Время увязало в густой черноте. В какой-то момент, Игорю казалось, что они сидят в этом сарае уже несколько часов, в другой – не более пяти минут. Ночь была заполнена замогильным шепотом и грохотом сотрясаемых стен. Мгновения сливались, мешаясь с болезненным бредом. Иногда до парня доносился приглушенный голос Валеры, но вожатый не понимал, были ли их разговоры явью. Он знал лишь то, что должен оставаться в сознании.

На окно обрушился очередной удар. В коротком мгновении, предшествующем замаху, Корзухин уловил едва слышный скрежет. Чужой кулак вновь опустился на хрупкую поверхность, и парень почувствовала, как сердце пропускает удар, когда по стеклу побежала трещина. С каждой секундой, содрогаясь под градом ударов, паутина все больше расползалась по окну.

Побледневший Лагунов медленно поднялся, вжимаясь спиной в дверь. Цепляясь за стену, чувствуя, как земля уходит из-под ног, Игорь встал следом. На секунду, рваный судорожно выдох, все затихло. Вампир в последний раз обрушил кулак на стекло и то взорвалось осколками, с звоном упавшими на пол.

Пиявец медленно опустил ладонь, вперив взгляд в людей. Сосредоточением тьмы он застыл перед пустым проемом, готовый наброситься на добычу. Хор замогильных голосов умолк, удары стихии. По траве зашелестели шаги пионеров, подступающих к прорехе.

В наступившем безмолвие собственное сердцебиение казалось оглушительным. Судорожно, боясь лишний раз потерять вампиров из виду, Игорь кинул взгляд на Валеру, в бездумном страхе обнаружить рядом пустоту. Но юноша был рядом. С какой-то отчаянной надеждой во взгляде Лагунов смотрел на вожатого, будто веря, что старший сможет что-то сделать, защитить их.

Корзухин вновь посмотрел на пиявцев. Голодные звери, готовые к смертоносному рывку. Однако бессильные его совершить.

Ещё там, в потерянном будущем, будучи стратилатом, Валера не мог войти в помещение без разрешения. Ровно, как и Вероника. Это было правилом, единым для всех вампиров.

— Вас не приглашали. — Тяжело сглотнув, громко сказал вожатый.

Пиявцы, застывшие каменными изваяниями, продолжали смотреть на жертв. Но сейчас, вместо прежнего бесстрастия, в их глазах плескалось беспомощное разочарование. Замявшись, словно не понимая, что им теперь делать, они еще несколько секунд взирали на людей. Развернувшись, уже не столь стройно, пионеры побрели прочь.

Лишь когда силуэты растворились в мраке леса, Лагунов едва слышно спросил:

— Они так просто уйдут?

— А что, поболтать хотел? — Слабо усмехнувшись, в ответ спросил парень.

Неописуемое облегчение волной нахлынуло на Игоря. Тело потряхивало уже не от горячки, но из-за пережитого стресса. Подумать только, все могло закончиться прямо тут. Один единственный вечер положил бы конец всем планам и надеждам. И тем, что уберегло их от первозданного голода, была древняя условность. Не выдержав, Корзухин рассмеялся.

Валерка пытался оставаться серьезным, давя расплывающуюся по лицу улыбку. Но не смотря на все его старания, предательские смешки все равно вырвались из его рта. И от этого вожатому стало лишь смешнее. Громкий хохот отдавался в голове вспышками боли, но он не мог остановиться. Согнувшись пополам, парень мог лишь беспомощно обхватить себя рукой. В коротких шумных вдохах, Игорь пытался заставить себя успокоиться. Однако стоило ему только вспомнить некогда грозных вампиров, вмиг ставших напоминать щенков с отобранной миской корма, как крупицы спокойствия вновь ускользали.

Прерываясь на приглушенное, совсем уж детское, хихиканье, Лагунов утирал выступившие слезы. Сжимая в руке очки, он подслеповато посмотрел на старшего и фыркнул, душа в себе очередной приступ. Едва ли не истеричный, смех утихал. Живот, как и челюсть, уже болел от натуги, но вожатый жалел, что этот момент болезненного веселья ускользал. Он не помнил, когда в последний раз смеялся. Вид Валеры, столь искренне улыбающегося, согревал сердце; Игорь не мог отвести взгляд, желая навсегда запечатлеть этот образ в памяти. Он слишком давно не видел юношу таким.

