— Ну что ж, теперь, когда все более-менее пришли в себя, — Кристина положила ладони на гладкий стол из светлого дерева, — мы можем обсудить, что нам делать с шингстенцами.

Военный совет проводили в небольшом зале Штольца; главный чертог решили не занимать, ибо столько места не требовалось: на совете не собралось и десятка человек. В этот светлый, украшенный гобеленами и (видимо, стараниями Хельги) вазами цветов зал внесли длинный стол, на него поставили кувшины с водой и вином, стеклянные бокалы и блюда с фруктами. А в центре стола уже ждала карта, с помощью которой было бы легче планировать тактические ходы, а также кусочки грифеля, чернила и перья.

Хельга тут же налила себе полный бокал вина, Адриан остановился на воде, в течение совета делая маленькие глотки из простой жестяной кружки. Кристина тоже велела наполнить свой бокал, но то забывала о нём, то не находила времени выпить.

Она сказала о шингстенцах, но на самом деле больше других её волновал лишь один шингстенец — Адриан Кархаусен. Остальные, судя по докладу сира Шнайлера, отступили к границам, но окончательно в Шингстен не вернулись. Шнайлер писал, что пока на его территориях всё было спокойно и набегов не наблюдалось, но стоило предположить, что им уже попросту не на что было нападать: и так они всё разграбили и сожгли. И теперь наверняка позарятся на что-то ещё.

— Будьте осторожны, — предупредил Генрих сына сира Шнайлера, шестнадцатилетнего юношу по имени Бертольд, который приехал в Штольц вместе с матерью, пока его отец готовился отбивать очередные набеги на своих землях. — Скоро взойдут посевы, не позволяйте противнику устраивать пожары, берегите поля. Иначе начнётся голод.

Бертольд кивнул. Несмотря на юный возраст, он показал себя серьёзным и ответственным, слушал крайне внимательно, готовый передать отцу всё до последнего слова. Его мать на совет не пришла: Кристина звала её, но женщина отмахнулась, считая, что ей там не место.

Зато пришла герцогиня Эрика. Она сняла траур на следующий же день после похорон, пышные русые волосы убрала в скромную причёску, прикрыв их тонким белым вейлом с жемчугом, а чёрный бархат сменила на сиреневый шёлк и насыщенные фиолетовые кружева. Она не приходилась Штольцам близкой родственницей и поэтому имела право не ходить в трауре сорок дней, но всё-таки столь быстрая смена наряда казалась Кристине некоторой наглостью. Сама она продолжала носить чёрное шерстяное платье, то же самое, в котором была на похоронах: с узкими рукавами, отделанными бархатом, и квадратным неглубоким вырезом. Несмотря на наставшее лето, в этом платье было не жарко, по крайней мере, если не выходить на солнцепёк.

Герцогиня Эрика, хоть и смущала своим присутствием некоторых мужчин, пришла всё же не зря.

— Я уже упоминала, когда только приехала, что в целом на наших землях всё спокойно, — сообщила она. — За исключением юго-восточных границ, кажется, там происходили какие-то набеги, но они быстро прекратились. Мы всё-таки далеко от Краухойза, до нас шингстенцам добираться дольше… как я понимаю, — скромно добавила герцогиня.

Голос у неё был низкий, певучий, очаровывающий, словно у русалки; на фигуре её, лице, руках с длинными, украшенными перстнями пальцами подолгу задерживались мужские взгляды. Но Кристина почему-то симпатией к герцогине Эрике не прониклась, впрочем, и резко отрицательных чувств она тоже к ней не испытывала.

— Всё равно будьте осторожнее тоже, — вдруг подал голос барон Кархаусен. — Из Шнайлера они, судя по всему, высосали всё, что могли, ближе к Штольцу теперь вряд ли решатся подойти, зато к вам могут попробовать…

Герцогиня Эрика растерянно кивнула. Она наверняка не была готова принимать советы от шингстенца… Адриану здесь вообще особо не доверяли; Хельга позволяла ему ходить за ней верным псом, Генрих относился к нему более снисходительно, остальные же поглядывали на него косо и не особо прислушивались.

