Запах манил его. Желудок Канеки заурчал, и девушка, сидевшая рядом с ним, вздрогнула, ее телефон со стуком упал на пол. Он встал и бросился к двери, прежде чем поезд успел тронуться.

Во рту противно першило от желчи и испорченной еды из Big girl, но этот запах...

Слюна текла по подбородку Канеки. Люди переходили улицу, чтобы его обойти, но всякое осознание окружающего давно исчезло.

Позже Канеки вспоминал, что чувствовал себя, будто под водой, будто кто-то — что-то — другое управляло его телом. Но он пришел в себя с каким-то наполовину съеденным жареным мясом на палочке, зажатым в кулаке, и изысканно одетым мужчиной, тупо глядящим на него. Они сидели в парке на скамейке, их колени были обращены друг к другу, как будто это было какое-то свидание.

Черт. Черт.

— Я... я просто... — бессмысленно заикался Канеки, ничего не придумав в своих отчаянных поисках оправдания за то, что он украл еду у какого-то случайного человека, о черт...

Мужчина поднял руку, оборвав его.

— Тебе нравится? — это было настолько не к месту в самый унизительный момент жизни Канеки, что он мог только глупо кивнуть. 

— У тебя отличный вкус, — рассеянно продолжил его спутник. Он смотрел в точку над плечом Канеки. Вероятно, потому, что искал полицейского.

Канеки посмотрел на оставшуюся часть шампура, потом обратно на мужчину.

«Сделано — так сделано», — подумал он и засунул остаток в рот.

Мужчина продолжал наблюдать за ним с почти приятной улыбкой, словно полусумасшедшие студенты все время воровали у него еду из-под носа.

— Спасибозаеду, — пропищал Канеки, потому что он был вежливым, прежде чем вскочить на ноги и со всех ног броситься бежать отсюда к черту.

***

Канеки захлопнул дверь за собой и отбросил сумку в сторону, рассеянный.

Он ел. И это было так вкусно.

Облегчение пронзило его, почти осязаемое. Он ел, значит, он не может быть гулем. Он человек. Конечно, он человек.

— Я человек,  — чем больше он говорил это, тем лучше себя чувствовал. Но какой-то коварный голос заговорил у него в голове: «Если ты такой человек, то съешь что-нибудь еще», и, ну, это была не та логика, с которой он мог спорить.

Big girl — просто случайность. Это было какое-то странное, огромное, ужасное недоразумение, и, может быть, он все галлюцинировал с Ризе, потому что, серьезно? Как врач мог пропустить, что она... кем она была. Что он не ел две недели, что все было так явно неправильно.

Полный уверенности, Канеки достал шоколадный батончик — ещё один из многочисленных подарков Хиде — и быстро запихнул его в рот.

Через несколько секунд он оказался перед кухонной раковиной.

Может, Ризе и правда была гулем. Может, он тоже. Может, он просто сошел с ума, и все, что произошло, это еще один пункт в списке причин, почему Канеки Кен не совсем в порядке.

Спать на кухонном полу с засохшей рвотой на лице определенно не самая лучшая идея, но он все равно это сделал. Ему снилось, как Ризе предлагает ему свои органы на шампурах, как он смотрится в зеркало и видит в нём гигантское насекомое. Он проснулся совершенно изможденным.

Ты пропустил занятия :( — было первым из серии сообщений, полученных им от Хиде, пока он был... недееспособен.

Нервный срыв.

Надеюсь.

Он хотел сказать Хиде, что этого больше не повторится, что он скоро вернется, но его палец завис над клавиатурой, скованный неуверенностью. «Может, в следующий раз», — решил он. Он свяжется с Хиде позже. Сначала ему нужно подумать.

Он, возможно, не смог съесть ничего другого, но то, что он получил от того парня, не было похоже по вкусу на канализационные отходы. Это было первая еда с тех пор, как он проснулся в больнице, что не перевернула ему желудок, за исключением человеческой плоти.

А он не собирался есть людей.

Проблема, конечно, заключалась в том, что Канеки понятия не имел, кто этот парень и откуда взялась еда. Купил ли он ее на улице? Сделал ли он ее сам? Это заставляло задуматься, есть ли какой-то способ приготовления пищи, который мог бы оставаться аппетитным для кого-то с телом гуля, если это действительно то, что с ним происходит.

