Ненастные весенние дни закончились, теперь следовало ожидать лишь обычных геужесских [геужес — май] гроз, а в целом погода была прекрасной.

В один из таких ясных, тёплых, свежих дней Адриан впервые вышел на тренировку.

С его лица давно сняли бинты, и теперь поверх потерянного глаза он носил повязку из гладкой коричневой ткани. Повязку, как позже узнал Хельмут, сшила Хельга — она то ли шутила, то ли всерьёз обещала сшить ещё одну, понаряднее, для праздников и светских приёмов, украсить её бисером, вышивкой и даже перьями.

Хельмут, как всегда, всё утро не отходивший от мишеней, наконец убрал лук и взглянул на Адриана с некоторым изумлением.

— А тебе не будет мешать… — Он бросил краткий взгляд на повязку.

— Нет, не думаю, — пожал плечами Адриан, улыбнулся и покрутил тренировочный одноручный меч в пальцах. — Я стрелять не собираюсь, да и не умею особо, а вот пофехтовать… Вряд ли помешает.

— А в целом как себя чувствуешь?

Адриан задумался.

— В целом… неплохо, но одно неверное действие — и лицо такая боль пронзает, что хоть вой. Если умываюсь и неосторожно задеваю глаз, если повязка слишком сильно давит… Но я уже привыкаю, — кивнул он.

— Ох, мне жаль, — искренне посочувствовал Хельмут. — А, извини, копчик как?

Он знал, что Адриану повезло: не всем удаётся, упав с коня, сохранить в целости хотя бы одну кость, а тот обошёлся всего лишь ушибом. Хотя какое-то время ему приходилось спать только на животе и сидеть исключительно на подушках.

— Тут уже всё совсем ладно, слава Богу, — с улыбкой отозвался Адриан и поудобнее перехватил свой меч. — Ладно, хватит болтать.

Хельмут ухмыльнулся и тоже принял затупленный меч у слуги. Оба взяли по щиту и приступили.

Несмотря на увечье, Адриан сражался уверенно, напористо, где-то даже грубо и не вполне по правилам… Хотя рыцари (что уж говорить о простых воинах, ополченцах) редко сражались по правилам — в битве для них нет места. Адриан начал довольно необычно — первый удар нанёс щитом в плечо, чуть оттеснил Хельмута назад и ударил по ноге; пришлось отступить и увернуться, чтобы уберечь голову. Он попытался ударить, но Адриан принял его удар на щит и оскалился.

Кажется, отсутствие глаза ему и правда никак не мешало.

Тут же он начал наступать: один раз лезвие скрежетнуло по бригантине Хельмута, во второй раз он кое-как отразил удар мечом, но на это ушло много сил — Адриан довольно ощутимо напирал. Следом они ударили одновременно — и одновременно вовремя прикрылись щитами, но затем Адриан из-под щита рубанул Хельмута в бок, чуть отступил, взглянул вниз, целясь в ноги… Хотя обычно это была хитрость и попытка отвлечь внимание, сейчас он действительно резанул мечом и чудом не попал по коленям Хельмута, который успел отпрыгнуть.

«Сражается, как бешеный змей», — прозвучал в голове голос Вильхельма Остхена, погибшего шестнадцать лет назад. Надо же, это было так давно, а Хельмут отчего-то до сих пор прекрасно помнил тот разговор… Они тогда обсуждали брата и сестру Кархаусен, которых увидели впервые — они были из тех, кто привёл подкрепление нолдийской и бьёльнской армиям во время Фарелловской войны. Помнил он и об истинной сущности Вильхельма, его настоящих планах, подлых и предательских, и о том, как Хельмут сам нарушил эти планы, сделав так, чтобы Остхен пал в битве.

А помогла ему в этом как раз сестра Адриана, Кассия.

Вильхельм был женихом Хельги, и она, конечно, о его попытке предательства, перебежки на сторону врага ничего не знала. А Хельмут не рассказал. Шестнадцать лет он хранил эту тайну, боясь разбить сердце сестры, боясь изломать ей жизнь той страшной правдой, что терзала его долгие годы. Но пусть и дальше терзает лишь его, а Хельга продолжает думать, что Вильхельм был героем, отважным рыцарем, погибшим во имя справедливости и свободы.

Задумавшись, Хельмут пропустил один из стремительных ударов Адриана. Уронил щит, осел на одно колено, заскулив от боли в плече.

