30-е Цветеня

Ардалин, Верхний пригорок

Ночь прошла на удивление спокойно: никто никуда не бегал, не кричал, не пытался поджечь дом и даже не каркал над ухом.

Возможно, все решили хорошенько выспаться перед праздником. Или просто утомились после того, как два часа не давали гостям расположиться и запереть двери, с каким-то подозрительным упоением доводя всеми положенными по поводу Травенника* – а то и придуманными на ходу – церемониями.

Для начала их, уже встреченных огнем факелов, змейкой несколько раз обвели вокруг трех костров под разухабистую песню-оберег, которую им с Филиппом тут же захотелось записать. Во-первых, потому что из-за предложенных в куплетах способов борьбы с нежитью убояться полагалось не только вампирам, кикиморам и прочим падким до свежего людского тела тварям, но и всем, кто портит людям праздник. Или не убояться… что тоже без сомнений вызвало бы бурный восторг в любой из столичных чайных. Во-вторых, потому что не приплясывать или хотя бы не притопывать украдкой от простого, но до ужаса прилипчивого мотивчика было практически невозможно. Так что лучшим бойцам герцога Марли для поддержания образа «всего лишь свиты Арья-атана» пришлось изображать незамутненную радость и прыгать через последний костер вместе с обалдевшими от такой встречи учеными. Благо, все неудобства с лихвой компенсировали поджидавшие «спасителей деревни» девицы в праздничных платьях, с задорным хихиканьем подарившие каждому поцелуй и сделанный своими руками узелок-оберег* на удачу.

Кланяться стражу деревни – огромной сосне, заставшей, судя по всему, начало прошлой спирали – их благоразумно не просили, но Генри решил, что проще не откладывать это на завтра и не доказывать потом куратору, что это не больше, чем проявление вежливости. У Филиппа нашлась случайно прихваченная после жеребьевки спальных мест лента, у него самого – маленький колокольчик, завалявшийся в карманах еще с момента отъезда и игр с Кларой. Игрушка, вообще-то, предназначалась для Кисточки, да и для «подкупа» ворон сгодилась бы… но рядом с прочими яркими подношениями на расставленных вокруг дерева специальных жердочках получившийся позвякивающий бант смотрелся как нельзя лучше. Да и вороны, если захотят, прямо отсюда утащат, и даже крепкий узел их не остановит. По традиции, правда, полагалось закреплять это все на ветвях дерева или класть к корням, но дураков лезть на высоту третьего этажа не было, а внизу царили грязь, сырость и кошки. Арья-атан даже не поленился выразить свое восхищение сопровождавшей его старосте: все флажки, узелки, бумажные звезды и засохшие цветы не валялись беспорядочной кучей, а были аккуратно распределены вокруг дерева и даже соединены нитями красной пряжи с крупными бусинами, создавая достойную запечатления картину. Кларенса бы сюда…

Лиам безропотно вынес все испытания, удержав на лице обманчиво-мягкую вежливую улыбку, и даже позволил надеть на себя венок из краснозведника. Но поданный радушными хозяевами кувшин с молоком, приправленным одуванчиковым медом, достался изобразившим ужасную жажду охранникам и Гектору. Последний, видимо, решил, что молоко отравить невозможно и вообще крестьяне до порчи продуктов не унизятся, так что выпил и за Уильяма, и за куратора. Генри понравились и молоко, и хитро сплетенный из красных шнурков оберег, и подарившая его курносая девица, с которой тут же захотелось потанцевать у костров. Не знай он, во что невольно ввязался, был бы просто счастлив и даже в ус не дул, а так…

Все веселье воронам под хвост!

Щетку для Кисточки он раздобыл легко, так что первые пару часов после наступления тишины ему было, чем заняться и о кого погреться.

Сложившееся положение иначе, чем прескверным, было и не назвать. Генри все еще следовало оказаться у Сердца Леса на рассвете первого Травеня, и пройти туда, улизнув от охраны и имея в проводниках орла и рысь, было не так уж трудно и без Севастиана. Точнее, звери легко могли довести его до ядовитой границы, но дальше… Друид раз сто успел повторить – в таком состоянии проходить через Древо одному нельзя, нечего и думать. Засосет и не отпустит, потом выйдешь неизвестно когда, где и каким. Раньше можно было пройти через пещеру недалеко от пересохшего русла притока Ужехвостки, но там слишком легко наткнуться на «нежелательную компанию», под которой, как теперь понимал Хейвуд, имелись в виду Хиверий и его шайка.

Севастиан хотел показать его кому-то из «старших и мудрых», хотел помочь взять дар под контроль, избавить от кошмаров и Зова. И клялся, что не собирается рисковать его жизнью и проводить над подопечным неизвестные ритуалы. Генри сам не знал, почему так верил в слова столько лет водившего за нос стражу, чинуш и всех преподавателей «магистра медицины»: может, всему виной была его клятва, после спасения жизни ставшая крепче железной цепи, а может, ему просто хотелось верить в чудо. Спас два раза – спасет и в третий? Не хочет иметь дела с фанатиками – сам адекватен?