— Если шингстенцы скучковались у границы, нам нужно наконец-то выяснить их численность, — напомнила Кристина.

Она поглядела в сторону Бертольда Шнайлера, но не могла при этом не вспомнить, что во время первой войны с Шингстеном разведкой руководил как раз покойный супруг герцогини Эрики — герцог Курт Рэйкер. И руководил превосходно: сведения, добытые его разведчиками, всегда отличались точностью и нередко помогали спланировать ход битвы, учитывая сильные и слабые стороны врага.

Но сейчас враг был ближе к Шнайлерам, им легче всего выведать численность войск, поэтому приказывать разумнее всего Бертольду и его отцу.

— Мы выясним, — кивнул юноша и сцепил пальцы в замок, кладя их на стол. — Но если вдруг они оставят свою идею нападать отрядами и совершать набеги, а решат пойти единым кулаком, единым войском… — Он покачал головой. — Вряд ли мы с отцом сможем остановить их.

— На этот случай мы попросим герцога Рэйкера, — Генрих со сдержанной улыбкой кивнул Эрике, — привести свои войска в полную боевую готовность. Конечно, один Шнайлер не выстоит против Шингстена, но с нашими и вашими силами и, конечно, силами Штольца…

— Ещё пришло письмо от барона Роэля Даррендорфа, — напомнила Кристина. — А у Даррендорфов армия большая.

Письмо юного брата покойной Софии лежало на столе, возле вазы с фруктами. Он выражал сожаления, что не был на похоронах своего названного брата и регента, но обещал приехать в ближайшее время со своей армией.

Кристина на мгновение замолчала, не без умиления представив одиннадцатилетнего рыжего мальчишку во главе войска.

— Шингстен не согласится на отрытый бой, — покачал головой Адриан, отпив из своей кружки ещё немного воды. — Численность-то вы, конечно, разузнайте, но я бы от себя больше полутора-двух тысяч не дал. Регент и её превосходительство Габриэлла изначально не рассчитывали на большие бои или штурмы, а для набегов на беззащитные деревни им хватало того, что есть, — развёл руками он, явно обрадованный, что на его не перебивают, хоть и смотрят в основном с подозрением.

— Неужели регент не ожидал, что получит отпор? — поинтересовался Рихард, доселе сидевший молча.

— И раз уж моему брату удалось убить его, — вздохнула Хельга, глядя на свой наполненный вином бокал, — значит, он возглавил эти разбойничьи набеги, хотя мог бы взять пример с Элис и отсидеться в замке… Зачем?

— Я не могу залезть в его голову и найти там ответы на все эти вопросы, — отозвался барон Адриан, — но могу предположить… Отпора он ожидал наверняка не так скоро, ибо считал, что вы узнаете о набегах в тот момент, когда они непосредственно начнутся, или даже позже. Причём не сам регент, а его жена, герцогиня Габриэлла объявила на меня охоту и пыталась сделать всё, чтобы я не добрался до Бьёльна и не предупредил вас. К тому же регент с женой не рассчитывали встретить отпор именно во время набега, как получилось в итоге. Они планировали эти набеги быстрыми, молниеносными, а от войск его светлости собирались прятаться в лесах.

— Опрометчиво, — покачал головой Генрих.

— Именно, — с лёгкой улыбкой согласился барон Адриан и поправил чёрную ленту, служившую повязкой на его потерянном глазу. — Поэтому регент не стал отсиживаться в замке и пошёл в набеги с остальными. Он самоуверенный, опытный воин, но не слишком удачливый. Я думаю, вы помните, милорд, что на Фарелловской войне он особых успехов не имел.

