Люциуса вызвали в капитанскую каюту; это могло означать что-то либо плохое, либо очень плохое… Когда такое случилось в последний раз, он оказался лицом к лицу с Черной Бородой, который поинтересовался, нравится ли он Стиду. “Нет, правда, выскажи свое честное мнение”, – произнес он, при этом рассеянно поигрывая ножом, что вдохновляло исключительно на утвердительный ответ.
Безусловно, капитану он нравился. Но даже если бы и нет, Люциус бы об этом умолчал.
Когда он явился на этот раз, Стид радостно хлопнул в ладоши.
– О, Люциус, вот и ты! – Люциус бы поставил здесь целых три восклицательных знака, если бы его попросили стенографировать эту встречу. Это намекало скорее на “что-то очень плохое”, особенно с учетом того, что Черная Борода тоже находился в каюте, сидел на софе и сердито глазел. Господи боже. Нет, он оказался мужиком, конечно, куда более душевным, чем навевали легенды, но вот сердито буравить взглядом еще как умел.
– Вот и я, – ответил Люциус. Про себя он молился, чтобы его вызвали не для того, чтобы уладить очередной спор этих двоих по идиотскому поводу, который добавился бы к цепочке из таких хитов, как “правда ли у лошадей богатый внутренний мир” (возможно), “стоит ли опробовать этот безумный рецепт пирожных” (определенно нет) или “правда же, Эду идут забранные наверх волосы” (да, но не сказать, чтобы ему самому это нравилось).
– Люциус, можешь поверить, что с Эда никогда не писали портрет?! – спросил Стид, и Люциус изо всех сил постарался не закатить глаза, потому что ну разумеется, не писали.
– В смысле, помимо листовок “разыскивается”, постеров и картинок в книгах?
Стид взмахнул рукой, отчего его рукав взметнулся.
– Да, такие есть, и мы как раз обсуждали их неточность…
– Они пририсовали мне девять револьверов,– добавил Черная Борода, и Люциус не понял, что в этом плохого.
– И так мы обнаружили, что Эд никогда не позировал для портрета.
– Разумеется, нет, – перебил тот, – просидеть неподвижно часами? Звучит как пытка. А меня пытали, и даже это было не настолько плохо.
Он и правда был весьма непоседливым.
– Тебе необязательно быть полностью неподвижным, – возразил Стид, – и ты можешь разговаривать. Будто это наша обычная беседа, но при этом Люциус будет тебя рисовать.
Так вот в чем дело. Люциус искренне пожалел, что дал капитану обнаружить, что вообще умеет рисовать. Правда, он упоминал при Стиде одну маленькую деталь. А под “упоминал” скорее имелось в виду “соврал”.
Люциус вдохнул сквозь стиснутые зубы и слегка качнул головой:
– Да, капитан, но вам лучше припомнить ту сферу, в которой я не особо силен.
– Это он о чем? – спросил Тич так, будто, кроме Стида, в комнате больше никого не было.
Люциус ответил вместо него, потому что эти двое были в комнате вовсе не одни.
– Я не умею рисовать одежду. Поэтому рисую только обнаженных моделей.
Впервые он использовал эту отмазку, чтобы убедить Стида, что не может нарисовать его на фоне той безвкусной вывески в пиратской республике. Выяснилось, однако, что большая часть команды с радостью и даже с большим энтузиазмом была согласна позировать для него нагишом, и не то чтобы Люциус жаловался. Иногда его даже просили нарисовать исключительно самое важное, и тогда ему не приходилось возиться с лицами. Несложно было догадаться, что Стид был бы не очень счастлив, нарисуй он гениталии Черной Бороды, но вопрос тут стоял в том, как тот сам к этому отнесется.
– Какая жалость. Обычно для портрета надевают самое лучшее. Мой гардероб пропадет впустую, – вздохнул Стид.
– Ну, что поделать. Зато вам придется нанять настоящего портретиста, а не довольствоваться моими услугами, – ответил Люциус, не добавляя при этом “к тому же меня не за этим нанимали”.
– Нет, погоди, – Тич не позволил ему закончить мысль, что было для него типично.
– Сэр?
– Я ничего против не имею, – выпалил он.
Господи боже. Иисус, Мария, Иосиф и кто там еще. Он вот-вот увидит увидит Черную Бороду в одной бороде.
– Но с одним условием, – тот поднял в воздух указательный палец: – Галстук останется. В нем я чувствую себя элегантным.
