I'd sail before a thousand moons

Never finding where to go.

Я много тысяч лун в пути –

Но всё ищу, куда идти.

Nightwish, «Sleeping Sun»

Друзей у Чуи было не так уж и много. На самом деле, если подумать, то их не было вовсе. Иногда казалось, что ему просто не успели объяснить, кого именно нужно считать друзьями. Да и кто подобное должен рассказывать?

Старик Хироцу как-то говорил о том, что семья намного важнее. Но тут тоже нет однозначного мнения. Чуя помнит слухи среди Небес о том, как шинке взбунтовались против жестокого хозяина и принудительно отправили того на перерождение. Мори не подтверждал, но и не опровергал.

— Даже боги подвержены безумию, Чуя-кун, — щурился на полуденное солнце Мори когда-то совсем уж давно. — Никто не застрахован от подобного. Если найдётся шинке, что решится взять на свои плечи груз смерти хозяина, то стоит позавидовать хозяину этого шинке. Не каждый решится исправить ситуацию самостоятельно.

— Даже если безумие… разве не вы сами говорите, что бог всегда прав в своих решениях? — не понимает Чуя, недалеко тихо посмеивается в рукав кимоно Коё.

— Тогда по какому принципу Небеса могут решить убивать бога или нет? — вопросом на вопрос отвечает Огай, вишнёвый взгляд его был прикован к играющей у пруда Элис. Подумалось вдруг, что если кто и мог нанести последний удар, то только она.

— Боги не всегда правы? — нахмурился Чуя, прописные истины очень не хотели ломаться.

— И боги ошибаются, Чуя-кун, но только мы можем решать признавать ошибки или нет. Только сами боги решают что именно считать ошибкой, — улыбается Коё, с застывшей тоской в глазах, посмотрев куда-то вдаль. — Мы не застрахованы от чувств. Влюбляемся, боимся, загораемся, погасаем, перегораем и ломаемся. Мы способны на всё, на что способен человек. Чувства помноженные на вечность.

— Но память исчезает при перерождении, — Чуя склоняет голову в непонимании. У него в разуме огромная пустота бесчисленных перерождений и никаких эмоций.

— Память исчезает, — кивает Мори, запуская маленького бумажного человечка к Элис, — но отголоски чувств остаются навсегда.

Звонкий смех ребёнка вызывает улыбку у старших богов, Чуя же слишком задумчив, чтобы обращать внимание на что-то иное. Как могут оставаться чувства, если нет памяти? Это же невозможно.

Коё с лаской в глазах гладит его по голове и отвечает на незаданный вопрос с такой болью в голосе, что Чуе становится стыдно, что он посмел усомниться в их словах:

— Видеть знакомые, словно из другой жизни, повадки, движения. Слышать родную улыбку в чужом, незнакомом голосе. Испытывать дрожь от звука звенящего смеха, что принадлежит не тому, кому надо, и не помнить об этом «ком-то». Как самая страшная пытка — забыть без права вспомнить. Всю жизнь искать и не находить. Любить кого-то, кого не знаешь и не узнаешь уже никогда. Никакому самому страшному врагу не пожелаешь такой участи.

Чуя переводит взгляд на Огая. У того во взгляде ослабевшая тоска, но если глаза Коё находили жизнь в дымке забытых чувств, то Мори, словно уже нашёл нечто, что даёт ему жить дальше.

— Бывает так, Чуя-кун, что среди сотен тысяч душ ты находишь ту, которую так долго искал. Не помнишь, но находишь, — замечает его взгляд Огай. Накахару совесть грызёт, что он заставляет вскрывать старые раны, но кто ещё расскажет об этом? У богов нет родителей, чтобы те ответили на тысячу и один вопрос о чувствах и жизни. — Но те, кого ты находишь, уже не вспомнят. В итоге две стороны лишены памяти, а у одной сохранены чувства. А у тебя, Чуя-кун, осталось что-то после перерождения?

Чуя неизменно из года в год после последнего своего перерождения всегда отвечает:

— Нет, не осталось.

Чуя не помнит, каким он был раньше, но точно знает основные события с собой в главной роли. Возможно, не всех, но важных, это точно. Последнее перерождение произошло почти пятьдесят лет назад в Сурибачи. Инцидент, который до сих пор пугает Небеса.

После смерти в Сурибачи он жил среди душ разрушенной Чаши около года, пока его не нашла благодарная Коё и не спрятала у себя от гнева Небес (хотя он и один неплохо скрывался, но с сестрицей стало значительно легче). Через лет десять об Арахабаки решили забыть, как о страшном сне.

