Дружба — дело непростое, это Олег усвоил ещё с детства, благодаря Серому. В дружбе нужно делать очень много всего, стараться, чтобы твой самый близкий друг оставался доволен, и ещё успевать выбивать зубы и пересчитывать рёбра тем, кто смеет называть ваши высокие отношения как-то иначе. Хлопотно, одним словом, но Олег не жаловался — в конце концов, слушать его нытьё на эту тему всё равно никто не стал бы.
Так или иначе, своё всё более регулярное общение с Кризалисом Олег бы точно дружбой не назвал. Во-первых, они были слишком мало знакомы, пусть и, как выяснилось, жили теперь в одном районе. Во-вторых, Серый бы точно взвился, услышь он, что у Олега вдруг откуда-то взялись друзья: ему что, мало своего единственного и неповторимого Друга Детства?
А в-третьих, встречи Олега с Володей обычно происходили по одному и тому же сценарию: стихийно, не сговариваясь, они оба оказывались на одной крыше и, глядя на ночную Петроградку, молча курили взатяг и синхронно стряхивали в сторону пепел. Изредка один из них произносил что-то вроде:
— Что, твой тоже..?
Второй с пустым взглядом кивал:
— Ага…
И они молчали дальше.
Не особо продуктивное общение, но их вполне устраивало: когда есть о чём вместе помолчать, это бывает куда ценнее общих тем для разговоров.
Иногда, правда, один из них выдавал ещё слов по пять, а то и десять. Не жалобы — так, пространное: “Сегодня вот… опять из-за ремонта”, — или: “А мой снова с крыши — вжух”. Не очень громко, чтобы слышал только собеседник, а то мало ли…
Но сегодня Володю как будто прорвало, Олег даже удивился. Как обычно, они сидели и курили, как в той старой песне “Сплинов” — Волков даже хмыкнул от этой мысли и принялся покачивать ногой в такт музыке, заигравшей в голове. А Володя отчего-то не находил себе места, затягивался как-то нервно, коротко, будто вот-вот собирался что-то сказать, но никак не мог собраться с мыслями. Олег его не торопил, ждал, пока он сам сообразит, что там ему надо.
Наконец Кризалис прочистил горло и хрипло выдохнул короткое:
— Олег.
Волков для приличия выдержал короткую паузу и кивнул в ответ:
— Володя.
Пока что не сильно отличалось от обычного сценария их скупых разговоров.
— Меня тут мой спросил сегодня… Я никак в толк не возьму, к чему он это — может, ты сообразишь?
Это уже было что-то новенькое. Олег себя экспертом по отношениям не считал, в отличие от Серого: тот только и успевал с умным видом раздавать направо и налево советы, от которых у Олега начинали чесаться и ныть все пять шрамов разом. Можно было понять, почему Володя решил обратиться не к Разумовскому: тому как минимум не позволила бы быть беспристрастным их с Поэтом здравая конкуренция на грани взаимной ненависти. Как максимум — Олег и сам предпочёл бы уберечь любого хотя бы относительно здравомыслящего человека от Серёгиного участия в его жизни, тем более личной. Да и, в конце концов, у Володи завязалось это странное приятельство именно с ним, с Олегом. Такое доверие не могло ему не польстить.
Волков затянулся поглубже и кивком дал понять, что готов слушать.
***
В то утро Поэт был не в духе — в смысле ещё сильнее, чем обычно. Он появился на пороге Володиной квартиры без предупреждения, как и всегда, и в ответ на его вопросительный взгляд крайне раздражённым тоном объявил:
— В моём доме протравливают клопов.
“Видать, успешно”, — подумал Володя. — “Вон, самый большой и зелёный уже сбежал”. Вслух он этого, конечно, произносить не стал, дабы не провоцировать скандал на весь день. Кризалис понимал, что Поэт слишком горд для того, чтобы сам озвучить просьбу остаться на пару дней, и потому сам впустил его в квартиру. Даже добавил на всякий случай короткое приглашение, будто для нечисти, которая не войдёт в жилище без разрешения:
— Располагайся.
Расположился Поэт явно охотно, но при этом с таким видом, будто делает этим величайшее одолжение и Володе, и его квартире, и всей Петроградке в целом. За оставшуюся часть утра его скептических взглядов и язвительных комментариев удостоился и минималистичный интерьер, и вид из окна, и выбор продуктов для завтрака, и, конечно, сам Володя — несколько раз. Правда, в какой-то момент идеи, к чему бы прицепиться, стали иссякать, и Поэт ступил на опасную территорию, буквально посягнул на святое.
— Володя, ну сколько можно пускать на стол животное?
Кризалис и прильнувшая к его руке Кошька, которая только что запрыгнула на столешницу, замерли синхронно — как будто оба не сразу поняли, о каком животном речь. Слышать такое от Поэта в целом было странно, учитывая, что сам он был далеко не против общества пушистой любимицы, пусть и проявлял к ней внимание, только убедившись, что Володя не видит — как он думал. Но, видимо, день у него настолько не задался, что в ход пошли самые абсурдные придирки.
— Она всегда по столу ходит, как ты ей запретишь? — Володя почесал Кошьку за мягким ушком. — Скажи ещё на постель её не пускать.
— И сказал бы! — лишь сильнее взвился Поэт. — Но что толку? Ты же её чуть ли не в пятую точку целуешь!
Володе вдруг стало до ужаса смешно, и он не выдержал, фыркнул в пушистую шёрстку на кошачьем загривке:
— Тогда, получается, косвенно ты тоже её туда целуешь. Со мной в качестве посредника.