Люциус как бы в задумчивости поднёс ладонь к губам, в действительности же пряча улыбку. Скажи он Тичу, что тот милый – и в него, скорее всего, полетел бы нож, и всё же… С галстуком он чувствует себя элегантным!
– Думаю, с этим я могу работать, – ответил он, подавив смешок.
Он бросил взгляд на постепенно заливающегося краской Стида. Не то чтобы у чувака были проблемы с наготой: когда они нанимали Баттонса, тот согласился только при условии, что Стиду не доставит неудобств, если он увидит его купания в лунном свете. Но так как сам Люциус бывал в положении Стида один-два раза в своей беспутной юности, то распознавал признаки мужчины, которому очень нравился другой мужчина и который вот-вот должен был увидеть предмет своих желаний обнаженным.
Если честно, вкус у Стида был хороший. Для самого Люциуса Тич был немного диковат, но уж если кто и мог с ним сравниться в своей ненормальности, так это Стид.
Стид, который прямо сейчас пытался улизнуть.
– Ну тогда я… не буду мешать твоему творческому гению.
– Вот уж ни хрена, – произнес Черная Борода. – Вернись сюда, Стид. Ты мне обещал, что мы будем болтать, чтобы я не сдох со скуки.
– Да, кажется… обещал.
Пока Стид пытался уклониться от ответа, Люциус изучал предусмотрительно разложенные на письменном столе художественные принадлежности: графит, уголь и тонкие листы бумаги кремового цвета.
– Вам надо устроиться поудобнее, учитывая, что какое-то время придется сидеть примерно в одной и той же позе.
– Поудобнее, ок, – ответил Тич, подходя к делу со всей серьезностью, и отследил взгляд Люциуса, который оглядывал комнату, делая вид, что рассматривает разные варианты.
– Знаете что? Мне кажется, лучшее освещение в этой комнате на постели, – заявил Люциус так, будто не рисовал уже на этой постели Фанга. Чего Стид не знает, то ему не повредит.
При мысли об обнаженном Тиче на своей постели Стид покрылся совершенно новым оттенком красного. Тич же, со своей стороны, вовсе не выглядел обеспокоенным и просто согласился с идеей:
– Да, понимаю, из-за окон.
Его кожаная куртка с тяжелым звуком упала на пол. Люциус отметил про себя, что татуировки покрывают обе руки.
Люциус ногой подвинул стул, и тихий скрежет ножек о деревянный пол стал единственным в комнате звуком, заглушающим учащенное дыхание Стида. Казалось бы, не мог же он дожить до своих – сколько ему там, сорок? сорок пять? – и не осознать, что мужчины иногда бывают горячими, и иногда эти горячие мужчины бывают обнаженными.
Казалось бы, нет, не мог, и всё же Стид наблюдал за тем, как Тич скидывает ботинки, а затем стягивает штаны, с таким видом, будто его настигло то ли религиозное откровение, то ли переломный момент в жизни. Сложно было сказать, что именно из двух, однако он таращился с приоткрытым ртом и совсем растрепал волосы, постоянно запуская туда пальцы.
Боже, Люциусу не терпелось рассказать об этом Питу.
– И как я должен сесть? – спросил Тич во всем своем голом великолепии; солнце позади него словно заставляло его светиться. Он полусидел на краю кровати, поставив одну ногу на матрас, и уже сам по себе вполне выглядел, как картина; правда, старые мастера скорее рисовали моложавых красавчиков с чисто выбритыми лицами и белокурыми локонами – и уж точно без такого количества шрамов.
Хмм… Быть может, если Люциусу когда-нибудь взбрело бы в голову нарисовать что-то в духе мастеров Ренессанса (охрененно маловероятно, конечно, слишком уж хлопотно), возможно, он попросил бы Стида быть моделью.
Хотя вряд ли капитан согласится снять хотя бы рубашку.
– Парень, я всё правильно делаю?
– М? Да, главное, чтобы было удобно.
– Ну, тогда вообще-то… – Черная Борода покрутился, пытаясь сесть удобнее и попеременно напрягая свои крепкие мышцы, предоставляя Люциусу достаточно возможностей ими полюбоваться. Само собой, он в жизни бы не подкатил к Черной Бороде, он же не сумасшедший, но поглазеть-то можно было. Определенно можно. Пит, правда, с ума сойдет от ревности. Может, даже историю какую-нибудь сочинит, чтобы сравнять счет. Типа знаешь, а я его тоже однажды голым видел.