Чуя на тот момент уже давно отказался от своего прошлого имени, стал тем собой, кем является и по сей день, и просто жил в своём храме, куда зайти могли лишь он да его шинке, благодаря каким-то хитроумным заклинаниям прошлых воплощений.

Его дом был прекрасен. Просторный, уютный, но будто чего-то не хватало. Каждый шорох просил найти что-то, каждая вещица хранила свою память и будто пыталась о чём-то поведать. Чуя видел вещи, которым не находил применения. Они были будто не для него.

Все воспоминания в этом месте словно молили остановить безумие и боль гибнущего раз за разом бога. Чуя не знал, что происходило с ним в прошлых воплощениях, но чувствовал нечто странное. Было чувство, что чего-то не хватает рядом, но вспомнить что он так и не смог. Да и не сумел бы никогда. Память прошлого ему была недоступна. Он перерождался уже так много раз. А время неизбежно утекало.

— Чу-у-у-уя, — громкий зов прямо на ухо, заставил поморщиться и ладонью отпихнуть от себя надоедливого человека, — пошли к автоматам! Сыграем на желание?

— Что это у тебя за желания такие вдруг появились? — подозрительно прищурился Чуя.

Дазай коварно усмехнулся, сверкнул по-особенному хитро глазами и наклонился к лицу Чуи, буквально по слогам прошептав: «Сек-рет». Будто маленьким ключиком запер тайну, звонко щёлкнув замком напоследок.

С яростным румянцем Чуя запустил в хохочущего парня овечьим брелком, что был подарен на днях им же. Дазай любил выводить его из себя. Даже этот брелок был тонкой насмешкой над богом, что проиграл человеку в автомат на каком-то фестивале.

— Я выиграю и заставлю тебя сожрать все бинты в городе, мумия, — прошипел веселящемуся Дазаю вслед Чуя. Без особой злобы, с раздражением конечно, но этот человек и мёртвого доведёт.

Чуя был уверен, что Дазай забудет его на следующий же день, но тот не забывал. Каким-то таинственным образом находил бога в любой части города, где тот имел привычку прогуливаться. Буквально сегодня Чуя раздавил радио-жучок, что подкинул ему неугомонный смертный. Старые вопросы к Дазаю отпали сами собой, зато появились новые.

У игровых автоматов разыгралось сражение достойное исторических эпосов. Чуя и Дазай сходились в битве раз за разом, счёт склонялся то в одну сторону, то в другую, но исход был предрешён.

— Как?! — взвыл на весь зал бог, хватаясь за волосы.

— Тебе ещё расти и расти до меня, чибик, — насмешливо сверкнул глазами Дазай.

— Я требую реванш! — проигрывать Чуя никогда не умел.

— Хочешь ещё желание мне продуть? — издевался человек. — Заимею себе слугу-бога. Тебе же под силу быть послушным пёсиком, коротышка?

— Что ты там вякнул?! — вызверился бог, бросившись вслед за хохочущим Дазаем.

Они бежали сквозь ругающуюся толпу. Чуя бросал оскорбления в ответ, а Дазай лишь громче смеялся, практически не следя за дорогой.

— Извиняюсь! — бросил Дазай, когда врезался в кого-то плечом со всей силы, и побежал дальше, его бог был слишком близко.

— Стой, паскуда! — в последний момент Чуя успел поймать Дазая за воротник, когда тот чуть не попал под машину. — Вот балбес! Сдохнуть решил?

— Чу-у-у-уя, так нечестно! Это же был прекрасный способ суицида!

— О себе не думаешь, так хоть о других подумай, — ругался Чуя, стараясь не дать смертному в нос за его дурачества.

— О-о-о, неужели чибик волновался? — притворно умилился человек, срываясь с места на зелёный цвет.

— Скумбрия! — прорычал бог, снова бросаясь в погоню.

В скучающих алых глазах зажёгся огонёк интереса.

***

— Боги могут питаться? — удивляется Дазай, когда увидел, как сидящий на полу его квартиры Чуя умял уже третий бургер, а он ещё считал, что они много взяли. Наивный.

— Так энергия же должна откуда-то браться, — пожимает плечами Чуя, не отрываясь от просмотра какого-то американского ситкома. — И мы обедаем вместе не первый раз. Ты только сейчас додумался спросить, хах?

— До этого я не обращал внимания на эту твою прожорливую сторону, псинка, — совсем не обидно отзывается парень. У Накахары вообще уже практически иммунитет ко всему, что говорит человек… ну, почти. Дазай свешивается с дивана, чтобы заглянуть собеседнику в лицо. — Все боги прям едят человеческую пищу?