Генрих кивнул с несколько удивлённым выражением лица. Конечно, он не мог не помнить, что барон Адриан тоже участвовал в Фарелловской войне пятнадцать лет назад, но всё же это воспоминание оказалось для него неожиданным — будто все, кроме него, уже забыли… Но Кристина точно не забыла: она с гордостью помнила, что ту войну по сути выиграли лорд Джеймс, её отец, и Генрих, её муж.

— К тому же разве мог он остаться дома, а его жена — пойти в бой? — вдруг усмехнулся Адриан. — Даже у нас в Шингстене это считается позорным, хотя женщин с оружием мы горячо приветствуем…

И он наклонил голову, несколько подобострастно взглянув на Кристину. Та лишь закатила глаза. В её жизни был момент, когда она пошла в бой, а Генрих остался дома, и о ни о каком позоре тогда никто не посмел даже заикнуться.

— Думал бы, на ком женится, — буркнул Рихард и скрестил руки на груди.

Он и раньше предпочитал тёмные цвета в одежде, прямо как его брат, но сейчас носил исключительно глубокий траур, не позволяя себе ни вышивок, ни украшений. Понятно, что Рихард так и не пережил своё горе: ходил как в воду опущенный и со дня похорон ни разу не улыбнулся. Кристина помнила, что подобным образом она чувствовала себя, когда умер отец. Однако понимала, что в этом случае следует сравнивать Рихарда не с собой, а с Генрихом. Тот, узнав о смерти лорда Джеймса, мог держать себя в руках и оставаться куда более деятельным. На его плечах, впрочем, в тот миг была большая ответственность — вернуть Нолд законной наследнице. А Рихард до сих пор оставался в подчинённом положении и мог себе позволить утонуть в своём горе, лишь изредка всплывая из чёрного океана, чтобы ответить на вопрос или внести какую-то идею.

— Ладно, с регентом разобрались, — нарушила Кристина повисшую где-то на минуту напряжённую тишину, — да и чёрт с ним. А что его жена? — Она требовательно взглянула на барона Адриана. — Ей будут подчиняться?

— Не знаю, — просто ответил Кархаусен. — Это уже выяснит разведка. Если на границе с Шингстеном и правда наберётся хотя бы тысячи полторы человек, то, стало быть, подчиняются.

— Значит, мы объявим награду за пленение любого шингстенского дворянина, — пожал плечами Генрих. Кристине понравилась эта идея, однако мысль, сколько придётся выделить денег на пресловутую награду, немного отрезвила. — Если герцогиня продолжит набеги на южных территориях, она будет знать, что её люди больше не в безопасности и что безнаказанность закончилась. Даже сейчас, пока мы ещё не выдвинулись с походом.

— А не убежит ли она в Шингстен после такого? — с недоверием протянул Рихард, сложив руки на груди.

Кархаусен покачал головой.

— Герцогиня Габриэлла — женщина вспыльчивая и затаилась наверняка ненадолго, — ответил он. — Ей просто силы воли не хватит сидеть без дела, наверняка захочется отомстить, и поскорее.

— Она может отомстить вам в первую очередь, — напомнила Хельга тонким, тревожным голосом, — найти ваших детей…

— Она их не найдёт, — уже не так весело и уверенно возразил барон Адриан, моргнув единственным глазом.

Кристину это заинтересовало. Бесконечно размышляя о предательстве и возможной двойной игре Кархаусена, она даже не задумывалась о том, что он оставил в Шингстене. О жене речи не шло — видимо, овдовел? Но раз Хельга вспомнила о детях… Неужели Кархаусен оставил их на вражеской территории? Это тоже, по мнению Кристины, было не в его пользу.

Она не выдержала и, сжав край столешницы, стараясь сделать голос спокойным, поинтересовалась:

— Барон Адриан, мы бы хотели вам поверить, но до конца не можем. — Почувствовала на себе удивлённый взгляд Генриха и раздражённый — Хельги, в котором так и читалось: «Кто — мы? Я-то ему верю». — И дело вовсе не в ваших словах по поводу причин, которые заставили регента пойти на войну, верности шингстенцев его жене или вроде того, — всё-таки продолжила Кристина, пристально глядя в единственный глаз барона Адриана. — Тут уж Бог их рассудит. Но вы, ваша светлость… — Она задумалась, как бы выразиться поосторожнее. — Простите за прямоту, но чем вы можете доказать, что вы — не шпион или диверсант?