Стид пытался занять себя тем, что подобрал и складывал кожаную куртку, но получалось у него так себе, отчасти оттого, что её так перешили, что она не складывалась в принципе, отчасти оттого, что он глазел на Тича, а не на свои руки.
– Так хорошо? – спросил Борода, наконец устроившись.
Он откинулся назад, опираясь на руки, и согнул ноги – одна на краю кровати, другая свободно свисала. Это выставляло его тело полностью напоказ (то есть вообще полностью). Если честно, Люциус и сам бы лучшей позы не придумал, разве что лечь на бок и подпереть голову рукой.
– Идеально, – ответил он.
Люциус ценил все нюансы и вариации человеческого тела, особенно мужского, такими, какими они были. И всё же он не мог не признать, что Черная Борода был просто образцовым экземпляром. Он, конечно, и так в этом не сомневался. Люциус вовсе не от нечего делать наблюдал, как эти двое практикуются в фехтовании: просто Тич надевал слишком короткие для приличного общества майки.
Конечно, сейчас единственным представителем “приличного общества” был Стид, который снова собирался предпринять попытку незаметно улизнуть.
– И куда ты собрался? – резко произнес Тич, и Люциус аж подпрыгнул, хотя это вовсе не он тут пытался сбежать.
– М? Никуда…
– Вот и хорошо, держи слово. Лучше отвлеки меня от этой скукотищи.
В другой раз Люциус бы обиделся, потому что его остроумия и интересного общества как такового всегда было достаточно, чтобы объект не заскучал на протяжении всего времени позирования, но Черная Борода кого угодно мог заставить почувствовать себя недостаточно интересным. Единственным, на чем тот мог сфокусироваться больше десяти секунд, был Стид, что бы тот в это время ни говорил.
Говоря начистоту, если бы эти двое наконец разрешили проблему с сексуальным напряжением между ними и переспали уже, то на корабле стало бы куда спокойней.
А, хотя тогда команде пришлось бы по ночам часами слушать их стоны. Нет уж, пожалуй, держите свое сексуальное напряжение при себе.
– Точно, точно, – сказал Стид.
– Вам лучше присесть, капитан, – Люциус положил лист бумаги на обложку судового журнала, используя его как замену мольберту.
– Тогда я устроюсь на софе.
Тич фыркнул.
– Аж там? И как я должен тебя слышать? Ты хоть представляешь, сколько раз возле моей головы стреляла пушка? Садись тут, места хватит, – он похлопал по одеялу, на котором сидел, – может, парнишка нас обоих нарисует.
Люциус бы предпочел, чтобы Черная Борода наконец выучил его имя, потому что это было чертовски грубо.
– Хорошо, я принесу стул, – неохотно согласился Стид.
Жаль; Люциус бы поставил на то, что сядь он рядом, его лицо стало бы совсем уж пунцовым.
Стид так долго тащил стул, что Люциус успел набросать базовые очертания пропорций туловища к тому времени, как тот сел, но даже тогда на некоторое время в комнате повисло неловкое молчание, прежде чем он начал обещанную беседу.
– У тебя так много татуировок, – произнес Стид, и именно так начался самый неловкий в мире разговор, но Люциусу было не до того: он был занят тем, что намечал очертания груди Черной Бороды (которая, кстати, была очень даже ничего). – Не думал, что они настолько… повсюду.
– Ты же уже видел меня раздетым, – ответил Тич, и Люциус был благодарен, что сидел, уткнувшись в бумагу, потому что его глаза чуть на лоб не полезли. – Когда мы обменивались одеждой и всем остальным.
– Да, но я старался быть джентльменом. В таких делах необходимо концентрироваться на одежде, а не на том, кто под ней.
Люциус знал, что зачастую слишком много домысливал, но он мог бы поклясться, что Тич немного сник при этих словах. Всё хорошо, хотелось сказать ему, зато теперь он полностью сконцентрирован на том, кто под одеждой.
– Ну, проводя жизнь в море, много их наживаешь. Как и шрамов.
И это еще было слабо сказано. Над его левым бедром располагалось целое скопление шрамов, будто его пырнули туда с дюжину раз. Нет, серьезно, как он был жив-то еще?
– Занятно, – произнес Стид. – Люциус, а у тебя есть татуировки?
– Нет, капитан.
– Не отвлекай его от работы, – произнес Черная Борода, и это стало его первым конструктивным замечанием. Ну, помимо незамедлительного согласия на то, чтобы полностью раздеться. Это тоже было конструктивно.
– И какая из них твоя любимая? – спросил его Стид.
