30-е Цветеня

Ардалин, Верхний Пригорок

Никогда в жизни Генри Хейвуд не подумал бы, что будет рад остаться один в темной спальне накануне праздника.

Ну, с одиночеством он, конечно, приукрасил: Кисточка была верна другу и вредным вкусностям вроде сыра, сухарей и кренделей, которыми ее нет-нет да и пробовали угостить то пищащие от восторга дети, то сюсюкающие взрослые. Но с наступлением сумерек рысь пришлось выпустить «на охоту», и на смену ей Генри сманил примеченную во время игр с детьми ворону с бурным прошлым и замечательной способностью копировать людские голоса. От нечего делать он даже помог ей искупаться в тазике и некоторое время задумчиво гладил черные жесткие перья распушившейся гостьи, чем, можно сказать, заплатил за услугу наперед.

Часть птиц удалось убедить довольно просто – они друг другу надоели, опасность миновала, так что сидеть всем в одном месте смысла не было. Даже на его «урок» они слетелись больше из любопытства, ничуть не уступая в этом рассевшимся полукругом детям. И тем, и другим было полезно пообщаться и узнать друг о друге новое. Арья-атан успел и попрыгать, изображая только вставших на лапки птенцов, и покаркать (весьма посредственно, но дети восприняли поднявшийся в ответ гвалт за ответ, а не смех и просьбу заткнуться). И подраться с особо наглой молодежью, норовившей клюнуть его за пальцы, пришлось тоже, но в целом свои права он отстоял. Гнать пернатых после такого было грустно и гадко, даже при том, что ни доверять ему, ни тем более привязываться те не собирались.

Врать животным Генри не любил, поэтому оставшиеся были предупреждены о коварных планах людей на их гнезда и очень, очень громко негодовали по этому поводу. Солому чью-то за четверть часа распотрошили, раскидав по двору и огороду, горшки побили, скотину распугали, а старика, подошедшего близко к сараю с гнездами, вовсе обратили в позорное бегство до нужника. Который использовали по назначению, а потом и вовсе превратили в сторожевой пост. Филипп пошутил даже – стратеги! Отвоевали самое важное для противника место и укрепились.

Не знали еще, что Арья-атан сам написал и утвердил список, что б его, рекомендаций по решению проблемы. С пошаговым выполнением. Вряд ли селяне в самом деле будут использовать дым из виноградного экстракта, но, поняв принцип, наверняка найдут что-то не менее вонючее и эффективное. Дети с рогатками тоже страшная сила, и не применялась она до сего дня только лишь потому, что жители деревни боялись «разгневать кого-нить не того». А он своими руками выдал им разрешение, объяснив, что бояться нечего, и птицы – не знак свыше, а просто случайность, с которой можно и нужно бороться своими силами.

Куратор улыбался и специально встал за его спиной, то поддакивая и подсказывая нужные слова, то отвечая на шутки пригласившей их к себе старосты, имя которой Хейвуд так и не запомнил. Напоившая их вкуснейшей смородиновой наливкой женщина ничем не провинилась и была в своем праве: от такого количества птиц действительно были одни проблемы, не говоря уже об убитых кошках и умершей из-за разрыва сердца старушке, вышедшей поздно вечером подоить корову и нарвавшейся в хлеву на стаю пернатых разбойников. А теперь жители Верхнего Пригорка смогут вздохнуть спокойно, ведь обещанная Академией помощь пришла, и проблему удалось решить без всяких безобразных ритуалов…

Лиам ободрительно погладил его по плечу, будто чувствовал, как подопечному паршиво. Все было хорошо – все должно было быть хорошо – а он страдал, как последний дурак, и никак не мог избавиться от мысли, что предает новых друзей. Вот ведь глупость! Все равно что крыс с корабля не гнать, или позволить им съедать запасы зерна, ведь бедняжкам тоже холодно и голодно!

Это просто работа. Безопасность людей – первое, о чем они должны думать. А к безопасности всегда прилагается удобство, ведь в стране должен быть порядок и покой… Повторять это можно было бесконечно, но легче все равно не становилось. Кэл рядом не было, а объясняться с Лиамом… Ну, куратор выслушает и покивает. Может, еще что-то умное скажет. Но поймет ли, как понимала сестра? Не сегодня точно.

Буш все не убирал руку с его плеча, стараясь таким нехитрым способом не то поддержать, не то удержать от опрометчивых слов и резких движений. Тактика оказалась рабочей: Арья-атан свое дело сделал и теперь сидел красивый и просто кивал, пока светило Академии продолжало как с листа без запинки вещать о важности сотрудничества с властями, да еще и глазом не моргнув нахваливало сознательность не пошедшей на поводу у суеверных невежд старосты. Если бы Генри не знал, что их подслушивают, – точно поверил бы.

***

– Ты не можешь запереть меня здесь!!

– Еще как могу. Приказ есть приказ, Генри.

– У тебя нет права так командовать!

– Вообще-то, есть. Это прямая угроза твоей безопасности, о которой…

– Сволочь! Чурбан бездушный! Это всего лишь ужин и танцы! Или что, боишься, что в моем присутствии ни одна девушка на тебя не посмотрит? – это было опасно близко к грани, и Генри успел было испугаться, увидев сжавшиеся в тонкую полоску губы… но тревога оказалась ложной: куратор едва не прыснул со смеху. Благо, их никто не видел. Зато слышно должно было быть всем. – Я пожалуюсь на тебя сестре!

Лиам закатил глаза и толкнул его в комнату, оглушительно хлопнув дверью. И напоследок улыбнулся так задорно и по-мальчишески, что Генри сию же секунду захотелось эту дверь выломать, чтобы попробовать, какова эта улыбка на вкус.

– Можешь подать письменную жалобу королю.

По закону жанра дальше должен был раздаться звук поворачивающегося в замке ключа, но они были не во дворце, а в ладном и новом, но все же крестьянском доме, так что Буш всего лишь честно задвинул засов. А Генри от души пнул крепкую дверь, осыпав куратора целым ворохом изобретательных, но исключительно цензурных проклятий, в числе которых был и общипанный лебедь, и трусливый скользкий червяк.

В общем, знавший его богатый словарный запас Гектор мог бы заподозрить, что бранится виконт вполсилы, но спектакль был не для него, а для филинов его папеньки и возможных – теоретических, как выразился Лиам – друидов.

***

Чувствовать вину перед искупанной и наглаженной вороной было трудней, чем перед голодной и одинокой, к тому же азарт постепенно разгорался внутри, заставляя отложить на потом муки совести и философские вопросы о долге перед человечеством.