Адриан наклонил голову и встал, одёргивая полы длинного чёрного камзола, отделанного тонкой полоской алого бархата вдоль линии пуговиц.

В зале воцарилась тишина. Хельга смотрела на барона Адриана снизу вверх круглыми от восхищения глазами, а вот Рихард и Бертольд Шнайлер особой заинтересованности не выражали. Кристина не знала, каких слов ей ждать и на что себя настраивать. Видит Бог, ей хотелось, искренне хотелось ему поверить. Ей хотелось убедиться, что и среди шингстенцев есть приличные люди, не желающие присоединяться к разбою, который учинили регент с женой. В конце концов, Кристина хотела, чтобы в Шингстене нашёлся человек, которому она могла бы доверить Марека. Рано или поздно мальчику придётся вернуться в родной аллод, и тогда рядом должны оказаться лояльные Нолду и Бьёльну люди.

Поэтому Кристина решила хотя бы попытаться быть снисходительнее к нему. Хотя бы попытаться довериться. Хоть немного.

Барон Адриан откашлялся.

— Для начала… Возможно, я напрасно поехал с его светлостью Хельмутом тогда. Не скрою, что мной двигала гордыня: дьявол смутил мои мысли, и мне хотелось поскорее показать регенту и его людям, что я жив и предал их… Они желали мне смерти и должны были увидеть меня живым. — Он хищно ухмыльнулся. — Не спорю, что это слабое оправдание. И что гордыня — грех, порождающий другие пороки, не достоин меня как рыцаря. Вы имеете полное право мне не верить, но барона Хельмута на смерть я уж точно не вёл, наоборот, мне хотелось помочь ему поскорее одолеть врага… Если он и правда погиб по моей вине, то исключительно из-за моей гордыни, а не потому, что я его подставил. И да простит мне Господь этот двойной грех. — Барон Адриан прижал ладонь к груди и сделал лёгкий неглубокий поклон. — Для меня честь считать его своим другом, и я скорблю о нём от всей души.

Кристина задумалась. Она уже пустила в своё сердце чувство доверия, и теперь вызванные этим чувством мысли заняли её всю. И правда, если бы барон Адриан решил внедриться в войско бьёльнцев, чтобы как-то его ослабить… Смерть одного только Хельмута — это, пожалуй, как-то слабовато. Да, он рыцарь, владелец большого богатого феода прямо на границе с Шингстеном… Но он всего один. А смерть его изменила немногое, хоть и ощутимо: Кристину и Генриха она попросту выпотрошила, опустошила и уничтожила, но никак не переломила ход войны, по крайней мере, в пользу Шингстена, ведь овдовевшая герцогиня была вынуждена бежать, отступать, уводить своих людей прочь…

В общем, слова барона Адриана были вполне разумны и складны, но Кристина решила слушать дальше.

— Что же касается причин моей перебежки, — продолжал он, как-то робко оглядывая присутствующих и постоянно задерживаясь на Хельге словно в поисках поддержки, — то их множество, и они копились годами. Так сложились обстоятельства, что именно в этот раз у меня появилась возможность сбежать из Шингстена, и то, как видите, не без труда и не без потерь. — Барон Адриан ухмыльнулся и указал на свою чёрную повязку. — Но там остались мои дети, хоть они надёжно спрятаны, я каждый миг чувствую, как моё сердце разрывается от страха за них. Там остался мой замок, мои земли, мои люди… — Он вздохнул. — Точнее, тут уже я не ручаюсь, может, в попытке найти моих детей регент стёр мой дом с лица земли. Я многим рискнул и многое поставил на кон, чтобы хотя бы просто предупредить вас о планах их превосходительств. Мне надоела эта бесконечная война, надоели распри, ненависть… — Барон Адриан опустил взгляд и покачал головой. — Я уверен, что в Шингстене не я один устал от войн с соседями, просто лишь у меня сейчас есть возможность высказать это вслух. Мне хотелось бы, чтобы мы были ближе друг к другу, перенимали друг у друга всё лучшее… Торговать, вместе растить детей. — Уж не намёк ли это на Марека? — Вместе при необходимости давать отпор внешним врагам, как уже было во время Фарелловской войны.