Думать в одиночестве, не имея проверенных фактов и возможности отступить, а лучше переиграть все в случае неправильного выбора, было тяжело, утомительно и тоскливо. Как бродить по темноте, все время натыкаясь то на острые углы мебели, то на разбитую посуду: потом и синяки обеспечены, и хорошо, если вляпался только в… молоко.

Кисточка скрашивала эту пасмурную, муторную ночь как могла, и заснули они в итоге вместе, тихонько устроившись на укрытой колючим одеялом печи.

***

В этот раз ему приснился родовой замок. Заброшенный, запятнанный копотью и сажей… совсем мертвый. Ступени уходили из-под ног, крошась, словно песок, коридоры сужались, грозясь раздавить… и этот сон был лишь немногим страшней реальности. Новое поместье строили южней, подальше от Леса, поближе к столице и тракту, но и там они бывали лишь несколько раз в год по делам. Оба места не были домом, но старый замок… он был еще хуже Хенгастеля. Столица была засыпающим великаном, еще живым, хоть и неуютным, их владения – склепом, в котором не осталось ни памяти, ни тепла.

…разбудило его даже не громкое карканье, то и дело разносившееся над домом, а бодрый, полный страсти голос Уильяма, доносившийся со двора так четко, что хотелось не просто закрыть окно, но и сунуть голову под подушку. Стоп, подушку? Опять Лиам постарался? Вот здорово, можно попробовать заснуть обратно…

Увы, поздно – заметившая его пробуждение рысь мигом спрыгнула на пол и принялась умываться, и оставалось лишь последовать ее примеру, невольно прислушиваясь к происходящему снаружи.

– В инструкции, которую мы с вами сейчас быстренько пролистаем, приводится форма стандартной таблицы замеров, перечень необходимых приборов и описание методик измерения температуры, давления воздуха, силы и направления ветра. Но вас я, конечно же, такими скучными вещами мучить не буду, – в ответ раздался детский смех, и Генри улыбнулся, поняв, что происходит. Господин Митчелл распаковал свой волшебный ящичек, собрал зрителей и начал публичную лекцию. Это тоже было частью практики и обычной работой даже для давно получивших свои печати магистров, а еще несло не только просвещение в деревни и села, но и развлекало детей не хуже ярморочных фокусов. Все эти блестящие непонятные приборы, умные слова, красивая одежда и манящая дорога в стены сказочного мира знаний… конечно, отпускали на учебу в город далеко не всех, Филиппу очень повезло родиться младшим, но даже такие выезды помогали общему делу и привлекали в Академию самую талантливую молодежь. – Ну что, закончили рисовать вчерашние облака? А теперь давайте откроем эту большую страшную таблицу на странице с картинками и сравним… какой это тип?

Дальше следовало сопоставить изображения и прочитать соответствующие «предсказания», которые, конечно же, совпадут с сегодняшней погодой. Просто, наглядно, никакой ворожбы… Урожай, конечно, так не предскажешь, тут другие специалисты нужны, да и те пока не особо полезны. Так что простой готовый ответ от мудрой Старейшины все равно будет привлекательней, но для всех ли?

Ведь одаренным нужно родиться. А ученым можно стать. Именно этой мыслью, простой и обнадеживающей, принято заканчивать подобные уроки. Именно поэтому с ним все время пытаются посылать сопровождающих, даже если дело плевое и не требует особого ведения протокола. Одаренный Генри Хейвуд когда-нибудь исчезнет, а записи останутся и прослужат еще долго…

Когда Генри позавтракал, ничуть не уставший довольный Уильям как раз закончил урок и пошел его «будить», в итоге присоединившись к поеданию сырников. Во дворе большого нового дома, пустующего из-за уехавших в город на праздник хозяев, бесилась под присмотром кого-то из филинов получившая перерыв ребятня. Присмотр, конечно, требовался не детям, а приборам, которые все равно везли «на растерзание», но способность подрастающего поколения бить то, что не может разбиться и засовывать градусники в самые неожиданные места недооценивать не стоило.

– Ты здорово справился. У профессора Митчелла на уроках тоже было не заскучать, так что я не удивлен. – Уильям смущенно заулыбался, принимая комплимент, и Генри не стал дожидаться последующей вдохновленной речи о том, что он пойдет по стопам родителей и бабушек-дедушек. – Кстати, где остальные?

– Часа два назад ушли осматривать деревню. Староста попросила, мол, для общего спокойствия походите с умным видом между домами, осмотрите скот, дайте людям какие-нибудь рекомендации… а им ведь только повод и нужен был. Скоро вернуться должны, вот и узнаем, где прячут незрячую провидицу и как быстро Филипп наберет материал для статьи... – Генри поморщился, и Уильям кивнул, недовольно поджимая губы. – Знаю, ты не в восторге. Я тоже. Надеюсь, нам удастся выяснить, кто в этой банде главный, а бедную женщину переселят в какую-нибудь лечебницу в сельской местности, подальше от тех, кто ее использует.

