Ноги скользили на мокрой траве и норовили подогнуться. Упругие струи ливня, точно росчерки неутомимого хлыста, секли кожу под аккомпанемент напряжённо вздрагивающего громовыми разрядами неба. Лань Чжань самозабвенно продирался сквозь чащу, изо всех сил пытаясь настигнуть размытый дымкой дождя силуэт Вэй Ина, но расстояние между ними продолжало увеличиваться, повергая душу в хаос отчаянья.
Негодник смеялся и призывал поднажать. Моментами и вправду, чудилось, осталось совсем немного и Лань Чжань вот-вот настигнет его, но руки каждый раз хватали пустоту, а желанная фигура возникала поодаль.
— Вэй Ин!
Выдавая непозволительные чувства, имя соскакивало с губ и, приглушённое шелестом барабанящих капель, растворялось, как и призрачный образ парня, занозой проворачивающийся в сердце.
— Вэй Ин, вернись со мной в Гусу!
— Нет!
— Прошу!
— Нет!
— Пожалуйста!
— Нет!
Оклики перетекали в просьбы, а просьбы в мольбы, но и то и другое оставалось без ответа. Вэй Ин невесомой тенью терялся в выцветшей туманной дали. Холод нестихающего дождя пробирал до костей. Веки Лань Чжаня, сдерживая слёзы, горели, будто их прижгли раскалённым железом. Безысходность положения отравляла душу, наполняла бессильной яростью и вынуждала паниковать. Он ничего не мог изменить и от этого больше всего страдал.
Лик Вэй Ина наконец совсем побледнел и полностью слился с серой стеной непогоды, оставив Лань Чжаня блуждать в одиночестве. Шум дождя поглотил всхлипы рыданий, рвущихся из груди. Последовал звук падения коленями в мокрую траву, но влажную не от воды — от крови.
— Вэй Ин! — взвыл в неизвестность Лань Чжань, словно в этот миг заглянул в собственное будущее. — Я люблю тебя!
— Поздно! Уходи! Убирайся! — прерывисто пульсировало эхо.
— Дай мне шанс!
— Проваливай! Проваливай! Проваливай!
Хлопок молнии. Рокот грома. Лань Чжань подскочил в ледяном поту и уставился в очертания до боли знакомой цзинши. Сердце надсадно частило. В области груди отчётливо давило печалью. Тишину рощи вокруг дома, всё ещё затянутую рассветными сумерками, вновь и вновь прорывали световые вспышки, разрубали удары грома и обрушившиеся на землю потоки ливня, отчего Лань Чжаню на миг померещилось, что сон продолжается, и волоски на теле непроизвольно встали дыбом.
— Вэй Ин… — Лань Чжань потёр глаза, отбросил одеяло и спустил ноги на пол.
Сон слетел окончательно, хотя длился всего ничего. Последние месяцы Лань Чжаню удавалось заснуть лишь далеко за полночь. Бессонница стала давним и весьма верным его спутником. Смысла снова пытаться уснуть он не видел — даже если получится, призраки прошлого не отступят. Он снова увидит бесконечно повторяющуюся панораму — окутанный неясной угрозой Вэй Ин, до которого не дотянуться, которого не дозваться и которого не спасти.
Лань Чжань и сам не понимал, что именно порождало ощущение зреющей опасности, ведь на деле явных предпосылок к ней не прослеживалось, хотя после уничтожения Ордена Цишань Вэнь, приближенного заслугами ступившего на Тёмный Путь Вэй Ина, многие прочили юноше незавидную долю. Самым распространённым явлением, сопутствующим освоению инструментов тьмы, считалось разрушение духа и тела. Герой из Юньмэна, выживший после издевательств Вэнь Чао и падения на скалы Могильных Холмов, пока ничем не подтверждал признаков утраты контроля, тем не менее повсеместно встречал порицание бывших соратников в борьбе против узурпатора Вэнь Жоханя. Их пугал размах прибывающих сил Вэй Ина и его неукротимый нрав. Но более прочего мир заклинателей страшился созданного им беспрецедентно могущественного артефакта, открывающего дорогу к управлению тёмной ци во всех её проявлениях, а следовательно, к власти над живыми и мёртвыми.
В свои девятнадцать лет Вэй Ин, пойдя против правил и устоев большинства, встал на одну ступень с легендарными прославленными личностями, чьи имена увековечили летописи и предания. Помыслы глав кланов и старейшин, освободившихся от Вэнь Жоханя, вновь сосредоточились на возвеличивании собственных достижений и личного процветания. В такой ситуации непременно нужен новый враг для сплочённости и самоутверждения, и взоры самых рьяных и беспринципных устремились к юному, попирающему законы мироздания заклинателю, которого не удавалось подчинить или использовать.