Чуя с весёлым фырком отпихнул от себя надоеду. С их нормального знакомства прошло уже несколько недель (или месяц, бог давно потерял счёт времени), а вопросы у Дазая и не думали заканчиваться. Он интересовался буквально всем, что замечал за Чуей.

— А ты думал, мы святым духом да молитвами перебиваемся? — Чуя усмехается, забирается на диван, каким-то больно привычным образом отодвигая от себя длиннющие ноги Дазая локтем. — Тем более это вкусно. Хотя сестрица точно не оценит… Ей не по душе всё, что не имеет растительного происхождения.

— Сестрица? — переспросил Дазай, делая звук чуть потише и не обращая никакого внимания на попытки Чуи отнять пульт. — У тебя есть родственники?

— Я её просто так называю. Либо сестрица, либо Озаки Коё-сан, — закатил глаза Чуя. — Ты такой любопытный. Ужас просто.

— Я не помню ни одной богини по имени Озаки Коё, — Дазай уже сидел с ноутбуком на коленях и мучал поисковик, извращаясь в написании нового для себя имени. — Осенние листья? В китайском вообще красные. Кто это?

— Просто у богов вдруг пошла мода на человеческие имена, — поморщился Чуя. — Или просто новые какие придумывают, изменяя чтение старого. И не лезь в китайский, тут всё родное, японское, кроме неё самой. Вообще Коё зовут Бэндзайтэн, но её так только прихожане называют. Она всех своих шинке приучила себя звать новым именем, а я с перерождения только под новым и знал, пока Мори-сан, который Фукурокудзю, не просветил.

— Подожди-подожди, — Дазай хмурился, жмурился и явно старался привести мысли в порядок. Чуя за это время наконец смог умыкнуть пульт. — Дай мне минуту. Слишком много вопросов. Богиня воды, бог долголетия, ты сам… ещё и перерождение какое-то!

— Ты сам хотел познакомиться, чтобы удовлетворить своё любопытство, теперь не жалуйся, — хмыкнул Чуя, откидываясь на диванную подушку и делая телевизор громче. — Когда придумаешь вопросы, дождись конца серии и не отвлекай меня. Я жду чёртового предложения от Майка. И он сделает его в этой серии! Какого чёрта Фиби столько себе напридумывала?

— Я так понимаю, мне продолжать оплачивать кабельное? — Дазай опёрся щекой о ладонь и посмотрел с чисто научным интересом на бога перед собой.

— А ты хотел отключить это чудо? Ничего святого в тебе нет, — пробормотал Чуя, не отвлекаясь от сериала. — Надо в храме такое же устроить.

— У вас есть небесная канцелярия или компания, что подключит тебе телевизор? — усмехнулся Дазай.

— Да если бы! — хлопнул ладонью по дивану Чуя в возмущении. — Самому всё проводить придётся. Ещё не факт, что заработает в Такамагахаре. Чтоб эти…

— Такамагахара? Верхний мир? Ты живёшь там? — заинтересованно подался вперёд человек.

— Не могу же я жить прям внутри своих храмов с кучей прихожан за пазухой, — закатил глаза Чуя. — Любой храм является прямым входом в настоящее жилище бога. Такамагахара — это место обитания всех богов.

Дазай долго молчал, задумавшись о чём-то. Накахаре было как-то плевать, он спокойно досмотрел одну серию, потом другую. Его уже начали усыплять негромкие разговоры Рэйчел и Моники. Чуя прикрыл глаза всего на мгновение, но когда открыл их, то за окном была темнота, в комнате — тишина.

— Дазай, — хрипловато позвал Чуя.

Никто не отозвался.

Чуя медленно поднялся с дивана, потягиваясь и разминая затёкшее тело. Слишком расслабился и потерял счёт времени. Не хорошо.

— Дазай, — зевнул Чуя, выходя в тёмный коридор, — где ты, придурок? У нас ещё осталась еда?

Капающая вода в ванной была единственным звуком в пустоте. Он раздражал сознание, напоминал о чём-то, но бог не мог вспомнить о чём.

Кап-кап.

Из открытой форточки тянуло холодом по полу.

Кап-кап.

Мороз пробежал по коже, когда Чуя понял…

Кап.

… звуков не было даже на улице.

Тёмный мир вокруг не пугал. Темнота не причиняла вреда, что-то другое было, что-то, что тревожило разум.

Тонкая полоса света пробивалась из-под двери в ванную. Чуя сделал шаг. Равномерный стук капель начинал сводить с ума. Бог толкнул дверь.

На секунду его ослепило белым светом, но спустя мгновение багровые разводы зацепили взгляд и заставили прийти в себя.