Цвет лица Поэта мгновенно приблизился к его любимому оттенку в одежде. Он пару раз раскрыл рот, чтобы тут же захлопнуть его обратно, и лишь на третий нашёлся с ответом. Скривившись, он прошипел:
— Ох, Володя… Тогда надеюсь, ты хотя бы не целовал этого… Волкова!
***
— …Так я и не понял, что он имел в виду — может, ты подскажешь?
Глядя на растерянного Володю, Олег даже порадовался, что обычно они не вели светских бесед и можно было привычно помолчать, обдумывая ответ. К Поэту он тёплых чувств не питал, особенно после происшествия в музее, а вот Володе даже хотелось посочувствовать. И Волков наверняка поддался бы угрызениям совести, не расстанься он с ней уже очень давно — примерно одновременно с потерей кое-чего не менее бесполезного, что теряется только один раз, и тоже не без участия Серого.
Полёт мысли Поэта он, к собственному удивлению, уловил сразу же и едва не гыгыкнул вслух — сдержался усилием воли в последний момент. Со стороны можно было заметить в уголках его губ только намёк на маленькую, едва заметную ухмылку — и ту было почти невозможно распознать. По крайней мере, в мире было крайне мало людей, которые хоть раз её видели и остались после этого в живых.
Перспектива опозорить Поэта мгновенно трансформировалась в мозгу Олега в идеальный подарок для Серого, который пришёлся бы весьма кстати: впереди как раз маячила годовщина их знакомства. Четверть века с момента, как их столкнула судьба — не хухры-мухры, по такому случаю требовалось что-то посолиднее, чем банальный ужин при свечах с продолжением в виде массажа заклинивающего плеча. А тут такой джекпот! Не иначе снова сработала Олегова вывернутая удача.
Однако, как прирождённый стратег, Волков не спешил праздновать победу, пока она не окажется у него в руках. Взвесив все за и против, он решил, что Володю ждёт выволочка в любом случае, просто за сам факт его существования, а вот шанс так ублажить Серого выпадает раз в… да почти никогда, считай. Да и с Серым, в отличие от Володи, их связывает столько лет удивительно крепкой невероятно мужской несомненно дружбы. Словом, выбор оказался однозначный.
Олег невзначай притушил дотлевшую сигарету о крышу, сплюнул в сторону и отправил бычок в полёт.
— Володь, без обид.
— А? — Тот даже перевести взгляд на Олега не успел, когда его притянули за грудки и заткнули смачным, по-приятельски крепким поцелуем.
Ужас, промелькнувший в глазах Кризалиса, был сравним только с восторгом в глазах Серёжи, когда тот услышал о произошедшем. Олег вернулся домой в крайне благостном расположении духа и с порога объявил:
— Серый, у меня для тебя охренительно хорошая новость!
— Неужто Поэт помер? — оживился Разумовский, тут же выглянув в бесконечный коридор их громадной квартиры.
Олег криво ощерился:
— Лучше.
— Гром что ли? — Серый нетерпеливо засучил ногами и даже отвлёкся от любования собой в полный рост перед зеркалом.
— Ещё лучше.
— Оба в один день? Это ж сразу два модных лука нужно, чтобы на похоронах не повториться!
Олег едва успел поймать его по пути к гардеробной и, отведя в сторонку, негромко и обстоятельно пересказал суть их с Володей беседы и её итог. По мере его рассказа злорадные огоньки в глазах Серого разгорались всё сильнее.
— В общем, это тебе на нашу годовщину, — чрезвычайно довольный собой, заключил Волков и, слегка смутившись, потупил взгляд. Всё-таки было немного боязно: как Серый вообще отреагирует на новость о том, что он чмокнул кого-то другого, пусть и исключительно для дела?
Разумовский, однако, пришёл от идеи косвенного поцелуя в задницу от Поэта в восторг и буквально растаял:
— Волч… Какой ты у меня всё-таки романтик! Это даже лучше, чем двойные похороны! — Он повис на Олеговой шее и недвусмысленно прильнул к нему всем телом. — Приятнее, чем одеваться для них, может быть только раздеваться для тебя…
Покаяние оказалось успешным: Серый даже не разозлился за поцелуй на стороне, раз он привёл к такому результату. И всё-таки Олег просчитался, утратил бдительность, решив, будто цель достигнута и можно расслабиться.
Они были уже на полпути к фиолетовой кровати и самозабвенно целовались, когда Серый, у которого, как назло, мозг не прекращал работать на полную даже в такие моменты, вдруг резко упёрся ладонями Олегу в грудь и заставил остановиться. Голубые глаза блеснули угрожающей золотистой поволокой — Волков даже грешным делом подумал, не то ли это самое, о чём он даже заикаться опасался ещё с событий в Сибири.
— Погоди-ка… Это если он — меня, то и…
***
На ночной крыше было холодно.
Сигареты от этого не особо спасали, но Олег всё равно упрямо смолил одну за одной, просто чтобы чем-то занять руки и свой дурной рот, который сегодня почему-то действовал раньше, чем успевала подумать голова.
— И надолго он тебя выгнал? — флегматично поинтересовался уже отошедший от сегодняшнего шока Володя.
Волков пожал плечами:
— Перебесится пару дней, не впервой. — Он протянул Володе свою же сигарету, и тот затянулся, кивнул в знак благодарности. Теперь уже им обоим терять было нечего. — А твой тебя?..
Своё недоумение по поводу того, что Кризалиса вытурили из его собственной квартиры, он решил не озвучивать.
— Пока клопов не протравят, — глубокомысленно изрёк Володя, и Олег предусмотрительно не стал допытываться.
Притихший на ночь город потихоньку оживал, начинался новый день. Докуривая их с Володей общую сигарету, Олег решил: надо предложить бедолаге убежище в своей машине. Это будет достойный поступок для виновника произошедшего, настоящего мужика… и хорошего друга.