Вэй Ин будто намеренно бросал вызов всем власть имущим: делал наперекор их ожиданиям, открыто демонстрировал непревзойдённые таланты, свободомыслие и самостоятельность, что шло в разрез с планами его вчерашних братьев по оружию. На деле после Аннигиляции Солнца Вэй Ин питал равнодушие к устремлениям взявшихся делить мир орденов. Его часто видели в питейных домах Юньмэна в обществе красавиц сверхъестественного происхождения, гуляющим с ними же в лесах вблизи Пристани Лотоса либо праздно катающимся на лодке по живописным озерам. Но даже эта явная незаинтересованность в гонке за превосходство внушала завистникам подозрения и давала жизнь жутким слухам, которые в свою очередь заставляли всё чаще упоминать Вэй Ина на собраниях кланов в откровенно негативном ключе.
Тяготясь дурными предчувствиями, Лань Чжань не единожды собирался отправиться в Юньмэн и поговорить с ним по душам, предостеречь и вновь пригласить в Гусу, но в самый последний момент давал слабину и отказывался от этой идеи. Причиной тому являлись, конечно же, одолевшие его чувства. У них с Вэй Ином за плечами было не самое безоблачное прошлое. Они не ладили и сталкивались лбами с первого дня знакомства.
Лань Чжаню понадобилось несколько лет, чтобы осознать, почему Вэй Ин так глубоко волновал его, и принять свою одержимость им. Клан Лань чтил чистоту, благонравие и скромность, но не поощрял проявление сильных чувств, поэтому не приобщал своих членов к их осмыслению и правильному выражению. Особенности натуры и воспитания давным-давно загнали эмоции младшего Нефрита под личину внешней невозмутимости. В юности, когда Вэй Ину всё-таки удавалось добиться от него бурных реакций на свои выпады и издёвки, это, как правило, были болезненные и яростные порывы, срабатывающие им обоим во вред. Оглядываясь назад, Лань Чжань понимал, что гневом маскировал уязвимость, ведь уже тогда потерял голову от любви. Вэй Ин не мог этого знать, и способа сказать ему об этом, не обнажив истинного отношения, Лань Чжань не видел, поэтому былое довлело над их впечатлениями друг о друге, кидая тень на настоящее.
Годы значимо преобразили Вэй Ина. Он обрёл себя в тёмных практиках и изменился почти до неузнаваемости. Лишь редкие проблески прежнего задора в его глазах напоминали того неугомонного солнечного юношу, что пререкался и ссорился с Лань Чжанем в библиотеке Облачных Глубин, сражался вместе с ним с Бездонным Омутом на озере Билин и с черепахой-губительницей в пещере горы Муси. Те далёкие воспоминания ныне представлялись не то снами, не то фантазиями.
Лань Чжань накрыл запястьями веки и обнаружил, что они мокрые. Война каждому из них подкинула шрамов и заставила резко повзрослеть. Но страхи и переживания Лань Чжаня выходили далеко за грани их боевого крещения кровью и утратами. Чувство к Вэй Ину возникло и укоренилось давно, но значительно позже начало обретать настоящую осознанность. Лань Чжань полюбил его так сильно, что не представлял себя больше ни с кем. Трагедия заключалась в том, что Вэй Ин не выказывал черт, присущих «обрезанным рукавам». Его внимание всегда тянулось в сторону хорошеньких девушек, а заинтересованность в Нефрите сводилась к шуткам и поддразниваниям, и это более всего ранило последнего и мешало открыть виновнику его терзаний сердце.
— Трус! — не впервые нарекал себя Лань Чжань, но как бы это определение ни жалило и ни горчило, раз за разом беседа с Вэй Ином всё откладывалась и откладывалась.
Что толку обнажать перед ним столь постыдную тайну, если ему побоку парни? Дать лишний повод для пересудов, насмешек и иронии? Они никогда не были по-настоящему близки. Признаться Вэй Ину в любви, означало бы в лучшем случае напугать его и оттолкнуть, в худшем — вызвать отвращение и отстранённость. Именно таким Нефрит видел итог попытки исповедаться, а потому избегал этого как огня.
Продолжая терзаться, Лань Чжань встал с постели и, набросив верхнюю одежду, собрался готовить воду для купания. Спустя несколько часов заклинателей ждала облава на нечисть на горе Байфэн, организованная кланом Цзинь в честь воцарения мира — грандиозное событие, которое нельзя было пропустить. Делегацию из Облачных Глубин предстояло возглавить Ванцзи и Сичэню. Лань Чжань предполагал, что Вэй Ин тоже там появится в числе свиты молодого главы клана Цзян, и от одной этой мысли сердце заходилось как сумасшедшее.
Размышления о предстоящей встрече омрачили и вымотали Лань Чжаня ещё больше. Невзирая на дождь, он передумал омываться в доме и отправился к Холодным Источникам. Облик безучастного и безразличного ко всему молчуна снискал второму господину клана Лань славу человека, никогда не теряющего над собой контроль. Он действительно с малых лет научился быть непроницаемым для людских взоров, но это не отменяло кипящих внутри стихий, а оставаться с виду хладнокровным, когда охвачен бурей, отнюдь не просто.
