Рейнира с раннего утра, не успев толком поесть, приступила к уроку танцев. Бабушка говорила, что любая благородная леди должна уметь танцевать. Тело должно быть гибким, как тростинка, движения лёгкими, изящными, ведь оружие девушки — её тело и красота. Ещё и ум, как считала Рейнира. Она провела уже несколько часов за изучением движений, которые ей казались недосягаемыми. Её волосы, свободно ниспадающие на плечи, блестели, как солнечные блики на воде, при каждом шаге создавая небольшой вихрь. Спортивный костюм не стеснял движения. Рейнира пыталась повторять плавные линии и резкие повороты, внимательно смотря обучающий ролик в голонете и страницы старой книги с рисунками танцовщиц. Скоро проснётся остальная семья, всех будут звать к завтраку, она вполне могла бы попытаться наконец уснуть, но даже с чаем сон так и не утянул её в своё царство. Поэтому, решив не терять времени, Рейнира решила заняться полезным для леди делом, не дожидаясь бабушку, ну или кого она думала приставить к ней. Быть может, самообразование ей пойдёт на пользу.

Она училась чувствовать музыку всем своим существом, позволяя ритму управлять её телом. Однако это было не так легко, как казалось. Сказывалось отсутствие сна и неопытность. Рейнира танцевала под музыку в наушниках, когда находилась одна, позволяя мелодии унести себя и завладеть своим телом, но это было совсем не то. Скорее просто набор движений, просмотренных в коротких роликах из голонета. Она падала, мышцы спины и ног начали ныть так, что она не могла стоять. В висках слабо гудело, но Рейнира заставляла себя вставать. Стоило признать, что она погорячилась, подумав, что так легко осилит танцы. И это ещё малая часть того, что ей предстоит вспомнить или выучить заново; этикет, знания истории Набу, религии, искусства, ну и конечно же умение делать реверансы не отменял никто. Ещё не поздно было уйти, однако отступать как-то было уже бессмысленно и глупо. Будь воля Рейниры, она отключилась бы от реальности, как в детстве, витала бы в мире иллюзий и сидела бы в саду, держа в руке очередную сороконожку. Так проще было уйти от проблем, да только она не ребёнок. Мир ярких красок, сказочных героев и отсутствия забот сгорел пять лет назад, в день Кровавой ночи, забрав с собой и папу. Детство ушло, оставив несгладимый след и тихий свет, напоминающий о том, что Рейнира не могла потерять кого-то ещё. 

Ей нужно было влиться в то общество, в котором она живёт. Чуждое, многогранное, полное своих сложностей. Иначе Рейниру ждёт падение, очередные насмешки и презрительные взгляды. Нужно знать правила, по которым ей первое время придётся играть. Игрок, не знающий правил, выбывает в первую секунду.

Мама поймала дочь за попыткой повторить поворот танцовщицы с ролика. От резкого вращения слегка закружилась голова, и Рейнира чуть не споткнулась о собственные ноги и не упала на пол. 

— Доброе утро, мам, — поздоровалась она, улыбнувшись. 

Похоже, уже все начинали просыпаться. Рейнира не смотрела на хронометр и не имела понятия, сколько времени она уделила танцам. Мама нежно улыбнулась в ответ. Фиолетовое платье обвивалось вокруг ее фигуры, подчеркивая изящество линий, а волнистые тёмно-каштановые волосы ниспадали по плечам. От неё веяло уютом и старыми детскими воспоминаниями, когда придя домой Рейнира первым делом звала мама. Не потому что ей было что-то нужно от неё. Комфортнее было от самой мысли, что мама была дома.

— Доброе утро, милая. Решила с раннего утра взяться за танцы? — с доброй интонацией спросила она. 

— Это сложнее, чем я думала, — Рейнира сдула с лица выбившуюся из наспех собранного пучка прядь. — Как у этих танцовщиц не болят ноги?

Мама взглянула сперва на движение танцовщицы в ролике, а затем перевела взгляд на лежащую раскрытую книгу.

— Ух ты, я занималась по этой книге когда-то, — поделилась она. — Правда, тогда она была менее потрёпанной. 

— И как? Она тебе помогла?

— Скажем так, в своё время я так смогла покорить сердце твоего папы, — похвалилась мама. Она улыбалась, но при упоминании о папе стала её улыбка наполнилась лёгкой печалью. 

— Папа полюбил тебя за танец? — уточняла Рейнира. — Расскажи мне об этом, пожалуйста.

— В университете был день дружбы или что-то вроде того, — начала вспоминать мама. — А приезжие студенты, не с Альдераана, должны были показать что-то из своей родной культуры. В тот день мне впервые пригодились уроки твоей бабушки по танцам, — она коротко усмехнулась. — Я станцевала, привнесла свою изюминку макияжем, ох и долго я тогда с ним мучилась. Твой папа не участвовал, понятно почему, он же с Альдераана и плюс уже тогда ходил с тростью. А на то мероприятие он пришёл позже других, я потом узнала причину. И он смотрел тогда так, как будто я была самой красивой девушкой в галактике. Его заветной мечтой. — Мама мечтательно вздохнула, смотря вдаль и окунаясь в воды старых воспоминаний. — А потом он на глазах у всех рискнул ко мне подойти, подарил цветы за выступление и поцеловал мне руку, при том, что он не тактильным мальчиком был. Он подарил мои любимые розы. Представляешь? Раймус Гестерион Вет, самый неразговорчивый камешек, на глазах у всех показал, что я для него важна. Тогда у всех челюсти упали. Он до этого уже проявлял заботу обо мне, ухаживал, но когда мы были одни. А здесь прям при всех.

Рейнира слушала и одновременно рисовала в мыслях картину происходящих событий, молодых маму и папу, примерно её ровесников, таких юных, со своими мечтами и желаниями. Столь разных, что казалось странным, что эти миры столкнулись. У папы были глаза точно льдинки и характер прочнее бескара. Он ощущался как крепкий каф, холодная зима и проливной дождь. Раймус Вет — это всё тёмное, твидовые пиджаки и трость с головой бальега, чей стук заставлял содрогаться неприятелей. Мама чувствовалась как искрящий фейерверк, солнечные лучи в хмурые дни, ранняя осень и пылающий огонь. У неё во взгляде медовых глаз всегда теплота и заметная искорка. Дорра Кастиль — это всё светлое, яркие шелка и порой острые фразочки, вгоняющие в краску любого. Мама и папа, пускай и разные в характере, но прожившие вместе успешно двенадцать лет в любви и нежности, любящие свою дочь. Во всяком случае, Рейнира видела их любовь, знала, что они её любят.

— Ты ещё скучаешь по папе?

Мама сделала небольшую паузу. Её глаза заблестели.

— Скучаю, — не утаила она, — но я стараюсь жить дальше, посылаю деньги в детские дома и фонд пострадавшим от Кровавой ночи, вырезаю из дерева фигурки животных. В общем, пытаюсь как-то помогать другим, кто оказался в такой же ситуации, ну и самой не скучать. — Мама старалась не терять позитива, но на её лице не было и капли веселья. — Я знаю, папа не хотел бы, чтобы я впала в уныние. Как не хотел бы, чтобы долго по нему горевала ты. Он хотел бы, чтобы ты жила, училась, была счастлива, нашла себе достойного кавалера и никогда не сдавалась.

Под ребром заныла свежая рана. Рейнира скучала по папе, ей его не хватало. Возможно, она начнёт жизнь с чистого листа, сумеет подняться с колен и жить дальше. Время может заглушить её боль. Ведь так и должно быть? Время должно же лечить?

— Я постараюсь, — пообещала Рейнира, глядя маме в глаза, — но насчёт кавалера не обещаю, мне же его бабушка ищет.

— Это не значит, что тебе запрещено влюбляться и любить, — уверяла мама. — Знаешь, если уж и искать партнёра с целью совместного будущего, то лучше искать надёжного. Да, с таким возможно будет скучно, но ты будешь в нём уверена. Я не одобрю твоего головастика, если у вас с ним будут частые драмы и эмоциональные качели.

Мамин взгляд приобрёл стальные нотки. Она никогда не давала в обиду ни себя, ни дочь, Рейнира ещё помнила, как она её защищала и заставила обидчиков в школе извинятся. 

— И кто же надёжный в твоём понимании? — спросила Рейнира.

— Кто хранит верность тебе одной, — перечисляла мама, — с кем ты защиту чувствуешь. Ты знаешь, мальчики часто смотрят на девочек так, будто это куски мяса или очередное достижение в их списке. Не водись с такими. Цени того, кто смотрит на тебя так, будто ты для него вся вселенная. Того, кто доказывает свою любовь не только красивыми словами, но и действиями, кто ищет способ тебя обрадовать, даже если это самая незначительная вещь. Если он не готов бороться за вас, не делает ничего для тебя, то и зачем такой нужен? Выбирай того, кто тебя ценит и не довольствуйся меньшим. 

Слова мамы имели смысл. Она заботилась о дочке и не желала ей плохого партнёра. Была изначально против брака по расчёту, поскольку боялась, что Рейниру могут быть за тирана, но та и не беспокоилась. Старалась, по крайней мере. Бабушка её точно не даст в обиду, а если и выдаст замуж, то за хорошего человека. Этот Чед, за которого вероятно выдадут её, должен быть таким. Тирана бы бабушка не выбрала.

— Сердцу иногда не прикажешь, — высказала Рейнира.