Боковым зрением Кристина заметила, что Генрих кивает. Видимо, шестнадцать лет назад он успел напрямую познакомиться с бароном Адрианом, поэтому сейчас почти не сомневался в его правдивости… Ну вот, ещё один довод в его пользу. Если ему доверяет Генрих, то должна довериться и Кристина. Конечно, у неё с мужем случались разногласия и отличались взгляды на некоторые вещи, но всегда они приходили к чему-то общему, к компромиссу, уступали, признавали чужую правоту и собственную ошибку… Так, может, здесь он тоже прав?

— Вы простите за сбивчивую речь, — вырвал её из размышлений голос барона Адриана, уже чуть подсевший и уставший. — И я не думаю, что до конца убедил вас… Но позвольте мне доказать свою преданность уж точно не герцогине Габриэлле и даже не вам, а Шингстену. Потому что я устал смотреть на то, как мою любимую землю тянут на дно.

С этими словами он вновь одёрнул свой камзол и сел, не решившись взглянуть кому-то в глаза.

Во время его речи, казалось, затаили дыхание все. Никто не перебивал, не задавал вопросов, ничего не уточнял… Многие в этом зале относились к барону Адриану с недоверием — не только Кристина. Однако никто не посмел его прервать.

В словах Кархаусена чувствовалась искренняя боль за свою землю. Кристина знала, что леди Элис правила ею мудро и справедливо, что поначалу при ней Шингстен процветал, но при этом она ввергла его в войну и тем самым свела на нет всё, чего достигла в мирной жизни. И было заметно, что барона Адриана это очень волновало. Что он радел за Шингстен, что желал ему мира и процветания… Он ведь предал не Шингстен, он предал регента и герцогиню Габриэллу, которые, возомнив себя последователями Элис, повторяли лишь ещё ошибки, а всё хорошее, что она сделала, предпочли забыть.

Всё-таки Кристина поверила ему. В его любовь к Шингстену, в его страх за детей — ей ли, матери двоих детей, его не понять? Но да, доказать своё рвение барону Адриану ещё предстоит. Полагаться на одни лишь пылкие слова нельзя. И всё может оказаться куда сложнее, чем кажется…

В итоге Шнайлеру было приказано усилить охрану наиболее важных мест, увеличить количество патрулей, особенно пристально следить за посевами хлеба. Генрих выделил из казны Айсбурга довольно крупную сумму на восстановление феода после набегов. Герцогиня Эрика пообещала передать племяннику своего покойного мужа приказ так же пристально следить за границей с Шингстеном и докладывать лорду Штейнбергу обо всех подозрительных вещах. Чтобы она не забыла и ничего не перепутала, приказ оформили письменно.

Именно Шнайлеру поручили попытаться выведать численность шингстенцев. Раз уж они сгруппировались у границы и пока прекратили набеги, нужно узнать, сколько их…

— И, наверное, попытаться выманить их на открытое поле, — вздохнул Генрих, водя сухим пером по старой карте Бьёльна — кончик пера тихо скрипел по плотному пергаменту. — Нужно разобраться с ними сразу и навсегда, а не отлавливать мелкие отряды по всему Бьёльну, подвергая опасности наши деревни, монастыри и поля.

— Боюсь, герцогиня Габриэлла не согласится… — устало повторил барон Адриан.

