— Впусти меня, — она положила ладонь на деревянную поверхность двери, тусклую, выцветшую много-много лет назад, а затем приложилась к ней и ухом, чтобы расслышать, что происходит в кабинете. — Пожалуйста, Сев. Впусти меня, — еще раз попросила жалобно она, чуть ли не плача. Девушке так хотелось поскорее оказаться по ту сторону, чтобы никто из тех, кому сейчас была нужна ее гриффиндорская персона, начиная МакГонаголл и заканчивая Поттером, не успели поймать ее.

Обычно Лили заходила в заброшенный класс как домой, небрежно бросая свою половинку пароля, но за последнее время с начала учебного года она не была там ни разу, потому что ей просто не хотелось приходить туда. А что там ловить в одиночку в пыли да потресканной штукатурке потолка, где когда-то она сидела вместе с близким, а теперь совершенно далеким, человеком, учила разные заклинания, читала интересные статьи из журналов, спорила и делилась мнениями, варила зельям и спала, положив голову ему на колени… да, вообще-то, без него она туда и не попадет.

Из-за двери раздалось довольно громкое ровное «te amo», и Эванс облегченно выдохнула.

— Je t'aime, — произнесла девушка и дернула за ручку двери, которая послушно открылась.

Раньше ее признание на французском звучало легко, звонко, весело, не так тягуче-спокойно, как латинское «te amo» Северуса, но сегодня оно было вязким, тяжелым, повисло в воздухе и медленно опускалось вместе с поднятой с пола ее неуверенными медленными шагами пылью. Возможно от того, что Лили боялась себе признаться, что это не просто красивая французская фраза, не просто часть от пароля, придуманного когда-то еще на первом курсе, и боялась, что он поймет это.

Его худощавая фигура хорошо угадывалась в сумерках комнаты. Снейп сидел на учительском столе, зажав между пальцами сигарету, глядя в окно и покачивая ногой. Парень затянулся и приподнял уголки губ в улыбке, выдохнув облако дыма. Эванс удивленно захлопала ресницами. Когда он успел начать курить? Среди ее соседок по комнате была девчонка, которая бегала курить после каждого урока, и часто просила Лили ходить с ней. Курила она в тех же местах, где и все, но Северуса среди собиравшихся на перекур никогда не замечала. Хотя, учитывая, что в ряды студентов с вредными привычками записался Блэк, а с ним ходила и вся мародерская компания…

Пахнет ментолом. Голова кружится.

— Где достал вино? — Лили бросила взгляд на открытую полупустую бутылку.

— Соседи по комнате притащили. В качестве подарка на День Рождения. Хочешь? Оно вкусное. Красное полусладкое, как ты любишь.

Подарки на День Рождения от Мальсибера и его дружков для Северуса? Что-то новенькое. Когда это они успели так близко сдружиться?

— Не бойся. Самое обыкновенное вино. Не заколдованное и без примесей. Я проверял.

— Не доверяешь им?

— А ты бы стала доверять Розье? Эйвери? Уилкису? Ну вот именно, — получив в ответ кивок, он отхлебнул из бутылки.

Эванс шумно выдохнула. И что теперь? Уйти в другой край кабинета и молча сидеть до отбоя, пока все достающие ее персонажи не улягутся по кроватям? Или… поздравить бывшего лучшего друга с его праздником? Как странно это было, даже в прошлом году они еще обменивались поздравлениями и подарками, несмотря на то, что уже тогда все трещало по швам, а позавчера Лили как-то по инерции отделилась в Хогсмиде от Мародеров и подруг, и пошла выбирать подарок, потому что откуда-то из подкорки всплыло напоминание о том, что девятое января — важная дата.

И она даже купила тонкий черный браслет, который бы прекрасно смотрелся на худом белом запястье, и плитку белого шоколада с миндалем — единственный вид шоколада, который он признавал и, наверное, единственное, что он вообще ел из сладкого, и девушка даже испытала радость от этого, предвкушая, как будет рад тот человек, которому это добро предназначалось. А потом, выходя из «Сладкого королевства» и пряча покупки в широкий карман коричневого пальто, очень огорчилась, вспомнив, что они, вообще-то, в ссоре, и она не простила его за неосторожно брошенное «грязнокровка» тогда в июне у озера.

Ха, но ведь теперь он не один, вон, новоиспеченные дружки подогнали ему ментоловые сигареты и вино, которое просто не могло быть плохим по умолчанию: Снейп был максимально привередлив к алкоголю, и дрянное пойло пить бы не стал. И это вряд ли единственный подарок, их же четверо! Зачем ему ее дурацкий браслетик за галлеон и шоколадка? Да он посмеется над ней!

