Бьянки не пела колыбельные на ночь, не готовила для Ламбо никакой еды, не играла с ним или И-пин, не встречала из детского сада, а потом — из школы, не помогала с уроками и не заставляла чистить зубы.

Бьянки не суетилась над его царапинами, не причитала, в отличие от маман, и только методично их обрабатывала, объясняя, что, как и для чего делает. Она даже не пыталась, как И-пин, читать ему нотации — просто говорила, что он был безрассудным, что драки, конечно, не решат проблему, но порой насилие — единственный доступный аргумент и нужно знать, как правильно его использовать. Бьянки не задирала его из-за возраста, как это делал Фуута, когда снисходительно отказывался рассказывать Ламбо что-либо, потому что он был «слишком маленький». Она одёргивала Глопудеру и Реборна, когда те в её присутствии перегибали палку с поддразниваниями.

Бьянки давала карманные деньги, ставила любые фильмы, какие только он попросит, покупала леденцы специально для него. На тринадцатый день рождения подарила скейт, который Ламбо так сильно хотел, но на котором ему по непонятной причине запрещали кататься все остальные.

Бьянки была для него крутой старшей кузиной, и Ламбо почему-то никогда по-настоящему не воспринимал тот факт, что они с противным доставучим Гокудерой были кровными родственниками.

Осознание этого настигло сильно и стремительно, как порыв ураганного ветра, когда Бьянки замерла, не отрывая глаз от уменьшившегося Глопудеры. Тот уставился на собственную сестру с недоумением. Затем в голове что-то щёлкнуло, он положил обратно на тарелку онигири, буквально минуту назад всунутый ему в руки, и обратился к Тсуне:

— Ты же обещал, что не отдашь меня ему, — с отчаянием-упрёком напомнил Гокудера. — Зачем ты соврал?!

— Эм, Ламбо?..

— Я не пойду с вами, — не дожидаясь от Тсуны ответа, Гокудера заявил, и теперь он обращался к молчаливой Бьянки.

— Ох, Хаято… — выдохнула она еле слышно, будто только очнулась.

— Просто скажите отцу, что не нашли меня. Пожалуйста, синьора! Я знаю, вы меня ненавидете, пожалуйста, не возвращайте меня!

Бьянки, наконец, отмерла. Опустилась на корточки, оказавшись на уровне взгляда с Осьминожьей Башкой. Выдохнула, усилием воли заставляя лицо принять спокойное выражение. И эта версия старшей сестры — собранная и внимательная — была знакома Ламбо гораздо лучше той смятённой девушки.

— Я знаю, за кого ты меня принял, однако ты ошибся, я не она. Я не Кьяра Альери.

— О, — Гокудера протянул тихо. У него хватило такта выглядеть смущённым. — Простите.

— Что происходит? — Ламбо решил вмешаться и получить ответ на хотя бы один вопрос.

— Он принял меня за мою мать, — ответила по-японски Бьянки. — Подумал, что я пришла за ним, чтобы вернуть домой. Кстати, почему он в таком виде?

Пока Тсуна и Ямамото просвещали о событиях последней пары часов, Ламбо помахал И-пин. Во время криков Гокудеры она заняла стратегическую позицию за Бьянки, ближе к выходу в коридор.

Маленькая подруга улыбнулась ему дерзко. И-пин было не привыкать к десятилетним прыжкам Ламбо во времени, потому она без заминки подошла.

— Давно тебя не было видно, — легонько толкнула ступнёй его в бедро. — Я уже подумала, что ты вырос из того, чтобы при любой неудаче плакать и залезать в базуку.

— Эй, это не моя вина, — проворчал Ламбо.

— А чья же тогда?

— Его, конечно! — Он указал на Гокудеру.

— «Конечно», — она закатила глаза.

Один в один как его И-пин. «Действительно, чем больше вещи меняются, тем больше они остаются прежними,» — подумал Ламбо.

— У меня что-то на лице, Гокудера-сан? — Внезапно мини-версия подруги повернулась к Гокудере. Последний заморгал, пойманный на том, что откровенно пялился на другого человека. Однако быстро переключился на раздражение.