— Прости, — ухмыльнулся Кархаусен виновато. — Но ты сам не зевай. О чём задумался?

— Да так… — Хельмут поднял щит и встал сам. — У тебя когда-нибудь была тайна, которую нельзя открывать хотя бы из-за того, что она способна испортить жизнь едва ли не всем вокруг?

— Нет, пожалуй, нет… — пожал плечами Адриан.

«Значит, Кассия ему всё-таки не сказала», — с облегчением осознал Хельмут. Он видел, что Адриан и Хельга в последние дни часто проводили время вместе, подолгу разговаривали, и если бы барон Кархаусен знал тайну, которую Хельмут доверил его сестре… И если бы он проболтался… Но, слава Богу, он не знает.

— Забудь, — попросил Хельмут. — Давай продолжать.

В то же мгновение на тренировочный двор, словно услышав мысли брата, вбежала Хельга. Она всё утро провела в саду, правда, не гуляя и отдыхая, как можно было бы подумать. Сейчас, в геужесе, настала пора удобрять старые деревья и кустарники и высаживать новые, подвязывать цветения, бороться с вредителями… Поэтому Хельга была одета просто — в тёмно-зелёное платье с высоким воротником, прикрытое серым, перепачканным землёй передником. Волосы она убрала в пучок, но всё же несколько небольших прядей то и дело падали на её веснушчатое лицо, и она убирала их затянутыми в перчатку пальцами.

В одной руке у Хельги было распечатанное письмо — небольшой кусочек пергамента, видимо, донесение с пограничных территорий.

— Это от Шнайлеров, — подтвердила мысль Хельмута сестра — голос у неё был запыхавшийся и взволнованный.

— А почему сразу мне не передали? — протянул он в недоумении, принимая письмо.

— Меня гонец встретил первой, я как раз шла из сада в замок за удобрениями, — пожала плечами Хельга. Интересно, почему слугу не послала? Нравится ей самой носить туда-сюда тяжёлые вёдра? — Я вскрыла, но читать не стала, ты всё-таки у нас главнокомандующий, — хмыкнула она, поймав несколько укоряющий взгляд Хельмута.

Он угадал: это было донесение. Не так давно Шнайлер сообщал, что жители деревень из его владений говорили о незнакомых вооружённых всадниках у рек и на дорогах, ведущих сквозь горы. Теперь же рассказы крестьян, переданные Шнайлером, были ещё хуже: они сообщали о полноценных набегах на деревеньки, с грабежами и даже убийствами.

Хельмут так сильно стиснул края пергамента, что они начали рваться. Он до последнего верил, что регент и его жена после побега Адриана передумают или отложат нападение, чтобы поменять план, улучшить его, выбрать другое место и время… Но они всё-таки пришли. И не в Нолд, как бывало раньше, а на его, Хельмута, земли.

И он должен дать отпор.

— То, о чём я думаю? — Адриан не заглядывал в письмо, но неудивительно, что он обо всём догадался. Иных вестей здесь не ждали.

— Нужно поехать разобраться, — сказал Хельмут, не оборачиваясь.

— Обязательно тебе ехать? — подняла бровь Хельга в недоумении. — Неужели Шнайлер не справится сам?

— Я уже говорил об особенностях этой атаки, — напомнил Адриан, подходя ближе к Хельге и внимательно вглядываясь в её глаза сверху вниз — она была женщиной невысокой, зато барон Кархаусен, помимо широких плеч, отличался довольно большим ростом, ему каких-то двух-трёх сантиметров не хватало до Хельмута, который достиг своих метра девяносто ещё в подростковые годы. — Они не будут нападать клином, не будут один за другим захватывать замки… Если они уже разорили пару деревень, то не остановятся. В этом и есть их цель. Они, скорее всего, разбились на небольшие отряды и теперь разъедутся по всему приграничью. Так что Шнайлер в одиночку может и не справиться…

— Ну зачем вы это сказали! — в шутку упрекнула его Хельга. — Теперь я его точно дома не удержу…

— И меня не удержите, — кивнул Адриан. — У меня буквально руки чешутся показать им, где я теперь и что со мной. Может, они решили, что я не добрался до Бьёльна, сгинул где-то в горах или в лесу, умер от потери крови… Этот щенок Мэлтон ведь наверняка похвастался регенту. — Адриан на мгновение коснулся повязки на глазу указательным пальцем.