— Поэтому зачастую нужно не отключать мозги. Я сама считаю, что, слушая сердце, многое можно понять, но не привязанность к тем, кто тянет тебя на днище. И уж поверь, Нира, не дай богиня я узнаю, что ты связалась с типичным плохим мальчиком, который ничего хорошего в твою жизнь не привносит. Плохо будет потом ему.

Рейнира ухмыльнулась. С типичными плохими парнями она связываться не собиралась. Они курили дешёвые сигареты, имели неконтролируемую агрессию, относились к девушкам как к достижениям в списке, и отношения с ними всегда полны контраста. Такие бросают в самый трудный момент, убегают от чувств и оставляют позади всё, что вас связывало, не борются никак за вашу любовь. С ненадёжными Рейнира связываться не собиралась. Папа показал ей пример, каких парней стоило ценить. Дин был надёжным. Он добрый, с понимаем в глубоких глазах, с ним чувствовалась защита. Разговор с ним хотелось продлить на вечность, как и соприкосновение ладоней друг другу. С Дином можно и в молчании попить каф на скамейке в парке у озера, и обсудить последние события в Галактике. С ним всё ощущалось правильно.

— Меня такие мальчики не запугают, — заявила Рейнира уверенным тоном, — подавятся мной.

Ещё в тринадцать она не могла такое и вслух произнести. Внутренняя неуверенность мешала. Рейнира с годами эту помеху удалила, Рейн помог. Она должна уметь пользоваться своим клювом в оборонительных целях, главное не переборщить, дабы не показаться невоспитанной грубиянкой. В конце концов, Рейнира воспитанная и благородная леди.

Мама одобрительно кивнула, её губы расплылись в гордой улыбке.

— Это моя дочь, — она притянула её к себе за плечи и, крепко обняв, поцеловала в лоб. Мама вдруг замерла и озадаченно нахмурилась. — Что-то ты горячая.

— Я же после танцев, — заметила Рейнира. Мама взяла её лицо в свои руки.

— И глаза уставшие, — она внимательно всматривалась, будто выискивала что-то. — Скажи, а ты во сколько встала?

— Очень рано.

— А во сколько? И во сколько ты легла спать?

— Я уже и не помню.

— Рейнира, — мамин тон оставался мягким, но приобрел серьёзность, — я хорошо знаю, когда ты о чём-то умалчиваешь. Прошу, скажи мне.

Рейнира поджала губы, чувствуя себя под интенсивностью маминого взгляда маленьким ребёнком, которого ругали за проступок. Она могла бы смолчать, наврать, что она не хотела спать и не хотела есть, но перед ней стояла мама. С мамой можно быть откровенной, она выслушает, поймёт, поддержит. 

— Честно я… вообще не спала. Не могла уснуть всю ночь.

Лицо мамы омрачилось беспокойством, когда она услышала слова дочери. Её глаза расширились от удивления. 

— Совсем не спала?

— Я старалась, просто не получилось. Но я неплохо себя чувствую.

— О, святые… — охнула мама, опустив руки.

Она смотрела с сочувствием. Её дочь всю ночь не спала, так ещё и пошла учится, потому что это было необходимо. Рейнира не считала это чем-то страшным, она занималась полезными вещами. У мамы же на этот счёт было иное мнение.

— Может ты приляжешь сейчас? Ничего страшного не будет, если ты дашь себе поспать сейчас.

— Нет, нет, — покачала головой Рейнира, — если я усну сейчас, то собью режим. — Она распустила волосы и попыталась заплести себе косы. Плести собственные волосы ей было тяжелее, чем, например, куклам. — К тому же, у меня ещё дела были. Я собралась в город выйти, осмотреть лучше местные памятники культуры. Хару обещал вчера пойти со мной.

— А как же этот хороший мальчик? Дин, кажется, да?

— Дедушка ещё вчера хотел взять его с собой на работу. Помочь с поиском клана.

В свободное время Рейнира хотела помочь Дину с кораблём. Раз он собиралась стать наемником и заработать, сперва нужен корабль. А то летать на общественном транспорте на задания будет неудобно.

— Нира, а ты не думала над тем, чтобы иметь собственных служанок? — поинтересовалась мама. — Или одну служанку, как у меня? Не всё же тебе трясти Хару.

Рейнира на секунду замешкалась.

— А мне обязательно иметь своих слуг?

— С недавних пор у каждой леди они должны быть, — рассказала мама. — Раньше слуги не прислуживали какому-то одному человеку, а всей семье. А после Кровавой ночи и всех перемен мы имеем то, что имеем сейчас. Я сама не рада была этому, я только через два месяца смирилась. Бывшая служанка оказалась на месте своей госпожи — да я думала, что это шутка. 

Рейниру не устраивала перспектива ходить вечно со служанками, позволять им всё делать за неё. Она ведь не беспомощная, еду себе сама приготовит, пускай не идеальную, но приготовит. Одеться сама может, её одевать не надо. Её и в душевой будут преследовать? От скользких мыслей Рейниру передёрнуло. С другой стороны, иметь собственных служанок являлось обязательным для леди, но неизвестно, насколько они были преданы. Рейнира не могла им доверять. Если только они не докажут свою преданность ей и её семье. 

— И ты считаешь, служанкам можно доверять? — не скрывая скепсиса, спросила Рейнира.

— После Кровавой ночи твой дед сам проверил всю прислугу, — начала отвечать мама. — Часть из них вообще его шпионы.

— А Хару?

— Хару шпион? — смеясь, перепросила мама. — Нет, он не шпион. Скорее сплетник. Ходит по городу, подслушивает иногда разговоры бабушек на рынке и передаёт всё нам. «Леди Супе, я такое узнал!» «Госпожа моя, караул, вы не поверите, что произошло!» 

Мама передразнивала его шутливо низким голоском. Рейнира не сдержала усмешки. 

— Зато преданный, — отметила она.

— Именно, — согласилась мама. — А сейчас нет ничего важнее верности.

Нет ничего важнее, чем верность. Рейнира это впитывала с детства и продолжала впитывать с Фениксом.

— Я, пожалуй, присмотрю себе служанку, — решила она, — но чуть позже. Когда я вернусь с прогулки. 

— Я могу тебе помочь, если хочешь, — предложила мама.

— Нет, служанку подберу я, да и напрягать тебя не хочу.

Мама по-доброму рассмеялась.

— Ты меня никогда не напрягала, милая. Даже когда ночью просыпалась и плакала. Правда иногда ты напрягала бабушку, потому что у той была вечерняя молитва.

Как только мама упомянула молитву, Рейнира решила позадаввть вопросы о религии:

— А какую религию ты исповедуешь?

Мама задумчиво почесала пальцем щёку.

— Ну, как исповедую… — она замялась. — Скорее когда-то глубоко верила в Зёленое единство. В Матерь жизни, что создала всё живое. В святых, которые были отмечены богинями. 

— А сейчас ты разве не верующая? — не поняла Рейнира.

— Я просто больше не молюсь и не прошу о помощи, — горько призналась мама. — В молодости твоя бабушка мне привила любовь к религии, водила меня в церковь на службу, я даже искала подобные на Альдераане, когда училась там, а потом молила Шираю об удаче. После блокады и смерти части семьи, я ставила свечи за их упокой.

Она посмотрела на стену, где висел рисунок с мифологическими персонажами. У каждых были белоснежные крылья. На нём была изображена женщина в белом одеянии, раскинувшая руки в стороны, её живот прикрывала планета, рядом с ней была девушка в светло-голубом платье, с символом луны в руках, её лицо было скрыто платком. С другой стороны планеты, держа в руке весы, стояла девушка в капюшоне. Это были древние богини Набу. Одна из них была Шираей, наверное, та, что с луной. Рейнира не интересовалась религией, но ради дополнительных знаний о своей планете, ей следовало об этом узнать.

— И что случилось потом? Что заставило тебя изменить мнение?

Мама повела плечом, не сводя взгляда с рисунка.

— Обстоятельства. Кровавая ночь и что было потом.

Под ложечкой засосало. В памяти всплыли фрагменты Кровавой ночи и по телу пробежал табун мурашек. Мама готова была в тот день пожертвовать своей жизнью, лишь бы была жива её дочь. Рейнира неосознанно потянулась к шее, к тому месту, где красовался рубец. Один из убийц, пришедших тогда в их дом, оставил на ней это клеймо лезвием, не убивая, но и не желая оставлять без мук. О помощи со шрамом Рейнира не просила, Феникс не знал истинную причину, почему она ходила всегда либо с распущенными волосами, либо с той одеждой, прикрывающей шею. 

— Давай не будем вспоминать плохое? — Рейнира хотела перевести тему. Пузырик ужаса внутри наполнялся и готов был вот-вот лопнуть. — Лучше оставить прошлое в позади, правильно? У тебя теперь есть я, я буду тебе помогать.

Мама понимающе улыбнулась и коснулась плеч дочери.

— Тогда у меня просьба, обязательно поспи, — настаивала она, — ну не мучай ты свой организм.

Рейнира наклонила голову вбок и прикрыла глаза, ласково прижимаясь щекой к маминой руке, и положила поверх другой свою.

— Обязательно.

***

— Слава Ширае, королева Нейше полностью выздоровела! — радовался Хару, читая ленту новостей на датападе. 