Его телефон снова завибрировал. Канеки взглянул на экран, скривился при виде имени Хиде и быстро сунул его в карман.

Он позвонит Хиде, только когда разберется, что с ним происходит, ни секундой раньше. Ради блага Хиде.

Теоретически сказать, что ему нужно найти парня с позавчерашнего дня, было легко, но Канеки едва помнил его лицо. Он хорошо запомнил, во что он был одет, значит, это, наверное, кто-то с деньгами? И это определенно был мужчина. Но он был так голоден, что было трудно вспомнить что-либо, кроме отчаянного тумана, в котором он был заперт, и вкус того мяса. Желудок заурчал, стоило только подумать об этом.

Что ему делать? Бродить вокруг, пока не увидит его? Канеки вспомнил, что вышел с поезда на пару остановок раньше, так что ничего не оставалось, кроме как выйти на одной из этих остановок и начать искать.

На первой остановке он потерял несколько часов, ходя с вытянутым носом, как собака. Когда взгляды, направленные на него, перешли с растерянных и неудобных на враждебные, он принял ответственное решение попробовать вторую остановку.

«Немного тонкости не помешает», — подумал он, смирившись с тем, что ничего там не найдет.

Раздраженно взъерошив волосы, Канеки вышел из поезда и осмотрелся. Ничего не казалось особенно знакомым. Не было никакой светящейся стрелки, указывающей ему, куда идти, и никаких внезапных озарений о его пути с предыдущего дня не поражало его.

— Глупость, — пробормотал он, уныло пнув землю.

Это была жизнь, а не роман. Он не был каким-то трагическим героем, ищущим спасения. Он был всего лишь одним из семи миллиардов, парнем с невезением и еще худшим вкусом на женщин.

Резко тряхнув головой, Канеки вернулся в настоящее. У него не было времени жалеть себя.

Вместо этого он подумал о Хиде, о том, что его лучший друг узнает, что он монстр. Он попытался представить себе выражение лица Хиде, которое сменилось с солнечного на испуганное.

«Запомни это, — подумал он, когда воображаемый Хиде убежал в ужасе. — Если ты облажаешься, вот что произойдет. Или еще хуже».

Решив выполнить свою задачу, Канеки пошел дальше.

Бесполезно, все его усилия. Канеки почти ничего не помнил о человеке, на которого он чуть ли не напал, кроме того, что он ел что-то вкусное. Невозможно было его найти.

Он уныло сел на улице возле вокзала. Над ним мерцал уличный фонарь, вокруг него кружились мотыльки, отбрасывая тени на улицу.

Казалось, уже поздно, но Канеки не мог сказать наверняка, который час. В течение дня он периодически чувствовал, как вибрирует телефон в кармане, но чувство вины не позволяло ему даже взглянуть на экран — не то чтобы ему нужно было. Кроме Хиде, ему никто не звонил.

Прежде чем он смог набраться смелости вытащить телефон, на его плечо легла тяжелая рука. 

— Ты сегодня выглядишь лучше!

Канеки так сильно вздрогнул, что свалился со скамейки и больно ударился о тротуар.

— Кто... кто Вы? — мужчина был явно на несколько лет старше и одет в самый странный пиджак, который Канеки когда-либо видел. В клетку из бордовых и фиолетовых квадратов, явно подобранную под цвет его волос. Какая безвкусица!

— Мм, разве я... — Канеки закусил губу, беспомощно глядя на мужчину. — Разве я вас знаю? — мужчина выглядел почти оскорбленным — с чего бы вдруг? — он прочистил горло.

— Ты вчера забрал мой обед, — любезно сообщил он. Желудок Канеки камнем рухнул вниз.

— О,  — его голос был тихим. Каким-то образом, то, что мужчина его нашел, было так же плохо, как и то, если бы он его не нашел. 

Прежде чем Канеки успел его перебить, а, честно говоря, Канеки не хотел слышать того, что он собирался сказать, он произнес:

 — Мне жаль, что я сделал то, что сделал! Просто, — он запнулся, смутившись, — мне очень понравилось. Э-э, еда. Мне было интересно, где вы ее взяли.

— Цукияма Шуу, — неожиданно представился мужчина, довольная улыбка тронула его губы. — И я ее приготовил.

Я, ну, так и есть?