Или Уильям думал о филинах слишком хорошо, или Генри – слишком плохо. Так или иначе, такая неожиданно мирная позиция Хейвуда вполне устраивала.

– Что насчет тебя? Дождешься или сразу птиц гонять пойдешь? Это желательно при свидетелях и под запись, но я могу сейчас взять бумагу и…

– Так давай я пока тихонько попрошу птичек рассказать мне, что здесь и в округе творится, а потом уже торжественно и на публику их спроважу?

– Давай, – легко согласился Уильям. – Детьми не хочешь заняться? Они будут рады.

– Можно потом. Поиграем, про зверей расскажу…

Все можно, пока его ни в чем не заподозрили. Спасибо, дорогой куратор, за подушку, да только участвовать в твоих с филинами играх Арья-атан не обязан.

***

Кисточку пришлось оставить дома: вороны в самом деле ее помнили и жаждали заклевать, а шерсть пустить на гнезда. На него, с рысью возившегося, тоже сперва смотрели косо и отлетали подальше, но потом один старый самец внял уговорам и предложенным кусочкам мяса, за ним подтянулись другие…

Дети восторженно охали, Уильям записывал, а виконт Хейвуд сидел на каком-то старом тюфяке, скрестив ноги, и шипел каждый раз, когда новоприбывшие пернатые друзья пытались приземлиться на него. Вокруг собралось шестьдесят пять – уже шесть, поправился Уильям – птиц, и слушать про пауков и людей, готовых некоторое время подкармливать их, а не гонять, как эти, им было очень интересно.

Нескольких сговорчивых ворон, разлетевшихся в разные стороны вскоре после начатого шепотом разговора, никто не заметил, а когда вернулись куратор с лаборантами, Арья-атан заявил, что птицам надо подумать, и через несколько секунд двор опустел, оставив в подарок радостно завизжавшим детям лишь несколько перьев и белых пятен на траве.

– Эй, Генри! Смотри-ка, что нам отдали в обмен на рецепт успокаивающей настойки, спуск в «подозрительно булькающий» погреб и осмотр «шибко бодливых, небось к Искажению дело идет» коров! – отставший от спутников Гектор нес на плече какую-то старую алебарду. – Ты ж вроде такие штуки любишь?

– Дай-ка глянуть… ого!

Нет, это была не алебарда. Настоящий бердыш, переживший не меньше полутора столетий, иначе откуда бы ему тут взяться?! Не церемониальное длиннющее чудовище, которым не помахать толком, но и не из тех укороченных, что используют нынче калхедонские стражники. Кожаный ремень давно оторвался, лезвие потемнело, но если почистить, поколдовать немного… и древко цело, без трещин!

Плавная форма полумесяца была очаровательна даже так, без заточки, коварный острый наконечник наверняка в свое время способен был пробить кирасу. Тонкий узор из переплетающихся листьев был виден не везде, круглые маленькие отверстия остались целы, а вот в крупном, в виде цветка, заметна была ржавчина…

– И вам так просто отдали это сокровище?! Это наверняка семейная реликвия, со времен Последней войны…

– Надо же, ты был прав, – Гектор хмыкнул и подмигнул загадочно улыбавшемуся куратору. – Наш дикий кот в восторге от новой игрушки! Не переживай, эта штука у них то двери подпирала, то даже вместо коромысла работала. Даже надоедливых соседей не припугнешь, как там этот мужик выразился, ибо «прибить ненароком можно, а то и покалечиться». Сказал, мол, ему и топора хватает, а мы тут помочь вызвались, вот, от чистого сердца отдает. Бери-бери, я к древностям равнодушен, предпочитаю пистолеты.

Смело было предположить, что без этого «бери» Генри разжал бы пальцы. Во-первых, он уже обнял трофей так, как обнимал разве что сестру и Кисточку. Во-вторых, такого образца в их с Кэл коллекции еще не было, и после реставрации его можно будет попробовать в деле…

В-третьих, это был прекрасный повод, а починка может и подождать. Хейвуд повернулся к куратору, пытаясь заглянуть тому в глаза, но Лиам уже и сам понял, к чему дело идет, и поспешил нанести опережающий удар:

– После обеда и отдыха, обмотав лезвие хотя бы тряпками для безопасности. Во вторую руку возьму кинжал, чтобы как-то сравнять силы. И это будет стоить тебе желания.

– Договорились! – он прекрасно понимал, что выглядит не лучше детей, что в рот ему смотрели несколько минут назад, и Филипп с Гектором смеются над этим, даже не пытаясь прикрыть рот и отойти в сторону. Но, боги видят, как же ему было плевать.