Рейнира уставилась в экран датапада. В статье говорилось о выздоровлении королевы Нейше после недельного больничного. Королева после приезда из Крилинга заболела шааксим гриппом. На Набу этой заразы боялись, многие из-за неё даже полностью отказались от мяса и перешли на вегетарианство. Например, дом Баллори из Северной провинции навсегда отказались от мясной пищи, по этой причине их леди славились худобой и не таким крепким телосложением. Набуанцы никогда не делали прививок, предпочитая лечится народными средствами: чаями, травами, мазями. Мама так лечила Рейниру, в дни её болезней. Королева Нейше сделала прививку, чего никто раньше на Набу не делал, показав, что не всякую болезнь можно побороть традиционными методами и порой нужна современная медицина.

— В самом деле на Набу никто раньше не делал прививок? — удивилась Рейнира.

— Нет, госпожа, набуанцы очень традиционный народ, — ответил Хару. — Все всегда лечились народными средствами, проверенными годами. Набуанцы категорически против врачей и травления себя лекарствами.

— Ага, — задумчиво протянула Рейнира, приподняв брови, — то есть аптеки и больницы тут так, для красоты? Или для туристов?

— В больницы идут лишь в крайних случаях, для донорства если требуются срочные операции. Поверьте, на Татуине с медициной ещё хуже.

Открывшиеся детали о Набу её поразили. Рейнира насупилась. Неужели на Набу всё настолько было плачевно с медициной? Она вспоминала, что раньше её мало развивали, поскольку основной уклон был в культуру и духовное образование, однако думала, что со временем ситуация изменилась и набуанцы стали учиться на своих ошибках. 

Дымкой возникли в памяти воспоминания из детства, где Рейнира узнала о диабете дедушки. В тот момент её детское сердце наполнилось грустью и жалостью. Впервые она столкнулась с болезнью неизлечимой, с которой можно только примириться, союз заключить, иначе она превратит жизнь в кошмар. Рейнира хотела от всего сердца помочь дедушке и она, наивная дура, поверила в помощь рыжей девочки, в обмен на серьги Рейниры. Теперь ясно стало, что это была троюродная сестрица Сейдж, гори она в аду за обман. Правда тогда ударила по голове со всей силой, встряхнув мозги. Как оказалось, никаких лекарств на Набу не было и про диабет никто знать не знал, а Сейдж просто воспользовалась наивностью родственницы и получила дорогие серьги. Рейнира сжала челюсти от закипающей злобы. Для неё тот обман был словно удар по больному, мгновенный выстрел в грудь. Она злилась. Злилась на медицину Набу, что дедушка из-за них мучался, пока мама и папа не достали необходимые препараты с Альдераана. Злилась на эту тварь Сейдж, чей мозг был размером с горошек. И злилась на саму себя, на свою детскую тупость и наивность. Рейнира не могла себе позволить такой быть. Больше не могла.

— Смотрю, что до Кровавой ночи, что после всем плевать на здоровье, — процедила презрительно Рейнира.

— Не говорите так, госпожа, — поморщился Хару, — просто у набуанцев это ещё с давних времён. Они очень ценят предков и их память.

— От того и не развиваются, — фыркнула Рейнира, смотря вдаль на дорогу.

Они с Хару шли по улицам Керена. Солнце скрылось за облаками, местные шли по каменным тропинкам в своём направлении. Кто-то был одет в лёгкие шорты и короткую майку, а кто-то в длинные рубашки и джинсы. Рейнира ничуть не отличалась. Скромный зелёный сарафан, чуть выше колен, идеально позволял слиться с местными. Пришлось дома не только переодеться, но и надеть перчатки, поскольку раны не зажили на руках, поправить волосы и причёску. После танцев и ночи без сна красавицей её было трудно назвать. Рейнира успела нормально поесть, правда голод иногда давал о себе знать урчанием в животе. Хотелось одновременно и есть, и спать. Нужно продержаться без сна до вечера, иначе рискует сбить весь режим. По пути Хару ей рассказывал о местных достопримечательностях и истории города. 

— Это приверженность старым порядкам, — пояснял он. Хару шёл рядом, держа руки перед собой, его волосы были спрятаны под тюрбаном. — Так всегда было на Набу, местные очень этим гордятся.

— Легко раздавить тех, кто не умеет приспосабливаться ко времени, — мыслила в слух Рейнира. — Если мы и дальше будем сидеть в прошлом, то останемся ни с чем. 

Уже сменилось устройство планеты, сменилась форма правления, а набуанцы как были приверженцами старых традиций, так и остались. Рейнира понимала, что большинство жителей — старики, повидавшие ни одних королей и королев на престоле. Принципы воспитания были вскормлены с молоком матери, передавались из поколения в поколения. Этот механизм работал многие тысячелетия. Но не пора ли было что-то менять? Улучшать медицину, например, не делать уклон на одну культуру? 

— Не дай богиня разразиться хаосу на этой планете, — Хару сложил руки, будто в молитве и коснулся имя лба, прикрыв глаза.

Рейнира хотела бы сказать «аминь», но у неё не получилась. Слова к губам не подступали, застряли где-то в глубине. Она скользнула внимательным взглядом по Хару, в её мыслях уже проводился точный расчёт. Мама говорила о важности верности. Верность, как свет маяка, спасает в тёмные времена и направляет нас на верный путь, когда отчаяние сбивает с толку. Из всех слуг чаще всего хвостом ходил ха Рейнирой именно Хару. Он объяснял ей некоторые порядки, сопровождал, успел поведать о её детстве и папе. Чаще всего из слуг взаимодействовала она именно с ним. Хару эмоционален, но зато в его глазах всегда читалась преданность. Бабушка на него никогда не жаловалась, кроме того случая с запахом жареного лука. Дедушка сам проверял всю прислугу и неспособного или неверного бы не оставил. А Хару был бывшим рабом, которого спасли от когтистых лап хозяина-тирана, показав, как ощущается жизнь без вечного страха насилия. Обычно, бывшие рабы преданы к тем, кто их спас. 

Конечно, бабушка от такого решения внучки удивиться, зато дедушка будет давиться смехом с её реакции:

— Я, кстати, присматриваю себе личных помощников, — начала Рейнира издалека таинственным голосом. — Они же у каждого должны быть?

— Да, госпожа, — подтвердил Хару, — если прикажите, я подыщу вам преданную служанку.

— Не стоит, — отказалась Рейнира. — Я хочу, чтобы мне служил ты.

Хару, удивлённый её предложением, застыл на месте и круглыми от шока глазами уставился на неё так, словно она сказала нечто из ряда вон. 

— Госпожа, вы хотите, чтобы я служил вам? — Хару схватился за сердце.

— Ты не ослышался, — Рейнира остановилась перед ним и снисходительно улыбнулась. — С этого дня ты будешь служить мне.

— Ширая… — выдохнул удивлённо Хару. Он склонил голову в знак почтения. — Госпожа, я почту за честь служить вам. Клянусь всеми богами в преданности вам.

Уголки губ Рейниры дёрнулись вверх. 

Они продолжили свой путь, солнце успело выглянуть, тёплые лучи падали на каменный тротуар. В своём решении взять Хару к себе на службу Рейнира была непреклонна. Ни одно зерно сомнений не посеялось. Однако одного Хару будет мало. Рейнире нужна и служанка. Её она и отыщет самостоятельно среди тех, что работали на её семью. Ей необходимы вокруг преданные люди, как надёжный щит и острые копья, защищающие от бед. В данный момент Рейнира в чьей преданности не сомневалась, так это в преданности Дина. В период Феникса она уже пыталась окружить себя преданными людьми, кто понял бы её: Рейн, Корки и Саше. С ними всеми было надёжней, спокойней. С Рейном и Саше особенно. В их верности она никогда не думала усомниться. Она знала, ни Рейн, ни Саше на предательство не способны. Не для них всё это. 

Хару продолжал ей рассказывать про город, не забывал широко улыбаться и делился подробностям. 

— Смотрите, а это приют, куда ваша мама посылает деньги, — он указал на небольшое бежевое здание, спрятавшееся между двумя домами. 

Рейнира остановилась, присматриваясь к детскому приюту. Наверняка там были дети, пострадавшие от Кровавой ночи. У которых в одну ночь забрали всё самое дорогое и детские сердца наполнили кровью и болью. Не у одной Рейниры случилась в тот день трагедия, перевернувшая её жизнь. В её голове проводились расчёты. Струились в своём потоке мысли и рассуждения. Веты всегда славились тем, что внушали страх для того, чтобы добиться уважения. Своими действиями, историей предков. Холодные каменные статуи, не переживающие за жизнь простого народа. Собственно говоря, Рейнира тоже не переживала за чужих. На самом деле, она была к ним равнодушна. Но что если просто сделать вид, что ты ближе к народу? Что если изменить привычную тактику по добыче уважения? Люди любят благотворительность, волонтёрство. Насколько Рейнира знала, у них в колледже как раз будут волонтёрские курсы и дополнительные кружки для посещения: литература, рисование, гончарное искусство и журналистика. Она выбрала литературный. 

— Госпожа, мы идём дальше? — спросил Хару, заметив, что она не двигалась с места.

— Идём сюда, — Рейнира поддалась какому-то невидимому порыву, с ровной спиной и гордо поднятой головой она направилась к приюту.

— О, Ширая! — сокрушённо выкрикнул Хару, он поспешил за ней мелкими, но быстрыми шагами, всплеснув руками. — Вы собираетесь зайти без приглашения и предупреждения? 

— Я госпожа, мне не нужно приглашение, — Рейнира подошла к идеально отполированной двери и нажала на кнопку серебристого интеркома. 