— Ты здесь новенький, — сказал Цукияма, — не так ли? 

Смущенный, Канеки кивнул.

— Да, я обычно не выхожу на этой остановке, — взгляд Цукиямы скользнул по Канеки, оставляя у него отчетливое впечатление, что его сочли недостаточно хорошим.

— Хочешь научиться?

— Научиться?

— Готовить, конечно! Создавать нечто изысканное!

Отлично, этот мужчина какой-то странный гурман. Что ж, это могло бы сыграть Канеки на руку.

— Да, — быстро сказал он. — Именно так. Я... ну, это так вкусно пахло, и я, эм, на самом деле вас искал!

— Я своего рода шеф-повар, — позволил себе Цукияма, важничая. — Значит, ты обо мне слышал? 

Это было... не совсем то, что он имел в виду, но ладно. 

— Конечно!

— И после того, как я почувствовал себя таким недооцененным, — сказал Цукияма. — Ты напоминаешь мне, каким-то образом... Как тебя зовут?

Он не представился, но ничего страшного в том, чтобы назвать свое имя сейчас, не было.

— Канеки Кен.

— Никакой связи, — объявил Цукияма, удовлетворенный. Что бы это ни значило. — Отлично. Дай мне свой номер. Я отправлю тебе адрес. Будь завтра вечером здесь, ровно в шесть. Я покажу тебе, как это делается.

Канеки неловко достал телефон, послушно набирая цифры, которые называл Цукияма, и отправил сообщение. Он был озадачен, словно зашел под конец шутки и упустил её смысл. Адрес появился в его сообщениях.

— Увидимся тогда, Канеки-кун, — Цукияма не тратил время на долгое прощание. 

Кстати, говоря, о противоречивых сигналах.

То, что всё прошло так гладко, смутило Канеки. Это действительно всё? Он узнает, как готовит Цукияма, и сможет снова есть как обычный человек? Казалось, слишком просто, невозможно.

Но, учитывая альтернативу, он не хотел сомневаться.

***

До следующего вечера, когда ему нужно было уходить, Канеки одержимо гуглил дорогу к дому, одновременно терзаемый желанием написать Цукияме сообщение. Он хотел уточнить, действительно ли тот назвал шесть часов. Конечно, Цукияма это сказал, но Канеки был беспокойным по натуре. Его мать умерла от этого, и в последнее время — а таких моментов становилось все больше — он мрачно подозревал, что и его ждет та же участь. 

Когда наконец пришло время выходить, ему пришлось прятаться от Хиде, который появился у его дома. Это стоило ему пятнадцати минут, поэтому он опоздал. К двери большого дома была прикреплена записка, которая казалась неуместной в одной из городских частей 20-го округа.

«Заходите. Чувствуйте себя как дома».

«Ладно», — подумал Канеки. — «Наверное, Цукияма уже начал».

Он открыл дверь и вошел внутрь, впервые за долгое время ощущая проблеск надежды.

Но именно в этот момент всё полетело к чертям.

Прямо у входа в прихожей стояла девушка, завернутая в полотенце с мокрыми волосами. Заметив Канеки, она покраснела, но всё же улыбнулась ему, взгляд при этом оставался пустым.

Канеки вспыхнул. Он ринулся прочь из комнаты, но, добравшись до кухни (верное интуитивное решение), понял, что девушка следует за ним.

— Ты опоздал, Канеки-кун, — Цукияма, облаченный в аккуратно завязанный белый фартук, прикрывающий его с ног до груди, облокотился на столешницу. — Быстрее, садись! Неужели это твой наряд для изысканного ужина? — он цокнул языком. — Впрочем, неважно, разберемся потом... А, моя дорогая, поторопись, — обратился он к девушке. — Тебе холодно! — кажется, его ничуть не смущало то, что она практически раздета на его кухне. Канеки понял, что Цукияму ничем не удивишь, будь то кража еды у незнакомца или что-то еще более дикое. Это должно было бы сделать Цукияму просто хладнокровным в его глазах, но Канеки от этого стало жутко.

— Что происходит? — тревога нарастала. Канеки боролся с желанием встать между Цукиямой и девушкой, тошнота подступала к горлу.