***

За обедом ждали далеко не такие радужные вести. Старейшина Веденея и ее свита действительно пребывали в деревне, более того – они даже не скрывались, прекрасно зная о численном превосходстве. Лиаму и Филиппу, по словам сопровождавшего их филина, удалось безупречно сохранить лицо и сделать вид, что они просто обходят дома по просьбе старосты, и набившая во двор у скромной низенькой избушки пестрая толпа женщин и девушек, увешанных очевидно друидскими амулетами, их вовсе не смущает. Как и вчерашняя встреча гостей.

Складывалось ощущение, что все пособники Хиверия, прознав о его смерти, ринулись прямиком в Верхний Пригорок и осели на северной его окраине. Причем мужчин было всего пять, тогда как женщин – не меньше двух десятков, и это только из тех, кого легко было отличить от местных. Немалая сила, учитывая всех, кого видели накануне в Дэмбридже и кто мог скрываться неподалеку в лесу. Но вели они себя тихо и мирно, так что раньше начала праздника придраться будет особо не к чему: даже денег за предсказания Веденея у местных не брала, хотя прогнозы на каждый день давала точные.

Последнее, впрочем, было лишь словами местных жителей. Сменивший гнев на странную задумчивость Лиам рассказал, что Старейшина зачастую отвечала фразами наподобие «завтра определенно не будет града» или «боги гневаются, и небо хмурится, но кому выпадет плакать, им или нам?», а то и вовсе «течение быстрое, облака пробегут, не оглядываясь». Толковать это полагалось самим, так что не удивительно, что на следующий день восхищенные крестьяне спорили до мозолей на языках о том, что значили бегущие облака и связан ли с этим сильный ветер, мешавший не только скоту и людям, но и распроклятым воронам, которых мощными порывами попросту уносило куда-то в лес.

– Кстати о птичках, – Филипп, даже во время обеда то и дело достававший карандаш и делавший какие-то заметки, слушал их в пол-уха, но тут оторвался от бумаг. – Узнал что-нибудь полезное?

– Сперва их гнезда размыло во время паводков, потом они сбились в стаю, защищаясь от какого-то хищника. В середине весны в этой части леса бродили и кошмарили всех вокруг Искаженные до второй стадии еноты, может, дело в них. Другие бежали от гиблых мест, о которых нам еще вчера рассказала Кисточка. Видимо, проблема возникла недавно, иначе местные стервятники уже доложили бы городским властям. – Подробнее он сможет узнать вечером, но рассказывать об этом остальным пока рано. – Потом несколько стай соединились в одну, и, так уж вышло, остались здесь. Тут тихо, есть еда, кошек теперь гоняют толпой, как нашу милую любительницу яиц… но в целом, думаю, я убедил их полакомиться пауками, ведь тут они уже довольно давно, и еды стало меньше. Вернутся, конечно, птенцов выводить… тем, кто гнезда в деревне свил, уже не поможешь, даже жаль. Нам ведь все равно придется написать список рекомендаций для местных?

– Разумеется. И гнезда они уничтожат. Для города это не было бы проблемой, но посевы людям все же нужнее птенчиков, – Лиам раскинулся в самом удобном из имевшихся в доме кресел и прикрыл глаза, но Генри не сомневался, что куратор не дремлет, а очень даже слушает и успевает подглядывать. – Гектор, когда нам ждать подкрепления? Они точно не нарвутся на засаду в лесу?

Подкрепление? Ох, ну конечно. Наивно было полагать, что дело ограничится разведкой, парой показательных уроков и последующей статьей. Передвижения друидов перед праздником предугадать еще проще, чем бегство пчел перед дождем: все в дом, все к Древам… оттуда их почти нереально выкурить, устраивать пожары запретила еще королева Сильвия, следовательно, проще всего взять тепленькими на подходе, после успешного сбора улик.

– По плану к полуночи, но руковожу не я, так что не знаю, – Гектор потер плечо, на котором нес бердыш, и вздохнул так тяжело, будто все еще ощущал его вес. Хотя на его шее явно висел камень в разы тяжелей. – Генри, скажи, ты же не планируешь никакую глупость? Очень не хотелось бы лезть в пекло за твоей вертлявой задницей, когда наше дело – красиво стоять в сторонке.

– В смысле?! – искренне возмутился виконт Хейвуд. – Глупости не планируют, друг мой, их творят в моменте вдохновения и от всей души! Лиам, ты отдохнул? Пошли драться.

***

Как часто бывало в моменты принятия важных решений, способных изменить всю его жизнь, Генри предпочитал не думать, а действовать. Причем действовать быстро и самым неожиданным даже для самого себя образом. Звучать могло глупо, самонадеянно и страшно, и так оно, быть может, и было. Да только не совсем.

Ему нужно было не сидеть и размышлять в спокойной обстановке, чтобы «принять взвешенное, взрослое, единственно верное решение». Нет. Ему нужно было двигаться. Видеть все вокруг, посмотреть под разным углом, даже если это оставалось лишь метафорой, а по факту он кружил по городу или даже комнате. Только не неподвижность, не скованность, не несвобода…

Ему нужно было тыкать пальцем – или саблей, или… неважно! – во все, что требует изучения. Ворон он уже потыкал, до Старейшины добраться возможности пока не было… а до Лиама может не быть потом, если что-то случится. Он не хотел думать об этом, но не хотел и упускать возможность, и вот – затащил куратора в чисто поле за стены Верхнего Пригорка, потому что двора для такой затеи ему показалось мало.