— Да вы с ума все сошли… — вздохнула Хельга. — Впрочем, мне не привыкать. Ты, — она исподлобья посмотрела на Хельмута, — уже в который раз меня бросаешь ради своих игрушек в солдатики? Четвёртый?

— Со счёту сбился, — хмыкнул Хельмут.

В Штольце уже больше месяца ждали подобных вестей и усердно готовились к встрече с шингстенцами, поэтому особой подготовки теперь не требовалось, и выезжать к южным границам решили завтра же, на рассвете.

— Поздновато я спохватился с тренировками, — ухмылялся Адриан, вновь и вновь атакуя Хельмута затупленным мечом. Впрочем, несколько седмиц простоя никак не повлияли на его навыки, и за шингстенцев иногда становилось страшно: если он вытворяет такое тупым тренировочным мечом, чего от него ждать, когда он возьмёт в руки боевой?

Хельмут вновь написал в Айсбург: буквально пару дней назад туда уже отправился гонец, дабы передать донесение Шнайлера о подозрительных отрядах, вероятно, разведывательных. Теперь же следовало сообщить Генриху и Кристине о том, как стремительно начали развиваться события, и попросить поторопиться. В конце Хельмут хотел подписать, что любит их и просит быть осторожнее — Кристина ведь наверняка поскачет в Штольц в первых рядах, чтобы прогнать шингстенцев прочь… Но рука не поднялась в официальной депеше поделиться своими чувствами. К тому же они наверняка скоро увидятся. Хельмут погоняет пару-тройку отрядов, попьёт у них крови и вернётся домой, а там и Генрих с Кристиной подоспеют…

Перед отъездом его вышла проводить Ева. Хельмут не ожидал: когда он поднялся с постели в шесть пополуночи, она ещё спала. Но, видимо, проснулась, пока он собирался и проверял готовность своего отряда. Она набросила плащ поверх домашнего голубого платья — утро было прохладным, — волосы покрыла белым вейлом, и её пальцы то и дело начинали нервно сминать его края. Ева как будто не очень понимала, что надо делать: ей, очевидно, ещё не приходилось провожать мужа на войну. Но ведь когда уходил на войну её брат, сир Георг, она уже была вполне взрослой…

Хельмут сам подошёл к ней, оторвавшись от последней проверки снаряжения коня. Ева через силу подняла взгляд и тихо проговорила:

— Муж мой, тебе обязательно ехать?

Хельмут закатил глаза — Ева словно сговорилась с Хельгой, которая что вчера весь вечер, что сегодня только и делала, что умоляла его не ехать. Вообще поверить в заговор жены и сестры было тяжело, они же так не ладили, но на этот раз… Волнение и тревога за Хельмута могли объединить их, и ему это льстило, но он не имел права поддаться на их уговоры.

Он пожал плечами и, стараясь наполнить голос теплотой, сказал:

— Не переживай, я не задержусь надолго. Береги детей. — Хельмут положил руки на плечи жены, что стало для неё неожиданностью: Ева вздрогнула и взглянула на него удивлённо, что вызвало сдержанную улыбку. — И Эрнеста тоже. Не ссорьтесь, пожалуйста! — Хельмут взглянул на Хельгу — та о чём-то беседовала с Адрианом, но, услышав голос брата, обернулась на него и часто закивала. — Если милорд и миледи приедут из Айсбурга раньше, чем я вернусь, встретьте их как следует.

— Прошу вас, присмотрите за ним, — послышался шёпот сестры. Хельмут закатил глаза — он давно уже не ребёнок… Да и Адриан ему в воспитатели не нанимался. — И себя тоже берегите. Возвращайтесь оба целые и невредимые.

Видимо, к барону Кархаусену она успела сильно привязаться за это время…

Хельмут наклонился и поцеловал Еву в обе щёки, с горькой усмешкой подумав, что в губы они целовались последний раз, кажется, ещё на свадьбе. Но ему и не хотелось что-то менять, да и жену, видимо, всё устраивало. В очередной раз стало её жаль: неужели Ева никогда не познает в жизни истинной любви, страстной и волнующей, какая была у Хельмута с Софией? Впрочем, многие супружеские пары живут так, как он сейчас жил с Евой; к тому же она была младше его на семнадцать лет и после его смерти сможет выйти замуж вновь — так обычно нестарые вдовы и поступают…

Не время было рассуждать о судьбе жены. Хельмут на прощание обнял сестру, которая долго не хотела выпускать его из объятий, кажется, думая, что так удержит его от этой опасной поездки… Но всё-таки пришлось отпустить. Хельмут поправил накинутый поверх кольчуги тёмно-фиолетовый плащ, запрыгнул в седло, кивнул Адриану, и они повели свой отряд по улицам городка у подножия замка, по дороге на юг, к горам, к Пурпурному хребту, где их уже поджидал враг.