Дазай лежал в ванной мертвецки бледный, с посиневшими от холода губами и изрезанными руками. Из горла Чуи вырвался отчаянный хрип, который он моментально оборвал. К запястьям человека тянулись полупрозрачные ленты бинтов. Он ещё жив, связь с душой цела.

Чуя вытащил его из едва тёплой воды и отнёс на диван, где укутал в плед. Бог безжалостно порвал одну из любимых рубашек Дазая на импровизированные повязки. Искать аптечку некогда. Нужно скорее заканчивать с телом и искать, куда отправилась эта непутёвая душа. Тишина вокруг всё ещё напрягала.

Бог закрутил кран, что продолжал раздражать своим капаньем, проверил состояние тела человека. Всё было почти в порядке. Можно уходить.

Чуя открыл окно пошире, оглянулся на бессознательное тело и прыгнул.

***

Проблемой Дазая была неуёмная скука. Под её воздействием он становился непредсказуемым, неуправляемым и вечно ищущим хоть малейшее развлечение созданием.

Чуя был уверен, что тот снова заскучал и просто решил в который раз покончить с собой. Правда было непонятно, почему в таком случае Дазай не разбудил его, как это бывало обычно.

Дазай часто пытался свести счёты с жизнью, когда Чуя игнорировал его несколько дней подряд. Человек тогда планировал заранее неудачную попытку суицида, выходил благодаря этому из тела и искал его по городу, горланя унизительные прозвища на всю округу.

Самостоятельно Дазай покинуть тело не мог, сколько не пытался. Это был удивительный феномен с точки зрения Чуи.

Насколько бог знал, был человек, что мог практически контролировать переходы. Полностью подчинить этот процесс невозможно конечно, иначе бы и не возникало подобных эксцессов, но можно было почувствовать моменты выпада на грань.

Дазай же не чувствовал ничего, поэтому использовал суицид, как возможность покинуть тело и прогуляться по границе с миром мёртвых.

Чуя не уставал ругать человека за подобное безрассудство. Дазай лишь отмахивался, переводя тему. Бог не понимал своего необычайно сильного беспокойства за кого-то, кого он знает от силы второй месяц.

Эти странные чувства вели Чую сквозь ночь и сейчас. Чем дальше он отходил от дома Дазая тем сильнее нарастал жадный шёпот аякаши.

«Вку-у-у-усно пахнет».

«Вкус-с-с-сно».

«Хотя бы кус-с-с-с-сочек».

Бог привык не обращать на подобное внимание, но количество неупокоенных вокруг напрягало. Их было слишком много. Если решат напасть все разом, то Чуя может и не отбиться безопасным минимумом своих сил.

Вдалеке послышался шум. Будто кто-то бил арматурой по асфальту. Чуя ускорился, отправив заодно в полёт парочку духов, что рискнули всё же напасть.

Дазай отбивался крышкой мусорного бака от аякаши-осьминогов и пытался пройти дальше. Чую охватил гнев. Он его по всему городу ищет, а этот идиот даже не думает отступать от своих планов.

— Дазай! — проревел Чуя, заставив человека вздрогнуть, а аякаши замереть. — Сначала я разберусь с духами, а потом убью тебя.

Когда Чуя злился, сила нередко выходила из-под контроля. Он ничего не мог поделать с гневом, держать его внутри было подобно добровольной смерти. Именно поэтому сейчас гравитация прижала к земле всех в зоне видимости. Аякаши ещё что-то шептали, но под яростью Арахабаки не могли донести ничего внятно. Собственно, это было их обычным состоянием.

Дазай оцепенел. Алая дымка прошла мимо него, но он успел почувствовать дикий, не поддающийся рациональному объяснению страх. Он никогда не боялся ничего и никого, но сейчас было совершенно иное чувство. Знакомое по прошлому, похороненное в памяти, забытое будто бы навсегда.

Дазай как будто впервые испугался за кого-то. Почему-то показалось, что эта сила в первую очередь может навредить Чуе.

— Приветик, Чуя-чи-и-и, — с натянутой улыбкой пропел Дазай, прикрываясь крышкой на манер щита. — А что ты тут делаешь?

— Ты в курсе, ублюдок, что ночью нужно спать, а не кончать с собой и после этого довольным скакать по грани! — сорвался Чуя.

Сила бушевала в его неоновых голубых глазах, гнула немногочисленные деревья, заставляла протяжно стонать дома под тяжестью ветра, развеялись аякаши от её мощи. Чуя начинал терять контроль.