Справляться о времени ему, до утра запертому, было странно, но Генри старался повторять этот вопрос тем же непринужденным тоном, что и стандартные «не надоело тут стоять, пока все веселятся?» и «может, договоримся?». Договориться с поддерживавшим вялую беседу филином, конечно, не удалось бы и за полкоролевства, но Генри и не обольщался, делая ставку на забалтывание и смышленость друзей. Увы, от Лиама помощи ждать не приходилось: люди герцога действительно ему не подчинялись, и двое из пяти открыто приехавших с ними охранников пасли ценного пленника и внутри, и снаружи дома.

– А я свои часы еще по весне потерял. Не то пятые, не то шестые… не самые дорогие – сестра ведь меня знает! Но жалко все равно. И цепочки не помогают, представляешь? И рвутся, и перекусывали их… а четвертыми часами я вообще запустил в лоб шибко буйному лосю, пытавшемуся доказать, что он тут в лесу главный. Концепт времени он, конечно, от этого не познал, но задумался надолго. Как раз хватило, чтобы удрать.

– Вам бы книгу написать, господин виконт, – весело откликнулся притащивший ему под окно плетеное кресло-качалку молодой охранник. Имя – наверняка не настоящее – Генри тут же забыл, но что ему имя? Лишь бы этот тип не вздумал палить из своего револьвера в Кисточку и Драчуна, когда те начнут отвлекающий маневр. На выстрелы сбегутся остальные… и тогда точно пиши пропало. Не говоря уже о главном риске, об этом и думать было страшно. Но не дурак же этот парень проливать кровь в одну из священных ночей?

Свечи ему оставили, но Хейвуд нарочно не стал зажигать их, привыкая к темноте и то и дело выглядывая из окна. Благодаря их с Лиамом усилиям право смотреть на падающие звезды удалось отстоять, но филин ясно дал понять – ценность пленника никоим образом не помешает надавать ему по шее в случае попытки побега.

Генри в этом и не сомневался, так что усердно мастерил из всего нашедшегося в комнате подходящий по размеру холмик, который потом следовало накрыть одеялом и усилить сопящей-храпящей и обиженно хмыкающей вороной. Жаль, с ним не было Оливера, променявшего свой пародийный талант на самую обычную, хоть и почетную службу семейству Хейвуд. Впрочем, близнецы Блэкстоун скорее предпочли бы куковать в комнате с ним и парочкой бутылок вина или местной медовухи, а уж от такой хлебосольной и дружелюбной охраны улизнуть было бы куда трудней.

Скрип кресла стих – охранник встал и принялся разминаться на счет. Генри от нечего делать и нежелания сидеть смирно начал перепроверять карманы, развлекая ворону то перстнем-печаткой, то прихваченным для подзывания Кисточки свистком. Блестящие монеты и немного потрепанный кожаный ремешок-оберег с горным хрусталем ей понравились: зимовала нахалка в городе, так что всевозможные человеческие штуки любила, охотно воруя при каждом удобном случае.

– ..не стоит беспокоиться, мне вовсе не скучно. – Генри вздрогнул и дернулся к окну, заставив и птицу испуганно хлопнуть крыльями и перелететь с кровати на спинку стула. Так заигрался, что упустил, как кто-то подошел к филину и завязал разговор. Балда! Может, это помощь от Лиама? Попытка отвлечь?

Послышался тихий женский голос, филин в ответ неуверенно хмыкнул. Не хотел болтать с местными? Наверняка им приказали ничего не пить и не есть на празднике, но если там девушка – а голос вроде был молодой, хоть и низкий – то почему бы не развлечь себя беседой, раз уж Генри ему успел надоесть?

– Благодарю, я не голоден. Обязательно отведаю чуть позже, хорошо?

– Ну вот, а я так старалась…

Секунда ушла на то, чтобы вспомнить, где и когда он слышал этот голос. Помог призрачный укол боли на кончиках пальцев, и он же помешал закричать сразу, перехватив дыхание, заставив кулаки сжаться от предчувствия беды. Он рванулся к окну, готовый вырваться наружу прямо в прыжке, только бы убедиться, предупредить, помешать!

– ..обойтись без этого, – закончила хельянка, с презрительно поджатыми губами глядя на рухнувшее к ее ногам тело. Поднос с наверняка отравленной выпечкой упал рядом.

Генри замер с открытым ртом, не веря своим глазам. Что она сделала, как, чем? Без оружия, за несколько секунд вывести из строя не абы кого, а бойца тайной стражи…

О том, что он будет следующим, Хейвуд подумать не успел. Глаза девчонки жутко блеснули, и через мгновение она оказалась рядом, обвила тонкой – ледяной – рукой его шею и коснулась губ, заставив отмереть и отшатнуться с испуганным хрипом. Рывок вышел такой сильный, что Генри кувыркнулся через голову и упал с кровати, заставив друидку тихо рассмеяться. Обиды в этом смехе не было, только веселье, и уже собравшийся было позвать на помощь Генри закрыл рот и заставил себя смущенно улыбнуться, поднимаясь и вновь приближаясь к окну.

До того считавший бесконечные минуты, теперь он боялся упустить одну-единственную секунду. Ту, которой людям обычно хватало, чтобы распознать фальшь.

– Пахнешь корицей. Принесла мне согревающего зелья? – придумывать пришлось на ходу, все внутри сопротивлялось и вопило от возмущения и непонимания, но врать и подыгрывать он умел быстрей, чем думать и делать выводы.

– Разве тебе бывает холодно, Арья-атан?

Бледнолицая друидка со страшными кругами под глазами – бесы нечистые, как же ее звали? – кокетливо склонила голову набок и подалась вперед, руками цепляясь за подоконник. Смотрела с шалой улыбкой и хорошо знакомым интересом, и потому казалось правильным – безопасным – изобразить радость от неожиданной встречи.

Собранные в толстый пучок черные волосы хельянки сдерживала казавшаяся острой белая – наверняка костяная – шпилька. Белые ровные зубы, темный плащ, выглядывающие из-под него алые бусы и смелый вырез платья… есть, на что засмотреться, есть повод помолчать, выдохнуть тяжело, будто бы от облегчения. Руки трясутся и могут выдать, лучше спрятать их.

– Бывает, но не сейчас, – шепотом, ведь за дверью в доме должен быть второй филин. Так ли чуток его слух? Или эта дева-кошмар пришла не одна? До смены караула часа два, пока хватятся… – Ловко ты его… эм, оглушила?

Скажи, что он жив. Скажи, что не погиб из-за меня.