— Эй, прекрати обзываться, китаёза, — буркнул.

Ламбо не мог поверить собственным ушам. Он серьёзно только что-

— Как ты её назвал?!

— Ты слышал, — нагло ответил ублюдок, задирая подбородок.

Ламбо почувствовал, как внутри него разгорается пожар злости. Скопившееся за последние часы раздражение и недоумение подкидывало дополнительные дрова в огонь.

В девять лет И-пин знала парочку простых вещей на итальянском, нахватавшись то тут, то там от Ламбо, Бьянки и Реборна. Естественно, расистское оскорбление не входило в её словарный запас в этом возраста, и сейчас она непонимающе смотрела то на одного, очевидно разозлившегося, то на другого, столь же очевидно провоцирующего.

— Тебя воспитывали пещерные люди? — Кипел Ламбо. — Сам не хочешь, чтобы тебя обзывали, а потом именно это и делаешь! В твоих гениальных мозгах недостаточно извилин, чтобы запомнить, что нельзя называть людей плохими словами?!

— Это какими? — Не раскаиваясь ни капельки, нахальный сукин сын с вызовом уставился на Ламбо. — «Китаёза»?

— Да!

— Но она же китаёза, — пожал плечом беспечно. — Как и они, — кивок в сторону Тсуны и Ямамото. А затем добавил, нет, скорее прошипел, тише и злее. — Как и я.

— …Что?

— Что? — Переспросил Гокудера, бросая короткое слово будто дуэльную перчатку.

Ламбо едва не задохнулся от дерзости. Как только эта малолетка смеет!..

«Вот именно, что малолетка,» — мысленно осадила рациональная часть из глубин его разума, и энтузиазм затевать драку с восьмилетним глупым мальчишкой, не понимающего даже, что он сделал не так, как-то резко сошёл на нет. «Я старше. Я выше того, чтобы ссориться с ребёнком, младше меня почти на десятилетие. Не то что Гокудера в пятнадцать,» — самодовольно подумал он.

— Всё равно, это плохое слово, людям неприятно, когда их так называют, — наставительно произнёс Ламбо, посчитав поучение более подходящей реакцией. — Не делай так.

— Но это же правда-

— Людям не нравится слышать правду тоже.

Гокудера уставился на него, словно у него вдруг выросла вторая голова.

— Но это же правда, — продолжал гнуть свою линию он. — Как кому-то может не нравится слышать её?

— Легко. Так же, как ты злишься, когда тебя называют Гокудерой. И есть разница между оскорблением и правдой! — Ламбо погрозил пальцем, делая дополнительный акцент на последней фразе. — Серьёзно, кто-нибудь вообще учил тебя, как вести себя?

— Учили, — насупился мальчишка. — И дядя Пьетро всегда меня хвалил в церкви, — с непонятной гордостью заявил он, будто это что-то подтверждало.

— Мы сейчас не в церкви.

— Я не понимаю, чего ты от меня хочешь!

— Просто веди себя как нормальный человек!

— А я, по-твоему, что, ненормальный? Или вообще, собака?!

Ламбо захотелось выругаться. Терпение катастрофически быстро снова подбиралось к критически низкой отметке.

Сделав вдох, Ламбо подумал, что бы сделал на его местеегоТсуна. В прошлом старший брат как будто всегда знал, как справляться с приступами капризного упрямства Ламбо.

— Не знаю уж, кем ты там себя считаешь, человеком или собакой, — напряжённым голосом начал он. В мыслях беспрестанно крутилась мантра сохранять спокойствие. — Это не может никак оправдывать мерзкие расистские слова. Извинись перед И-пин.

— Но-

— Никаких «но»! Извинись! Быстро!

Ламбо указал на сбитую с толку подругу. Гокудера пожевал нервно нижнюю губу, нахмурился. Выдавил:

— Извини.

И-пин растерянно кивнула в ответ. Ламбо радовался, что смог одержать очередную победу над Гокудерой. Последний же выглядел так, словно проглотил парочку лимонов.

— Нечестно, — проворчал он негромко. Отвернулся, горбясь ещё больше, сложил руки на груди. — Передо мной никто никогда не извинялся.