Хару с нескрываемой неуверенность следил за её действиями, прислонив ладонь к щеке. В свете солнца блеснул его перстень и небольшое кольцо в ухе. У Рейниры в детстве были проколоты уши, однако с двенадцати лет она не носила серьги и всё зажило. Ей похоже придётся либо заново прокалывать уши, либо покупать клипсы. Мама рассказывала, что девочкам на Набу прокалывали уши с пяти лет и первые серьги были с голубым камнем, будто то был символ богини Шираи. Считалось, что так Ширая оберегала от заражений. Рейнира не помнила, в каком возрасте ей прокололи уши, помнила зато, что пожелала этого сама. В памяти осталась ещё неприятная боль и поход в магазин за мороженым. 

Ждать пришлось недолго. После продолжительного гудка на видеоэкране показалась голова гунгана-охранника:

— Ваша здесь по какой причине?

Охранник не удосужил и на секунду взглянуть на экран. Его интерес был больше направлен на бургеры на его столе. В руке он держал ролл с курицей. Дёрнув щекой, Рейнира сцепила руки позади себя.

— Я пришла навестить детей. Благотворительные цели. 

Гунган оказался ближе к камере, так, что можно было разглядеть блестящий на его теле жир. К горлу подступила скользкая тошнота. Пришлось приложить все усилия, чтобы не скрючить лицо от брезгливости. Рейнире с виду он казался мерзким: неухоженный вид, пренебрежительный взор, громкое чавканье во время разговора с дамой.

— Моя не знать об этом визите, моя просить вас уходить, наглая девчонка. 

Данный ответ её несколько огорошил. Рейнира недобро сощурилась.

— Выбирай выражения, умник! — встрял Хару, дёрнув рукой вверх. Его лицо изобразило все оттенки презрения. — Это внучка самой Супе Кастиль! Дочь нашей многоуважаемой леди Дорры!

— Всё в порядке, Хару, — Рейнира в успокаивающем жесте подняла ладонь вверх. Прежний его пыл заметно иссяк, однако он не переставал сверлить гунгана презрительным взглядом. Набрав в лёгкие воздуха, Рейнира натянула на себя самую милую улыбку, на какую только была способна. — Господин просто делает свою работу. Что ж, грустно, что я не могу увидеть детей, проживающих тут. Все так хорошо отзывались о них и об этом приюте. Не можете ли вы тогда подсказать, в какой день мы можем прийти и поговорить с детками? Им сейчас очень нужно общение и я не хочу, чтобы их проблемы и чувства остались не озвученными. — Она заметила, как охранник переменился в лице. Прежнее пренебрежение уходило, на его месте зарождалось заинтересованность. Слабая, но уже растущая на глазах. Рейнира надавила на нужные точки. — Или может вы сделаете исключение для меня один раз? Я здесь не так давно и многого не знаю. Но вы очень хороший сотрудник, видно, что любите детей и защищаете их. Вы вызываете уважение и я уверена, вы ещё и очень понимающий.

Её слова были сладки, как мёд, источали приятную любезность и лукавую вежливость. Рейнира на самом деле считала, что этот тип был просто ленивым балбесом, прохлаждающимся на своей работе и получивший её незаслуженно. Будь она на месте местной администрации, давно отправила бы его в родной город за неисполнение своих обязательств. Есть надо в обеденное время и явно не за рабочим местом. Рейнира вполне могла осыпать грубияна смачными оскорблениями, напомнить, где его место, правда проблема робко стучала в двери, напоминая о себе и отрезвляя переполненный гневом ум — она здесь никто. У неё кроме громкой фамилии Вет, даже не Кастиль, здесь больше ничего не было. Да и то фамилия Вет на Набу не имела веса, не являлась символом власти. Это на Альдераане Ветов знали все, включая бродяг, а на Набу имя их дома не обладало громким звучанием и ценностью. Угрозы Рейниры были бы сравнимы с тихим писком маленького котёнка в центре огромной вопящей толпы. До тех пор, пока Рейнира не даст понять, за что её можно уважать, она здесь ничто. Уважение к себе нужно доказывать на действиях.

Гунган смутился, видимо физически ощутив её взгляд. 

— Моя вас пропускать. Проходите.

Видеоизображение тут же пропало, и дверь открылась перед самым носом. Рейнира на несколько секунд замерла, ощутив, как спало с неё напряжение, удовлетворённая и одновременно удивлённая своей удачной попыткой уговорить пропустить её. Внутренний бальег удовлетворенно заурчал и уснул. 

— Я напишу на этого типа жалобу! — поклялся Хару, пропустив Рейниру вперёд. — Что за грубые манеры!

— Я тебе помогу. — Лицо Рейниры было расслабленным, в голосе звучала лёгкость и непринуждённость. — Только давай вернёмся к этому позже?

— Как прикажите, госпожа.

Детский приют с первого впечатления казался уютным и светлым местом, где дети находили тепло и заботу. Ремонт выглядел свежим, в нос как будто ударил запах свежей краски. Его стены были окрашены в нежно-зелёные цвета, что создавалo умиротворённую и успокаивающую атмосферу. Окна выходили во двор, где находилась большая площадка с качелями, горкой и песочницей. Некоторые дети уже там играли и веселились. Вокруг площадки росли деревья. Детские голоса и их громкие смешки доносились до ушей, некоторые дети разных рас пробегали мимо, едва не сбивая с ног. Многие комнаты были открыты, на стенах висели рисунки детей, обязательно иконы святых и древних богинь, а ещё в каждом уголке стояли мягкие игрушки и цветы в глиняных горшках. 

Рейнира пару раз оборачивалась вслед пробегающим мимо детям. В голове начали роиться мысли, её прежняя уверенность в собственных действиях сменялась вопросами. А что она собралась делать дальше? Она пришла в приют, но что потом? Ей хотелось хлопнуть себя по лбу или больно ущипнуть за допущенную ошибку. Рейнира совершенно не продумала свои дальнейшие действия после прихода в приют. Что ж, раз уж она пришла, стоило осмотреть всё тщательно, решить, на что нужно выделить деньги. Наверняка в местной столовой нужно нормально питание или новое оборудование. Хотя был ли смысл? Мама ведь отправляла деньги сюда недавно. Уже и без Рейниры всё сделали. Она чувствовала себя в этот момент идиоткой. С другой стороны, мама им просто посылала деньги, а детям нужно и общение. Надо будет позже спросить у Хару, посещала ли мама сама этот приют.

— У детей похоже перерыв перед занятиями, — заключил Хару, постоянно озираясь по сторонам.

— Какими занятиями? — спросила Рейнира.

— Я знаю, что в этом приюте дети вместе лепят из глины, рисуют, учат историю.

— И религию, конечно же?

— Обязательно!

«Конечно, религия ведь самая важная вещь…»

— Скажи, а кто-то ещё из богатых семей занимается благотворительностью?

— Насколько я знаю, кроме дома Кастиль и кроме королевской семьи, нет, — мотнул головой Хару. Он понизил голос до шёпота: — Ваша бабушка сама была против, но леди Дорра настояла на своём.

— Значит, богатые дома полностью отделились от простых людей? — сделала вывод Рейнира.

— Увы, госпожа, но это так. Королева Нейше старается развеять мифы о современной медицине, но сторонников среди других лордов и леди практически нет. 

Рейнира в мыслях фыркнула, проклиная старые порядки. Из-за этих порядков её дедушка страдал днями и ночами, потому что с диабетом никто не знал, как бороться. Более того, Рейнира помнила, как вокруг диабета ходили различные абсурдные слухи: что диабет передаётся половым путём, что ещё воздушно-капельным или через касания. Деда потом возили на Альдераан, где медики по полочкам всё разложили. Объяснили, что и как, назначали строгую диету. Возмущению мамы на медицину Набу не было предела. Диабет у дедушки можно было выявить намного раньше, склонность к нему у последующих поколений, но на Набу это было невозможно. 

Бабушка выделила Рейнире личный счёт, позволила распоряжаться денежными средствами самостоятельно. В этот момент в разуме, словно свет, загорелась идея: раз теперь у Рейниры были свои деньги, она вполне могла отправить средства на благотворительность. На строительства больниц, домов престарелых. Она леди, имела ведь право. Ну, как она считала. 

— Хару, а я же имею право выделить деньги на развитие больниц? — интересовалась Рейнира. — Или основать свой фонд?

— Конечно имеете, — говорил Хару, — но основать фонд не так просто. Нужно для этого подготовить распоряжения и публично огласить в церкви Матери жизни свои намерения. Верхновный архиерей Набу потом его одобряет, но с условием, что фонд соответствует критериям и ценностям.

— Ценить религию? — Рейнира насмешливо вскинула бровь вверх.

— И это тоже. Наша вера построена то, что всё даёт нам природа. Поэтому набуанцы так трепетно относятся к экологии. Мы верим, что жизненная энергия исходит от Матери жизни, её дочерей и святых, выбранных ими. Всё связано с божественным. Каждая неудача, каждый катаклизм — недовольство богинь и самой природы, то есть Матери жизни. 

Рейнира поняла, что идея с фондом провалилась, не успев толком реализоваться. Да и перспектива выступать на публике её не устраивала. Она за развитие медицины и стремление в будущее. Набуанцы застряли в старой истории, не спешили двигаться вперёд и не смотрели за горизонт. Не готовы были принять вмешательство в их «естественный порядок». Рейниру забавлял тот факт, что на Набу присутствовали современные средства связи, имелись архивы без бумажных книг, многие современные технологии, упрощающие жизнь, а медицина застыла во времени между прошлом и будущем. Изменилась форма правления, очерчена заметная грань между богатыми и бедные. После Кровавой ночи из пролитой алой реки выплыли на вершину только богатые дома, приверженные старым обычаям и традициям, которые перекрывали кислород любым переменам в будущее. 