***

Габриэлла вышла из своей палатки, поправляя меч в ножнах. День выдался жарким, даже душным, хотя она, пересекая границу с Бьёльном, ожидала резкого похолодания: сложно было поверить, что здесь, за Пурпурным хребтом, бывает так же тепло, как в Шингстене. В воздухе стоял резкий запах дыма, от которого хотелось кашлять. Дыма — и крови.

Отряд, возглавляемый Габриэллой, разбил лагерь в густом лесу, недалеко от приграничной деревеньки. Почва здесь была каменистой — сказывалась близость гор. Да и сами горы нависали с юго-востока — серо-жёлтые, кое-где покрытые островками леса, напоминающие когти или клыки огромного дракона. В Шингстене тоже было много гористых земель — в основном на севере и западе, где находился замок второго мужа Габриэллы. Хотя те горы, что она видела в Эрлихе, отличались от Пурпурного хребта, их можно было назвать скорее плоскогорьем. Да и большую часть Шингстена всё равно занимали степи и лесостепи — в отличие от богатых лесом Нолда и Бьёльна. И эта мысль позволяла Габриэлле лучше понять то, зачем Элис хотела захватить Нолд… Конечно, вряд ли это была главная причина, но как одна из причин — вполне.

Сейчас в лагере было мало людей: лишь сама Габриэлла с охраной из десятка человек, а ещё Иржи — он, как она и хотела, отправился в набеги вместе с ней, чтобы показать шингстенским воинам, что их истинный лорд — здесь, с ними. Большинство людей из её отряда уехало в набег, оставшиеся патрулировали округу, чтобы вовремя предупредить о бьёльнской разведке. Габриэлла ни мгновения не чувствовала себя в безопасности, но, затевая эту авантюру, она прекрасно понимала, что её ждёт.

Она вышла из палатки, заслышав шум, грубый смех и топот коней — их копыта звонко стучали по каменистой земле. Видимо, вернулся отряд с набега.

И правда, вскоре среди деревьев начали появляться всадники, они скакали кто галопом, кто рысью, не пытаясь соблюдать какой-либо строй и порядок. Через сёдла уставших коней были перекинуты многочисленные мешки с награбленным добром; кто-то вёл за собой пару блеющих коз — годятся к ужину… К подобным зрелищам Габриэлла уже привыкла, хотя они только начали. Может, её ждут какие-то новые впечатления, кто знает.

Улыбка исчезла с её лица, когда она обнаружила, что к паре-тройке сёдел за верёвки были привязаны вовсе не козы. За уставшими, но довольно бодро скачущими рысью лошадьми пытались поспеть избитые, измученные крестьянки в разорванных одеждах. Их руки были связаны одним концом верёвки, а другой был привязан к седлу, поэтому выхода у женщин не было: либо бежишь, либо падаешь и волочишься по земле.

Габриэлла бросилась вперёд, к спешивающимся солдатам. Тут же обнаружила, что одну женщину всё-таки не привязали к седлу — её просто через него перекинули, как мешок барахла. Спрыгнув с коня, солдат стащил с него крестьянку, которая даже не пыталась как-то сопротивляться (хотя, кажется, была в сознании), и, обхватив рукой за талию, поволок к палаткам. Другую женщину отвязали от седла, но руки её оставались связанными; несмотря на это, она, воспользовавшись небольшой заминкой своего похитителя, бросилась бежать, но тут же была схвачена парой других солдат, которые принялись лапать её за грудь и срывать с неё остатки одежды из грубого коричневого сукна.

— Это что такое? — Габриэлла подбежала к предводителю этого отряда, сиру Юлиусу Ларку — он тоже спешился и снял с седла несколько небольших мешков. Слава богам, похищенных женщин с ним не было. — Зачем вы их сюда притащили?