– Ага. Не бойся, он обезврежен надолго, – откровенно воркующий тон. Ждала похвалы и красуется теперь, значит – улыбаться и щуриться, чтобы взгляд казался нежным, а не выдавал внутренний крик и панику. Благо, дрожь в самом деле почему-то ушла в руки, а не в голос. – Так и знала, что уговоры не помогут, и они запрут тебя, как зверя. Возмутительно!

– Я до последнего надеялся, что этого не произойдет. Верил…

– Ха, верил! Этим бездушным тварям у нежити на побегушках? Они не знают даже истинных клятв, как можно верить их словам? А ты… что ты пообещал этому белобрысому, себя? – кулаки сжались до боли, и он отвернулся и поджал губы, делая вид, что смущен. Вот ведь дрянь! Сочувствует для вида, а сама торжествует и не боится ни капли. Фанатиков здесь в самом деле так много? Может, их все же подслушивают? Тогда тем более нельзя сглупить. – Угадала, значит. Я видела издалека, когда вы возвращались в деревню. Никому не сказала…

– Так что же раньше не подошла! Я уж отчаялся, ворон хотел призвать на их головы.

– Можно! – почти вскрикнула друидка, тут же испуганно прикрыв рот ладошкой. Генри обернулся и замер, но по ту сторону двери было тихо. Уже час как… конечно, охранник сидел на кухне, а не под дверью, но стены же не каменные, как можно не спохватиться! Или всему виной его постоянная болтовня с птицей и звуки праздника? – Только попозже. Вылазь скорее и бежим, послушаем, что Старейшина скажет этому выродку перед тем, как убить.

В глазах потемнело, от улыбки едва не свело челюсть. Он отшатнулся от окна, схватился за ворот заранее надетой куртки, сжал изо всех сил, будто так стремился удержать в горле вопль. Удержал.

– Погоди, я возьму саблю…

Она одна? За забором засада с арбалетами? Если все же крикнуть, постучать, выпустить орущую ворону – филин успеет открыть дверь и… и что? Генри не убьют, его наоборот спасают, охранник жив, но остальные…

Филинов должно быть много – очень много, раз на Старейшину пошли и о свите ее знали – но Гектор говорил что-то про полночь, до которой еще больше полутора часов. Все равно будет драка и прольется кровь, но он ведь хотел успеть до этого… И Лиам, Лиам в опасности! Если эта девчонка проводит к нему, может, удастся что-то придумать?

Ворона не была знакома с ним прежде, и, пусть и отличалась сообразительностью, понять новую сложную команду за несколько секунд не могла. Особенно после того, как он полчаса втолковывал, как нужно сопеть и отвечать на звуки со стороны двери. Зато команду «спрячься и молчи» она поняла прекрасно, и под куртку полезла без страха, за что Генри был очень благодарен.

Понадобилось меньше минуты, чтобы расшвырять старательно уложенные на кровать вещи и плеснуть водой из таза под дверь, так тихо, как только возможно. Заметит – спросит, в чем дело, а потом и хватится. Не заметит… либо олух, не заслуживший зваться филином, либо валяется без чувств, как и его друг.

Ужом выскользнув из окна, Генри первым делом заставил себя схватить «спасительницу» за руку и поднести ее к губам, порывисто кланяясь, чтобы не видно было глаз.

– Прости, из-за того обморока я забыл, как тебя зовут.

– Андама Эрроу, – польщенный вздох говорил о правильности выбранной тактики. Его руку сжали в ответ и потащили прямо к забору. Как досадно, что во дворе нет сторожевых псов или хотя бы куриц! – Давай, бежим скорей! Там такое…

Могла бы и не подгонять: Генри, окончательно одурев от происходящего, на забор практически взлетел. Впрочем, друидка не отстала.

На главной улице от ворот и до огромной сосны-хранительницы горели костры и звучала музыка, доносившаяся и до них, огородами пробиравшихся куда-то в сторону мелкой речушки, за Пригорком впадающей в Ужехвостку. Генри не мог быть уверен, что они одни, и потому не спешил сбрасывать маску и угрожать спутнице оружием. Сначала нужно убедиться, что Лиам с охраной и не на мушке у ведунов, а потом уже…

– Как вы выбрались тогда из лавки?

– Подземный ход через погреб. До соседнего магазина, а там уж… под Дэмнбриджским рвом есть старые тоннели, сестра отлично в них ориентируется, – Андама резко остановилась и сжала его руку, заставляя притихнуть. Они затаились у чьего-то сарая, вызвав неудовольствие сторожевого пса. Уже третьего на пути, так что Генри успел убедиться – цитрусовый аромат в дополнение к корице ему не примерещился. Собаки почему-то не спешили не то что бросаться и проверять длину веревки – даже лаять не то ленились, не то боялись, ограничиваясь недовольным ворчанием. Друидка знала, что придется обходить псов, или от тварей этот запах тоже помогает? Севастиан не раскрывал своих секретов, но говорил, что знает несколько способов…

Мимо, тяжело ступая, прошли двое или трое высоких мужчин, облаченных в черные плащи. Звякнуло что-то – оружие? шпоры? – и следом раздался смачный зевок, который тут же захотелось повторить.

Андама тихонько зашипела и дала заднюю. Хейвуд, с секунду поколебавшись, последовал за ней.

Что же он творит… Как это вообще получилось, почему?! Разве Лиам не предусмотрел, что на них могут напасть первыми, разве не знал, что опасно соваться к фанатикам, имея в кармане всего лишь один пистолет и какую-то служившую паролем побрякушку?!

Знал, но пошел на риск. Из-за него.

А еще неделю назад возможность сбежать с симпатичной девицей к обладающей запретными знаниями старой друидке показалась бы ему потрясающей идеей.

– Кто это такие?! Я не видела их в деревне! – Андама звучала по-детски обиженно. Будто они в прятки играли, а злые дяденьки грозились испортить все веселье. – И прячутся в таком месте, будто ждут чего… Тебя что, как наживку для нас использовали?!

– Могли, – он пожал плечами. – Я даже не знаю, что это за охрана с нами была. Прицепились в Дэмнбридже, наемниками назвались… но нас же больше, мы отобьемся?

– Конечно! Мы почти пришли…

В самом деле река. Точнее, речушка – неширокая, наверняка мелкая, но явно облагороженная общими усилиями обитателей деревни. Вот вам и мостки, и трава скошена недавно, и беседка в сторонке под липами. А в ней…

– Вы что, оставили их наедине?! – волнение требовалось выплеснуть хоть как-то, да и на пользу образу пойдет. – А если он задумал напасть?! Госпожа Веденея стара, она не сможет…

– Один взмах руки, и выкормыш Савеперо получит стрелу в лоб, – Андама хищно усмехнулась, будто желала взять арбалет в свои руки. – Но это было бы слишком легко и просто… да и Старейшина сама пожелала говорить с ним. Видишь, еще усаживаются? Мы успели, давай, подберемся ближе… наши в курсе, стрелять не будут, не бойся.