Дазай с расслабленной улыбкой щёлкнул Чую по носу, заставив того забыть о гневе. Бог растерянно хлопал глазами, смотрел на наглого человека и не заметил, как улеглась сила и отступила безумная ярость. Осталась только злость.

— Для такого маленького роста ты слишком громкий, Чуя-чи, — Дазай всё с той же наглой в своей умиротворённости ухмылкой приобнял Накахару за плечи одной рукой, зажав между ними крышку мусорного бака, а другой обвёл пространство перед ними. — Ты только посмотри, как прекрасна сегодняшняя ночь для самоубийства!

— Ты больной, — злобно припечатал бог, скидывая чужую руку с своего плеча. — Куда ты шёл, Дазай?

Дазай только открыл рот, чтобы солгать, но серьёзный взгляд Чуи чуть ли не прижимал к земле и без всякой божественной силы.

Они стояли в тишине. Чуя ждал ответа, Дазай был ещё не готов его дать. Сколько они так ещё простояли бы неизвестно, но голос из ближайшего переулка, настолько тёмного, что казался нереальным, разбил напряжение между ними.

— Дазай? — мужчина смотрел во все глаза на забывшего, как дышать парня, и печально произнёс. — Ты всё же убил себя?

— Да жив этот идиот, — бросил Чуя, подозрительно смотря на чью-то неупокоенную душу перед ними.

— Одасаку? — с больной надеждой прошептал Дазай, роняя на землю свой недавний щит.

Чуя нахмурился. Встретить близкого на границе — уж точно не позавидуешь такому.

— Как давно ты здесь? — спрашивает бог у мужчины.

Одасаку с трудом отводит взгляд от Дазая и отвечает:

— Уже четыре года.

— Аякаши ни разу не напали?

— Нападали, — на вопросительный взгляд он пояснил. — Я сумел отбиться.

— Ты знаешь своё имя?

— Да.

Были среди душ те, кто помнил себя и свою ушедшую жизнь. Такие могли уйти на перерождение, если не попадали в лапы аякаши. Этот, видимо, силён, раз смог продержаться так долго. Удивительно и опасно.

— Ода, ты был всё это время здесь? — Дазай смотрел так отчаянно, что Чуе хотелось выдавить ему в ярости глаза. Лишь бы не было этого странно-болючего взгляда на незнакомую душу.

— Как я мог уйти, когда был нужен тебе? — улыбается Одасаку.

Чую воротит от этой улыбки.

— Заканчиваем разговоры, — решительно прерывает открывшего рот Дазая Чуя. — Тебе, скумбрия, между прочим давно пора вернуться в своё тело. Я не нанимался, искать тебя среди ночи по всей Йокогаме!

— Пойдёшь со мной, Ода? — глаза Дазая так светло горят, что Чуя чувствует, как что-то неприятно жжёт в груди.

— Пойду, — спокойно произносит дух, Чуя хмурится. Одасаку переводит неуверенный взгляд на Накахару. — А вы… кто вы?

— Бог, — спокойно отвечает Чуя.

— С божественным самомнением и чертовски маленьким ростом, — смеётся Дазай, и это почему-то обижает сильнее, чем могло бы.

— Вы не проводите нас, ками-сама? — с извиняющейся улыбкой интересуется Ода, успокаивающе потрепав перевозбуждённого Дазая по волосам. — Этой ночью очень много аякаши. Божественная защита не помешала бы.

Чуя хочет отказаться. Всем своим существом желает этого. Почему-то сейчас чувства хуже, чем когда его предали шинке.

Чуя может отказаться. Ему никто и не посмеет ничего сказать. Он бог, а значит имеет право делать всё, что угодно.

— Хорошо.

Чуя не отказывает. Он идёт вперёд, не оглядывается на переговаривающихся позади, распугивает одним лишь взглядом неоновых глаз аякаши и доводит их всех до квартиры Дазая.

— Не выходи больше из тела, — хмурится Чуя, когда Дазай отмахивается от него, целиком и полностью занятый поиском всего необходимого для размещения Оды. Накахара скрипит зубами от злости, когда хватает человека за плечи, встряхивает и практически рычит ему в лицо. — Залезь обратно в своё тело, идиот! Не исчезнет твой драгоценный Одасаку, а ты вполне можешь. Твоё тело держится чудом, а чудеса не бесконечны. Прекрати испытывать судьбу и залезай обратно!

— Дазай, это действительно может быть опасно, — голос Оды обволакивает со всех сторон, Чуе кажется, что он готов соскребать его с лёгких, так глубоко забирается.

— А я смогу видеть Одасаку? — прислушивается к словам старого друга Дазай.

Чуя отшатывается назад. Ему кажется, что он только что потерял нечто очень важное. Что-то такое, что невозможно вернуть.