Раз все боялись перемен, у Рейниры был шанс первой проложить дорогу к ним. Показать, насколько важна современная медицина. Если знать отдалилась от простого народа, она им протянет руку. Не по причине сердечного сочувствия к простым людям. Из всего этого можно было извлечь неплохую выгоду, поднять авторитет семьи в глазах общественности. Не только авторитет Кастилей, но и авторитет Ветов. В память о папе. Рейнира возвращалась мыслями в детство, где было безопасно, беззаботно, они с Райденом на карусели катались. Как же ей хотелось снова увидеть его, узнать, как он, крепко обнять, поиграть с его кучерявыми волосами, обсудить последние сплетни. Быть может, благотворительность поможет ей как-то выйти на него?

Полностью погружённая в воды своих мыслей, Рейнира не заметила, как они вышли во двор, где играли все дети. Кто-то копался в песочнице, кто-то играл в догонялки. Взгляд Рейниры зацепился на сидящего вдали от всех мальчика. Угрюмого, сидящего в одиночестве на скамейке и смотрящего на всех с нескрываемой безнадёжностью. От его внешности внутренности свернулись в тугой узел, на секунду брезгливость отпечаталась на лице в виде искревлённых губ. Его лицо было как незаконченная картина — черты, обрисованные с нежностью, но скрытые за завесой недопонимания и безобразности. Черты лица ассиметричны, на лбу красовалась здоровая мозоль, рот открыт, что видны были жёлтые тонкие зубы. Совесть больно уколола в сердце. Он ведь изгой, одинокий, явно без друзей, как и Рейнира много лет назад. Сидел один, как грустный котёнок, смотрел на игру других. Разница между ними была в том, что Рейнира не имела деформации лица и никогда не жила в приюте. 

Выкинув ненужные мысли прочь, как мусор, она, под удивлённый взгляд Хару, подошла к этому мальчику.

— Привет, — поздоровалась Рейнира нежным голоском. Мальчик поднял голову, шокированный её приходом. — Как тебя зовут?

— М-меня? — заикаясь, спросил мальчик.

— Я, полагаю, что да, — Рейнира снисходительно улыбнулась. — Так, как тебя зовут?

Мальчик потупил взор, но потом всё же ответил:

— Михим.

Рейнира смогла выдохнуть с облегчением. Разговорить его оказалось легче, чем она думала.

— Я присяду рядом? — она указала на лавочку.

Его челюсть чуть опустилась, отвиснув от удивления и рассеянности.

— А вы не боитесь меня?

— А должна? — Рейнира села рядом с ним, скрыв свою первую реакцию на его лицо. 

— Все меня бояться, — пролепетал Михим. Его голос был таким тихим, словно шелест травы. — Другие дети считают, что они будут такими же, если будут стоять рядом. Или если я коснусь их.

Безмозглые идиоты. Рейнира себя в мыслях одёрнула, вспомнив, что это дети и никто не виноват в том, что на Набу была такая плохая медицина и никто про многие болезни не слыхал никогда. Она стянула перчатку с руки и коснулась ладошки Михима своей. Его кожа была слегка влажной от пота, но она держалась, старалась не отпускать брезгливость с цепи.

— Я тебя коснулась и не заразилась. А ещё посмотри на мои пальцы.

— Ой… — Михим сжался от ужаса при виде незаживших ран возле ногтей Рейниры. 

От вида собственных рук к её горлу подступила скользкая тошнота. 

— Видишь? Я тоже с особенностями. Не бойся быть самим собой, ты найдёшь друзей. Уже нашёл.

— Кого?

— Меня. Я же могу быть твоим другом?

Михим заметно расцвёл. Он широко улыбнулся.

— Конечно!

До того, как Рейнира поспешила на встречу с Чедом, она успела написать Дину несколько сообщений, поговорить с детьми и местной администрацией, засуетившейся от новости о приходе внучки Супе Кастиль к ним. Рейнира помимо всего прочего распорядилась отправить деньги на строительство в городе домов престарелых и закупку нового оборудования в больницы. Она не могла изменить разом за весь Набу, но могла начать с родного города. Узнав, что к ним пришла дама знатных кровей, дети окружили её, словно она была пришедшим для поднятия настроения знаменитостью. Их смех и крики резали тишину. Они подходили, задавали Рейнире вопросы насчёт её синих волос, правда ли она являлась леди. Рейнира, преодолевая брезгливость и желание спрятаться, позволяла касаться себя, тем самым показывая, что она такая же, как и все эти дети, как все простые люди, что её статус ни на что не влияет. Она чувствовала себя немного потерянно с непривычки находиться в большой толпе и окружённая стольким вниманием. С детьми она была вежлива, дружелюбна и обходительна, не выдавала кипящего внутри дискомфорта и желания побыть в тишине. 

Покинув приют, Рейнира вытащила из своей сумочку бутылку воды и таблетки. Предстояла ещё встреча с этим Чедом. Рейнира приняла одну таблетку и запила водой. Она завидовала стойкости бабушки и её умению не сойти с ума от большого количества людей. Возможно, Рейнира с этим свыкнется, но позже.

***

Главная библиотека Керена, выполненная в классическом набуанском стиле, возвышалась в центре площади, окружённая зелёными насаждениями и цветущими клумбами. Её фасад украшен колоннами, которые словно поддерживают массивный фронтон. Чед Силане встретил её возле входа в окружении двух своих слуг. Молодой лорд внешне был хорош собой, ухожен, держал спину прямо, как и подобало человеку его статуса. Его русые волосы, цвета спелой пшеницы, мягко колыхались на ветру. Светло-карие глаза, глубокие и выразительные, словно мерцали под солнцем. Он был одет в изумрудно-зеленый камзол, расшитый золотой нитью, который подчеркивал его фигуру. Заметив Рейниру, он уверенным шагом приблизился к ней. 

— Леди Рейнира, — Чед слегка наклонил голову в приветствии. Его взгляд был проницательным, но в нём читалось и тепло, и интерес. 

— Лорд Чед, — Рейнира сделала реверанс, как и подобало леди.

Перед встречей с Чедом она ознакомилась с информацией о его семье. Прежде чем идёшь на встречу с неизвестным, надо отыскать на него информацию. Зелёный был цветом дома Силане, как будто они отождествляли себя с природой. «Во имя святых» — их девиз. Силане жили на севере Западной провинции, являлись вассалами Кастилей. Это древний род и гордый род, намного старше многих знатных семей. Под их властью находился один из городов Западной провинции, названный в честь богини Шираи. Девиз они не придумали просто так, Силане были глубоко верующими, славились зачастую своими священнослужителями. Дарен Силане был членом королевского совета, как и дедушка Эрвин, занимал должность министра культуры. Чеда много раз замечали на службах в церкви, молящимся или исповедующимся. Бабушка отзывалась о нём как о парне умном, благородном, надёжном. В правдивости данных слов Рейнире предстояло убедиться.

— Я искренне рад вас увидеть в живую, милая леди. Честно говоря, я именно такой вас и представлял.

— Хорошо, что вы не разочарованы, — Рейнира излучала вежливость и сдержанность. Хару стоял позади, наблюдал краем глаза за происходящем. Не хватало Дина рядом. С ним Рейнира бы семья чувствовала гораздо защищённей. 

— Мы перешли на «ты», вспомни, — напомнил Чед. — Давай пройдём скорее внутрь? Я хочу показать тебе свои любимые книги.

Он одним изящным движением предложил Рейнире свою руку. В нём чувствовалась врожденная элегантность. Рейнира сглупила, непонимающе уставившись на его руку. Потом, конечно, спохватилась и, пускай и не хотя, вложила в его руку свою, затянутую в перчатку. Пока раны на пальцах окончательно не заживут, она будет их носить. Под осуждающий взгляд бабушки и сочувствующий мамы, понимающей, в чём причина. Мама приносила ей крема и бакту для заживления. Раны заживали, но не так быстро, как хотелось бы Рейнире. Она отучалась от привычки ковырять кожу, пускай иногда у неё это не получалось. Зато таблетки давали эффект.

Внутри библиотека поражала своим масштабом и атмосферой. Высокие потолки, увенчанные лепниной, создавали ощущение простора, а мягкий свет, проникающий сквозь окна, наполнял зал теплом. Стеллажи с бумажными книгами тянулись до самого потолка, заполняя пространство тысячами томов, в основном старой литературы. Современные издания публиковали только в электронном виде. Каждая полка словно хранила в себе целую историю. Рейнира смотрела на них с нескрываемым восхищением. Чед рассказывал ей об этой библиотеке и каждом отделе.

— Я обожаю запах бумаги, — делился он своими интересами с огоньком в глазах, держа её за руку так, будто боялся, что она исчезнет. — Не люблю электронные книги, они не передают той атмосферы. А что ты на эту тему думаешь? Или ты из тех, кто за современность?

Рейнира сделала небольшую паузу, прежде чем ответить:

— Я скорее из тех, кто любит бумагу.