***

Бьянки слушала их с Ямамото рассказ с поразительным хладнокровием. Из-за чего Тсуне вспомнилась та, другая Бьянки из минувшего десятилетнего будущего почти победившего Бьякурана.

— … То есть, среди прочего есть вина и Хаято? — Спросила она через минуту молчания, выслушав теорию Ирие-куна о радиации-не-радиации три-ни-сете.

Скрывать от неё детали Тсуна изначально не считал нужным. Даже если понимание, что Бьянки придётся рассказать о произошедшем, и ввергало его в стресс, он никогда бы и не подумал утаивать от неё предполагаемые причины трансформации Гокудеры.

Тсуна затруднялся определить, какую реакцию ожидал от девушки, хотя этот конкретный вывод он не предвидел.

— Не думаю, что «вина» подходящее слово, — осторожно заметил он. — Гокудера ничего не сделал, это просто… случайное с-совпадение.

— Ага, — поддакнул Ямамото. — Случайность!

Бьянки обернулась через плечо, наблюдая за очередным разгоревшимся препирательством между её братом и Ламбо.

— Да пожалуй, именно она, — согласилась отстранённо.

Глаза неотрывно следили за каждым движением растрёпанной светлой головы, и Тсуне почудилось, словно её черты на секундну исказились в душераздирающем сожалении, однако мираж растаял, едва возник, и Бьянки вновь выглядела скорее печально спокойной.

— Бьянки-сан?..

— В детстве я была не лучшей старшей сестрой, — коротко сообщила девушка. — Видеть Хаято снова маленьким… — Она покачала головой. — Заставляет о многом вспомнить.

Неузнавание, непонимание и тенью за ними следующее сомнение, вселяющее тревогу, а так ли хорошо, как думаешь, ты знаешь человека — Тсуна разделял эти чувства. Во время битвы представителей Аркобалено он столкнулся с подобным осознанием относительно своего отца. Хотя вряд ли то, что сейчас ощущала Бьянки, совпадало на сто процентов с его эмоциями тогда.

— Всё было настолько плохо? — Поинтересовался в беззаботной манере Ямамото. — Я имею в виду, Гокудера так сопротивляется возвращаться, он совсем не хочет домой.

Кто вообще задаёт такие вопросы?! Паника поднялась в Тсуне, как волна в штормовом море, и он тут же истерично подумал, что лучше бы друг молчал. В конце концов, это просто невежливо!

Тсуна уже открыл рот, готовый разлиться в извинениях, когда Бьянки, сохраняя самообладание, заговорила:

— Хаято никогда не хотел возвращаться в тот дом, — улыбаясь чему-то своему, она приподняла уголок рта. — Из упрямства и только. Отец всё ещё ждёт его.

— Я не понял.

— Я тоже не понимаю его, — признание Ямамото не смутило Бьянки. — Всё, что я могу, это поддерживать его выбор. Как долго ещё Хаято будет в этом виде? — Вопрос был адресован Реборну.

— Не больше часа. — Последний сощурил чёрные глаза. — Хочешь наверстать упущенное?

— Это ничего не изменит.

Грусть, звучавшая в голосе Бьянки, пронзительная и окончательная, совершенно не отражалась на её лице. И Тсуна понял, что, как и Гокудера когда-то, она не думала, что находится на своём месте; что у неё есть право что-либо предпринять, сделать для себя.

В самом начале их знакомства Тсуне часто казалось, что Гокудера не считает ничего в себе стоящего внимания. Только прямые неоднократные утверждения, что его жизнь важна, что его усилий достаточно, что простое присутствия Гокудеры для Тсуны уже значит многое, что он в праве чего-либо желать, помогли если не разрушить беспричинную веру в собственную незначительность, то хотя бы зародить в ней сомнения.

И теперь Тсуна встретился с этим вновь, только в лице Бьянки. Видимо, это было нечто вроде семейной черты.

Влезать в чужие отношения, тем более без приглашения, было неправильно. И всё же, как показал ему Реборн, иногда оно того стоит. Чтобы указать на нечто уже давно потерянное из виду, но всё ещё отчётливо заметное со стороны.