— Ну как же, ваше превосходительство, — простецки ухмыльнулся сир Ларк, — солдатам же надо… утешения… ну, сами понимаете…

— Понимаю, — закивала Габриэлла, кладя руку на навершие меча. — Брали бы тогда с собой в поход жён или шлюх. Но насиловать женщин я не позволю! — громко заявила она, привлекая к себе внимание остальных членов отряда.

Все устремили на неё недоуменные, разгневанные, насмешливые взгляды. Казалось, даже похищенные крестьянки смотрели на Габриэллу удивлённо — они уж точно не ожидали, что во вражеском лагере их кто-то будет защищать.

— Но, ваше превосходительство… — протянул сир Ларк, подходя ближе к ней, и Габриэлла заметила разводы крови на его кольчуге. — Не за этим ли мы сюда пришли?

— Нет, — твёрдо возразила она. Ей приходилось смотреть на Ларка снизу вверх, и это жутко раздражало. Но если бы она залезла на какое-нибудь бревно, это выглядело бы ещё смешнее. — Я не раз говорила, зачем мы здесь. Жечь. Грабить. Разрушать. Обескровить Бьёльн, отомстить ему за то, что он вступился за Нолд семь лет назад. Уничтожить его урожай, забрать его богатства из церквей и монастырей. Но уж точно не насиловать! — повысила голос она — даже, пожалуй, для самой себя неожиданно, но воины присмирели, кто-то вздрогнул, кто-то отпрянул.

И тут же они тихо зароптали, Габриэлла особо не расслышала и не разобрала слов, но поняла, что они недовольны. Впрочем, чего она хотела? Окружённая мужчинами и вполне привыкшая к их обычным желаниям, поведению и речам, она всё-таки многого принимать не желала.

— И что нам с ними делать?

— Отпустить?

— Так они же разбегутся и всё о нас доложат Шнайлеру, Штольцу, Штейнбергу…

— И шлюхе этой нолдийской!

Гул голосов становился всё громче, мешая Габриэлле ответить на вопросы солдат. Но она терпеливо ждала, когда они успокоятся, выпустят пар, вдоволь навозмущаются и умолкнут. Дождалась — и тихо проговорила:

— Убейте.

Женщина, которую всё ещё сжимал в грубых объятиях один из солдат, завыла. Другие, уже наверняка смирившиеся со своей судьбой, не подняли взглядов и не шевельнулись.

— В следующий набег пойду с вами, — вздохнула Габриэлла устало. — Ничего без меня нормально сделать не можете… Ладно, покажите, что достали, — улыбнулась она.

Габриэлла сдержала своё слово и на следующий день лично возглавила отправившийся в набег отряд. Сиру Ларку велела отдыхать, сама выбрала пятьдесят человек, вооружилась мечом, кинжалом и щитом. Волосы, обычно распущенные, убрала в две косы, обернула вокруг головы и спрятала под подшлемник и кольчужный капюшон. Полный доспех надевать смысла не было: крестьянам нечем защититься, а от вил, дубинок и кулаков отлично спасёт кольчуга. Правда, Габриэлла понимала, что её и её людей в любой момент могли отыскать люди Шнайлера или даже Штольца — и тогда полноценной битвы не миновать. Поэтому на запястья она натянула блестящие наручи и полностью покрыла латами ноги, оставив без особой защиты лишь ступни, но и на них были тяжёлые кованые сапоги.

Габриэлла собралась быстро, и, как только рассвет превратился в полноценное утро, яркое и звенящее, она повела свой конный отряд из пятидесяти человек на поиски добычи.

Рыскать по лесу пришлось недолго: вскоре деревья начали редеть, открывая их взорам небольшую деревню с приземистыми домишками, узкими улочками, хлевами и колодцем. Одна из многих, уже разграбленных или ожидавших разграбления… А ведь они только начали. Что ждёт их впереди? Конечно, Габриэлле хотелось бы поймать рыбёшку покрупнее: взять город или даже крепость… Но она помнила о цели своей же собственной авантюры и понимала, что начинать стоит с таких вот крошечных, забытых богами деревень среди лесов.

Та деревенька, что они нашли, оказалась немноголюдной: видимо, слухи о нападениях уже разнеслись среди крестьян, и те начали убегать в более безопасные, по их мнению, места. Впрочем, Габриэлла знала, что в геужесе начинается сев, а крестьяне, крепко привязанные к своей земле, готовы на всё, лишь бы остаться и сделать то, что от них требовалось, — засеять хлеб, а затем собрать урожай. И ещё, наверное, они надеялись, что это соседям не повезло, а их-то пронесёт, их-то не тронут… Габриэллу, неплохо знавшую нравы простолюдинов, даже трогала такая наивность.