Чуе кажется, что его только что снова предали.

— Сможешь. А теперь вали в своё тело, ублюдок, — бросает Чуя и уходит, не оглядываясь.

***

Дазай больше не ищет его общества, не заявляется богохульствовать в храмах Арахабаки. Будто бы забыл.

Чуя говорит себе, что не обижен, что ему плевать. Его взгляд непроницаем, а лицо — безразличная маска.

— Что-то случилось, Чуя-кун? — наливает в красивый бокал вино Коё.

Чуя отстранённо думает, что переоценил возможности своего лица и, возможно, свою способность абстрагироваться от проблем.

— Всё в порядке, сестрица, — улыбается Чуя, добавляя. — Тебе не о чем беспокоиться.

Коё тяжело вздыхает:

— Когда ты так говоришь, значит повод для беспокойства есть, — и поднимает руку, прерывая замершего на полуслове Чую, — но если не хочешь отвечать, не отвечай. Мори-сан снова окружает собой Фукудзаву-сана.

— Скорее это Элис-чан окружает собой Фукудзаву-доно, что позволяет Мори-сану быть в эпицентре этого урагана рядом с ним, — усмехается Чуя, с радостью поддерживая новую тему.

— Нельзя так много контактировать со смертными, — качает головой Коё. — Фукудзава-сан конечно знает обо всех возможных опасностях, но это не умаляет риски. Он стал чаще видеть аякаши.

— Я пройдусь по району, где он живёт и зачищу его, — задумчиво хмурит брови Чуя.

— У тебя нет шинке, — строго напоминает Коё. — Ты не пойдёшь один.

— Да что со мной будет, — бормочет Чуя, но в спор не вступает.

— Я пойду с тобой. Давно пора размяться, — тонко улыбается Коё.

— Кого возьмёшь? — интересуется Чуя.

— Кёку-чан.

Иногда Чуе интересно, как на такую сильную любовь к Кёке реагируют остальные шинке сестрицы. Насколько он знал, Кёка не была ведущей Коё, но при этом только она так оберегалась и ценилась ей. Возможно, за этим стояла какая-то история, но Чуя не спрашивал.

В глазах Коё мелькала иногда болезненного вида пустота. Хотелось стереть её, обхватить лицо сестрицы руками и смотреть, смотреть так глубоко, чтобы забраться внутрь и обезопасить от всего на свете.

К Коё Чуя чувствовал нежную сыновью привязанность. Он знал, видел и чувствовал её взаимность, и это грело, напоминало, что он не один в мире.

— Ты узнал, кто рассказал Юан и Ширасэ о тебе? — Коё смотрит проникновенно, обеспокоенно.

— Нет. Я уже отпустил их, нет смысла искать и пытаться разобраться. Они мне больше ничего не должны.

Коё поджала губы в несогласии, но ничего не сказала. Чуя и сам знал, что неплохо бы приструнить того, кто влез в его дела, но… так не хотелось влезать в разборки, которые обернутся скандалом на всю Такамагахару.

Чуя смотрел на сад, за которым ухаживала Кёка. В тишине с Коё было спокойно, но как-то не так. Слабое раздражение копилось в груди, и Чуя ничего не мог с этим поделать. Это было опасно, но сестрица пока должна быть в порядке.

Он не был дураком, изучил всю информацию, что смог найти о своих прошлых воплощениях. Больше всего вопросов конечно вызывали самые первые воплощения Арахабаки. К сожалению, все связанные с ним события были недоступны. Но был ещё момент, на который Чуя обратил внимание. Его перерождения были практически цикличны. Через почти равные промежутки времени сила поглощала его, и Небеса отдавали приказ на его уничтожение.

«Оружие отсроченного действия», — тяжело вздохнул Чуя, прислушиваясь к своему состоянию. Всё было ещё в норме.

— Ты придёшь? — спросила Коё.

— Что? — Чуя виновато на неё посмотрел, всё прослушал, пока находился в своих мыслях.

— Совет Небес, Чуя-кун, — терпеливо пояснила она.

— Не знаю, — поморщился Чуя. — Снова все скалиться будут.

— Тебе же всё равно на это, — тонко улыбнулась в чашку чая Коё.

— Настроения совсем нет, — легко рассекретил себя Чуя.

— Там могут быть Юан и Ширасэ, — словно незаинтересованно сказала Коё.

— Я же сказал, что мне не интересно, — проворчал Чуя, сам понимая, что уже давно сдался.

Коё лишь улыбнулась на его ворчание. Она тоже всё поняла.