— Это изменит многое для вас, Бьянки-сан. Поэтому это имеет смысл. К тому же, — он потупился, внезапно ощущая кожей, как интенсивное внимание Бьянки переключилось на него. — Вы нужны Гокудере тоже.

Прикрыв глаза, Бьянки промычала. Тсуна затаил дыхание.

— Оказывается, он всё же научился кое-чему у тебя, Реборн.

Реборн ухмыльнулся, остро и гордо.

Бьянки глубоко вдохнула, развернулась к взрывному дуэту, который уже прекратил спорить и теперь, надувшись, сверлил друг друга взглядом. Она заговорили о чём-то на итальянском.

Чтобы не мешать, не желая становиться нежелательным свидетелем семейного дела, Тсуна вернулся к телевизору, где всё ещё висело меню выбора DVD.

— Хэй.

Неожиданно он немного наклонился вбок — Ямамото слегка толкнул его локтём, садясь рядом. Тсуна вопросительно посмотрел на друга. Тот улыбался. После встречи взглядами его выражение чуть смягчилось — вслед за голосом:

— Хорошо сказано.

— Я просто указал на очевидное, — Тсуна смутился.

— И что? Разве говорить такие вещи легче, чем что-то серьёзное?

— Э-э… — румянец залил уши.

— Ха-ха! Именно поэтому ты крутой, Тсуна!

— Э-э?!

Друг только рассмеялся.

Теперь смущение переползло и на лицо, в то время как сердце в груди сорвавшимся ритмом радостно завторило смеху.

— Э-э-эм, кто-нибудь собирается с-смотреть кино? — Тсуна кашлянул. Он надеялся, что его смущение, смешавшейся с тихой вибрирующей радостью от неожиданного комплимента, были хотя быть слегка менее очевидны, чем сигнальный костёр в кромешной ночи.

***

Когда Бьянки заговорила, Ламбо, наученный, уже сразу понял, что она перешла на диалект.

Гокудера отвечал с опаской поначалу, однако вскоре расслабился, однако его голос так до конца и не утратил той приглушённой осторожной интонации. Реплики были короткими и разительно отличались по громкости от тех, которые он бросал в кого-либо все предыдущие два с небольшим часа.

Слух Ламбо из всего потока выцепил уже слышанное ранее «дядя Пьетро», оброненное Гокудерой вновь, а ещё «Вонгола». Бьянки склонила голову.

Гокудера оживился, поднял ладони, сложившиеся в кулаки, к груди, наклонился ближе и спросил что-то с таким пылом. Заправив волосы за ухо, старшая сестра ровным тоном отозвалась. Кажется, она сказала «неудачник». Или всё же «звезда»? Звучало очень похоже на «звезду» на стандартном итальянском.*

От гадания его отвлёк выкрик И-пин под ухом «Да!». Она живо подскочила, села у экрана. С сомнением и интригой Гокудера покосился на телевизор, из которого зазвучали AC/DC вместе с начальными кадрами первого «Железного человека», но быстро обернулся на Бьянки.

— Иди, Маттео, — мягко подтолкнула она.

Не медля не секунды, Гокудера оказался рядом с И-пин.

— Погоди, ты сейчас назвала его «Маттео»? — Переспросил Ламбо, мигом вспоминая имя, которое Гокудера упоминал не так давно.

— Да. Так его нарекли при рождении.

Хм, мальчишка, отказывающийся от своего имени, признающий «Гокудеру» только разве что как обзывательство. Теперь все эти странные фразы обрели смысл.

Кроме разве что одной.

— «Следующий Маттео»? — Фыркнул Ламбо. — Он не станет следующим собой? Как он вообще строит логические цепочки, чтобы это могло иметь смысл.

Не то чтобы он обращался к Бьянки, скорее просто бурчал вслух, ибо, видит Бог, ему было просто необходимо сбросить часть раздражения, скопившегося за сегодня, хотя в бесцельном бубнеже, но сестрица решила всё же переспросить:

— Ты о чём?

