— Коллеги, мы выжили!..

— Ух, аж не верится…

Гарик разделял их чувства, но не нашел сил и слов, чтобы это озвучить.

Родители уже разъезжались, но музыка продолжала играть, ребята делились друг с другом вкусняшками, которые им навезли родные. Не было похоже, что праздник кончится в один миг, хотя общее настроение изменилось, как будто бы все вымотались и ушли в себя, в свои мысли.

Больше всего вожатые и воспитатели боялись наездов. Вот сейчас дети нажалуются, родители, не успев разобраться и узнать всех фактов, устроят скандал — и все. А что «все», цмок его знает, кажется, сама возможность конфликта уже парализовала многих, особенно более младших коллег Гарика.

Те же Олег и Марк, к примеру, не парились вообще. С их отрядом — самым старшим здесь — все было ровно наоборот: это подростки боялись, что родителям понарасскажут про их выкрутасы, так что вели себя, как шелковые, помогали с организацией праздника и всячески подлизывались.

Некоторых малявочек забрали домой, но вроде как по безобидным причинам: просто детишки устали и соскучились по дому, и, когда увидели своих, эти чувства полностью их захватили.

Перед праздником Гарик и Рома загонялись каждый по-своему.

Рома внезапно мутировал в Глафиру, сделался нервным и тревожным контролером, хотел показать, что их отряд — самый лучший, самый сплоченный, самый талантливый. Поучаствовать должны были все без исключения (что неправда). Тем, кто не мог как-то продемонстрировать свой талант на сцене, Рома написал комедийные скетчи, а потом гонял, чтоб тренировали подачу.

Многие шутки Гарик уже слышал, Рома выступал с ними со своей командой в университете, так что материал уже частично был обкатанным и проверенным.

Гарик же скорее меланхолил. Несколько раз ловил себя на мысли, что будь он здесь ребенком, к нему никто бы не приехал, никто бы не привез вкусняшки, чистую сменную одежду или заряженные батарейки для фотоаппарата (лужа его, кстати, не убила, а вот отсутствие зарядки — да).

Он боялся, что кто-то из ребят может разделить подобную судьбу, остаться в родительский день в одиночестве. Что тогда сказать? Как утешить? Сможет ли сам Гарик справиться со сложными чувствами?..

Обошлось. Если не родители, то дяди-тети, дедушки-бабушки, старшие братья-сестры, но одним на этой обочине жизни не остался никто.

— Игорь Евгеньевич?

— Привет, Дим, — хотя Гарик удивился, но старался не подать вида.

Последние пару дней Дима его избегал, общался односложно, стал тише прежнего, хотя казалось, куда уж.

И вот он здесь. Выждал момент, когда рядом с Гариком никого не было, и подошел сам.

Дима жевал нижнюю губу и долго смотрел на свои кроссовки, явно не решаясь поднять взгляд и какую-то тему.

— Ты как? — спросил Гарик, надеясь добавить в беседу непринужденности. — Кто к тебе приезжал?

Он уже знал, что к Диме приезжала мама, Гарик даже успел перекинуться с ней парой слов, и рассказать ей, какой у нее хороший сын: ответственный, самостоятельный и отзывчивый.

Дима дернул уголками губ.

— Мама, — ответил он. — Поболтал с ней, и сразу легче стало.

— А было… тяжко?

Дима пожал плечами.

— Ну, так, — уныло отозвался он. — Скорее, нервно.

Хотя Гарик считал, что простым разговором можно решить процентов восемьдесят проблем, вести такие беседы он не умел.

С другой стороны, раньше он вообще убегал и прятался по чердакам, едва на горизонте начинали маячить какие-то эмоционально-заряженные разборки, где нельзя было драться и обзываться.

Так что прогресс есть.

— Это… из-за нашего разговора? — прямо спросил Гарик.

Он сел на скамейку и похлопал по ней, приглашая Диму.

— Из-за него тоже, — кивнул Дима, опустившись рядом. — В основном, конечно, Сема чудит…

Гарик усмехнулся.

— Я не хотел… не знаю, как-то задеть или напугать тебя, — сказал он. — Просто некоторые ребята стали замечать, что вы куда-то вместе пропадаете, и как-то… ну, ты понял.

Дима сунул руки в карманы своей жилетки и вытянул ноги, громко чиркнув подошвами по земле.

— Да я… — хрипло начал он, а потом прокашлялся, — я не из-за этого расстроился. Вернее… аргх, не знаю, как объяснить!

Гарик дал ему время подумать, чтобы Дима сформулировал мысль, сосредоточился на музыке.

Из проигрывателя наконец-то вытащили кассету с «Фабрикой звезд» и поставили что-то ближе к року.

Ей-богу, он сам уже скоро потеряет и корни, и берега, и заплачет желтыми листами, и красными слезами, и чем-то там еще!

— Думаю, я перенервничал и немного не так воспринял… э-э, вашу подсказку, — наконец-то подал голос Дима. — Мне почему-то показалось, что вы то ли осуждаете меня, то ли хотите, чтоб я зашился под плинтус и не отсвечивал.

— Нет. Точно нет, Дим.