Чуя потянулся. Солнце клонилось к закату, он провёл у Коё весь день.

— Пора идти.

— Позовите Кёку-чан, — обратилась Коё к одному из своих шинке.

Редко какой бог идёт целенаправленно уничтожать аякаши. Если его не попросят, конечно.

Золотой демон Коё сновал между поздних прохожих и срезал с них сгустки аякаши. Чуя уже несколько минут непрерывно ворчал, что его присутствие здесь необязательно. Коё не позволяла ему использовать силу. Тонко, скрытно и изящно замаскировала своё знание о том, что с ним снова что-то происходит. Чуя не хотел об этом говорить.

— Это не Мори-сан там? — прищурился в далёкий полумрак улиц и переулков Чуя, он готов был поклясться, что видел винный отблеск чьих-то глаз.

— Он должен быть с Фукудзавой-саном, — Коё практически незаметно обнажила танто, ещё один шинке, Гин, кажется.

Чуя сделал шаг вперёд, чуть прикрывая её плечом. Интуиции Коё следовало доверять. Что-то было не так.

Они не видели, но чувствовали чужой взгляд, что вскрывал грудную клетку и изучающе водил лезвием по внутренностям. Этот кто-то не скрывался и не боялся. Чего ему бояться, когда ни Чуя, ни Коё не могли его обнаружить?

— Покажись! — приказал Чуя и почувствовал приглушённую насмешку неизвестного, которая мгновенно испарилась.

— Ушёл, — нахмурилась Коё, со звонким щелчком убирая танто в ножны.

— Кто это был? — продолжал вглядываться во тьму Чуя.

— Кто-то, кого здесь быть не должно, — Коё огляделась и подозвала к себе Золотого демона. — Ты слышишь, Чуя-кун?

Чуя покачал головой. Он не слышал ничего. Улица замолкла, аякаши исчезли. Это было странно.

***

Мори Огай недовольно смотрел на Рюноске, словно ждал, когда тот изменит свои прошлые слова. Шинке смотрел хоть и твёрдо, но отчасти виновато.

— Как Юмено мог пропасть? — наконец, спустя долгие минуты молчания, спокойно спросил Мори.

— Мы не знаем, когда точно он пропал, — отчитывается Рюноске. — Это были свободные дни, без особых планов. Сегодня должен был быть выход в кино по задумке Элис-чан. Каджи искал его по всему дому, но не нашёл. Мы подозреваем, что он мог сбежать. Возможно, что в течение прошлых двух дней.

Мори прикрыл глаза, размышляя. Юмено был опасен. Его способности были очень опасны. Мальчик был сильным настолько, что и в человеческом обличии мог представлять угрозу.

— Отправь отряд под командованием Хироцу на поиски, — отдал приказ Мори, поднимаясь. — И не допусти утечки информации.

— Да, Мори-сама, — поклонился Рюноске.

Но Мори уже не слушал его. Он стремительно вышел из Такамагахары в человеческий мир. Нужно известить Коё и Чую.

***

Чуя проходит мимо аркадного зала уже пятый раз, даже люди стали недоумённо оглядываться, чувствуя его. Бог раздражённо запустил пальцы в волосы и с силой потянул, пытаясь привести себя в чувства.

Дазай не придёт. Стоило уже смириться, что Чуя был заменой мёртвому другу. Как будто в первый раз его оставляли ради кого-то!

Тихо дрожали стёкла в здании, колыхалась вода в кулерах. Люди останавливались, чувствуя слабое движение под ногами, проверяли сообщения от экстренных служб в телефонах. Чуя медленно выдохнул сквозь плотно сжатые зубы. Это снова начиналось.

Арахабаки перерождался достаточно часто не только из-за самодурства Небес, как любил ворчать Чуя, но и из-за обстоятельств, о которых в Такамагахаре не знал только глухой. Чуждый этим землям бог терял над собой контроль. Раз в пару сотен лет безумие охватывало его, оборачиваясь масштабными катаклизмами и огромным количеством человеческих жертв.

Чуя расспрашивал всех, кого только мог, о том, что произошло в первый раз. К сожалению, все боги перерождаются хоть раз, свидетелей тех событий не осталось. Всё, что ему удалось узнать: последние столетия Небеса отдавали приказ о его уничтожении на опережение.

Все понимали необходимость таких мер. Это даже стало своеобразной традицией, когда вся мощь неба собирается, чтобы отправить его на принудительное перерождение. Понимали ли это его прошлые воплощения? Чуя не знал. Спросить уже не у кого.

Когда Чуя впервые спросил об этом у Мори, тот очень долго молчал. Так долго, что впору было жалеть, что вообще открыл рот. Но ему ответили.