— О, у него была истерика или что-то типа того, — Ламбо махнул рукой. — Я всего лишь пытался поймать его, чтобы он не сбежал, а Гокудера всё твердил, что я собираюсь его расчленить, и что он не станет следующим Маттео. Ничего особенного, в общем, просто чушь.

— Хаято именно так и сказал?

Не понимая, почему вдруг Бьянки обратила на это внимание, Ламбо нахмурился.

— Не-а, не совсем. Следующий… ла Маттео? Нет. «Следующий ди Маттео».

Ламбо не ожидал, что Бьянки скажет что-нибудь ещё, и ошибся, когда старшая всё же нарушила молчание:

— Этот извращенец… — вздохнула она. — О чём он думал, рассказывая ребёнку об этом? Или же это был отец? Хотя разницы нет. Что один, что другой — оба хороши.

— Не совсем догоняю, о чём ты?..

Его встретил остекленевший взгляд, затуманенный воспоминаниями.

— Джузеппе ди Маттео. О его исчезновении говорили во всех СМИ.

Ламбо только поднял брови на неожиданное откровение. Он думал, что за именем скрывается более личная история, что этот Маттео, который на самом деле ди Маттео, окажется другом или хотя бы близким знакомым, но раз это просто какая-то история…

— Ему было двенадцать, когда его похитил Джованни Бруска, друг его отца. Через два года плена, — Бьянки продолжила. — Джузеппе задушили, расчленили и растворили в кислоте.

Эм?..

— Это была расплата за то, что его отец пошёл на сотрудничество с полицией.

Он хотел сказать Бьянки, что подробностей уже достаточно, но все слова куда-то исчезли, и поражённый Ламбо не смог выдавить из себя ни звука. Бьянки же не собиралась заканчивать на этом.

— Бруску уже арестовали к тому моменту, когда Хаято сбежал из дома, и у него не было личных счётов ни с нашим отцом, ни с дядей Пьетро, Хаято мог не опасаться этого lo scannacristianti.* Но, видимо, Шамал решил, что лучше предупредить об опасности в целом.

Выверенная маска спокойствия сломалась. Последние слова Бьянки проронила с очевиднейшим сарказмом. Ламбо впервые увидел её такой… ядовитой. Яростной. Похожей на Гокудеру.

— О чём только думал отец, выбирая его в «крёстные» Хаято, — продолжала она, уже очевидно обращаясь не к нему, а сама к себе. — И ладно раз так. Но не мог бы этот кусок дерьма не страдать приступами «благодетели», которая годится разве что подтирать зад!

Чувствуя себя глупым, как будто он говорил не со старшей сестрой, а с Реборном в худшем его настроении, Ламбо позвал растерянно:

— Бьянки-неи?..

— Шамал должен был приглядывать за Хаято. Это была его прямые обязательства, — истолковав его замешательство по-своему, она решила пояснить. Только вот чем больше Бьянки говорила, тем меньше Ламбо понимал. — Особенно тщательно он должен был исполнять их, когда нашёл его после побега, но он решил попугать историями о других сбежавших из дома и похищенных мальчиках!

Дальше последовала грязная ругань на выдохе. Девушка обхватила себя за плечи. Успокаиваясь, глубоко вдохнула.

Неловко Ламбо поднял руки, намереваясь приобнять её, но замялся, передумал.

— Прости, это наши семейные дела, я не должна тебя втягивать, — вежливо улыбнулась Бьянки, быстро обретя фирменное пугающее самообладание. — Мне следовало лучше держать себя в руках. Но вся эта ситуация…

Она поджала губы.

— Мне тоже не нужно было лезть в это, — дипломатично предложил Ламбо.

В голове роились только что услышанные откровения.

Сбежал из дома? Извращенец-доктор был выбран в крёстные Гокудеры? Осьминожьей Башке нужно было опасаться, что его похитят и растворят в кислоте, как это уже случилось с другим мальчиком?