Да, она считала, что нужны перемены, что нужно уметь приспосабливаться к событиям в будущем, но она из старины любила многие вещи: бумажные книги с твёрдым переплётом, восковые свечи, записки на полях, бумажные блокноты. Рейнира с ума сходила от нескольких запахов: мужского одеколона, свежескошенной травы и пергамента. Она так радовалась в детстве, когда ей родители или тётя Тесс дарили на день рождение или День жизни бумажные книги и блокноты. Дедушка Эрвин как-то подарил семь блокнотов разных цветов с ручкой и карандашами. Дед Регал Рейнира не помнила, чтобы что-то дарил ей. Не помнила, чтобы он звонил и поздравлял с днём рождения. Ему, кажется, всегда было плевать на неё. Она же не родилась мужчиной, значит имела меньшую ценность для дома Вет. 

— Я так любил в детстве бумажные книги, что в детстве хотел быть библиотекарем, — с придыханием рассказывал Чед.

— Несмотря на то, что это в наши дни вымирающая отрасль?

— Увы, — вздохнул грустно Чед, — время не остановить. Но любовь к литературе с годами у меня осталась. Я даже записался в литературный кружок. Его высочество, принц Гаус Веруна, с нами будёт учится.

Об этом Рейнира узнала ещё раньше от дедушки. Более того, она уже увидела в живую принца Гауса. На гонке в Керене, о чём потом гудел весь город. Толпа тогда с ума сходила от его улыбки. 

Рейнира удивлялась его открытости. Он же её не знал толком, но этим можно было легко воспользоваться.

— Ты пишешь? — поинтересовалась она.

— Пишу, — сознался Чед. — В школьные годы я участвовал в писательских конкурсах. Стихи пишу в основном. Хочешь я зачитаю тебе пару строк из того, что пишу сейчас?

Рейнира подняла брови.

— Давай.

Чед заметно оживился, кивнул своему слуге и тот подал блокнот зелёного оттенка. Любопытство внутри медленно разгоралось.

— Правда я ещё редактирую, — Чед листал страницы блокнота и остановился на середине. Прочистив горло, он начал вслух зачитывать строки: 

«В объятиях лесов, где шепчет ветер, 

Матерь жизни, ты — свет и секреты. 

Твои руки — корни, что в землю проникают, 

Твои глаза — звёзды, что ночи озаряют.

Ты в каждом цветке, в каждой капле росы, 

В звуках ручья, что нежно поёт о весне. 

Ты — солнце, что греет, и дождь, что питает, 

Ты — жизнь и надежда, что сердце обнимает.

Ветра твои песни звучат в небесах, 

Ты — мудрость природы, ты — вечный страх. 

Создательница всего, что дышит и растёт, 

В твоих объятьях мир снова цветёт.

О Матерь жизни, веди нас к свету, 

В учении твоём — вся сила и лето. 

Сохраним мы природу, как ты нас учила, 

В каждом дыхании — твоя воля жила».

Снаружи Рейнира оставалась собранной, спокойной, но с каждой зачитанной строчкой в груди раздавался глухой удар, предвещающий бурю. Хотя чего она ожидала от сына священника? Стихотворений о борьбе с Империей? Уже одного такого посадили. Однако, следовало признать, что несмотря на своё отношение к религии, стих был написан очень красиво:

— Ты хорошо пишешь, — похвалила Рейнира. — У тебя талант.

Чед смущённо улыбнулся.

— Спасибо. Я часто бываю на службах. Матушка мне много читала о наших богинях. На самом деле я больше люблю Шираю, но я решил попробовать написать о Матери. Она наша создательница. Ты уже ознакомилась с религией Набу?

— Она была мне интересна, — соврала Рейнира.

— И я тоже считаю религию интересной. Я знаю многие молитвы. Что подносить Ширае и как вести себя в церкви.

— Ты часто делаешь подношения богине?

— Раз в неделю как минимум.

Рейнира продолжала фальшиво улыбаться. По правде говоря, она в богов не верила. Религия была ей чужда. Её сердце не ёкало от воодушевлённых рассказов о древних богах, оставалось каменным. По всем существующим параметрам её верующие бы отнесли к холодным и бездушным атеистам, а может и вовсе к исчадиям ада, созданиям нечистой силы. Рейнира никогда не понимала религиозных фанатиков, что жили по каждому завету. Не понимала молитв, которые, как ей казалось, уходили в пустоту. Задабривание богов цветами и прочим. В чём смысл, если эти боги всегда глухи? Рейнира хватило пяти лет с Фениксом для осознания отсутствия богов. Она и в Силу-то толком не верила. Вернее, она знала, что можно читать мысли, угадывать будущее или двигать предметы, но не верила, что на всё воля великой Сила. Истинная сила была в поступках обычных людей. Как и вера рождалась из них.

— И как? Богиня помогает? — спрашивала Рейнира.

— Она посылает мне те испытания, которые я могу пройти и извлечь урок, — спокойно отвоевал Чад. — Всем нам. Благодаря богине мы получили правящую семью, пускай дарует им Ширая долгую жизнь. Королева Нейше хорошая женщина. Богиня послала испытания тебе и ты справилась с ними.

— С какими испытаниями?

— Ты вернулась домой.

Значит, по такой логике, Рейнире винить богиню в том, что убили её отца и она лишилась памяти?

— А расскажи мне больше о Ширае, — попросила Рейнира. — Интересно узнать из проверенных источников о ней.

— Она богиня луны и плодородия, порядка и гармонии, — вдохновенно говорил Чед. — Мы молимся ей на удачу и здоровую жизнь. Считается, что из всех дочерей Матери, она её самая любимая. Существовало два пути Шираи. Светлый и тёмный. Светлый подразумевает молитвы и безобидные подношения: фрукты и цветы.

— А тёмный?

— Его никто не исповедует, он запрещённый, — Чед почесал нос. — Там в жертву богине преподносят животных. А в самые древние времена сжигали людей. 

Рейнира скривилась.

— Это для чего же?

— Считали, что так огонь очистит планету от злых духов, а жизненная сила мёртвых вернётся в ядро планеты, защитив тем самым её от бед.

— Вот почему набуанцы не хоронят людей в гробах, — поняла Рейнира. 

При упоминании тёмного пути внутри пробудилось непонятное ощущение опасности. Слабое, но сигнализирующая о беде и посылающая в разум послание. Рейнира старалась унять глупую паранойю. Чед хоть и был верующим, но причинять ей вред не входило в его интересы. Это было заметно по его обходительным жестам, улыбке, открытому взгляду. Похоже, он искренне хотел с ней подружиться, но ради чего? Просто найти друга или искал в ней потенциальную жену? Рейнира не исключала исхода, что бабушка могла их поженить. Вариант был очень важным. Если так и случится, Рейнире не стоило портить с ним отношения. Это показало бы её невежество и в первую очередь свалился бы позор на голову мамы и бабушки. К тому же страдать в браке у неё не было никакого желания. Следовало присмотреться к Чеду и попытаться подружиться с ним. Тем более, у них есть один общий интерес.

— Ты очень умная девушка, — сделал комплимент Чед.

Рейнира приподняла бровь.

— Мы знакомы очень мало, а ты уже делаешь комплименты о моём уме?

— А почему бы и нет? — пожал плечами Чед. Рейнира весело хмыкнула. Льстец, не иначе. — Скажи, а ты пишешь?

Рейнира задумчиво отвела взгляд. С одной стороны, она могла бы ему признаться в своём хобби, он тоже ведь пишет. А с другой стороны неизвестно было, куда уплывёт эта информация. Хотя это не личный стих, а просто ответ. Наверное, стоило рискнуть и так выстроить мост доверия между ними:

— Пишу, но я не профессионал, в отличии от тебя, — слукавила она.

— Правда? — обрадовался Чед. — Это очень здорово! Знаешь, мы могли бы слушать стихи друг друга, обмениваться опытом. Что скажешь?

— Я смотрю на это с удовольствием.

Они провели часы в читательском зале, обсуждая известных поэтов Республики и кого из них посадили. О религии речи больше не заходило. Чед оказался очень интересным собеседником. Конечно, с ним не было так уютно, как с Дином, но и чувства тревоги Рейнира не ощущала. Он мог не становится ей другом, но они могли обмениваться опытом в писательстве, может позже она перестанет считать свои стишки баловством. 

И пускай они не упоминали богов, Рейниру всё равно почему-то не отпускали мысли о тёмном пути. 

***

— Они перестали петь, — заметила отрешённо Рейнира, не услышав вновь привычное ночное пение сверчков. — Это так странно, да?

Райден, сидящий напротив, предположил:

— Ну, может они ушли спать? Сверчкам тоже нужен сон.

Он старался её подбодрить, не игнорировал её мысли, был как маяк в темноте, единственный свет в темноте. Райден умел поднять настроение. 

От внезапных перемен, сваливающихся поочередно тяжёлым грузом на плечи, виски ныли от боли. С тех пор, как Республику сменила Империя, у папы прибавилось больше работы. Мама из-за смерти Амидалы лишилась своей должности. Всё происходящее привело к мнению, что в столице больше не было безопасно и повлияло на переезд на Набу. Решение о переезде мама и папа согласовывали с дочерью, решающим фактом стала её аллергия на загрязнённую экологию Корусанта. Лучше Набу без таблеток, чем Корусант и постоянное глотание лекарств, приступы удушья и зуд в глазах. Раньше они не переезжали по причине работы обоих родителей в столице. Проще было всем жить в столице, чем оставить дочку и не видеть её вовсе. Рейнира знала, мама и папа её хотели уберечь. Мама проводила с ней больше времени, а папа наоборот меньше. Грусть от перемен и осознания, что как прежде уже не будет, оставлять детское сердце не жалость. Тоска по прошлому давила со всех сторон. 