– Ммм… самая большая, – надо было думать, он имел в виду чешуйчатый узор, обвивавший правую руку.
– А мне нравится русалка. У нее есть имя?
– Анна.
– Но это ведь название твоего корабля, разве нет? – спросил Стид. Люциус бросил на него взгляд – тот понемногу расслаблялся. – Не очень-то изобретательно.
– А ты бы ее как назвал?
– Может быть, Амфитрита? Королева морей.
– Это, блин, еще кто?
– Ну как же, королева морей!
– Я такой не знаю. – Тич пнул воздух, будто пытаясь достать до Стидовой лодыжки, но тот поставил стул вне зоны досягаемости. – Извини, – обратился он уже к Люциусу и постарался вернуться в исходное положение.
– Сидите спокойно, – ответил тот. Хотел бы сказать “ничего страшного”, но, пожалуй, это было его первой и единственной возможностью отчитать Тича.
– Поверить не могу, что ты встречал королеву морей. Хотя чему удивляться.
– Она просто легенда, я ее не встречал.
– Тогда мне стоило бы, я тоже легенда.
– И что тогда? Мир бы узрел свадьбу самого Черной Бороды и Королевы морей? – подсказал Стид.
– Пфф. Нет, как ты себе это представляешь? Я? Женатый человек? Ни за что, – Тич закатил глаза и покачал головой. Еще и ухмыльнулся, хотя Люциус именно в тот момент работал над деталями лица. Он изобразил ухмылку на портрете. – Мателотаж еще возможно, но уж никак не женитьба.
– Что? – переспросил так ничего и не выучивший о пиратстве Стид. Господи, даже Люциус знал, о чем речь, и даже задумывался о таком варианте, если бы с Черным Питом всё продолжило идти так же хорошо.
– Это как свадьба между товарищами по кораблю, – пояснил Люциус.
– Такое возможно? – изумленно ахнул Стид.
Наверное, для воспитанных в аристократической среде это считалось оскорбительным. Не вырасти Стид в такой состоятельной семье, наверняка давно бы уже осознал, насколько сильно его кренило в сторону гомосексуальности. Пока что, по мнению Люциуса, он этого не осознал от слова совсем.
Тич пожал плечами.
– Конечно, и всегда было. Я самолично провел несколько церемоний.
Люциус был сконцентрирован на его бедрах, но все же слышал краем уха, как Стид ерзал на своем стуле.
– И ты бы провернул такое… скажем, с Иззи?
– Господи боже, нет, – ответил Черная Борода, морща нос от неприязни. – Я не.. не с Иззи. Он отличный первый помощник. Полезный сукин сын, хитрый, как лис, и смертоносный, как пушечный выстрел, но.. вы, засранцы из высшего класса, играете свадьбы ради богатства и власти, так?
Люциус предположил, что Стид кивнул.
– Ну вот, тут всё иначе, – Черная Борода повернул голову и посмотрел в сторону безобразной Стидовой картины, стоящей на шкафу. Люциус к тому времени почти разобрался с лицом, иначе бы отчитал его снова. – А мы так поступаем, когда любим кого-то, – пробормотал он. – Чтобы объединить богатство и власть тоже, но в основном по любви.
Со стороны Стида послышался легкий вдох.
– Что ж, любопытная традиция.
Черная Борода повернул голову, и Люциус был рад, что закончил набрасывать лицо до остальных важных деталей: похоже, тот так и собирался вертеть головой. Тич смотрел на Стида, и взгляд его стал поразительно теплым. Господи, если бы они сейчас начали признаваться друг другу в чувствах, он бросил бы рисунок на середине. Сам дорисовывай своего голого бойфренда, капитан Боннет.
– А если ты, скажем, уйдешь в отставку, даже тогда? – спросил Стид. Совершенно безумная мысль: что Черной Бороде делать в отставке – сидеть в кресле-качалке и всматриваться в море?
– Ну да. Уверен, что священники берутся только за бракосочетания между мужчиной и женщиной, – он пожал плечами, – не то чтобы меня интересовали женщины. – Он запрокинул голову назад и проворчал: – Сколько это еще займет?
– Нельзя торопить искусство! – воскликнул Стид, полностью обходя молчанием тот факт, что Черная Борода был заинтересован исключительно в мужчинах. В Люциусе проснулась мстительная нотка. Видишь, мам? Выдающаяся в наших кругах личность тоже разделяет мои романтические предпочтения. Правда, маму бы это вряд ли впечатлило, учитывая, что “наш круг” состоял из пиратов.