Минуточку, кажется, он где-то слышал имя «Джованни Бруска», только вот где…

Через секунду память выдала: Джованни Бруска — убийца Джованни Фальконе, магистрата, который доказал, что мафия не теория заговора, и смерть которого стала причиной официального начала войны правительства с «Коза Ностра». Некоторые дядюшки из Бовино, когда давным-давно, ещё до Намимори, маленький Ламбо доставал их просьбами рассказать крутые истории из жизни, среди прочего вспоминали взрывные 1990-е — буквально, по их рассказам, взрывы динамита не прекращались несколько лет подряд — и параноидальную охоту на мафию, устроенную на юге полуострова и Сицилии.

И судя по словам Бьянки, этот убийца как-то был связан с их с Гокудерой мафиозной семьёй. Не удивительно, в принципе, в мафии все знали друг друга, лично или же как знакомых знакомого. Особенно если речь шла о таких известных крупных фигурах, как Бруска, их связи исчислялись сотнями. Но дети, такие мелкие, как Осьминожья Башка, зачарованно таращившийся в телевизор?

Следом взгляд, будто в насмешку, упал на Реборна.

Ламбо подавил желание передёрнуть плечами.

Иногда, благодаря Десятому Вонгола, он забывал, чем является мафия на самом деле. Фатальная ошибка.

***

Тони Старк вырвался от похитивших его боевиков, когда раздалось осторожное покашливание. Тсуна обернулся. Держась за косяк одной рукой, второй — теребя почерневший край толстовки, Ирие-кун слабо улыбнулся.

— Я закончил.

— Это значит…

— Пора прощаться, — ответила вместо Ирие-куна Бьянки.

Она осторожно присела рядом с Гокудерой, негромко что-то начала ему говорить. Со своего места Ламбо закатил глаза.

Ирие-кун прошёл в центр комнаты, водрузил на столик, заваленный рисунками, базуку Бовино и с ней рядом положил пару деталей.

— Мы не знаем, на каком именно моменте заклинило пятиминутный таймер, — поправляя очки, он начал. — Поэтому трудно сказать, сколько пойдёт времени между тем, как я соберу предохранитель, и тем, как он заработает. Так что, если к-кто-то хотел что-то-

— Я хочу домой! Почини уже эту штуку! — Простонал Ламбо.

— Нет смысла оттягивать, — заметила Бьянки.

— Ага, это было весело, но пора заканчивать, — сказал Ямамото.

Бросающий взгляды на телевизор Гокудера кусал нижнюю губу и, казалось, ни на кого не обращал внимания. И-пин придвинулась к нему и положил руку на плечо. Гокудера дёрнул им, сбрасывая.

— Давай, Ирие-кун, — подбодрил Тсуна, ощущая, как внутренности скручивает нервозность.

Все затихли в ожидании. Тишина вдруг в одно мгновение стала такой густой, что гул крови в ушах показался Тсуне громоподобным.

Точные движения вернули недостающие детали на место. Два щелчка прозвучали для него оглушительно громко, будто выстрелы.

Следующие полминуты комнату наполняло лишь приглушённое тиканье часов за стеной в кухне. Перед глазами от напряжения немного плыло, Тсуна усиленно моргал, пытаясь прогнать зудящее ощущение в веках — помогало слабо.

Ламбо широко зевнул. Резко Гокудера повернул голову в его сторону и так же быстро отвернулся. Его глаза пробежали по лицам всех присутствующих, немного задержались на И-пин, а затем уткнулись в пол.

Измождённое от скитаний по пустынным пескам лицо Тони Старка застыло в радостном узнавании при виде приближающегося к нему вертолёта спасателей. Его изображение шло небольшой, едва заметной радужной рябью.

Гокудера что-то сказал. Ламбо закатил глаза. Гокудера повторил сказанное, судя по поднявшейся в конце фразы интонации, он задавал какой-то вопрос.

— Господи Иисусе, — выдохнул Ламбо, пока Бьянки отвечала младшему брату.

В пересохшем горле запершило. Тсуна подавил желание прокашляться, потянулся протереть вспотевшие ладони о колени…

А дальше тишину разорвал взрыв.

Мгновенно расцвели розовые клубы. Подрагивая от волнения Тсуна принялся помогать им рассеяться. Взгляд метался, пытаясь угадать задымлённые силуэты.

Ирие-кун, Ямамото.

Вон Реборн. И-пин и Бьянки.