Слишком тесно и много зрителей. Когда наблюдают, бой становится иным… Он в самом деле хотел проверить, что изменилось, да и размяться перед важным событием стоило им обоим. Но поговорить по дороге было куда важней, пусть и болтали они в основном об облаках, птицах и их гнездах.

Лиам казался спокойным и собранным. И Генри очень, очень нужно было разбить эту маску, чтобы решиться уже на что-нибудь.

Соломенные пугала в разукрашенных хельянских масках не пугали ворон, но довольно жутко скрипели на ветру. Местные посевы птицы все равно уже порядком проредили, так что топтать землю в явно заброшенным и частично заросшем уголке было не совестно и очень удобно: и падать если что довольно мягко, и не мешает ничего вокруг. Солнце все пряталось за серыми тучами, будто вознамерилось лишить людей праздничных звездопадов, вокруг заинтересованно перекаркивались птицы. Лиам, неохотно сменивший рубашку на вчерашнюю, методично разминал шею, кисти, плечи…

Невольно Генри принялся повторять за куратором – самому думать о разминке было некогда, мозг лихорадочно творил мысли, прыгая с необходимости держать дистанцию и не делать излишне размашистых движений во время боя на предстоящий арест ведунов и радость от того, что Севастиан не здесь. Может быть, ему удастся уговорить Франца поместить эту Веденею в какой-нибудь хорошо спрятанный домик в глуши? Попросить о беседе, пусть бы и при свидетелях… Но доживет ли старушка? Захочет ли после этого помочь и вообще говорить с ним?

Так ли уж невозможно предсказать будущее, если умеешь читать по текущей воде? Вся друидская магия завязана именно на ней, на памяти и неведомой, переменчивой силе Сердца Леса. Может ли быть так, что слепота, отняв одно чувство, подарило взамен другое? Могли ли они все это время ошибаться, запрещая проводить исследования… или запрещая лишь публиковать результаты? Нет, с мертвецами понятно, ничего хорошего не выйдет. Но что плохого в желании заглянуть в будущее?

Как же жаль, что все не могут просто сесть и спокойно поговорить друг с другом, заключить что-то наподобие мирного договора и разойтись уже по сторонам, прекратив эту безумную охоту раз и навсегда. Но говорить с властями желали, как правило, только те, кто знал немногое или просто хотел денег. Друиды «высшего порядка», как выражался капитан Вайсман, пытались предать сообщество и пойти на контакт лишь дважды, и оба раза не доживали до конца переговоров, умирая от рук собратьев… по крайней мере, насколько ему было известно.

Францу этот бардак не нравился, и он планировал изменить ситуацию, женившись на калхедонской ведьме. Связь княжны с друидами была неоспорима, этот шаг говорил о многом, и портить все сейчас, вмешавшись в чужой план, было бы ужасно глупо. Непростительно, учитывая, что Франц все еще его государь, а не только друг. Но разве громкий арест и то, что творится сейчас в Нижнем Пригорке, не портят подготовленную для переговоров почву?

– Ты чего завис? Ворон слушаешь?

– А? Нет! Давай, начинаем…

И Лиам начал. Спокоен и собран, ага, как же! То-то набросился на него, будто в самом деле саблей разрубить хотел!

Удар пришелся на подставленное древко. Пришлось отскочить, выставить лезвие вперед и коротко, предупреждающе полоснуть им снизу вверх, показывая готовность проучить за необдуманное сокращение дистанции. Мышцы напряглись, превращая его в едва не подпрыгивающий на месте мячик, дыхание участилось после двух пробных замахов, и Генри почувствовал блаженную пустоту в голове.

Ничто больше не было важно. Только вставший в боевую стойку Лиам с саблей в одной руке и коротким кинжалом в другой. Даже использованные для защиты тряпки не делали эту картину менее прекрасной, а бой менее захватывающим. Куратор не стоял на месте, снова, как и прежде, «танцуя», делая ложные выпады, плавно отступая на расстояние чуть большее, чем следовало бы для возможности прорыва в ближний бой, где у противника с более длинным и неповоротливым оружием не будет преимущества…

Так и манит сделать мощный выпад-укол или длинный диагональный удар. Но успеет ли он после этого вернуться в прежнюю… ах ты ж!

Куратор не рассчитал и получил удар плашмя в грудь, из-за чего едва не потерял равновесие. Дальше не рассчитал уже Генри, принявший это колебание за отличную возможность ударить по ногам. Лебедь умудрился уклониться от мощного – такой не парируешь, от души разогнался – удара и тут же бросился вперед, пользуясь опущенными руками и не остановленным вовремя замахом Генри.