— И все же, почему, — на мгновение помедлив, будто пытаясь примириться с реальностью слова, спросил пионер, — пиявцы не смогли войти?

Легкость вмиг схлынула, обнажая былое смятение. Медленно усаживаясь у стены, Корзухин невольно вздохнул. Сквозь частокол леса он мог видеть далекий серп луны, таящийся в небе. Слабый призрачный свет бликовал в осколках стекла. Рассеянно хрустнув пальцами, парень думал о том, может ли позволить себе оттянуть близящийся разговор. Он должен был сказать ровно столько, чтобы удовлетворить любопытство юноши, но при этом не дать увязнуть в происходящем еще больше. Если пионер начнет копать, ничего хорошего из этого не выйдет. Однако хуже недостатка сведений была полная картина происходящего. Понимание того, насколько огромна эта бездна. Стоило лишь раз взглянуть на нее, как червоточина оставит от личность лишь фантом, настороженно вглядывающийся в каждую тень.

Смотря в глаза друга, Игорь беспечно пожал плечами:

— Понятия не имею.

От того, насколько легко ложь сорвалась с языка, парню стало тошно. Он целенаправленно, обдуманно лгал Валерке. Было что-то исключительно неправильное, гнилью оседающее в сердце, в том, чтобы обманывать юношу. Кого угодно, только не его. На миг вожатый пожалел, что произнес эти слова. Даже не угрызения совести, но нервное предчувствие шептало, что теперь уже ничего не будет прежним.

Явно разочарованный ответом, Лагунов вдруг смутился и озадаченно произнес:

— Но тогда откуда вы знали, что это сработает?

— Я и не знал. — Сказал Игорь, наблюдая за тем, как от шока вытягивается лицо пионера. — Понадеялся на удачу.

Спустя несколько секунд тишины, юноша ответил:

— Вам стоит купить лотерейный билет.

Корзухин попытался заставить себя усмехнуться, надеясь, что это сойдет за ободряющую улыбку, но мышцы лица окаменели. С более взрослой версией Валеры они обсуждали эту тему множество раз. Никто точно не знал почему вампиры не могли переступить порог жилища без разрешения владельца. Эта информация затерялась во времени, оставив после себя лишь догадки. Однако вожатый был практически полностью уверен в том, что все дело в законе гостеприимства: приглашенный в дом наделялся всеми правами рода, вместе с тем получая возможность расправиться с жильцами без каких-либо последствий для себя. Это правило возникло еще в родоплеменные времена и чтилось, как священное. Люди следовали ему и в средние века, наделяя силой не меньшей, чем религию.

Впрочем, сейчас его теория уже не имела никакого значения. Пионеру не нужно было знать, что ситуация в лагере лишь капля в море. Игорь больше не сможет жить в беззаботном неведении. Он обречен на неотступный зуд тревоги, холод серебряного ножа в кармане. Пускай хоть Валера с Вероникой смогут спокойно ходить под солнцем, не думая о том, что выжидает во тьме.

Оторвавшись от стены, Лагунов беспокойным шагом пересек комнату. Затуманенным взором вглядываясь в пространство, он гнался за мыслью в попытках сложить причудливую мозаику. Забывший о собеседнике, юноша вдруг поднял голову и посмотрел на вожатого. Валера шевелил губами, но вожатый уже не слышал произносимых им слов.

Голова вновь вспыхнула обжигающей вспышкой. Адреналин схлынул, оставив после себя разгоревшуюся с новой силой боль. Беспомощно проведя ладонью по затылку, Игорь вцепился в пряди в бесплодной попытке унять нестерпимую пульсацию. Пальцы мазнули по теплой влаге и вожатый на миг замер, прежде чем поднести руку к глазам. На коже темнела кровь. Та же, что марала лицо, сочась из свежего пореза.