— Будешь стоять, как вкопанная и дальше?

Он просил у нее прощение уже не раз, а Лили снова и снова отвечала отказом. Сердце разрывалось. Если простить его сейчас, то к чему это приведет? Продружат они еще полгода-год, а потом она обнаружит на его предплечье метку и всему все равно придет конец, потому что не может Пожиратель быть с магглорожденной, не может, даже если отбросить то, что отношение к «грязнокровкам» у Северуса ровное, и Орден Пожирателей — только способ выбить себе место под солнцем, единственный для него по его же собственному мнению.

Девушка тяжело вздохнула и подошла к нему. Она достала из сумки шоколад и маленькую черную коробочку, и оставила сумку на полу около стола. Парень небрежно затушил сигарету об язык даже не поморщившись, и Лили передернуло. Впрочем, он всегда переносил боль как-то иначе, чем все остальные.

Снейп одним движением палочки зажег остатки свеч на люстрах. Заброшенный класс залил мягкий и тусклый оранжевый свет. За окном разбушевалась метель.

Но садиться рядом на стол она не стала. Лили открыла коробочку, достала из нее браслет, и застегнула ее на его левом запястье, привстала на носочки и поцеловала горячую из-за выпитого алкоголя щеку. Только сейчас она заметила, что его обычно бледные щеки покраснели, от чего Северус был похож на скорее на больного, чем просто на выпившего.

— С Днем Рождения, — шепотом сказала девушка.

Она пыталась забыть. Все лето Лили не выходила из дома: стоило отойти от забора на заднем дворе на десяток метров, и ноги сами несли туда, где они проводили время вместе. Так она пару раз даже чуть не столкнулась с ним. Хотела сжечь фотографии и подарки — рука не поднялась, так и проревела весь вечер над коробкой, полной воспоминаний. Все валилось из рук, она сильно похудела на нервах, чем напугала родителей. Без него было скучно, тяжело и безрадостно.

Друзья не спасали. Учеба не помогала забыться. Она вернулась в норму физически, но по прежнему оставалась морально истощена до невозможности.

Девушка взяла бутылку и сделала глоток. Вино действительно было вкусным. Ее умение разбираться в алкоголе оставляло желать лучшего, но отличить всякую дрянь от вполне приличного винца она была в состоянии. Лили зашуршала фольгой, раскрывая шоколадку. Она надломила полосочку и откусила кубик, утыкаясь носом в грудь парня. Хотелось просто забыться хотя бы ненадолго.

Перестать быть той Лили Эванс, которую никто не поймет, если она простит Северуса, той Лили Эванс, в которой все видят непререкаемый идеал, той Лили Эванс от которой всем что-нибудь нужно. Той Лили Эванс, которая не верит в единственного человека, которому от нее ничего никогда не было нужно, только вот теперь лишь одно — прощение.

Северус пах ментолом и вином, и это сочетание кружило голову.

— Спасибо, — он обнял ее одной рукой за шею, рассматривая браслет, щурясь и поднося ближе к лицу.

— Тебе нужны очки, — отметила Лили.

— Поправлю зельем, как только достану нужные ингредиенты, — отвечал Снейп.

Еще пару глотков вина. Девушка проскользнула руками под мантию, обнимая его. Хорошо. Тепло. Спокойно. Из-за двери, в коридоре, слышны голоса. Интересно, чьи? Слишком тихо для того, чтобы различить… Парень смотрел на нее несколько секунд, собираясь что-то сказать, но так и не произнес ни слова. Только перехватил бутылку и отхлебнул. Она допила оставшееся вино, и ей этого хватило — разум совсем затуманился, и тяжелое чувство опьянения охватило тело, лишая возможность нормально двигаться и соображать.

Северус поцеловал ее. Крепко, страстно, нежно, и Лили ответила на этот поцелуй, просто потому что ей захотелось. Сейчас это случится опять, сейчас они поменяются местами, и она окажется на столе, и он будет целовать ее, касаться везде, где можно и нельзя, и она получит удовольствие от этой близости, а потом, как ни в чем не бывало, застегнет белые пуговички на блузке, заправит ее в помятую юбку и уйдет, оставив его один на один с собственными мыслями и ошибками. Она будет плакать всю ночь, заснет только под утро, и все будут спрашивать за завтраком, что случилось, и только он, сидящий за слизеринским столом к ней лицом, будет знать, почему Лили Эванс опять опухшая и с красными глазами.

Это все проклятое вино. И этот кружащий голову запах ментола…