Хейвуд успел перехватить древко так, чтобы отклонить удар сабли вторым, оставшимся сверху концом, но от кинжала это его не уберегло. Конечно, Лиам повернул лезвие, лишь изображая удар по шее, но это уже ничего не значило. Ну, кроме потери головы, будь бой настоящим.

– Это… было… изумительно, – дыхание сбилось к таким-то бесам, и замерший у самого его лица Лиам усмехнулся так, что Генри стало вовсе жарко. Оба сделали шаг назад, Генри утер вспотевший лоб, Лиам и вовсе прикрыл глаза, делая медленный глубокий вдох и шумный выдох. – Почему ты не ходишь в зал с остальными? Я был бы рад тренироваться с тобой почаще.

– Так уж сложилось… но ты зови, если что. Еще раз?

– Да! Сейчас попривыкну к этой штуке…

***

К древковому оружию он питал страсть с самого детства. Первым, во что еще не знавший сабли виконт Хейвуд вцепился, была обыкновенная коса. Длинная, острая и мало походящая на детскую игрушку, но отец не стал запрещать, вместо этого присев рядом и доверительно сообщив, что будет очень расстроен, если Генри сейчас отсечет что-то себе или папе. Поэтому сперва пойдем вместе, попросим показать, как ее держать, как замахиваться… а потом уже, как привыкнешь, закажем тебе безопасную копию для тренировок и боя.

И никаких «это глупо, в бою таким не пользуются, это некрасиво и недостойно». В общем-то, подобную чушь маленький Генри слышал от кого угодно, но не от родителей и не от Кэл. Со временем, конечно, косу сменила алебарда, потом подаренная Тристаном глефа, оказавшаяся слишком тяжелой и длинной для тренировок, зато прекрасно смотревшаяся в гостиной…

Этот бердыш Генри уже нравился, а они ведь едва познакомились!

Конечно, Лиам был быстрее. Конечно, руки скоро устали, потому что последнее время им куда чаще приходилось держать кошек и скрипку. Но как же это было упоительно!

– Время к ужину, у нас еще дела, а у тебя птицы. Давай последний раз, – Лиам тоже устал и двигался уже далеко не так резко. Берег силы, следил за каждым движением, уже почти не реагируя на ленивые, проверяющие дистанцию тычки. И ходил по кругу, зараза, хоть бы направление поменял!

Дальнейшее Генри не запомнил. Тело сделало все само, блокировав удар, догадавшись о быстром рывке вперед и подножке. Очнулся Хейвуд уже сидя верхом на поваленном на спину сопернике, к горлу которого было приставлено древко бердыша. В бок Генри смотрело лезвие кинжала, так что технически это не было победой, но…

Сиделось удобно, а Лиам улыбался, ничуть не расстроенный. Светлые волосы растрепались, прилипли к вспотевшей шее, и их можно было убрать, будто бы случайно коснувшись кожи…

– Теплая?

– Да.

Замечания по поводу грязных рук и холодной неудобной земли не последовало. Кончики пальцев жгло от желания коснуться еще, провести по скуле, по гладкой щеке, по губам, что улыбались без тени ехидства. Лиам замер, не сопротивляясь, и Генри вдруг понял – смеяться не будет. Наверняка все заметил и понял, просто не придал значения… или не стал мешать.

Пропади пропадом эти друиды, из-за которых он не может воспользоваться моментом!

– Ты случайно не планируешь жениться на моей сестре?

– А? – Лиам хлопнул ресницами и уставился на него, как на внезапно заговоривший пень. Повисла пауза, потом Генри настойчиво пихнули коленом в бок, роняя на землю. – Тебе не кажется, что Кэррол плевать на чьи угодно планы в ее отношении? Наш-шел, что спросить…

– Извини, – припечатал Генри, сделав ситуацию еще более дурацкой. Последний раз он так позорился лет в шестнадцать, когда по пьяни вздумал с намеком облизать смычок и порезал язык. – Мне надо знать.

– Так что ж у нее не спросил? – оказалось, куратор не злится, а веселится. Всяко лучше! – Мы в самом деле одно время обсуждали такой вариант. Утихомирить разом и всех ненужных женихов, и мою матушку… но от затеи пришлось отказаться. Кормить двор свежими сплетнями нам, правда, пока не надоело.

Куратор отряхивался и болтал, как ни в чем не бывало, а Генри так и сидел рядом, пытаясь понять услышанное. Сердце колотилось, будто бой не окончен, и жутко хотелось пить. И немножечко – закопаться под землю и стать картошкой. Или горькой редькой.

– Почему передумали?

Короткий взгляд, брошенный в ответ вместо слов, можно было понять сотней разных способов. И Генри не был уверен, что правильным не окажется сто первый. Но Лиам не стал ждать, вместо этого поднявшись и протянув руку, и он охотно принял помощь, разжав пальцы секундой позже, чем следовало.

Идти обратно было недолго. Штаны возню на земле успешно пережили, бердыш прекрасно себя показал, а некоторые птицы уже вернулись с разведки и жаждали поделиться сплетнями, так что потом они оба будут заняты…

Сейчас. Или будет поздно.