— А мы заставим её согласиться, — вдруг вспылил Рихард. Он резко встал, поднял грифель и приблизился к карте, стараясь не обращать внимания на удивлённый взгляд старшего брата. — Вынудим выйти на какое-нибудь открытое поле и ударим… Я уверен, наша армия в любом случае окажется больше шингстенской. Если верить его светлости, — он кивнул в сторону барона Адриана, — то, что удалось собрать регенту, скорее разбойничья шайка, нежели полноценное войско.

— Ну, можно и так сказать… — протянул Кархаусен, не отрывая взгляда от карты. Самой южной точкой, обозначенной на ней, была граница с Шингстеном. — Но всё же я призываю не недооценивать их. Даже если какая-то часть собранных регентом людей не станет подчиняться баронессе Габриэлле, верные воины у неё всё равно останутся.

Кристине даже стало любопытно, что это за женщина. Во время предыдущих войн с Шингстеном она видела немало воительниц из этой земли — одна только жена Джоната Карпера, Анабелла чего стоила. В то же время в Нолде сейчас Кристина, кажется, была единственной женщиной, способной владеть мечом. Её подруга, герцогиня Альберта Вэйд, ещё более сильная и отважная женщина, умелая фехтовальщица, погибла от рук Джойса Коллинза. Также до Кристины доходили слухи, что после её первой победы над Шингстеном многие девушки — дворянки, горожанки, крестьянки — захотели ей подражать, обрезали волосы и брали мечи… Но ни одной такой вооружённой девушки она так и не встретила. А в Бьёльне воительниц не было никогда, как говорили Генрих и Хельмут, и сама Кристина их тут никогда не видела.

Обидно, но что поделать… Да и Шингстен, уважительно относящийся к женщинам с оружием, всё-таки враг. И все эти женщины, мечницы и воительницы, были Кристине врагами — начиная с Анабеллы Карпер и заканчивая герцогиней Габриэллой.

— Но я согласен, что выманить её для открытого честного боя — хорошая мысль, — продолжал тем временем барон Адриан, постукивая кусочком грифеля по столу и оставляя на светлой деревянной поверхности серые пятна. Поймал неодобрительный взгляд Хельги и со смущённой улыбкой постукивать перестал.

— Я всё ещё беспокоюсь о детях, — вдруг заговорила та. — И о ваших, ваша светлость, и… — Она вдруг замолчала, закусила губу.

Кристина взглянула на неё предельно внимательно. Сегодня на баронессе Хельге не было её излюбленного арселе в форме сердца, распущенные её рыжие локоны свободно рассыпались по плечам и ярко контрастировали с чёрным блестящим шёлковым платьем — без украшений, без вышивок и цветных вставок. Даже в день похорон брата Хельга позволила себе менее мрачный наряд, а сегодня… столь глубокий траур… Впрочем, Кристина не хотела обдумывать её внешность. Она вообще старалась обращать на Хельгу поменьше внимания, чтобы не привлекать к себе внимание её. Оно Кристине сейчас было совсем не нужно.

Однако вставить слово сейчас не помешает.

— Вы говорите о лорде Мареке и том мальчике-самозванце? — уточнила Кристина.

Вместо Хельги почему-то кивнул барон Адриан.

— Мы должны показать людям, которые пошли за герцогиней, что на самом деле их лорд — не тот, кого им предъявили, — сказал он.

— Вы предлагаете взять с собой в поход ребёнка? — ужаснулась Хельга.

— За этим мы его сюда и привезли, — пожала плечами Кристина. — Конечно, мы позаботимся о безопасности лорда Марека, но для начала нам нужно решить, как и когда мы вызовем герцогиню на битву.

— Мы выясним численность противника, соберём войско и пойдём к границам с Шингстеном, — решил Генрих и нервно дёрнул зелёный шейный платок, накинутый поверх чёрного камзола с отделкой серебром. — И до того, как эта битва состоится, нам нужно, во-первых, не позволить герцогине совершать новые набеги…

— Мы с отцом позаботимся об этом, — кивнул юный Бертольд, но тут же, осознав, что случайно перебил лорда, покраснел и стушевался.

