Аннабет улыбнулась, рассматривая Перси. В лагерь вожатыми они приехали уже который раз, им двадцать два, и каждый закат они встречали именно так — она лежала на коленях своего любимого человека, рассматривала его глаза, пока он шутливо ворчал, что ее волосы щекочут все тело, но не надевал футболку, потому что жарко. Перси почему-то совсем не менялся, заставлял чувствовать все то же, что и тогда, десять лет назад: не скрутивший от волнения и непонятных чувств живот, а полную безопасность, тепло и уверенность — что бы ни произошло, вы будете на одной стороне.
Перси был все тем же Перси: не мистером Джексоном, как его почему-то называют новички лагеря, не Персеем, как иногда о нем говорят боги, а тем мальчиком, который чудом убил минотавра; и в то же время совсем не им. Перси спасался от монстров не чудом, Перси окончил колледж на хорошиста и ответственно объездил с ней половину Нью Йорка в поисках колец, которые устроили бы их обоих, но он все так же по-глупому шутил, и Аннабет все так же закатывала глаза.
С теплым чувством внутри.
— Воображала, Анни, Бет, — Перси перебирал ее волосы и почему-то улыбался так, как будто открыл самый главный закон мироздания, и оказалось, что этот закон самый логичный из всех. Наверное, так выглядела Аннабет, когда призналась сама себе лет восемь назад, что влюблена в этого придурка.
— Мм? — ей не хотелось говорить. В их паре разговоры значили слишком многое: так бывает, когда у вас совершенно разные взгляды, когда ты не можешь не убрать кружку сразу, а он накопит их с десяток, прежде чем помыть, когда вы хотите помочь друг другу; однако иногда эти разговоры всё-таки не нужны, достаточно кивка или улыбки.
— Я придумал как можно назвать дочь, если она у нас родится, — Аннабет приподняла брови, дожидаясь ответа. — Ариадна!
— Что? — Девушка засмеялась.
— Ну... Вот прикинь она будет так же с парнем убегать погулять ночью, а так не придется ждать совершеннолетия, потому что Ариадна, которая та самая, будет рада и сможет повлиять на мистера Ди.
Аннабет закатила глаза, прошептала "дурак" и, резко перекатившись, поднялась на ноги. Она полезла в воду, зная, что Перси тут же пойдет за ней и зашепчет ей на ухо.
— Что тебе не нравится? — он добавил в голос шутливые нотки, но Аннабет знала — он спрашивал искренне. Аннабет и сама об этом думала и перебирала варианты: не на ближайшее будущее, но лет через пять-шесть пригодится же; у нее был готов целый список имён для мальчика и для девочки, который исправлялся всякий раз, когда она находила новую информацию — не дай боги окажется, что имя нечистое, что прежний обладатель не нейтрален в спорах мамы и Посейдона, и ещё очень и очень много "не". Аннабет знала, что последнее слово останется за ней, за матерью ребенка, но пока это были лишь планы, почему бы не относится чуть менее серьезно?
— Мне все нравится, — она обернулась к Перси, и почему-то продолжила совсем шепотом, — с тобой мне нравится все, что угодно.
Перси на закате всегда был особенно красив, а уж если он ещё и улыбался так, что мозг сам собой дорисовывал ему хвост золотого ретривера, который машет из стороны в сторону от радости, то парень и вовсе становился неотразимым.
Вернее, уже не парень и уж точно не мальчик — муж. Со всеми бумажками, благословением божественных родителей и счастливой, пусть и наигранной, улыбкой Афродиты. Даже кольца у них были, которые то висели на шнурке бусин, то аккуратно лежали на столике около их кровати в домике Посейдона — кольца всё-таки неудобны для носки, когда вы обучаете детей обращаться с оружием. Они обсуждали имя для их дочери, а за день до этого чуть не поругались из-за плитки на кухне их новой квартиры, в которой они устроят ремонт, когда вернутся из лагеря обратно в Рим.
Аннабет вдруг осознала: о боги, она реально вышла замуж за мальчишку, который так ее выбесил сначала, она сидит с ним до заката солнца каждый день и будет сидеть так до самого заката их жизни.
Они будут обсуждать, что надо купить из продуктов на обратном пути, какой дурацкий фильм смотрит их ребенок, и в какой-то момент совсем незаметно вот так придет старость, но этот факт совсем не пугал, напротив, дарил спокойствие.
Они будут вместе до конца жизни ещё лет пятьдесят точно, а это больше восемнадцати тысяч закатов. Восемнадцать тысяч дней, которые они проведут рядом.