Сейчас, или он так и будет чувствовать себя предателем.

– Лиам, – куратор тут же остановился и нахмурился, легко расслышав его волнение. – Мне нужно поговорить с этой Старейшиной. Ты знаешь, одаренные пропадают порой перед праздниками… и мои кошмары – это что-то ненормальное. Я боюсь, что слышу Зов, боюсь, что ты прав и я действительно влияю на животных рядом с собой. – Начинаю искажать их. Боюсь смотреть в зеркала перед праздниками. – Мне не могут помочь в Академии, но вдруг… Я знаю, ты все это терпеть не можешь, но другой возможности у меня может не быть.

Куратор поджал губы и шумно втянул воздух, мигом став грозным и страшным. Недобро прищуренные глаза смотрели колко и холодно, но Генри заставил себя не петушиться в ответ, а шагнуть ближе и чуть наклонить голову, как делала это порой Кисточка. Помогло сразу же – Лиам раздраженно фыркнул и отвел взгляд, но что-то изменилось, и неприятное напряжение отступило.

– Хорошо.

Генри показалось, что он ослышался. Значит, все было не зря? Правила правилами, но до ареста попробовать можно? Если… если это что-то даст, потом можно будет попытаться защитить провидицу.

Куратор резко скривился и сжал переносицу, явно переживая очередной приступ головной боли. Вот ведь… два болезных. И никакие врачи не помогут, хоть ты сразу Медицине молись. Сыну Бертины Буш обязан ответить.

– Пойдем вместе? Я хочу, чтобы ты слышал… и про память могу спросить. Если не совета – знаю, ты не примешь – то хоть рассказа о похожих случаях…

– А вот этого не нужно. Обойдусь как-нибудь без бредней выживших из ума фанатиков.

Ну как два разных человека! Каждый раз как на больную мозоль, хотя на первый взгляд ведуны ему ничего не сделали. На второй тоже, но зачем гадать?

– Почему ты так их ненавидишь?

– А что, того, что они запугивают людей, молятся не пойми чему, используют Искаженных тварей и кости Отраженцев в своих грязных ритуалах… этого мало? Я ничего не имею против тихих безобидных мечтателей, с помощью травок и заговоров проникающих в Лес, чтобы оставить там глупые подарки. Их дело! Пусть и дальше выдумывают сказки о том, что кривой пень, или шепчущий людским голосом дождь, или особой формы червяк на дороге указал им путь, и именно поэтому жизнь наладилась. Но знаешь, мне как-то не хочется жить рядом с теми, кто эти же явления принимает за знак от богов и приказ прирезать надоевшего соседа или не пускать к больному ребенку лекарей, вместо этого утащив его в чащу и по дороге поливая водой! И нет, ни один из этих примеров я не выдумал. – Распалялся куратор мгновенно, и Генри отчетливо слышал треск уже поддавшейся напору маски. – Я не ровняю всех под одну гребенку, просто… с чего ты взял, что она ответит правду, а не скажет то, что выгодно ей? Не подтолкнет еще ближе к краю? Ладно еще лекарь твой, чутью господина Брэдли я бы еще рискнул довериться, но какая-то бабка?! И напомни, какая сторона ни в какую не идет на переговоры? Кто внушает людям, что во всех бедах мира виноваты именно они?

– Это все я уже знаю, обсудить и поспорить можем потом. Почему ты их ненавидишь, Лиам?

Куратор поперхнулся. Прямо кипящий котелок, который сняли с огня.

Он не был уверен, но все же использовал запрещенный прием: положил ладонь на судорожно сжимавшую рукоять сабли руку и заглянул в глаза. Сделать это теперь, когда куратор не вызывал раздражения, стало так просто, что все предыдущие их ссоры показались довольно неприятной глупостью.

Как же это было легко и естественно. И насколько невозможно, когда собеседник кажется чужим и непонятным.

– Потому что мой отец был одним из них, – шепот был тихим, надрывным, как у раненого, и Генри даже не сразу понял смысл этих слов. Но Лиам не шутил, и смотрел так, будто ждет удара.

«Отец сделал тогда что-то странное. Выступил вперед, попытался говорить с ними, будто твари с птичьей головой способны понять человечий язык… пусть даже древний. Когда стало ясно, что это не помогает, он достал какой-то порошок, швырнул в них, крикнув всем закрыть глаза… твари отступили, а мы бросились бежать».

– Он использовал зелье! – Уму непостижимо! Муж графини Буш, покровительницы всех больных и обездоленных… такой уважаемый человек! – Се… Я слышал, что у друидов есть такие порошки, чтобы сбить со следа собак и даже отпугнуть Искаженных. Если оно попало на глаза… и ты говорил про рану?