– Ты просто чудо! – с самого себя тошнит. – Я так хотел поговорить с ней… но что он спросит, что задумал? Это ведь все равно, что узнать планы Академии… ты права, нужно послушать. И допросить его потом.

– Что, хочешь сам? – вопрос был задан с таким придыханием и паскудной улыбочкой, что места для приличных мыслей почти не осталось. – Я слышала, вы давно враждуете. Он правда заставил тебя плыть на корабле, зная, что тебе от качки дурно? И запирал в подземельях, где они издевались над животными?

– Если бы только это, – он усмехнулся тоже, оскалился даже, представляя, как бьет рукоятью сабли прямо меж этих раскосых, хитрых глаз. – Встанем за липами?

– Да, через реку должно быть слышно. Я проверяла.

*** 

– ..ждет тебя богатая спутница, да только непригожая и грубая, – старушечий скрипучий голос в самом деле слышно было отлично. Не им одним: из этой позиции у самых корней поросли молодых липок был виден и державший арбалет стрелок, и еще двое не то мужчин, не то крупных женщин в темно-зеленых плащах. Оставалось надеяться, что Лиам не сглупит и не даст повода выстрелить.

– Ваша охрана прекрасно справилась со сбором информации, вот только эти сплетни даже не второй свежести, госпожа Веденея, – Лиама, напротив, было почти не слышно. Повезло, что в беседку кто-то принес подсвечник, и часть слов легко считывалась по губам. – Или мне называть вас Джессикой Боунс?

Андама выругалась на хельянском сквозь стиснутые зубы, и Генри бездумно погладил ее по голове, как вредную кошку. Когтистой лапой по руке, правда, в ответ не получил.

– Значит, и ваши люди без дела не сидели. Чего и следовало ожидать… но я все же привыкла к Веденее, – кажется, друидка улыбалась, и куратор одарил ее своим коронным вежливым оскалом. – Ты украл чью-то монету, чтобы поговорить со мной, мальчик? Не ври, что твоя, – папенька твой скончался еще до того, как их отлили.

– Почему сразу украл? Может, мне ее отдали? – если Лиам так пытался скрыть свою неприязнь, то получалось у него паршиво. Сидел гордый лебедь с идеально ровной спиной, и напряженные плечи выдавали готовность бить или бежать.

– Отдали! Насмешил… Такое разве что за грань да в костер не возьмешь… хотя с расчетом на оный их и ковали. – Судя по изумленному взгляду Андамы, понимала она едва ли больше него. Ничего, главное запомнить, а обсудить и потом можно. – Так чего ты хотел, молодой Буш? Говори здесь.

Судя по колебанию и то и дело возвращающемуся к реке взгляду, Лиам изо всех сил боролся с желанием оглянуться. Конечно, понимал, что их подслушивают… тут даже до тошноты правильный и слепой к чужим уловкам Уильям понял бы.

– Погодные явления, наблюдаемые нами в последнее время, вызывают серьезную тревогу в том числе среди академиков. Мне хотелось бы услышать ваше мнение по данному вопросу, поскольку, пусть это и выходит за рамки общепринятых законов и правил, вас все же можно отнести к экспертам в данной области.

– Ох, милый, это ты мне польстить хотел, или извернуться и не сказать вслух, что старушкины байки ваш последний якорь в надвигающемся шторме? Надоело пальцем в небо тыкать? – Веденея рассмеялась, по-доброму так, задорно, и Лиам на секунду наморщил нос, будто уловив неприятный запах. – Надеюсь, с девушками ты не так мудрено разговариваешь!

Полностью смешок проглотить не удалось, но, кажется, никто кроме Андамы его не услышал.

– Я нисколько не сомневаюсь в вашей способности понять суть этой непростой проблемы, уважаемая Старейшина, – тоном «ноги б моей здесь не было» отозвался куратор, – и потому спешу довести до вашего сведения, что глава Академии готова заступиться за вас перед законом. Ваши предсказания погоды можно использовать для подтверждения научных теорий, и их легко вывести из разряда преследуемых по закону мошеннических заявлений и представить как безобидный, опирающийся исключительно на исходные данные окружающей среды дар, никак не связанный с манипуляциями…

– Короче, милый! Не то бабушка так окончательно состарится и помрет.

Лиам глубоко и шумно вздохнул, поджал губы и выплюнул:

– Сдавайтесь. Вам предоставят хорошее жилье, с доступом к текущей воде и саду. Всяческую помощь, лекарства, денежное довольствие и гарантию безопасности. Вас никто не найдет и не потревожит. По желанию можете прихватить с собой подслушивающих нас спутников, даже если их забота продиктована не личной приязнью, а жаждой наживы. Срок предложения – до рассвета. Потом я вынужден буду снять с себя все полномочия, и ваше дальнейшее нахождение на территории Ардалина…

– Утомил, мальчик, – покачала головой ничуть не удивленная таким щедрым жестом Старейшина. Генри же, напротив, мысленно подбирал с земли челюсть. Неужели учитель – глава Академии, ха, как же! – настолько напуган, что готов почти в открытую пойти на сделку с врагом?! Лиам имел в виду, что попробует перевербовать саму Старейшину, а не только Севастиана или кого-то из ему подобных? Или… или такое уже бывало, просто никто не знает? Или это ловушка, чтобы избавиться от последователей Старейшины, выманив их… как же сложно!

– Я понимаю, вам нужно время подумать и обсудить все…

– Да нет у меня времени, милый, – перебила его друидка, постучав длинным ногтем по столу, так, будто на самом деле хотела постучать собеседнику по лбу. – Помирать мне скоро, нагадала на свою голову… так что не довезешь ты меня никуда, ни пленной, ни гостьей.

Андама шумно вздохнула, впившись тонкими пальчиками в его локоть. Генри, и сам ошарашенный, перехватил ее руку и сжал в своей, представляя на месте друидки дикую и голодную, но временно ласковую рысь. Она была нужна ему, он – ей. Странный разговор безумно хотелось дослушать до конца, и, пускай эта дрянь хотела убить Лиама, именно она дала ему возможность быть здесь и узнать то, что куратор мог бы – да наверняка собирался! – утаить. Да и уверенный, почти укоризненный тон Старейшины вызывал одновременно оторопь и страх. Не перед самой смертью, но перед легкостью, с которой эта женщина о ней говорила.