И кто сказал, что их едва взошедшие посевы она не растопчет копытами шингстенских коней, а созревшую рожь не сожжёт?

— Ищите амбар и жгите его, — велела она. — Оставим их без припасов.

— Тут церковь, герцогиня! — довольным тоном сообщил один из воинов, и Габриэлла тоже хищно ухмыльнулась.

— Тащите оттуда всё, — отозвалась она, натягивая поводья и успокаивая разволновавшегося от криков и шума коня, — если в деревне церковь, значит, в домах добра немного осталось.

Её воины с мечами и копьями наперевес заскакивали во дворы, вбегали в дома, вытаскивали оттуда всё, что им понравилось. Людей, пытавшихся спрятаться в подвалах или убежать, ловили, хватали и тоже тащили на улицы, к воротам храма — центру этой деревни. Габриэлла скакала вдоль улиц, изредка делая взмахи мечом, чтобы прикончить бегущих мимо крестьян: они в испуге бросались под копыта её коня и мешали ей. Один раз конь даже встал на дыбы, но Габриэлла смогла удержаться в седле; однако она так горячо разозлилась, что в этой огненной ярости одним ударом разрубила незадачливой простолюдинке голову.

У них не было цели вырезать крестьянское население Бьёльна почти полностью, но мириться с набегами, конечно, местные бы не стали. Кто-то из них сопротивлялся отчаянно, с героизмом истинного рыцаря бросаясь с одними вилами в руках на вооружённых до зубов всадников. Кто-то пытался бежать, прижимал к себе своё непосильным трудом нажитое добро, оскорблял шингстенских воинов самой чёрной руганью… Исходя из той стратегии, что выбрали Габриэлла и Вальтер, всё это каралось смертью.

Вскоре деревня запылала: шингстенцы подожгли амбар и несколько домов, и огонь легко перекидывался на деревья садов. За пожаром стоило следить, ибо пламя могло перейти на окружавший деревню лес, уничтожать который Габриэлла уж точно не планировала: надо же где-то скрываться от бьёльнцев, делить добычу, есть и спать… Потом ей пришло в голову, что для этих нужд можно использовать сами деревни, не сжигать дома, а заселяться в них на день-другой… Но это стоит оставить на будущее. Пока же деревня горела, столб огня достигал серо-синих небес, а от крестьянского воя закладывало уши.

Из худо выбеленного храма, низкого, несколько кособокого, вытащили золотую чашу, расшитые золотом покрывала и занавеси и всякие серебряные безделушки, необходимые для месс в честь Единого Бога. В прошлом Габриэлла редко посещала храмы и поэтому не вполне понимала, для чего нужны были эти вещи. Однако золото, серебро и шитьё — это очень даже хорошая добыча, особенно для деревни.

Что странно, священника среди пленённых крестьян не оказалось.

Каким-то чудом одной женщине удалось вырваться из цепкой хватки шингстенского солдата, она опрометью кинулась в ближайший дом, истерично повторяя какое-то имя… На полпути споткнулась, рухнула ничком на залитую кровью землю, но тут же поднялась и побежала дальше. Упустивший её солдат бросился было в погоню, но другой его остановил, сжав плечо.

— Так и так помрёт, — кивнул он на горящий дом, — либо сгорит, либо дымом надышится, а нам лишний раз меч не пачкать.

— Куда это она… — хмыкнул упустивший женщину солдат.

— Да там ребёнок у неё! — заголосила ещё одна крестьянка, сидящая на коленях у колодца. Её руки и ноги были связаны грубой верёвкой, волосы растрёпаны, половину лица залило кровью, зато голос её оказался на удивление громким и сильным, и даже крик не смог вырвать из него ни капли хрипотцы. — Она его в подвале спрятала, а вы, нелюди, черти поганые… подожгли…

— Бог вас покарает, проклятых язычников! — вторил ей сидящий рядом старик с белой длинной бородой, почти под цвет его простой домотканой рубахи.

За всё время, проведённое в этой деревне, Габриэлла слышала немало таких проклятий, и они ей порядком надоели. Она едва заметно кивнула — один из её телохранителей истолковал этот кивок верно. Вынув меч из ножен, он стремительными шагами приблизился к колодцу, сначала перерезал горло женщине, а потом вонзил клинок в грудь старику. Его белая рубаха тут же окрасилась алым.

