-то подсказывает, что его друг не шутит.

— Что? — переспрашивает Хаджимэ, вскидывая бровь.

Тома без задней мысли наклоняется к ней и хватает голубую таблетку губами прямо с её ладони. В детстве так с рук Макаровой поклёвывали зёрнышки разных круп воробьи и молодые голуби. Девушка, теперь подтягивающая ноги к груди, сама всё больше похожа на маленькую птичку — юного воробушка с подбитым крылом, молчаливо требующего много внимания со стороны того, кому он доверился больше всего.

Ему нужно как можно скорее отдохнуть, иначе он потеряет сознание от страха и изнеможения. «Слишком поздно, Джейк. Сдавайся. Только глупцы продолжают бороться, когда шансы настолько низки». Джейк мотает головой до стука в висках, словно пытаясь прогнать зловещее гудение. — Шансы всегда низки, — бормочет он. — И именно благодаря этому можно переиграть систему.

Хаджимэ ничего не остаётся, кроме как бродить по помещению, от экранчика к экранчику, моля судьбу о прощении и милости. Клянётся, что готов отдать всё, что имеет, — пускай большая часть пожитков и канула в Лету в ходе Трагедии, и предлагать получается ничтожно мало — лишь бы осталось самое главное в его жизни. Надежда в жизни Хинаты умрёт последней — перед ней уйдёт её самый преданный сторонник.

В отличие от «Сумеречного синдрома», в этот раз после финала нет никаких указаний: нажатие на определённую кнопку пять раз не даст ни дополнительной информации, ни альтернативной концовки, ни даже утешительного приза. Сделав всё наперекор правилам и нарушив алгоритмы кровавой игры, сдержав тем самым собственные обещания, финиша Комаэда достиг в одиночестве. Победа была достигнута не той стороной.

Мир вокруг отживал своё, беря от собственного существования все мыслимые и немыслимые возможности: рушился, восстанавливался, стоял на сомнительных костылях в виде Фонда Будущего, бунтовал, мирился. Порой Хинате даже казалось, что все игрища происходили из-за него и Комаэды: без очередного начала конца у них просто не получалось идти на адекватный контакт.

— Ты веришь в жизнь после смерти?

Спрашивать подобное у атеиста с многолетним стажем, лёжа у того на коленях, просто нелепо. Нет разговора с исходом очевиднее, чем рассуждение о загробном бытие с медиком, бога упоминающим исключительно в фразах-паразитах.

Хоть мнение Ярослава заведомо известно, Серафиму всё равно любопытно. Он выжидающе наблюдает, как Белинский хмурится, ставя видео на паузу.

И, быть может, диалог будет не так лаконичен, как казалось изначально.

Их осточертевшие перепалки перед прибытием Душнова обратно в общежитие напоминают дурацкую игру. Олежа из раза в раз начинает первый, но почему-то оказывается жалким, невесомым ноликом: какие бы аргументы ни использовал, какие бы слова ни подбирал — тщетно. Удивительно, что его слышат, понимают, но при этом умудряются всему противоречить: Антон и кто-то в его голове готовы ставить жирные красные кресты на всяких словах вечного помощника.