Будто уже смирилась. Как вообще можно быть такой спокойной, зная, что вот-вот умрешь?! Или это приходит со старостью?

– Весьма прискорбно, – Бушу потребовалась время, чтобы взять себя в руки. Видно, не к такому ответу готовился. – В таком случае, полагаю, мне нечего предложить вам в обмен на интересующие меня ответы?

– Не переживай так, мальчик. На другом сторгуемся. – Старейшина вновь постучала ногтями по столу, два раза по три удара, и одна из фигур в плащах тронулась с места, открыто приближаясь к беседке. – Правда за правду, как тебе?

– Согласен, – решительно ответил куратор, вставая и позволяя подошедшей помощнице протиснуться мимо, чтобы поднять Старейшину. Собранный и воинственный, он был по-прежнему напряжен и то и дело стрелял глазами по сторонам, стараясь встать так, чтобы спину прикрывали хотя бы деревянные столбы беседки.

Все трое спустились к реке, и стрелку пришлось переместиться, а Генри с Андамой вовсе лечь на землю. Босоногую Старейшину подвели к реке, и, стоило скрюченной старушке ступить в текущую воду, как спина ее мгновенно выпрямилась, и даже морщины на лице будто бы разгладились, делая его моложе и… торжественней? Словно это было одним из священных ритуалов, словно каждое действие и слово теперь в самом деле имело вес.

– Разувайся и иди сюда, мальчик. Соврать не сможешь, учти, – прозвучало строго, но без угрозы. Лиам, поколебавшись, послушался. Вздрогнул, зайдя в наверняка холодную воду, поморщился и передернул плечами, но все же шагнул вперед, стянул перчатку и вложил ладонь в протянутую костлявую руку.

– Вы в своей Академии безумно любите проверять все экспериментами. Я, признаться, тоже в детстве умные книжки слушала, так что буду последовательной, а то ты прямо дрожишь от возмущения, – Лиам вновь поморщился, но отвечать не стал. – Я, Веденея, клянусь тебе, молодой Буш, своим именем и благоволением Вечных Рек, что сказанное мной в эту священную ночь будет правдой, или тем, что я считаю правдой, или той частью правды, что я могу раскрыть без вреда для твоей жизни. Повтори.

Генри охнул и спрятал лицо в сгибе локтя, желая вовсе побиться головой о землю. Стоило только подумать, на что Лиам пошел… пусть не ради него, а по приказу учителя, но все же! Почему было не пустить его, уже одной такой клятвой связанного?! Одной больше, одной меньше, к тому же ему и скрывать нечего! Почти нечего… но никому в голову не придет спрашивать об уехавшей в Калхедон сестре или планах Франца. Да и промолчать всегда можно.

– Кар!

Прижатая к земле ворона подобных телодвижений не оценила и дала об этом знать так оглушительно, что вздрогнули все, от Андамы до резко повернувшегося в их сторону Буша. Пришлось быстро повернуться и расстегнуть куртку, чтобы выпустить птицу на волю. Та, не тратя времени, взлетела и пронеслась прямо над головой стрелка, чудом не дрогнувшего.

Он мог убить Лиама своей глупостью. Ужасно. Но почему-то до ужаса смешно. Особенно от ошарашенного лица Андамы, безмолвно, но так очевидно вопрошающего «ты дурак?». Виконт Хейвуд ничего не мог с собой поделать – он лежал в засаде, окруженный вооруженными людьми, готовыми убить его куратора, и давился нервным смехом.

Ответный смешок неожиданно четко раздался со стороны реки.

– Я, виконт Лиам Буш, клянусь вам, Старейшина Веденея, своим именем и благословлением моих богов, что сказанное мной в эту священную ночь будет правдой. Или тем, что я считаю правдой, или той частью правды, что я могу раскрыть без вреда для своей и вашей жизни.

Все же решился! Потому, что отступать некуда? Или из-за вороны, выдавшей, что он пришел и тоже слушает? Вздумай ученик Савеперо повторить все слово в слово и поклясться Реками, вышла бы та еще лебединая песня. В том смысле, что либо злобное шипение, либо жуткий неправдоподобный хрип. А так ему, кажется, поверили.

– Да, защита на тебе что надо, – похвалила непонятно что Старейшина, легонько поглаживая его руку. – Я так и думала. Ну что, проведем эксперимент, чтобы ты убедился? Давай так… твое оружие заряжено?

– Да, – удивленно отозвался Лиам.

– Правда. Ты пришел сюда не по своему желанию?

– Да, – в этот раз куратор помедлил, но ответил твердо.

– Тоже правда. Ты влюблен, но боишься сказать об этом?

– Что? Нет! – Лиам дернулся было, но хватка у старушки, судя по всему, была крепкой.

– Ложь! – Старейшина рассмеялась, а Генри потряс головой, силясь остановить бурный поток разом нахлынувших мыслей и надежд. Не сейчас, потом, вдвоем! – Видишь, как все просто. Попробуй теперь ты.

Буш, все еще возмущенный, уставился на хлипкую собеседницу сверху вниз так, будто хотел толкнуть в воду и удрать.

– Допустим… вы слепы от рождения?

– Нет. От полного принятия дара.

Куратор поколебался и даже прикрыл глаза, будто прислушиваясь к себе. Потом фыркнул презрительно, будто сам себя одернув – нашел, кому верить! – и сразу задал следующий вопрос:

– Вы знаете, как помочь моему подопечному, известному вам, как Арья-атан, избавиться от кошмаров?

– Да, – просто ответила Старейшина, и Лиам вздрогнул и охнул, уставившись на нее, как на заговоривший с читателем древний фолиант: и тронуть страшно, и поверить невозможно. – Понял, наконец? Клятва есть клятва. А теперь первый вопрос…

***

Все это было каким-то безумием.

Старейшина, до того вещавшая чуть ли не на всю округу, внезапно перешла на шепот, и хмурящий брови Лиам подстроился под нее, отвечая неохотно и коротко, но, по всей видимости, честно – Веденея больше не смеялась и не подтрунивала над ним, только кивала или качала головой.

А вот Андама таким раскладом осталась недовольна, и, повертевшись с минуту, отчаялась услышать что-либо и уползла назад, жестом попросив его оставаться на месте. К стрелку она не приближалась, так что Генри, подумав, улегся поудобнее и замер, улучив момент подумать над дальнейшими действиями.