– А ты умеешь внимательно слушать, когда интересно, – Лиам судорожно выдохнул и закусил пересохшую губу. – Да, вспоминая тот день, я все больше склоняюсь к мысли о том, что и отец, и трое его сбежавших – а не пропавших ночью – спутников были связаны с друидами. И искать тот цветок они могли вовсе не ради лекарства от грудной болезни. Мама… тоже потом согласилась, что это могло быть так.

– Я… даже подумать о таком не мог. Считаешь, те трое просто вас бросили? Их нашли потом?

– Официально нет, но подозрительно похожих господ видели в Фиссалии и Мерузах спустя полгода. Я… признаться, почти целиком забыл ту часть, в которой пообещал себе избавить мир от этой опухоли. И теперь думаю, что мог увидеть тогда что-то лишнее. Например, тех троих, добивающих отца и магистра Хейла. Или открывающих за тем водопадом тайный проход к одному из священных озер, или рвущих те самые цветы, которые потом все равно нашлись…

– Не могу сказать, что понимаю… но мне жаль, что так вышло, и они ушли безнаказанными.

– Может, и не ушли… кто-то же сказал мне, что видел их? Но что потом… этого не помню тоже.

Генри не заметил, когда успел сжать ладонь куратора в своих двоих, да еще и прижать к себе так, как парой часов ранее прижимал казавшийся драгоценным сокровищем бердыш.

– Это еще более подозрительно, не находишь? Даже связи не видно… но мне все равно кажется, что друидам память стирать не под силу. И вообще, человеку ты бы не проиграл.

– Вот это комплимент, – Лиам наконец улыбнулся. – Позовешь меня в ваше с государем расследование? Не делай такое лицо, догадаться, кому ты там так срочно писал, было не трудно.

– Ну, вообще-то ты слегка промазал, и речь о Тристане. Но да, выборочным провалам памяти подверглись и они оба, и Кэл. Но не я. Будем рады твоей помощи…

Он притих, чувствуя небывалое облегчение. Будто бессмысленный бой был окончен, стена рухнула, и теперь они могли… доверять друг другу?

А казалось бы, как просто. Вот тебе, одаренный, личный наблюдатель. Он за тобой присмотрит, поможет, подскажет… доложит. Ну доложит, и что? Учитель же в самом деле ему не враг.

– Вода Чистозерья.

– Что?

– Ты спросил, чем меня подняли на ноги после таких травм. Ответ довольно прост, я просто знал, что он тебе не понравится.

– Да-а, ты прав, мне очень не нравится играть с чьей-то жизнью, как с рулеткой. Но раз кости срослись правильно, а рога и хвост у тебя не появились, то к этому вопросу можно вернуться позже, – Лиам высвободил руку и легонько щелкнул его по носу. Генри тут же грозно клацнул зубами, чувствуя себя донельзя счастливым. – Тебе мой ответ тоже не понравится.

А, ну, значит, со счастьем это он поторопился.

– Какой из?

– Мне приказано ни в коем случае не подпускать тебя к этим сумасшедшим, беречь от контактов с подозрительными животными и водой Чистозерья, а на праздник вовсе запереть в спальне и приставить охрану даже к окнам.

– Фу.

– Ага. Но в этом есть смысл.

– Ты согласился дать мне возможность поговорить со Старейшиной. Я не стану мешать аресту…

– Да, но теперь… знаешь, я думаю, что нарушать приказ при филинах – дерзко даже для меня, – этот шаловливый тон превращал отказ в предложение додумать самому, и Генри прищурился, вновь напрягая извилины.

– Можешь не нарушать… просто забыть про окно. Или не забыть, у меня Кисточка, Драчун и стая новых друзей. Я все равно сбегу.

– И к Старейшине придешь после меня, чтобы совершенно случайно подслушать ее ответы на нужные тебе вопросы. Ну… и про себя, так и быть, спрошу. Каверзный ответ – тоже ответ.

– Ты неподражаем, – выдохнул он совершенно искренне. Лиам принял это без тени смущения. – Но с чего ей тебе отвечать? Меня свита пропустит без вопросов, но ты…

– Готовился в случае чего перевербовать твоего лекаря и прихватил с собой одну занимательную штучку… что-то вроде тайного знака у той части друидов, которая считает себя адекватной и пока ничем не провинилась перед законом. Не смотри так, самому противно. Это приказ учителя.

– Внук Адриана внезапно решил забыть былые обиды и воззвать к тем, кто прятался в тени Академии? С чего бы… а. – Калхедонская ведьма, ну конечно! Ей нужны будут помощники! Приказ учителю отдал Франц, чтобы сохранить тайну! – Все, забудь, я верю и даже понял. И ты мог сказать раньше… не мне, я дурак, но Дэвиду!

– А я сказал. И господин Брэдли обещал над этим поработать. Ну, подготовить морально…

– Ну ты! Точнее вы оба! – шутливый удар кулаком в грудь отчего-то заставил Лиама качнуться вперед, а не назад, а через секунду Генри едва не упал сам: горячие губы коснулись лба, ласково и мимолетно, как целуют обычно детей.

Но жар не отпускал его до самой деревни.