Лань Чжань нечасто предавался самоудовлетворению вне стен своей спальни и к тому же в студёной воде, однако образ Вэй Ина из сна и волнение, порождённое предвкушением встречи, побуждало тело изнывать и гореть. Густой туман, нахлынувший сразу за отшумевшим дождём, заволок пространство у Холодных Источников непроглядной пеленой. Выбравшись на пологий, гладкий валун, Лань Чжань вытянулся на нём, крепко зажмурив глаза, и безотчётно коснулся начавшего оживать члена. Вэй Ин стоял перед глазами — недостижимый, провоцирующий и влекущий. Его лучистый взгляд и гипнотизирующая улыбка переворачивали в Лань Чжане душу, а сейчас, ко всему прочему, бередили ещё и похоть.
Ладонь бессознательно потянулась к груди, скользнула по ставшим очень чувствительными соскам. Пальцы принялись тереть их, мять и сжимать, превращая нужду в удовлетворении в непреодолимую необходимость. До рокового столкновения с Вэй Ином на стене резиденции юный Лань Чжань не знал доподлинно, что означает плотское желание — его физические потребности проявлялись типично для людей его возраста, но зацикленности на них, свойственной большинству подростков мужского пола, он не испытывал. Вэй Ин разбудил в нём неутолимую жажду, лишь растущую вместе с тем, как с годами потенциал и темперамент Нефрита обретали истинный размах.
Низ живота сладко ныл от притока крови к растягивающемуся и обретающему объём естеству. Лань Чжаня окатило прибоем неги и тепла. Он крепко обхватил подёргивающийся массивный ствол и закусил нижнюю губу. Лань Чжань привык подавлять стоны, мастурбируя, но сердцебиение и дыхание всегда явственно выдавали величину терзающего его исступления. Огладив член, пальцы устремились к мошонке, слегка сдавливая, поглаживая и массируя нежную кожу.
От хлынувшего в кровь удовольствия сводило скулы, простреливало огнём вдоль позвоночника. Слегка поджав и разведя ноги, Лань Чжань бегло коснулся ануса. Ягодицы мгновенно поджались. Нервные окончания ошпарило очередным острым импульсом. Было не сосчитать раз, когда Нефрит фантазировал, как занимается любовью с Вэй Ином — распаляет его, ласкает множеством способов, овладевает им во всевозможных местах и позах. Как вёл бы себя Вэй Ин, будь они парой? Как ощущалось бы его тело? Что ему нравится в постели?
Природа наделила Лань Чжаня на редкость выдающимся размером достоинства. Иной мужчина возгордился бы подобным везением, но Нефрит мыслил нестандартно. Его тяготило собственное отличие, так как даже предположение о близости окрашивалось опасениями, что подобное орудие непременно приведёт к боли принимающего. Впрочем, Лань Чжань всерьёз верил, что останется до конца своих дней девственником, ведь для него существовал лишь один человек, с которым он мечтал возлечь.
Проглотив теснящий грудь стон, не размыкая стыдливо стиснутых в угаре томления век, Лань Чжань сунул два пальца в рот и начал жадно посасывать их, представив что они принадлежат Вэй Ину. Он бы сделал всё для него, исполнил любую прихоть, любой каприз. Вэй Ин никогда не шёл из мыслей. Он струился лавой под кожей. Звучал чарующей музыкой в окружающем пространстве. Им Лань Чжань дышал. С ним на уме засыпал и просыпался.
Хмелея от зашкаливающего возбуждения, Нефрит грубо дрочил возбуждённый член, но в какой-то момент этого стало мало. В до отказа распахнутых глазах отразилась нависающая над водоёмом мгла. Задыхаясь, Лань Чжань резко перевернулся и встал на четвереньки. Колени больно упирались в камень, но это неудобство ничего не решало. Пик маячил близко, только никак не наступал. Лань Чжань хотел излиться — оборвать поток грёз, которым не суждено было сбыться. Он прогнулся в пояснице, расставив колени шире. Смоченные слюной пальцы огладили туго сомкнутые мышцы заднего прохода. Лань Чжань попытался вообразить, как берёт в этом положении Вэй Ина — его движения под собой, возгласы и жар тела.
Склонив голову, Лань Чжань вонзил зубы в предплечье и резко послал пальцы внутрь, претерпевая вспышку боли, сопровождающуюся собственным злым шипением. Нутро мучительно принимало вторжение, но Лань Чжань его не прервал, лишь перенёс упор на плечо, усиленно водя кулаком по члену, тогда как пальцы другой руки продолжали грубовато таранить неразработанный проход.
Напряжение в чреслах стремительно достигло предела. Ещё немного, ещё…
— Вэй Ин, — шумный вздох перерос в низкий стон.
Семя, выстрелив между пальцами, горячо окропило грудь. Придавленный грузом не то наслаждения, не то безысходности, Лань Чжань тяжело осел на бок, упираясь лбом в недружелюбную каменную твердь. К глазам прилила слепящая влага. Распалённые мышцы, хаотично сокращаясь, давили на пальцы, словно пытались вытолкнуть прочь. Лань Чжань торопливо вынул их, морщась от дискомфорта. Болезненные ощущения во время предстоящей облавы ему были обеспечены, но спутанные мысли после оргазма немного прояснились.
Скрыв тоску под накидкой пристойности и бесстрастия, спустя несколько часов Лань Чжань в сопровождении брата, дяди и старейшин отправился к пику Байфэн.