С одной стороны, Лиам знал, что он здесь, как они и договорились, так что осталось уговорить свиту Старейшины не убивать чужака и потянуть время до полуночи. С другой – Генри явно услышал то, что не должен был. И девчонка, кажется, тоже ничего не поняла, потому и побежала к кому-то из своих, наверняка за ответами. Как же Лиам сказал тогда, что эта монета означает? Тайный знак для тех, кто не виновен перед законом? И как же это определить, как сами друиды, не слишком с их правосудием согласные, это понимают? Бред какой-то, при том опасно расплывчатый, но вовсе не удивительно, что имевшая дела с черными костьми Андама к этим «адекватным» не относится. Может ли быть так, что Лиам нарочно выставил эту штучку напоказ? Чтобы стравить ведунов друг с другом, усилить раскол?

По крайней мере, предлагать сдаться так громко было глупо. Он точно знал, что вокруг полно ушей, значит, на согласие и не рассчитывал. Провокация в соответствии с приказом – или вопреки ему? А если вспомнить, как куратор улыбался в карете, рассказывая о поддержке филинов…

Андама, конечно, пугала Генри куда больше, и вообще они оба сейчас были на мушке и рисковали жизнью, но все же было в таком поведении что-то непривычно озлобленное, неприятно скребущее изнутри. Будто Лиам в самом деле желал этим людям смерти. Мстил? Поэтому не хотел его втягивать, не хотел, чтобы Генри видел и слышал это?

– Я сказала, что не знаю, как помочь, но имела в виду, что не знаю наверняка, насколько это рискованно, – Генри вздрогнул, испугавшись, что прослушал что-то. – Но от дара, если он в тягость, можно отказаться.

Сзади послышался возмущенный вздох, и вернувшаяся Андама вертлявой лаской протиснулась к нему, падая под бок. Вид у девушки был взъерошенный, а улыбка такой недоброй, что Генри невольно вжал голову в плечи и хотел тихонько спросить, в чем дело, но к его губам тут же прижали тонкий палец с длинным острым ногтем. Элоиза как-то пошутила, что такие выращивают для выцарапывания глаз.

– Привратник мертв, но есть и другие подобные места, сохранившие крепкую связь с Реками. Мне не позволили узнать об этом способе вовремя, но это не значит, что я стану лишать выбора других, – голос Старейшины вновь обрел торжественность и силу, только теперь стало совершенно ясно, что обращается она не к зябко переступающему с ноги на ногу Лиаму. – Достаточно в одну из священных ночей добраться до места силы, не пролив по дороге крови и ничем не обидев Лес и его обитателей. Проще говоря, все то, что обычно требуется для прохода к Сердцу Леса, если эти слова тебе о чем-то говорят.

Лиам кивнул, и тут же смущенно заверил о своей осведомленности вслух.

– Еще бы ты не знал, ты же образованный мальчик, с дипломами, – Старейшина вновь смеялась. – Потом нужно зайти в воду и попросить у своего отражения забрать то, что подарено. Дальше рассказы противоречат друг другу, но в одном будь уверен – искренне готовый избавиться от дара свое желание исполнит, а сомневающийся получит отсрочку и покой до следующей праздничной ночи.

– Не уверен, что это наш случай, но позвольте поблагодарить вас, – кажется, теперь Лиам был искренен. И ладонь старухи второй своей накрыл, и смотрел иначе, не свысока. Только вот озираться начал совсем уж неприкрыто, будто чувствовал, что на прицеле.

– Позволяю уж, ты все-таки славный мальчик, жалеешь бабушку, хоть и поздно… Не надо, не отвечай, и себя не вини. Последний вопрос, просто из любопытства… неужели ты сам пошел на это? Позволил отобрать самое ценное, головой рискнул, чтобы с чистого листа все для себя решить?

– Я мог бы сказать, что не понимаю, о чем вы, – Лиам улыбнулся мягко и растерянно, и Генри, уже догадываясь, о чем речь, внезапно улыбнулся тоже, чувствуя что-то похожее на тепло в груди. Чем бы это ни было изначально, местью или обидой оно больше не являлось. – Но говоря о том, что я считаю правдой… да. Полагаю, да. Оно того стоило.

Андама презрительно хмыкнула, и, повернувшись к ней, Генри заметил, что людей вокруг стало значительно больше. Четверо подошли от деревни и остановились в стороне, пятеро – или больше, для теней слишком подвижные – возникли откуда-то со стороны леса. Эти были вооружены и раздраженно топтались на месте, а еще дальше слышно было фырканье коней. Кажется, вопрос в самом деле был последним.

– Вы обещали ответить насчет погодных явлений, – Лиам тоже это почувствовал, а может и вовсе стоически делал вид, что не замечает, как захлопывается капкан.

– Да, верно… – Старейшина подняла невидящие глаза к небу, в котором вот-вот должен был начаться недоступный ей танец падающих звезд. – Уже пора. Слушай же, мальчик, и передай потом тебя пославшему. Воды Чистозерья не зря веками слушали наши клятвы, не зря читали наши чувства и память. Они знают, что слово надо держать, а за нарушенное – наказывать…

Воздух застрял в горле, и в глазах потемнело на секунду, будто он нырнул в омут, как во сне. Ясно уже, что Севастиан волшбой своей его поймал, но ведь речь не могла идти о таком пустяке, верно? Люди по сто раз на дню нарушают обещания, но что нужно натворить, чтобы вызвать такое?

– Воды неспокойны, и нам неведомо точно, почему. Но они зовут и тянут на дно, ищут кого-то и поют… поют громко-громко, так, что самые чувствительные глохнут и сходят с ума, бросаясь в глубину.

Страх, до того неясный, обдал своим дыханием спину, заставив пожалеть, что он не может прямо сейчас вскочить и броситься к Лиаму. Или обнять сестру, или спрятаться за Франца… рядом была только друидка, но, вопреки обыкновению, тепла ее тела Генри не чувствовал, хотя касался локтем руки и боком бока. И вряд ли дело было в одежде.

– Зов создает ловчие потоки, путы, ручейки – не знаю, как они являются вам, зрячим. Они тянутся в своем поиске все дальше и дальше, да только на юге какая-то сила сдерживает их, перерезая полностью на трактах и в новой столице. Опаляет, подобно огню, и какое живое существо не воспротивится боли?

– Живое? – тихо выдохнул Лиам, и Генри угадал больше, чем услышал. Справа раздались шаги – к стоящим в реке, не скрываясь более, шла сбросившая плащ чернокосая женщина. Та, что была с Андамой в лавке!