Отвлеченный скрипом половиц, парень поднял взгляд. Лагунов безмолвно опустился на колени, попутно развязывая пионерский галстук. Корзухин мог лишь смотреть, как он стягивает с себя ткань. Тускнеющий символ самоотверженного патриотизма багровой тенью скользнул по рубашке, безжизненно обвисая в ладони пионера. Осторожно, словно боясь навредить, Валера прижал платок к чужой щеке. Рана полыхнула от прикосновения, но Игорь едва это ощутил. В кратких мгновениях прикосновений, тепла дыхании на коже, боль отступала. Лицо юноши находилось так близко, что вожатый был не в силах отвести от него взор. В исступлении он наблюдал за тем, как пионер хмурится в сосредоточенности; как чуть наклоняется, силясь разглядеть в темноте степень повреждений. Лагунов оттирал ржавые подтеки на чужой коже, а вожатый не мог понять, зачем тот это делает.

Мысли застывали на одном слове: «Почему?»

Корзухин мог лишь замереть, беспомощный перед действиями юноши. Он был тем, кто помогает, а не тем, кто получает помощь. Он старше и должен нести ответственность – это правильно. Так почему вдруг они поменялись местами?

Лучше бы пионер ушел прочь, бросил его болтаться в веревках. Но Валера решил помочь и тем самым навлек на себя беду.

Корзухин знал, что юноша здесь, мог чувствовать легкие касания тканью. Но тревога назойливым комариным писком звучала в уме. Валера пока был здесь. Как была когда-то и Анастасийка, после оказавшаяся в земле хладным трупом. Не думал Игорь, что увидит обескровленное тело Лёвы; Веронику, укушенную в сырости туннелей. Лагунов ходил под тем же небом, что и все они. Неприкасаемых не было.

Беспощадное осознание вышибло дух. Вожатый судорожно попытался вздохнуть, но воздуха не было. Перед взглядом маячило подернутое пеленой лицо Валеры. Как из-под толщи воды Игорь видел расширенные от страха глаз, чувствовал, как пионер трясет его за плечо. Тяжелым камнем сдавило грудь, размозжило легкие. Он умрет, в этот раз окончательно. Задохнется на гниющих досках, так и не узнав, что Валеру укусят.

В слепом отчаянии Корзухин пальцами драл себе шею, скребя ногтями по коже. Разорвать кожу и плоть, только бы получить хоть немного кислорода. Откуда-то издалека раздался приглушенный звон. Смутно парень ощутил, как в щеке разгорается боль. Но едва ли это его заботило. Раз за разом, лицо обдавало жгущей пульсацией, теряющейся в накатывающей темноте удушья. Голова мотнулась в сторону. Ошарашенный, вожатый ощутил, как механически делает вдох. Организм пробудился от кошмарного сна, вспомнив, как нужно дышать. Выброшенной на берег рыбой, Игорь жадно хватал ртом воздух. Легкие работали и этот факт был всем, о чем парень мог думать. Положив нетвердую руку на сердце, не доверяя телу, Корзухин следил за тем, чтобы грудная клетка продолжала подниматься и опускаться; он боялся, что перестанет дышать если отвлечется. С каждый ненасытным сиплым вздохом, окружающий мир обретал четкость.

Сквозь темные пятна, мельтешащие перед взором, вожатый смотрел на Валеру и наконец-то видел его. Не образ укушенного пионера, а юношу, подавшегося вперед. Настороженный, он весь напрягся в ожидании нового приступа, отстраненно потирая ладонь.

Наблюдая за тем, как Лагунов встряхивает запястьем, Игорь впервые порадовался, что ему влепили затрещину. Он не знал, что произошло. Пару минут назад, парень был уверен, что умирает. Вожатый еще чувствовал отголоски боли, сковавшей грудь, и дикой, животной паники. Кошмары были привычны. Страх перед лицом опасности – понятен. Но это? Оно просто произошло ни с того ни с сего, сбило с ног.

Приоткрыв рот, желая что-то сказать, Лагунов осекся, собираясь с мыслями. Наконец, понизив голос, он спросил:

— Вы в порядке?

Корзухин определенно не был в порядке. Парень был до чертиков напуган, даже не представляя, чем можно объяснить случившееся. Кожу покрывал холодный пот, легкие все еще слабо ныли, но разум твердил, что быть такого не может. Не бывает так, чтобы здоровый человек — вот так просто ни с чего начал задыхаться.

— Все хорошо. — Сдавленно сказал Игорь скорее для себя, нежели для пионера. — Нормально.