Черная Борода продолжил жаловаться на необходимость сидеть неподвижно, словно ребенок-переросток. Под таким углом стало очевидно, что под бородой у него все же есть шея и что единственный кусок ткани на нем – это черная лента, которая – Люциус был уверен на сто процентов – принадлежала Стиду. Пожалуй, нарисовать его с этого ракурса было бы даже лучше. Во всяком случае, тогда не пришлось бы переживать, что не совсем получается изобразить его пристальный взгляд.
Хотя если быть честным, сегодня Люциус этого пристального взгляда особо не наблюдал; по большей части это были теплые взгляды в сторону Стида.
– Всё в порядке, я почти закончил, если, конечно, вы не хотите, чтобы я дорисовал все татуировки; в этом случае мы тут задержимся еще примерно на час.
– Вот уж хрена.
– В таком случае… – Люциус набросал дополнительную ретушь на важных деталях, поставил росчерк и отложил в сторону уголь. – Вы свободны.
– Слава богу. А теперь покажи.
Люциус перевернул лист и протянул Тичу, который взял его кончиками пальцев за самые края. Какое-то мгновение Люциус не мог понять, нравится ли ему или он находит портрет ужасным; по его ястребиному взгляду было не разобрать.
А потом он произнес:
– Да ну на хрен!
Стид придвинулся к нему чуть ближе и заглянул за край бумаги, кладя при этом руку на матрас очень близко к обнаженному бедру. Люциус был уверен, что читал какую-то непристойную новеллу, которая начиналась ровно с такой сцены.
– Да ну на хрен! – повторил Черная Борода, чуть ли не рыча. – Я выгляжу офигенно! Ты только посмотри! Ты знал, что он так умеет? Вот это талант, парнишка.
– Да, Люциус невероятно талантлив, – произнес Стид с легкой улыбкой. – Разумеется, я доплачу за это.
– Разумеется? – Люциус и не подозревал что ему доплатят.
– Я что, правда так выгляжу? Охренеть. Шикарно.
– Да, удивительное сходство. Хотя, как я заметил, ты больше всего концентрируешься на паховой зоне.
– А мне нравится, так горячей. Я смотрюсь… а нельзя вот это в книжках напечатать? – поинтересовался Тич.
– Я не против, – Люциус не сдержал нервный смешок.
– О боги. Полагаю, это было бы несколько рискованно для приличной литературы.
– А девять пистолетов – нет? – фыркнул Черная Борода, – Хотя ладно. Я хочу поместить это в рамку и повесить на стену.
– Серьезно? – спросил Стид.
– Да.
– В моей каюте?
– Нет, на Королеве Анне. – Черная Борода положил рисунок на стол с деликатностью, которой Люциус никогда за ним не замечал. – Прямо над моей постелью.
– Что ж, если это все, капитан Боннет, капитан Черная Борода… – Люциус попытался осторожно попятиться к двери, пока Тич становился все более заворожённым собственным изображением.
– А можешь следующим Стида нарисовать?
– Нет, Эдвард! Люциус, не слушай его. Увидимся позже.
Люциус ломанулся к двери.
Господи боже охренеть.
Пит с ума сойдет.
***
Он нашел Пита в кладовке, она же комната, чтобы прикорнуть, она же комната для перепихонов – задремавшим на животе Уи Джона вместо подушки.
– Ты не поверишь, что со мной случилось! – объявил он с порога, плюхнувшись на колени Пита и разбудив тем самым обоих.
– Боже, Люциус! Когда ты не объявился, я решил, что ты влип в серьезные проблемы с капитаном, – Пит казался искренне обеспокоенным, из-за чего на какое-то мгновение Люциусу стало неловко, но он тут же вспомнил, как долго пялился на голого Тича.
Уи Джон потрепал его волосы.
– Они опять спрашивали твое мнение о какой-нибудь ерунде?
– О нет, намного лучше. – Люциус чуть не подпрыгивал от восторга. – Меня попросили создать чертов шедевр, и в награду я получил столько сплетен, что мне хватит года на три. И деньги, правда, не знаю сколько.
– Так ты расскажешь или нет? – спросил Пит именно с той заинтересованностью, на которую рассчитывал Люциус, что скрасило тот факт, что Уи Джон прикрыл глаза рукой и лег обратно спать.
– Ну, скажем так, говоря о Черной Бороде… ответ на вопрос: “Рисовали ли его когда-нибудь” теперь твердое “Да”.