– Пока живое… Берегитесь гнева умирающего зверя, ведь он будет страшен, а дыхание его смертоносно. – Старейшина была серьезна, и каждое сказанное слово отпечатывалось в памяти. Сомневаться в реальности угрозы не получалось. – Им дышит уже все в округе, и это…

Генри не увидел движения, и не понял сперва, что произошло. Веденея дернулась всем телом, захрипела, наклоняясь, а потом раздался жуткий булькающий звук – и Лиама, замершего с широко распахнутыми глазами, окатило кровью из ее горла.

Куратор вскрикнул, но рук не разжал, перехватил уронившую голову женщину за плечи – и тут же все окружившие их люди рванулись вперед. Да только что это за ловушка?!

– А ну замри! Руки вверх! – стрелок обладал зычным басом, а его предупредительный выстрел просвистел у виска Лиама, не позволив схватиться за пистолет.

Генри тоже подорвался было, рывком подтягивая колени к груди, чтобы прыгнуть вперед – успеть бы добраться до стрелка, отобрать арбалет или хоть прикрыть собой! – и совершенно проигнорировал гневный вопль Андамы. Как оказалось, очень зря.

Боль была резкой, но короткой. Ноги свело, и он рухнул обратно, сильно ударившись локтем, дернулся было, не понимая, кто напал на него, и тут его схватили за горло, напугав еще больше.

– Стой, я кому сказала! И не лягайся, эй! – Черные глаза на красивом бледном лице казались бездонными колодцами, а хватка пальцев была сильной и не оставляла и шанса вырваться. Вот, значит, как она вырубила охрану. – Тише, тише… прости, пожалуйста, я не хотела, просто испугалась, что тебя застрелят, приняв за врага. – Рука с горла переместилась на щеку, ласково гладя, и Генри прикрыл глаза, судорожно выдыхая и заставляя себя отказаться от идеи плюнуть гадюке в лицо. Руку только оттолкнул, не выдержал.

Боль в самом деле уже отступила, но на смену ей пришли слабость и дрожь, так что подняться на ноги, вопреки вялому сопротивлению, ему помогла все та же друидка.

Конечно же, он опоздал.

Тело Веденеи лежало в реке, и слепые глаза все еще смотрели в ночное небо. Кровь текла из шеи, окрашивая реку темными страшными лентами, и Генри показалось на миг, что вся вода вот-вот обратится кровью. Но нет… это всего лишь запах.

Лиама, уже безоружного, караулили двое: один придерживал, второй связывал руки, но не то путался в узлах, не то был ошарашен не меньше все еще глядевшего в лицо Старейшины Буша, бледного и окровавленного.

– Вот, что бывает с предателями, мнящими себя неприкосновенными, – голос Андамы, глубокий и властный, заставил всех повернуть головы. Девушка похлопала его по плечу, отпуская, и спрыгнула с невысокого берега вниз, подняв брызги. Женщина, ранее помогавшая Старейшине встать, вышла из беседки, всхлипнула и закрыла лицо руками, опускаясь на землю.

Восемь, десять… семнадцать человек, не считая их с Лиамом. Куратора связали и пнули под колени, заставляя опуститься на них, но больше никто с места не двигался и не смел сказать и слова. В воцарившейся тишине Андама неспешно, твердым шагом прошла прямо через мелководье к нелепо раскинувшему руки телу Старейшины, наклонилась и грубо сдернула с ее шеи какой-то кулон.

– Бессовестная, – внезапно процедил так и не расставшийся с арбалетом стрелок. – Свою же наставницу…

– Молчать, – приказ грохнул, как выстрел, и это не было обиженным девчачьим воплем, звонким и нелепым, о нет. Генри вдруг очень ясно понял – ее боятся. Уважают или нет, кто знает, но боятся точно, потому половина и взгляд поднять не смеет. – Игл у нас еще много, и я предпочла бы видеть тебя живым, Арчибальд. Или ты думаешь, что можешь выстрелить быстрее Умы?

Облаченная в хельянское серое траурное платье женщина, больше не казавшаяся похожей на сказочного духа, держала у губ тонкую трубку длиной чуть больше ладони. Страшное оружие…

Стрелок подумал так же и опустил арбалет, презрительно скривив губы. Только морщись не морщись, а даже постороннему стало ясно, кто в этой банде на самом деле главный. Не потому ли едва не лбом о землю бьющаяся женщина у беседки старалась рыдать потише?

– Старейшина Веденея связалась с группой предателей, готовых пойти на сделку с врагом. Не говоря уже о разглашении секретов, которое всегда каралось смертью. Вы сами слышали, как она разговаривала с этим человеком, – толкнув тело носком сапога, Андама вдруг прищурилась и наклонилась, доставая из ручья что-то металлическое. Генри, сглотнув ком в горле, заставил себя шагнуть назад, разогнаться и перепрыгнуть воду: стоять в стороне и дальше было невыносимо.

Немного не долетев, он ловко приземлился – на все четыре конечности, что в другой ситуации показалось бы забавным – и выпрямился, заставляя себя уверенно подойти ближе к разглядывающей находку Андаме. Та почти по-королевски изящно повернула голову, будто только сейчас услышав шаги, и с гордой улыбкой протянула ему светлую монету. Только вот больше он не обманывался, видя не маленькую влюбленную рысь, но львицу с окровавленной мордой. Которой он, может, и нравился… пока послушно мурчит и не смеет посягать на власть.

– Видел когда-нибудь прежде?

Тяжелая для серебряной, монета была украшена изображением листа древа и потоков ветра, в которых угадывались не то другие листья, не то птицы. Крови на ней не было, и все же Генри предпочел скорее вернуть вещицу друидке. За грань ее в самом деле не возьмешь, а оставлять неверным последователям такую улику… о чем эта Веденея только думала?

– Белое серебро, если я не ошибаюсь, и работа тонкая. Владелец должен быть богат.

– Тоже так думаю, – спрятав монету, Андама развязала порядком измазанный в земле и успевший намокнуть плащ, повернулась и взмахнула им, укрывая тело Веденеи. – Оставим ее здесь. Найдут, рано или поздно, а костер привлечет внимание.

 – Начинаю верить в то, что ваши предки убивали стариков, чтобы не возиться с ними, – Лиам, до того не издававший и звука, все же не сдержался.

Все внутри сжалось, и Генри порадовался, что от иглометательницы его заслоняет сама Андама. Пусть друидка и была ниже него, это давало какое-никакое преимущество. Но лучше бы Бушу просто промолчать...

– Что ты знаешь о наших предках, слуга нежити? – Андама двинулась к Лиаму, и Генри тенью последовал за ней, изо всех сил стараясь изобразить если не злое торжество – он не настолько хороший актер – то хотя бы растерянность.