— Я грущу из-за отъездов папы, — призналась Рейнира, глядя на ночное небо, — но кажется мне не следует.

— Почему? — не понял Райден.

— Он работает, сейчас времена тяжёлые, — аргументировала Рейнира. — Он старается делать для меня всё. У многих родители и вовсе не работают и живут они хуже. Я вижу теперь папу реже, но это его работа. 

— Я своего отца тоже не часто вижу, — произнёс Райден. — Рейна тем более, но он старается меня навещать, хотя сейчас он реже появляется дома.

— Папа говорил, что с приходом Империи на всех свалилось много проблем. Мама потеряла работу, джедаи стали преступниками, Амидала мертва. В один момент мы потеряли ощущение безопасности и веры в завтрашний день. Оказывается, так легко заставить людей усомниться в том, во что они верили…

Рейнира не скрывала, до прихода Империи она была счастливей. Нет, ей всё равно было на власть, на новые порядки. Она больше грустила из-за того, что папа меньше бывал дома, а бабушка вцепилась в неё, как паук, и плела свою паутину.

— Ты все равно имеешь право на грусть, Нира. Это нормально, что тебе грустно и тоскливо. Ты же не дроид, ты не можешь ничего не чувствовать. Я сам первое время боялся того, что начало происходить. Потом смирился, начал больше заниматься своими делами и особых перемен в своей жизни не заметил. Ну, кроме того, что я Рейна и Раймуса вижу меньше.

Звонкий голос Райдена прозвучал отрезвляюще и успокаивающе. Он единственный, кто полностью понимал Рейниру. Не она одна оказалась заложницей перемен. Они схватили в свои сети и Райдена. Рейнира посчитала себя эгоисткой, что печалилась о прошлом и не выслушала сперва своего «ЛДБН» — лучшего-дядюшку-брата-навсегда. Обычно, это она была слушателем, а он говорил обо всём, что в жизни у него случалось. 

— Тебя не тревожит больше это? — спросила она.

— Если только немного, — стал отвечать Райден. — Я учусь зато о себе заботится сам. Я как перекати поле буквально теперь. Скучно порой, но у меня есть Тиша. — Он погрузился в свои воспоминания. У него пропала с лица былое веселье, сменилось тоской. — Но мне не хватает братьев. Рейна, Раймуса… я бы всё отдал, чтобы они помирились. Они только при мне нормально общаются, делают вид, что всё в порядке, но я то знаю, что на деле они не ладят. Я не хочу быть меж двух огней? Почему они такие… упрямые банты?!

Рейнира сама коснулась его ладоней, видя, что он готов был вот-вот сорваться. Меньшее, что она могла сделать для него, учитывая его внутренние переживания. Душа Райдена рвалась на куски от давнего конфликта старших братьев. Разваливались на части. Рейнира вместе с мамой старались эти кусочки склеить, собрать воедино, потому что Райден достоин был счастья, невинная душа и, в понимании Рейниры, никто не имел права его трогать и обижать. Ей обидно за него, за папу, который не мог помириться с дядей Рейном. Образ последнего постепенно из страниц памяти ластиком стирался. Но это нисколько нельзя было сравнить с болью Райдена.

— Ты можешь звонить и писать мне, ты ведь помнишь это? — единственное, что смогла найти ответить Рейнира. — Ты тоже имеешь право на эмоции. Будем разделять тоску вместе и вместе думать, как помирить папу с дядей Рейном. 

Райден сжал её руки в ответ в подбадривающим жесте. 

— «ЛДБН» и «ЛПСН», да?

Рейнира с улыбкой кивнула. Лучший-дядя-брат-навсегда и лучшая-племянница-сестра-навсегда. Он протянул ей кулак и она стукнула по нему своим, затем они разжали кулаки, хлопнули друг об друга ладони и сжали в крепком, дружеском жесте, тоже самое они проделали с другими руками. После они дали друг другу пять двумя руками, хлопнули в ладоши и повторили прошлый жест. Взяли друг друга за руки и весело ими размахивали. Потом они стукнулась кулаками обеих рук и снова крепко взялись за руки. Мама называла это их символом неразлучности и крепкой дружбы. Рейнира и Райден придумали это лет пять назад, когда она болела, а он тогда находился в гостях. Тогда они придумали своё фирменное рукопожатие, долго разучивали, а теперь каждый жест был отточен полностью идеально, выучено всё на зубок.

— У тебя рука левая все ещё медленнее правой, — смеялся Райден.

— Не правда! — у Рейниры от смущения вспыхнули уши.  

— Брось, ты всё равно будешь быстрее Палпалыча. Знаешь, я ещё помню, как по всем каналам по головизору транслировали речь этого дедка. Ему так аплодировали, я в шоке был.

— Палпалыча? 

— А что? Он таким дряхлым пеньком стал, что чихнешь и он сдохнет.

Они оба рассмеялись. Ночь окутала их мягким покровом, а звёзды мерцали на безоблачном небе, словно наблюдая за их разговорами. Рейнира и Райден, два двенадцатилетних подростка, сидели на террасе и пили травяной чай на фоне звёздного неба. Они отыскали старую швабру, голокамеру и ради забавы снимали всё подряд, в том числе и то, как они воображали себя джедаями. Им всегда нравилось погружаться в роли джедаев, мечтать о том, что у них будут световые мечи и они будут читать мысли других. Райден отыскал на кухне дихлофос, который был просрочен на десять лет и игрался с ним на террасе. Шутил, что брызнет в возможного вора дихлофосом и потом ударит шваброй. А Рейнира смеялась, прикрывая рот рукой, всё снимала и скромно улыбалась, когда он забирал камеру и снимал её. Время в этот момент словно остановилось, и лишь ветер шептал им свои тайны, пока они сидели на крыльце, погружённые в свои мысли, шутки и мечты. 

— Ну-ка, угадай мелодию, — Райден брызгал дихлофосом в сторону кустов и леса в такт какой-то мелодии. Название мелодии оставалась для Рейниры загадкой. 

— Это заставка «Даки и Таби»?

— Да! — Внезапно Райден случайно дёрнул рукой и вся ядовитая химия разлетелась над ними смутным белым облаком. Он издал шокированный звук, похожий на крик животного, его голубые глаза стали круглыми, как две планеты. — Нира, бежим! 

Райден успел дёрнуть Ниру и схватить камеру и чай, перед тем как перепрыгнуть через перила и протоптать растущие на клумбе цветы. Рейнира спохватилась поздно и, прикрыв нос рукавом толстовки, выбежала вслед за Райденом, не перепрыгивая, зато спустившись по маленькой лестнице. Кашель застрял в горле и вышел наружу. В носу все ещё стоял неприятный запах дихлофоса.

— Я ж говорю, воняет, — Райден рассеянно смеялся от произошедшей ситуации. Рейнира сунула нос в кружку. — Не пей, дура! Туда, скорее всего, тоже попало!

Она, сморщив нос, вылила оставшийся чай в кусты. Райден последовал её примеру.

— А ты знал, что от просроченного дихлофоса можно отравится и умереть?

Райден удивлённо взглянул на Рейниру, чьи слова прозвучали чересчур спокойно.

— Зато если придут воры, они точно сдохнут, — заметил он. — Крифф, а чё нам делать? Там не помнишь, сколько будет всё выветриваться?

Рейнира похлопала глазами, уставившись на террасу.

— Где-то пол часа, — вспоминала она, — вроде как. У нас обрабатывали кладовые и Хару говорил, чтобы пол часа никто на кухню не заходил.

— А как мы в дом попадём теперь? Если зайдём с главного входа, я боюсь, бабуля Супе что-то нам да скажет.

Он не был родным внуком, он и внуком-то не был, но называл Эрвина и Супе бабушкой и дедушкой. Дедуля сам попросил называть его так, поскольку Райден, хоть и был младшим единокровным братом папы, так часто гостил, что уже был членом семьи Кастиль.

— Не знаю, — лёгким и невозмутимым голосом ответила Рейнира. Райден нервно усмехнулся. 

— Мда, попили чай, — протянул Райден. Он внезапно переменился в лице. Рейнира уже знала это выражение лица. Этот вспыхнувших в глазах огонь, рождение гениальной идеи, за которой последует череда приключений. — А может пойдём по городу погуляем?

Рейнира вопрошающе посмотрела на него.

— Сейчас? — переспрашивала она. — Ночью?

— Да ладно, никто не заметит, — успокаивал её Райден, — ты и я, ну и плюс ночной город. Это впечатления на всю жизнь!

Рейнира с сомнением и нескрываемой боязнью перевела взгляд с Райдена на дом.

— А если мама и папа вернуться?

— Они на Корусанте с дедом таблетки ищут, а бабуле на нас всё равно, — Райден говорил это вполне уверенно, будто идея сходить ночью гулять одним по городу не сулила ничего плохого. — Давай, Нир, я тебя защищу. У меня чёрный пояс же. Пофоткаемся, рассвет встретим. Давай!