Два силуэта. Высокий и маленький.

— Кха-кха, какого чёрта произошло? Опять твоя базука, тупая корова?!

— Нья, я ничего не делал, идиот Глопудера~ Эй, И-пин, смотри, какие прикольные у меня есть конфеты! Они такие кислые, что может отвалиться язык! Смотри!

Появившийся из растаявшего дыма маленький Ламбо высунул посиневший язык. Ямамото хихикнул, Ирие-кун беззвучно икнул, прикладывая к сердцу руку.

Гокудера-взрослый Гокудера цыкнул, но, заметив Тсуну, посветлел, улыбнулся.

— Десятый!

Он выглядел точно также, как и утром, до всего этого странного инцидента. Ламбо тоже как будто бы был в порядке. Они оба.

«Как же хорошо, что всё вернулось на свои места» — облегчением выдохнул Тсуна и улыбнулся в ответ.

***

«Наконец-то!» — ликовал Ламбо, когда розовый дым застил взгляд.

Под головой появилось что-то мягкое. Распахнувшиеся глаза встретил потолок с лепниной. Которую, кажется, он узнал.

Ламбо ожидал, что появится если не на кухне с Доминикой, то хотя бы в своей комнате — было не так много мест, куда теоретически могли отправить его прошлую версию пережидать, пока базука не вытащит его обратно, из будущего — однако, к своему удивлению, обнаружил себя в совершенно не там.

Растерянно Ламбо нахмурился, принимая сидячее положение на, как оказалось, диване. Высокая спинка из резного дерева неприятно уперлась в плечо. Но он не обратил внимания.

Знакомой оказалась не только лепнина, а также обои, мебель, обстановка в целом.

Он узнал этот кабинет. Но он же не мог оказаться здесь! Иначе это был бы просто какой-то уж слишком жирный троллинг судьбы.

Может, у него сейчас просто дежа вю? В конце концов, в резиденции много комнат, похожих друг на друга, как близнецы.

С другой стороны, не было никого, кто бы знал все уголки особняка лучше Ламбо, прятавшегося в нишах, убегавшего по лестницам для прислуги, кравшегося в коридорах во время многочисленных пранков над обитателями. Вероятность его ошибки была минимальной…

Позади щёлкнула дверь.

— О, слава богу, он вернулся.

Ламбо замер. Нет, только не говорите…

— Просто отлично, больше не нужно ломать голову, какой Бьякуран случился на этот раз, — Гокудера тяжело опустился на кресло неподалёку. Небрежно он бросил на столик перед собой планшет, начал массировать глаза. — И наконец-то больше никакого нытья.

— Раз я так тебя раздражал, то чего держал в своём кабинет? — Не удержался от колкости Ламбо.

— Ты серьёзно думал, что я просто так оставлю без внимания, что мелкий ты застрял в этом времени? Я не такой бессердечный, как тебе не хотелось бы считать.

Осьминожья Башка прекратил попытки вдавить веки в глазницы, откинул голову и сказал невозмутимо, по большей части в потолок:

— В отсутствие Десятого я — его заместитель по всём. Конечно, я взял ситуацию под личный контроль. В конце концов, ты — просто надоедливый глупый ребёнок, за которым нужно присматривать. Даже если ты чертовски раздражаешь.

Ламбо почувствовал, будто его в этот момент тянут в разные стороны. Одна часть тут же вскинулась, оскорблённая. Ему девятнадцать, Боже правый, неужели никто, кроме него, не знает таких больших чисел! Он не ребёнок, не глупый сопливый дошкольник, за кем нужен глаз да глаз! Он — хранитель Вонголы, ради всего святого, Тсуна выбрал его, как и Гокудеру, и хотя бы из одного ранга можно было бы проявить самое базовое уважение.

Другую же часть атаковала странная эмпатия. Мелкий Гокудера испытывал его нервы несколько часов подряд, и… Ламбо мог понять слова этого, взрослого Гокудеры. В какой-то степени. В супер мега небольшой, но мог.