— Небеса очень виноваты перед тобой, Чуя-кун, — очень медленно, тщательно подбирая каждое слово, произнёс тогда Мори. — Вина настолько тяжела, что они не смогут расплатиться с тобой до конца времён.

Что-то в лице Мори показалось Чуе странным. Глубокий отпечаток прошедших лет покорно покоился в глубине вишнёвых глаз. Сестрица Коё тогда посмотрела на старого друга, как на давнего врага. Это было что-то между ними, что знали лишь они. Что-то связанное с Чуей, что-то, за что не только Небеса могли бы испытывать вину. Он не решился спрашивать. Не в его привычках делать больно близким.

Чуя глубоко дышал через нос, успокаивая тайфун, что пытался подняться в его душе. Самая главная проблема сейчас: безумие наступало всё быстрее. Прошло всего полвека с последнего перерождения, а сила снова кружит голову, вырывается из-под контроля. Такими темпами он сам пойдёт на поклон к Аматэрасу, чтобы приблизить традиционную охоту за своей головой.

Чуя никогда не хотел умирать, но и нести несчастья и страдания в мир было выше его сил.

— Чуя! — детский нежный голос будто пробудил его от страшного сна.

— Здравствуй, Элис-чан, — через силу улыбнулся Чуя. — Ты одна?

— Со мной Рюноске, — девочка сморщила носик.

— И где ты его потеряла? — удивился Чуя.

— А это он меня потерял! — будто колокольчиками на ветру зазвучал смех Элис.

Где-то вдалеке, стремительно приближаясь, слышался почти спокойный (на грани паники) голос Рюноске. Чуя подхватил на руки смеющуюся девочку и направился в сторону невезучего воспитателя.

— Чуя-сан! — судя по взгляду, Рюноске был готов молиться на него. — Вы нашли Элис-чан!

— Скорее она меня нашла, — проворчал Чуя, слушая тихое хихиканье у своего уха. Элис даже не планировала слезать с его рук. — Что вы здесь делаете?

Рюноске замялся, неуверенно глянул на любимую шинке своего бога и виновато на Чую. Было что-то, что малышке Элис явно знать не стоило.

— Элис-чан, ты играла когда-нибудь в аркаду? — Чуя кивнул на зал, возле которого нарезал круги не один час. — Это очень весело.

— Хочу-хочу! — не подвела его Элис.

— Тогда вперёд!

Научить Элис играть было делом десяти минут. Рюноске нервно оглядывался. Чуя неспешно подошёл к нему, когда убедился, что девочка отвлечена на ближайший час.

— Что случилось? — сразу перешёл к делу Чуя.

— Юмено пропал.

Чуя напрягся. Он чувствовал ответственность за эту душу. Ребёнок настрадался за свою недолгую жизнь достаточно по его вине.

— Когда?

— Три дня назад, — отчитался Рюноске. — Мы задействовали все наши ресурсы, но пока никаких результатов.

— Зачем ты мне это рассказываешь? — Чуя почувствовал что-то неприятное, словно холодная змея свернулась в его животе.

— Господин узнавал у других богов о Юмено, но про него ничего не знали, — Рюноске замялся на миг, но продолжил. Его голос звучал виновато. — Другие божества выразили свою обеспокоенность. Они сказали, что некоторые их шинке ушли в мир людей и больше не выходят на связь.

— Как это связано со мной? — поторопил его Чуя.

— Многие дни ваши бывшие священные орудия, — презрение к Юан и Ширасэ просочилось в голос Рюноске, — находились в общем пространстве Такамагахары, просили богов принять их. Их не видели уже двенадцать дней. Мори-сама подозревает, что с ними что-то произошло.

Чуя крепко сжимал ладони в кулаки. Теперь ясно почему совет собирают раньше.

— Не своди глаз с Элис, — бросил Чуя, срываясь с места.

Нужно поговорить с Мори.

***

Алые глаза насмешливо смотрели на сжавшуюся на земле детскую душу. Ребёнок тихо всхлипывал, но упрямо смотрел ему в лицо.

— О, потерявший дом и не знающий, куда идти, дарую тебе новый приют. Моё имя — Куни-но-сагири-но ками. Имя посмертное да удержит тебя здесь. Имя новое да обратит тебя моим слугой. Дарую тебе имя личное и имя формы. Ты — священное оружие в моих руках. Имя личное — Ясумичи. Имя формы — Догра Магра.

Ребёнок взывыл, пытаясь содрать с себя иероглиф нового имени. Бог усмехнулся, склонившись над ним.

— Нас ждёт долгий путь, Нора-кун.