Остальные крестьяне притихли и молчали даже тогда, когда крыша дома, в который забежала женщина, окончательно сгорела и чёрные брёвна с грохотом повалились на землю.

***

Через полчаса после возвращения с набега в лагерь заехал Гэвин Мэлтон. Он руководил разведкой на более западных территориях Бьёльна, а его люди, оставшиеся в Шингстене, прочёсывали весь аллод, разыскивая детей Кархаусена. Габриэлла ждала от мальчишки хороших новостей, но, судя по его лицу, он приехал с очередным разочарованием.

Её волосы пропахли дымом и кровью; разумеется, при набеге она не получила ни одной раны, но чужая кровь всё же забрызгала лицо и кольчугу. Её Габриэлла отдала на чистку, а сама пошла к ручью умываться и полоскать волосы. Там Гэвин её и обнаружил.

— Нашли Кархаусена? — вместо приветствия спросила его Габриэлла, опуская тёмно-русую, жёсткую, как проволока, копну в ледяную воду ручья.

Гэвин всё-таки учтиво поклонился и, не отрывая взгляда от земли, ответил:

— Нет, ваше превосходительство…

— Ищи дальше, — бросила Габриэлла. — Принеси жертвы Аристе наконец. — Впрочем, это уже казалось бесполезным. Похоже, богиня охоты, вечно юная дева отвернулась от неудачливого Гэвина.

Габриэлла как следует промыла волосы и начала натирать их мылом с лёгким запахом ромашки. От ледяной воды ручья немели руки, но ей не хотелось заниматься омовением в лагере, поэтому она решила избавиться от крови и грязи прямо здесь и не нагревать воду на костре.

— Мне кажется… — начал вдруг Гэвин и, лишь дождавшись, когда она повернётся к нему лицом, продолжил: — Мне кажется, если он добрался до Бьёльна, то уже наверняка не здесь, а на более северных территориях, куда нам пока доступа нет. Но, может… Кажется, я ранил его достаточно сильно. — Гэвин приосанился, взглянул на Габриэллу выразительно, но она продолжала взирать на него с усмешкой. Мальчишка так гордился тем, что проткнул глаз Кархаусену… Хотя при этом он упустил его, позволил ему покинуть земли вокруг Краухойза, выпустил из-под контроля Габриэллы и Вальтера… Нашёл чем гордиться! — Может, он уже умер, — продолжал Гэвин. — Сдох где-нибудь по дороге в Бьёльн и гниёт в наших же лесах…

— Надейся, — хмыкнула Габриэлла, даже немного умилившись его наивности. Вновь опустила волосы в ручей, смывая мыльную пену, и ледяная вода залила ворот её льняной рубашки. Лишь прощупав пальцами всю копну и убедившись, что пена смыта, Габриэлла выпрямилась и продолжила: — Но при этом сам не плошай. Разыщи его — живого или мёртвого. Я тогда его тебе же отдам, закончишь то, что начал с глазом… А что его выродки? — вспомнила она. — Знаешь что-нибудь о них?

— Их тоже не нашли… — смутился Гэвин. — Но мы продолжим поиски, ваше превосходительство. Прикажите — и я вернусь в Шингстен, чтобы сосредоточиться на детях… или останусь здесь и разыщу Кархаусена.

Габриэлла задумалась. Мальчишка мог быть полезен, но пока он по большей части мешался под ногами и бахвалился. Впрочем, если он найдёт хоть кого-то… Кажется, искать самого Кархаусена, а не его щенков у него причин больше. Так что пусть и ищет.

— Оставайся, — отмахнулась она.

Поднялась, накинула на плечи длинное голубое полотенце и направилась в свою палатку, чтобы высушить волосы и переодеться.

День клонился к вечеру, на горизонте алел закат, в воздухе по-прежнему витал запах дыма. Габриэлла, сидя на низкой походной лежанке и рассматривая глиняную крестьянскую посуду, которую забрали её люди, думала, что этот запах теперь должен пропитать весь Бьёльн. Каждую деревеньку, каждый город, каждый замок, порт и башню… Чтобы все знали о том, что Шингстен здесь. Чтобы эта нолдийская шлюха Кристина знала, что о ней не забыли.

И что леди Элис Карпер будет отомщена.