И разве это не смешно? Раньше, лет до десяти-одиннадцати в минуты большой обиды, когда слова Глопудеры доводили до злых слёз, он часто представлял, как они меняются местами. Как магическим образом он вдруг становится старше и издевается над Осьминожьей Башкой. Платит ему той же монетой.

Пока Ламбо предавался около философским рассуждениям, Гокудера продолжил, обращаясь, как и прежде, к потолку:

— Так в чём в итоге была проблема? Хотя нет, стой, — Он поморщился. — Не хочу знать, если это не из-за очередного приближающегося апокалипсиса, который Тсуна должен предотвратить каким-то магическим образом.

— Нет, — только и всего, что смог ответить Ламбо.

Вновь образовалась пауза.

Он заметил, что разглядывает Гокудеру, будто видит впервые, и сравнивает человека перед его глазами с образом малолетнего оборванного задиры.

Отличия обнаруживались только в причёсках, размерах тела и пропорциях лица. Во всём остальном взрослый и маленький — оба были почти идентичны. Ну, у старшего ещё, разве что, не было подбитого глаза. А так — действительно, будто просто копии разного размера.

Чувствуя, что его разглядывают, Гокудера впервые с момента, как вошёл, развернулся к нему.

— Ты там в прошлом случайно головой не ударялся? — Сощурился. — А то всё остальное вроде как на месте и даже цело, но говорить то же о твоей голове…

— Всё со мной в порядке, — огрызнулся Ламбо.

— Серьёзно, ты нигде не поранился? — Оставляя в сторону даже намёк на насмешку, спросил Гокудера. Он наклонился к нему, хмурясь, чтобы рассмотреть нечто на его лице. — Я, конечно, не Торфяная Башка, но кое-что могу вылечить.

На протянувшейся к нему руке одно из колец засияло золотистым пламенем солнца. Ламбо отбил её в сторону.

— Я же сказал, со мной всё в порядке! Отвали!

— Ламбо?

Последнее раздалось приглушённо, из-за двери, которая незамедлительно распахнулась. На пороге стояла его И-пин. Она выглядела взволнованной.

— О! Наконец, ты вернулся! Я так переживала, когда гэгэ* сообщил, что с тобой случилось- О, кстати, прости, что ворвалась без стука, гэгэ! — Подруга склонила голову в сторону Гокудеры в приветствии. — Я как раз хотела узнать, нет ли новостей, но не смогла сдержать себя, когда услышала голос Ламбо.

Гокудера посверлил его фирменным стервозным взглядом ещё мгновение, потом усмехнулся, качнул головой, отстраняясь. Он осел глубже в кресле, сложил ногу на ногу, лениво махнул рукой, кивая в ответ на поклон И-пин.

— Не стоит беспокоиться о манерах. Ты как раз вовремя. Заберёшь нашего плаксу?

— Я не плакса-

— Без проблем, гэгэ! Ламбо, ты так напугал Доминику, пойдём, нужно её навестить и успокоить.

Застонав, Ламбо поднялся с дивана. Он не был так уж и против идеи повидаться с Доминикой, но раз они назвали его плаксой, то у него, как он считал, было полное право немного покапризничать и поумпрямиться, пускай даже только для вида.

— Ну что? Что с тобой приключилось? — Начала приставать подруга, едва они вышли в коридор. На её лице читался оживлённый интерес. — Ты ведь был в прошлом, да? Ты попал в Намимори? Видел молодого Десятого?

Ламбо обернулся на захлопнувшиеся двери в кабинет Гокудеры и усмехнулся.

— Всё началось, как обычно…

***

Омаке

Мелкий Ламбо с подозрением прищурил правый глаз.

— Это какая-то ловушка?

— Если не хочешь, мог бы просто сказать об этом… — Хаято медленно начал убирать протянутую ладонь, на которой находилась небольшая горсть леденцов в блестящей голубой обёртке.

— Кто сказал, что не хочу! Давай сюда свои конфеты!.. Бфе! Кислятина! Эй, эй! Я не разрешал забирать их обратно, Глопудера! Ты сам мне их дал!

Прикладывая усилия, чтобы не расплыться в широкой ухмылке, Хаято только хмыкнул. Всё-таки, глупая корова был таким забавным в детстве!