Рейнира шумно сглотнула. Она боялась расстроить маму и папу, не хотела заставлять их нервничать. Но они далеко, не с ними, а дома лишь бабушка, принимающая у себя каких-то гостей. Тем временем тёплым клубочком в груди толкнулись любопытство и предвкушение новых эмоций, впечатлений. Рейнира никогда не встречала рассвет и не ходила по городу одна, ей не позволяли в силу возраста и из-за возможной угрозы со стороны. Тихая, скромная, покорная и ничем не выражающая своего мнения — она почему-то всегда думала, что если соблюдать все правила, созданные в этом мире, то никто ее не тронет. В пять она начала замечать, что непохожа на других детей из-за иных взглядов и характера. В семь она осознала, что мир оказался несправедливым и следующим каким-то странным и непонятным законам, в десять — что бабушке, деду Регалу и дяде Рейну, чьё лицо становилось блеклым с каждым годом, до неё не было дела. Вернее, бабушка тряслась за то, чтобы её внучка выросла полной её копией. А в двенадцать Рейнира начала понимать, что в словах богов и святых много лжи и фальши.

Ей хотелось сделать что-то такое, чтобы унять тлеющую внутри печаль. Показать, что она не просто тихоня, а личность. Первым шагом стал новый цвет волос. Свой родной цвет она, не без помощи мамы, покрасила в синий. Захотелось эксперимента. Папа на это сказал: «главное, чтобы тебе самой нравилось». Глядя на Райдена и вспоминая слова мамы и папы, Рейнира, с сомнениями на сердце: приняла решение:

— Ну, давай, — неуверенно согласилась она, вкладывая в его руку свою.

Мышцы лица Райдена заметно расслабились.

— Ура! Я знал, что ты согласишься!

Им удалось ускользнуть с территории и выйти на широкую дорогу, ведущую в город. У Рейниры от предвкушения всё внутри перевернулось. 

В тишине ночного города, когда фонари мягко освещали тротуары и в окнах некоторых домов горел свет, два силуэта медленно двигались вдоль пустынной улицы. Мальчик, с кудрявыми волосами и большими голубыми глазами, и его племянница, синеволосая, с глазами как две льдинки. Никто сперва не верил, что Райден был дядей Рейниры, так ещё и младше её на несколько месяцев. Бывшая секретарша, работающая в посольстве, вообще приняла их обоих за близнецов. Никто не верил, что у Раймуса Вета в свои двадцать девять была двенадцатилетняя дочь. Никто не верил, что его младший брат был младше его дочери. И никто не мог себе представить, что дядя и племянница будут так дружны. Особенно, если учесть то, насколько они были непохожими. Райден был солнцем, энергией, всегда полон веселья и позитива. Рейнира скорее луна, меланхолия, словно тихий дождь и падающие снежинки. Их никогда не смущал факт того, кем они приходились друг другу. Это не мешало им построить крепкую дружбу, настолько прочную, что никто не мог её пробить. 

Райден часто останавливался, чтобы рассмотреть отражения в витринах магазинов, где тусклый свет играл с тенями. Они фоткали друг друга на голокамеру и снимали на видео красивые фрагменты. Представляли себя корреспондентами и что они говорили с публикой. Ночь окутывала их мягким покровом, и мир вокруг казался волшебным. В тот момент рождались одни из самых светлых воспоминаний. Рейнира смеялась, впервые за столько дней ощутив себя по-настоящему счастливой. 

Сами того не замечая, они зашли за пределы города, оказавшись далеко от единственного света. Райдена пришлось вытащить из кормана куртки фонарик. Они шли мимо заброшенных зданий, таких пустых и одиноких жилых домов, где нельзя было и представить, что раньше там кто-то жил. Время здесь остановилось: старые телеги, оставленные у заброшенных дворов, были покрыты слоем пыли, дома разваленные, в окнах паутина. Вокруг — лишь шорох листьев и тихий вой ветра. В воздухе витал запах сырости и разложения. Рейнира снимала всё на камеру с приоткрытым ртом, совершенно не помня этой части города. Каждый шаг по этой земле рождал множество вопросов и вызывал испуг. 

— Сила всемогущая… — Райден с полными любопытства глазами разглядывал дома, подсвечивая их фонариком. Он встретился с Рейнирой удивлёнными взглядами. — Ты знала об этом?

— Нет, — она мотнула головой, не выключая камеры. — Я впервые здесь.

Райден, стоя на месте, обводил взглядом деревню, подсвечивая фонариком всё, что ему попадалось.

— Тут просто мёртвое всё будто, — комментировал он. — Смотри, тут вообще никого нет.

— Надеюсь, если кто-то из нас чихнёт, мы не услышим чужое «будь здоров».

— Интересно, — Райден, полный храбрости, подошел к одному из домов, — ну-ка снимай.

Рейнира с голокамерой снимала сперва его, потом в окно, куда он рискнул сунуть голову в пустое окно. 

— Здесь кто-то есть? — громко спросил Райден. Он посвятил фонарём внутрь и вскрикнул от испуга, чуть не выронив фонарик. Рейнира вздрогнула и отшатнулась назад вместе с ним. — Серьёзно? Серьёзно? Мы испугались иконы?

Рейнира приблизила изображение на голокамере. На стене, покрытой трещинами и слоем пыли, висела старая икона. Её поверхность потемнела, а краски выцвели. Лик святого был потрескан, искажён, а глаза будто проникали в самую душу, прожигали, видели больше, чем казалось на первый взгляд. По спине от ужаса пробежал холодок.

— Стрёмная какая, — скривил лицо от страха Райден.

— Она будто видит больше, чем мы, — Рейнира смотрела неотрывно, — будто мы здесь чужие.

— Нира, ты меня извини, но когда ты так говоришь, это меня пугает сильнее. 

Над ухом вдруг раздался какой-то непонятный грохот. Рейнира резко обернулась.

— Ты слышал это?

— Чего?

— Шум какой-то. Ты не слышал?

Грохот повторился. Судя по круглым глазам Райдена, в этот раз Рейнире точно не показалось. Она неосознанно взялась рукой за его локоть.

— Есть тут кто? — Райден немного побледнел, но всё равно храбрился.

Рейнира держалась за него, как за единственное спасение. Камера записывала всё происходящее.

— Здесь лес, это может животные? — предложила Рейнира.

— Понятия не имею, — Райден светил фонарём всё подряд, пока не остановился на старых деревянных дверях. — Погоди-ка… Смотри, тут церковь!

Он посветил стоящее недалеко от них строение. Рейнира снимала на камеру. Старая церковь чёрного цвета с обветшалым куполом возвышалась на окраине, возле леса, её колокол давно замолчал, но полумесяц с кругом на вершине все еще гордо держался, охранял память о былом. Стояла, как мрачное напоминание о древних временах.

— А у вас церкви все вроде бежевые? — уточнял Райден. Рейнира робко кивнула. — Тогда какого криффа она черная?

— Стиль другой? — подумала в слух она.

Они оба одновременно вздрогнули, заметив в окне церкви горящий тусклый свет.

— А какого криффа там свет горит, если тут никого нет? — голос Райдена понизился. 

Рейниру саму волновал этот вопрос. В горле резко пересохло. Они были здесь не одни. Кто-то ещё, помимо них, из живых, присутствовал здесь. 

— Ситуация жесть, — торопливо говорил вполголоса Райден на камеру. — Мы нашли какую-то старую деревню, где просто пустотища. Нира услышала шум, я смотрю, а перед нашим носом стоит церковь, чёрная, а там свет горит. Вот… мы с Нирой, наверно, посмотрим, что там, а потом домой, ибо мне тут не нравится. И Нире тоже.

Рейнира нервно моргнула и пошла за Райденом на негнущихся на ногах. Липкое беспокойство растекалось по телу. Она знала, ему было тоже страшно, просто он этого не показывал. Его присутствие, пускай и немного, давало ей ощущение защиты. Дойдя до ближайшего окна, они приподнялись на носочках и заглянули в окно. Их лица окаменели в маске потрясения, каждый мускул застыл. Райден дал знак Рейнире одним кивком головы, чтобы она сняла то, что происходило.

Огонь на факелах дрожал, отбрасывая пугающие тени на потрескавшиеся стены. В центре зала в кругу стояли силуэты в тёмно-зелёных капюшонах. Горел разожжёный на каменном сооружении костёр. Помещение наполнились воем десятка голосов. Они скандировали слова на каком-то непонятном и пугающем языке. 

— Что за дичь? — недоумевал тихо Райден.

— Это похоже на ритуал.

Стекло было разбито и поэтому можно было слышать всё, что происходило внутри. Сквозь вой удалось разобрать слова:

— О, Ширая! Прими наш дар! Возьми его!

Из круга вышла фигура в капюшоне. Рейнира задержала дыхание, не понимая, что происходило. Всё перестало вокруг иметь значения. Ни Райден, ни Рейнира не имели понятия, кто эти люди и во что они ввязались. А потом на их глазах вышедшую фигуру в капюшоне бросили в огонь. Рейнира зажала рот от испуга. Сердце подскочило, а внутри всё похолодело.

— Что за… — Райден схватился за волосы и застыл на месте от испуга.

— Прими эту душу, Ширая! Прими! — запел хор.

Всё казалось каким-то страшным сном. Реальность, снятая с паузы, превращалась в кошмар. В помещении раздался истошный вопль. В нос ударил запах жжёного мяса. Хор голосов запел громче. Рейнира задрожала и потерянными глазами посмотрела на Райдена. Ледяной ужас сжал когтистыми лапами в тиски. Религиозный хор давил на сознание, вызывая приступы тревоги. Сообразив, что им тут больше делать нечего, Райден дёрнул Рейниру за руку.

— Валим! 

Они оба поспешили прочь от этой церкви, пока никто не заметил их присутствия. Прочь от этой церкви, прочь от заброшенной церкви, бегом домой, только бы всё осталось позади, оказалось нереальным. И лишь камера сохранила в себе все видеозаписи с той ночи.