— Угум, мама так и сказала.

Вот это поворот!

— Она знает?

Димка кивнул. Было видно, что как только речь зашла о маме, он расслабился и смягчился.

— Это здорово, — улыбнулся Гарик.

— Да. Я знаю, что не всем так везет, — вздохнул он. — В общем, я… просто я впервые встретил кого-то, похожего на меня, понимаете? Ну, из взрослых…

— А этот кто-то как будто сказал тебе не высовываться, — догадался Гарик. — Что ж, могу понять, почему тебя это расстроило...

Дима пожал плечами.

— Сначала я воспринял это так, да.

— Я указал на это, потому что… ну, я же не знаю, какие у вас планы, правда? Насколько вы готовы открыться, насколько устойчивы, чтобы справляться с какими-то штуками, насколько вы там в согласии сами с собой, и… все такое, — неловко закончил свою мысль он.

— Ну, а я указал, потому что был зол, — мрачно сообщил Дима.

Гарик фыркнул.

— А как ты… в смысле, где я палюсь?

Гарик помнил один случай, когда он задремал у озера и положил голову Ромке на плечо. Там точно есть место для трактовок. Но вдруг было что-то еще, а он не осознавал, насколько это заметно со стороны?

Дима опять стал шоркать ногами по земле.

— Честно говоря, я долго сомневался насчет вас. Мне казалось, что это я сам уже додумываю и вижу то, чего нет, — рассказал Дима и, немного помолчав, добавил: — А вот с Романом Артуровичем все было очевидно с первых дней.

Гарик сглотнул и выкатил глаза.

Сердце на миг застыло, а потом забарабанило, как ливень по этой дурацкой железке снаружи окна, которая хер знает как называется.

Хорошо, что они с Димой говорили, избегая зрительного контакта, пялились в основном на кусты, сосны и то, как дети или вожатые ходят по территории между этих кустов и сосен.

Рома… что?!

Да ну нет!

Может, Гарик просто не так понял? И на самом деле Диме сразу стало очевидно, что Роман Артурович — самый натуральный натурал?

— Он вас приобнимает постоянно, за руки хватает, — продолжил Дима. — А когда шутит, то первым делом смотрит на вас. Как будто бы ему важно, чтобы именно вы улыбнулись и посмеялись.

В это не хотелось верить.

Потому что если Дима ошибся и неправильно интерпретировал обычную дружескую тактильность, Гарику будет очень больно вытаскивать из себя осколки разбитой надежды…

— Сердце раздавит на дне…

— Понятно, — ответил Гарик.

— …океана.

— Дим, договорим потом, ладно? Забыл кое-что…

— Как песок сквозь пальцы…

Дима не успел ничего ответить.

— Что же будет дальше…

Но Гарик предполагал, что опять услышит что-то вроде: «Палитесь, Игорь Евгеньевич».

Это не имело значение. Важно было разыскать Рому.

Сейчас.

— Падает с неба звезда…

Или никогда.

— …и гаснет в море.

Хоть это были недолгие поиски, но Гарик успел запыхаться, пока носился от одной группки к другой, высматривая одного-единственного человека.

Рома обнаружился за верандой. Они прятались от детей тут, когда им нужна была передышка и хотя бы несколько минут тишины.

— Гар! — восторженным шепотом воскликнул он и тут же приложил палец к губам.

Гарик шумно выдохнул и кивнул.

Сердце опять разогналось, выбивая изнутри грудную клетку.

— Отлив, — выдавил Гарик.  

— А?

— Да так, слово вспомнил…

Рома усмехнулся и прислонился спиной к кирпичной стенке.  

— Вроде нормально прошло все, а? — спросил он, — Я боялся, что…

Но Гарик не собирался говорить про праздник, про родителей, про атмосферу, про то, как все круто прошло, и как все катились со смеху из-за комедийных скетчей.

— Ром? Я устал.

— Не, ну день и правда пиздец, дружище…

— Не от праздника, — пояснил Гарик. — От неизвестности.

— Неизвестности? — улыбнулся Рома, высоко подняв брови.

Хватило одного слова, чтобы прогнать эту улыбку:  

— Дача.

Взгляд Ромы совершенно остекленел, он почти не моргал, и, хотя смотрел прямо на Гарика, вероятнее всего, уже не видел его перед собой.

— Я… мне не нужен суперсформулированный ответ прямо здесь и сейчас, — проглотив ком в горле, добавил Гарик, — но я больше не могу делать вид, что ничего не было. Потому что… потому что это было, Ром.

И хватило одного слова, чтобы шторм, бушующий в его душе, успокоился.

— Было, — сиплым голосом произнес Рома, опустив взгляд.

Гарик прикрыл глаза и вздохнул с долгожданным облегчением.

Вот оно, признание. Он не сумасшедший, он ничего не выдумал. В этом ебучем пьяном помешательстве участвовали двое.

— Я не знаю, Гар…

Гарик открыл глаза и уставился на Рому.

— Чего не знаешь? — шепотом спросил он.

— Не знаю, как это объяснить…

Гарик сделал несколько шагов, приблизившись к Роме почти вплотную.