Может быть, позже, он сможет поверит в то, что сказал. Но Валера, поджавший губы и смотрящий куда-то за него, явно не верил.

***

Небо светлело, летняя ночь подходила к концу. Медленно нарождалось утро. Вглядывающийся в зияющий провал окна, что пропускал робкие солнечные лучи, Игорь повернулся к юноше. Растянувшись у стены, Лагунов спал. Каким-то образом, несколько часов назад, он умудрился заснуть. Во сне лицо пионера было расслабленно, не омрачено тяготами. Таким, будто ничего не произошло и жизнь осталась прежней. Вожатому не хотелось его будить. Но парень понимал, то оттягивать неизбежное бессмысленно. Если их начнут искать, станет только хуже.

С сожалением Корзухин легко потряс Валеру за плечо. Фыркнув от неожиданного пробуждения, пионер лениво заморгал. Несколько секунд он подслеповато вглядывался в пространство, силясь понять, где находится. Мгновение спустя понимание пришло и со страдальческим стоном прикрыл глаза ладонью.

Вышли из сарая они в обоюдной тишине. Говорить не было сил. Все уходило на то, чтобы попросту переставлять ноги. Голова гудела, мысли утопали в патоке. Сквозь стволы сосен пробирался свет, пятнами сверкая в просветах зелени. В свежем воздухе разливались песни птиц. Мир был слишком громким и ярким.

Дорога тянулась вечностью. Игорь не представлял, как далеко был лагерь. Он уже не мог беспокоиться о том, что будет дальше. Парню казалось, что они ходят по кругу: деревья ничем друг от друга не отличались. Однако Лагунов шел уверенно, будто зная путь. А может он и действительно знал. Вожатый мог только догадываться, сколько раз пионер сбегал за забор.

Ограду, протянутую среди леса, Валера перелез с ловкостью зверька, умело цепляясь за сетку. Он оказался по ту сторону так, словно это не представляло никакого труда и с жалостливым весельем смотрел на то, как тяжело переваливается Корзухин.

Утром, Игорь не сможет вспомнить дорогу, но облегчение, затопившее его при виде первых корпусов, он запомнит. Лагерь безмолвным призраком застыл в пелене блеклого тумана. Его обитатели, люди и пиявцы, терялись во сне.

Валера, уже заправивший врученный крестик за ворот, не замер на развилке, не пошел к комнатам пионеров. Он собирался дойти с вожатым до медблока, но Корзухин остановил его.

— Иди к себе. — Неопределенно махнув рукой сказал парень. — Я доберусь.

Взгляд Лагунова не выражал уверенности. Он с сомнением посмотрел на старшего и с неохотой, но кивнул. Еще пару секунд постояв, будто борясь с собой, пионер все же побрел прочь. Игорь смотрел на то, как он уходит, пока фигура юноши не потеряла четкость. Выждав, наблюдая за тем, чтобы тот никуда не свернул, Корзухин двинулся вперед.

Едва осознавая происходящее, парень добрался до здания. Вожатый не подумал о том, что дверь должна быть заперта и дернул ручку на себя. Та поддалась, приветственно распахивая сумрак коридора. Неосторожный хлопок закрытой двери эхом раздался среди стен. Наступившая тьма ослепила, но Игорь не стал дожидаться пока привыкнет к ней. Жмясь к стене, он добрел до кабинета. Проигнорировав щелок дверного замка, он растерянно потянул ручку. Измученно, Корзухин принялся барабанить по дереву. С каждым последующим ударом рука ослабевала. Прислонившись лбом к прохладной поверхности, парень продолжил стучать.

За дребезжанием вожатый расслышал приглушенные ругательства и, мгновением позже, приближающиеся шаркающие шаги. Зазвенели ключи, и Игорь еле успел отойти, прежде чем дверь распахнули. На пороге стоял заспанный, кое-как продравший покрасневшие глаза, Носатов. В измятом врачебном халате, он молча смотрел на пошатывающегося, измызганного кровью, вожатого. Морщины на лице мужчины прорезались еще глубже, когда доктор тяжело вздохнул.

Отойдя с прохода, со вселенской усталостью в голосе, Валентин пробормотал:

— Даже спрашивать не буду.