— Мне было так, ммм... лестно встретить тебя, Канеки-кун, — Цукияма запнулся, подыскивая слово. — Того, кто оценил мое искусство, — он улыбнулся как кошка. — Вполне справедливо, если я дам тебе возможность пережить весь процесс, а не только увидеть конечный результат. Mademoiselle, не так ли? — он жестом указал на стол. Девушка, улыбаясь пустой улыбкой, сбросила полотенце и запрыгнула на стол. Цукияма шагнул вперед и положил теплую ладонь на ее обнаженный живот. — И расслабьтесь, — сказал он, глубоко вздохнув. Девушка послушно повторила за ним, не переставая улыбаться.

Затем рука Цукиямы резко сдвинулась и вошла ей прямо в живот.

Канеки застыл на месте. Он не мог ни закричать, ни заставить себя оторваться от жуткой сцены: рука Цукиямы копалась во внутренностях девушки, которая при этом оставалась живой и корчилась от боли.

Он просто… замер.

Он не мог заставить себя броситься на помощь, сделать хоть что-то. Потому что запах… он был таким же. Вкусный, теплый, витающий в воздухе, как рагу, которое готовила его мать, как самые счастливые воспоминания. Он… хотел.

— …нужно быть предельно осторожным при обращении с органами. ... Если что-то порвется, это будет ужасно! Такой идеальный экземпляр нельзя испортить грубым обращением, — смешок. Цукияма рассказывал так, словно вел собственное кулинарное шоу, а девушка была ничем иным, как забитой свиньей. Его глаза были темными, слабый отблеск красного был едва заметен под тенью челки.

Он достал что-то из девушки, осторожно положив это на тарелку, и она обмякла, словно марионетка с перерезанными нитями.

Разумеется, именно в этот момент сознание вернулось к Канеки. Мир вокруг резко обрел четкость, и тошнотворный запах крови ударил ему в нос.

— Какого черта ты делаешь?! — голос сорвался на хрип, хоть он и пытался говорить грозно. Он чувствовал себя беспомощным, глядя на Цукияму, который так непринужденно орудовал возле растерзанного тела на столе. Его спокойствие перед лицом смерти и жуткая сила давили на Канеки, сковывая его ужасом.

Цукияма неспешно отошел от девушки, волоча за собой кровавый след.

— То, о чем ты просил, — произнес он невозмутимо.

Понимание обрушилось на Канеки, словно ударный молот. Воздух застрял в его горле.

— Мясо, — прошептал он, его голос едва слышен, — из человека?

Улыбка Цукиямы, до этого казавшаяся почти дружелюбной, растянулась шире, обнажив хищные зубы.

— А ты чего ожидал? — его голос стал тише, но в нем проскользнула опасная нотка.

Канеки сжало волной отвращения и ужаса. Хотелось закричать, забиться в истерике, но страх сковал его по рукам и ногам, превратив в беспомощную статую.

— Признаю, твой запах немного сбивает с толку, — пожал плечами Цукияма, стряхивая кровь с руки. — Но гуль есть гуль.

Внезапно он замер, в его глазах мелькнуло удивление. Он в упор посмотрел на Канеки, словно впервые его увидев.

— Один глаз? — пробормотал он, удивленно моргая. — Я раньше не замечал... Да, вот он.

Рука Канеки молниеносно взметнулась вверх, ладонь впилась в глаз, словно пытаясь заткнуть источник его кошмара. 

— Я не гуль! — вырвался из него голос, обретая силу по мере осознания чудовищной ситуации. Каждый его шаг назад сопровождался хищным приближением Цукиямы. — Я не такой, как ты!

— О, правда? — глаза гуля сверкнули с леденящим блеском, гипнотизируя Канеки и лишая его остатков воли. — Тогда кто же ты, интересно?

— Это было... я человек! — голос Канеки сорвался на отчаянный крик. — Этот доктор... он ошибся! Это была ошибка! — молил он кого-то, кого угодно, лишь бы выбраться из этого ада. «Убирайся, убирайся, УБИРАЙСЯ!» — пульсировало в его голове.

Цукияма резко остановился, вперившись в Канеки нечитаемым взглядом, полным хищного любопытства. 

— Так ли это? — бросил он равнодушно, словно не замечая панического бегства Канеки по стенке. — Бедняжка! Неудивительно, что ты так голоден! — произнес он с садистским намеком, словно обладая знанием, которое было недоступно Канеки. Он не мог понять, даже приблизиться к осознанию чудовищной трансформации.