Друидка наклонилась, глядя пленнику в глаза, и алые бусы едва не ударили Лиама по гордо вздернутому подбородку. Такой пылающей ненависти на лице куратора он никогда не видел, и от того с самого себя стало вдвойне противно. Терпеть, просто терпеть, чтобы иметь возможность вмешаться тогда, когда это будет нужней всего…

– Я с удовольствием испепелю твое сердце, когда узнаю все, что хочу, – и тут Андама звонко хихикнула и улыбнулась, как озорная девчушка. Совсем как в первый раз в лавке. – Но пока – все меня слышат? – чтобы и волоса с его головы не упало!

Генри шумно выдохнул и позволил этому чудовищу демонстративно поцеловать себя, изобразив что-то вроде довольной усмешки и даже углубив поцелуй по своей инициативе. Не то трофей, не то шакал-перебежчик, мерзость.

Он извинится столько раз, сколько Лиам захочет, лишь бы все были живы.

***

Ночью деревня уже не казалась такой уютной и мирной, как накануне. Сразу вспомнился нерадушный прием и не расстававшиеся с оружием друзья, особенно молчаливый и дерганный Гектор.

– Дяденька ученый, ну скорее же!

Уильям послушно прибавил шаг, не забывая оглядываться по сторонам. Последнее было почти бесполезно: в сумерках Митчелл видел паршиво и вряд ли смог бы разглядеть притаившихся врагов, не говоря уже о том, что он уже дважды умудрился споткнуться и только чудом не упал. В грядках, конечно, было бы мягко, но грязно. И почему было не обойти по улице?

– Петуния, ты уверена, что…

– Уверена! Это очень старая и важная книга, и мама хочет отдать ее «хорошим друзьям» сегодня ночью. Только никакие это не друзья! – девочка, днем лучше всех показавшая себя на уроке, вновь остановилась и обернулась на него. – Я никогда раньше их не видела, они маму с папой даже по именам нормально не зовут… А вы – точно друг. Пожалуйста, поверьте мне…

– Я верю, – он постарался улыбнуться как можно мягче. – Но почему ты так боишься моих спутников? Они тоже хорошие и не обидят тебя и твою семью. Ну, если их не обидеть первыми…

– Арья-атана я бы тоже позвала, но вы… ему плохо, так ведь?

– Да, – врать ребенку было неловко, но необходимо. – Он очень извинялся, что не может прийти на праздник, и…

– Поэтому я и пришла за вами! Может, в этой книге есть способ ему помочь? Я умею читать, но там столько непонятных слов…

– Почему не сказала об этом раньше, днем? – и все же подозрительно это. Он, конечно, предупредил Гектора, что отлучится ненадолго, но вообще-то им запретили ходить по одному…

– По кочану! Папа дома был, и нас услышать могли. – Его уверенно взяли за руку и потащили в нужную сторону с удвоенным рвением. Как же настойчивы бывают маленькие девочки! Сколько ей, десять, двенадцать? Не больше точно, но сколько отваги! Не зря Кейси так хочет дочь. И Петуния – совершенно очаровательное имя… – Вы только глянете одним глазком, та это книга, или так, ерунда… а потом уже сами решите и договоритесь, как у вас, взрослых, принято.

Стыдно было признаться, но любопытство влекло его с той неотвратимой силой, что обычно приводит или к открытию, или к оторванному носу. Что поделать! Слишком уж убедительно девочка расписала и кожаный переплет с хитрыми креплениями ремешков, и особенный рисунок на первой странице, свидетельствующий о солидном возрасте и принадлежности к запретным рукописям стражей Леса…

Высокое крыльцо охраняла остромордая собака, проводившая чужака внимательным взглядом, но покорно лизнувшая руку маленькой хозяйки. Двери не скрипнули, внутри было темно, но уже через минуту Петуния принесла из соседней комнаты зажженную свечу. Бедняжка очень хотела показать ему книгу, но так боялась наказания, что даже в доме продолжала озираться и нервно кусать и без того покрытые корочкой губы.

– Там… подойдите сами, я боюсь ее. – Она махнула рукой в сторону низкой лавки, стоявшей под полкой с какими-то инструментами. Книга – в самом деле огромная, явно рукописная – лежала на ней и выглядела как… очевидная приманка.

– И кто ее туда положил? – в доме тишина, занавески задернуты, но они зажгли свет, так что с улицы наверняка видно. Дурак, ну куда он сунулся?! Не поздно ли еще…

– Я. Чтобы время не тратить, она обычно в тайнике под полом… глядите скорее и пойдем обратно, пока не хватились!

Что ж, вряд ли книга его укусит. Отравить, ходят слухи, может, но ребенок вон, живой… И как могут врать эти огромные чистые глаза? Встреть Уилл ее впервые, конечно, не стал бы и слушать, но подвести доверие ребенка, однажды назвавшего тебя своим учителем? Немыслимо…

Их с книгой разделяло всего несколько шагов и стоявший чуть в стороне сундук. Если его хотели поймать, то сделали бы это сразу за порогом. И отвели бы подальше, а не за пяток домов. Уилл решительно направился к скамье, гадая, что за сокровище хранилось в этом ничем не примечательном доме. Рецепты зелий? Описания ритуалов? Сборник легенд? Медицинский трактат, опирающийся на волшбу стражей Леса?

Он открыл рот, чтобы уточнить, но в этот момент пол ушел из-под ног, и Уильям вместе с натянутым над пропастью ковром полетел вниз, завершив падение коротким вскриком и ударом о полку с звонко клацнувшими банками. Со стоном приподнявшись и потерев ушибленный локоть – разочарование было сильнее боли, да и внизу кто-то услужливо накидал мягких тряпок – Митчелл поднял голову.

– Про… простите, – девочка плакала, и свеча в ее руке дрожала. Но не двоилась хотя бы, значит, голова цела. – Я… я просто… так нужно! – Отчаянно всхлипнув, Петуния потрясла головой и сжала кулак.

Вот, значит, как… К сожалению, быстро подняться и успеть взбежать по лестнице давно не утруждавший себя тренировками и разминкой с оружием ученый не мог.

– Там справа лампа была… почитайте пока. – Книга полетела вниз, и Уилл выбрал отшатнуться в сторону, а не спасти артефакт былых времен от падения. Застежка, впрочем, выдержала, не позволив ветхим страницам разлететься. Чего нельзя было сказать о его вере в людей…

Крышка погреба, до того хитро скрытая сундуком, захлопнулась.