— У тебя было очень херовое лето, — начал он, — ты чувствовал себя обманутым и брошенным…

Он видел, как сильно Рома сжал челюсть, но продолжил говорить:

— … и все вокруг говорили, какая она молодец, что выбралась и уехала. Потому что да, Гланя и правда молодец, умница и заслуживает всего лучшего…

— Гар…

Гарик положил руку на запястье Ромы.

— Но и ты заслуживаешь бережного отношения. Ты заслуживаешь того, чтобы тебя посвящали в планы. Заслуживаешь честности и открытости. Заслуживаешь, чтобы с тобой считались…

— Игорь, хватит! — попросил Рома и схватился за переносицу, отбросив руку Гарика. — А то щаз разревусь…

Форма имени, которую Рома никогда не использовал — почти как отрезвляющая пощечина.

— Ну и реви, — обиженно проворчал Гарик. — Вместе поревем. В первый раз, что ли?..

Ромка то ли всхлипнул, то ли усмехнулся — его ладонь заслонила пол-лица, не было понятно.

— Можно подумать, я охуеть как умею справляться со сложными чувствами, Ром. Да у любого фляга бы засвистела на твоем месте!

— Угум…

Черт, кажется, он все-таки довел Рому до слез, и теперь надо было…

— Спасибо, Гар.

Ну, или нет…

Все прошло не так, как ожидал Гарик, хотя, по правде, времени не хватило, чтобы какие-то яркие и подробные ожидания успели сформироваться.

Он поднял руки и провел по плечам Ромы, словно пытался согреть.

— Мне не нужны сразу все ответы, — повторил Гарик, — но давай перестанем делать вид, что…

— Ладно, — Ромка кивнул и шумно выдохнул, как перед прыжком с крыши одного гаража на другой. — Но в целом… в целом ты уже и так все понял правильно.

Он громко сглотнул, его нижняя губа задрожала.

— Это и правда был пиздец, — подтвердил Гарик. — Я люблю нашу Гланю, но…

— Да там… там не только из-за нее, — простонал Рома. — Просто как-то навалилось все, не знаю…

Гарик не выдержал и сдавил его в объятьях, надеясь, что это даст Роме больше тепла, чем слова, которые никак не получалось подобрать.

— Спасибо, Гар, — произнес Рома, обняв его в ответ. — Я… пиздец. Спасибо.

Уже и не так важно, чего это Рому замкнуло на том пруду, и он полез к Гарику целоваться.

Хотел ли он отомстить и поставить точку?

Хотел ли он тепла и любви?

Хотел ли почувствовать что-то кроме гнетущего одиночества?

— Я боялся, что… что не смогу объяснить, — выдохнул Рома.

От прикосновения теплого воздуха к шее у Гарика по спине поползли мурашки.

— Но… Гар, ты, блин, все равно как-то понял.

Гарик чуть отстранился, чтобы посмотреть Роме в глаза. В темноте вечера цвет радужки почти не читался.

— Ну, у меня было много времени на размышления.

Ромка фыркнул.

— Прости за это.

— Угум.

Где-то там резко выключилась музыка. Без замедления, без затихания, просто так, посреди песни.

Вечеринка кончилась.

— И… и что дальше? — спросил Рома.

— Укладывать наших гусяток спать? — пошутил Гарик, хотя знал, что вопрос был о другом.

— Ну, это — после.

Гарик нахмурился.

— После чего?

— После этого…

Рома улыбнулся и протянул руку к лицу Гарика. Поднял очки, зачесав ими пряди назад, погладил по щеке, а потом мягко взял за подбородок.

— Можно? — одними губами спросил Рома.

Гарик не стал тратить время на слова, сам потянулся вперед.

Теплые пальцы соскользнули вниз по его шее, когда Гарик прижался губами ко рту Ромы, коснулись ключицы, а потом ворота футболки.

Этот поцелуй не был похож на предыдущий.

Никто не пытался забыться и потеряться в нем, никто не хотел убежать от реальности.

Наоборот, Гарик чувствовал, что и он, и Рома — оба хотят быть здесь и сейчас.

А здесь и сейчас не было идеальным.

Здесь и сейчас их еще терзали изнутри сложные эмоции.

Здесь и сейчас шастали другие люди, которые могли зайти за веранду в любой момент.

Здесь и сейчас нужно идти и укладывать спать двадцать девять штук подростков.

Гарик с сожалением разорвал поцелуй и чуть отошел от Ромки назад, услышав чьи-то шаркающие шаги.

— О, мальчики! — воскликнул Альберт Даниилович. — Нашлись!

Гарик горько усмехнулся из-за всех сил стараясь не закатить глаза.

Рома взял переговоры на себя:

— Не знал, что мы терялись, Даниилович!

— А речь и не о пространстве, мой мальчик, — Альберт Даниилович подмигнул, как будто бы точно знал, что здесь только что произошло.

Черт, неужели они настолько палятся?..

Этого Гарик не знал, как и не знал того, что ждет их дальше, не знал, куда все придет, не знал, куда они вырулят.

Зато он узнал, что та надпись на стене заброшки, где они лазили в старших классах, не соврала.

Ромка Ласков очень ласков.