Внезапно Канеки ощутил на своих плечах мягкие, но навязчивые руки Цукиямы. Гуль оказался позади него в одно мгновение, будто тень. 

— Бедняжка, бедняжка, зубы стучат от голода, как ужасно, — шептал он на ухо успокаивающим тоном, но этот голос звучал фальшиво и лишь усиливал ужас Канеки. Его нельзя было успокоить, его нельзя было спасти. Ничто. Он был в ловушке, пойманный чудовищем и своей собственной природой.

«Он был гулем. Он был гулем, и он был так голоден», — пульсировало осознание в его искалеченном сознании.

Словно демон, прочитавший его мысли, Цукияма прижал Канеки к окровавленному столу. Резким движением он вырвал кусок из внутренностей девушки и, обнажив зубы в дьявольской ухмылке, произнес:

— На презентацию у нас будет время позже, — с этими словами он грубо впихнул мясо Канеки в рот.

Он не успел проглотить кусок, прежде чем ужас обрушился на него всей своей тяжестью. Предыдущий опыт с человеческим мясом, вместо того, чтобы отвратить, лишь разжег голод. Теперь, зная, насколько это вкусно, как мясо таяло на языке, превосходя все, что он когда-либо пробовал, Канеки не мог остановиться. Его губы снова и снова встречались с рукой Цукиямы, впихивающего ему очередные куски, пока желудок не взбунтовался протестующей болью.

Только тогда, с оглушительным опозданием, разум вернулся к нему, а вместе с ним — жалкие осколки человечности Канеки.

— Нет, — выдавил он, голос сначала был хриплым, но с каждой секундой ужас наполнял его, прорываясь наружу. — Нет!

— Не по вкусу? — прошептал Цукияма прямо в ухо, его лицо оказалось неприлично близко. — Она была почти идеальным образцом, я наблюдал за ней неделями. — что-то влажное и теплое коснулось щеки Канеки.

Цукияма... он его лизал, смакуя кровь и мелкие кусочки плоти, которые все еще прилипали к его губам и подбородку. Желудок Канеки подступил к горлу, тошнота накатила волной.

— УЙДИ ОТ МЕНЯ! — взревел Канеки, громче, чем он когда-либо кричал. Ярость, стыд и страх слились в одно непреодолимое чувство, разорвавшее его изнутри. Оно металось между желанием умереть и желанием убить. — Я не такой, как ты! — выкрикнул он, спотыкаясь. Человек, он был человеком, он все еще мог им быть…

— Не обманывай себя, Канеки-кун, — ехидный голос Цукиямы донесся совсем близко. —  Мы с тобой одного поля ягоды.

Канеки снова оттолкнул его, услышал что-то похожее на звон разбивающегося стекла и бросился бежать. 

Он не оглянулся назад.

****

Сознание вернулось к Канеки мутным потоком, обрывки воспоминаний всплывали перед глазами, леденя душу. Он не помнил, как добрался домой, да и знать об этом не хотел. Тело горело, словно его только что вытащили из пекла, а холодный душ, обрушивавший на него потоки воды, не приносил облегчения. На коже не осталось ни следа крови, но ее металлический привкус все еще ощущался на языке.

«Шок, — подсказал оцепеневший разум. — Ты в шоке. Нужно выбраться из этого состояния».

Отвлечься. Нужно срочно отвлечься. Хиде. Он обязательно поможет, сможет вытащить его из этого кошмара. Канеки, шатаясь, выбрался из душа, оставив за собой лужу на полу. Ни сил, ни желания не было ни на что, кроме того, чтобы найти телефон и услышать знакомый, успокаивающий голос друга.

Где же он, черт возьми? Он обыскал всю квартиру, натыкаясь на разбросанные вещи. Наконец, мокрыми пальцами вытащил телефон из кармана пропитанной кровью одежды, валяющейся у двери. С дрожащей рукой он открыл последнее сообщение, надеясь на спасительные слова Хиде.

На экране светилось:

Канеки-кун, я думаю, мы можем помочь друг другу. Дай мне знать, когда придешь в себя. — Цукияма.

Мир пошатнулся. Комната поплыла перед глазами. Канеки не успел добежать до кухни — его вырвало прямо на пол. В этот момент он понял, что уже ничто не сможет вернуть его прежнюю жизнь.