Генрих, впрочем, отреагировал на это добродушной улыбкой.

— А во-вторых, это же предотвращение набегов станет способом истощить противника, — продолжил он. — Они не смогут совершать фуражировку на наших землях, а запасы Шингстена, видит Бог, не бесконечны.

— Регент хорошо подготовился, — возразил барон Адриан. — В Шингстене полно продовольствия и запасного оружия. К тому же торговлю никто не отменял. С вами после смерти Элис мы почти не торговали, Фарелл закрыл границы из-за поветрия белого жара, но остаётся же ещё Анкер.

— О да, эти горцы оружие поставляют всем, кому попало, и с большим удовольствием, — подтвердил Рихард, кивая со злобной ухмылкой. — Я удивлён, почему хитрые и алчные амфиклийцы до сих пор вашим не помогают.

Барон Адриан закатил единственный глаз, услышав слово «вашим», но пояснил:

— Амфиклийцы не хотят связываться с язычниками. Их церковь Единого Бога, хоть и родственна нашей, всё же более строга и требовательна. Никаких близких отношений с другими религиями она не терпит. Зато анкерцы — тоже язычники, но боги у них иные.

— Да им всё равно, с кем торговать, — заметил Рихард. — Его светлость, упокой, Господь, его душу, мне рассказывал, что во время Фарелловской войны они продавали оружие и нам, и фарелльцам…

— Не об анкерцах шла речь! — напомнила Кристина, поправляя узкий рукав своего траурного платья. Случайно оторвала петлю для пуговицы — та со стуком упала на пол и закатилась под стол. Кристина беззвучно выругалась и продолжила: — Нам надо как можно скорее разработать план войны с Шингстеном, а что до снабжения и оружия… Я помню, во время первой войны с Шингстеном, когда вассалы милорда, — она с лёгкой улыбкой кивнула Генриху, — также обсуждали план освобождения Нолда, была одна мысль… — Кристина замолчала, пережидая приступ острой душевной боли, ибо мысль эта принадлежала Хельмуту. — Проникнуть в Шингстен и перехватывать снабжение там… Это нелегко, но сейчас у нас достаточно сил, мы могли бы попробовать…

— Нет, миледи, это чересчур рискованно, — прервал её Генрих, и Кристине стало ещё больнее. — Не весь же Шингстен отправился в эти набеги, наверняка там осталось множество боеспособных людей. Если нас вычислят… — Он покачал головой. — Если вы помните, та идея барона Хельмута и тогда не была принята.

— Но тогда нам достаточно было освободить и заблокировать Серебряный залив, чтобы Карпер не смог получать снабжение по морю, а иных путей у него не было, — чуть не плача, напомнила Кристина. — Теперь же у нас есть шанс заблокировать им путь снабжения, если только мы вторгнемся в Шингстен.

Она, конечно, и сама понимала, насколько эта затея рискованная. Но раз шингстенцы в этот раз выбрали путь набегов, а не честных битв, осад и штурмов, почему бы ей не поступить похожим образом? Кристине надоело быть честной, благородной, надоело играть по правилам, в то время как враг эти правила соблюдать не желал…

Но потом она вспомнила о том главном, что отличало её от врага. От Анабеллы Карпер, от Габриэллы Эрлих, тем более от леди Элис.

Кристина была единственной женщиной, посвящённой в рыцари.

А у рыцарей были свои правила, своя честь, свои законы и запреты. Это герцогиня Габриэлла — всего лишь разбойница, возомнившая о себе невесть что, вообразившая себя великой воительницей… Надо показать ей её место, но не теми способами, что выбрала она. Генрих не раз говорил, что наибольшую выгоду на войне получает тот, кто соблюдает её правила. Так что не стоит уподобляться герцогине. Нужно по-рыцарски, достойно, по чести показать ей, как надо воевать.

И, конечно, победить.