Хлесткие, резкие выстрелы рельсовых орудий сплетались с непрекращающимся ревом, свистом и грохотом снарядов. Твердый от взрывов воздух словно бил по всему телу, вызывая тяжесть, боль, тошноту. Воздух разрезали сотни залпов «биджудам», смахивающих с поля боя не отдельные цели, но подразделения, меняя ландшафт куда сильнее артиллерии.

   Воздух был полон гари, крови, смерти.

   Мы наступали непрерывно, асфальтовым катком сминая ряды противника. Шиноби устроили ад в тылу, биджу своими техниками сметали сотни и тысячи солдат. Но волки... Они не особо сопротивлялись. Да, сражались, но не за свою жизнь, не ради выживания или победы, нет. Скорее, просто потому что лежать, поджав хвост, им не хотелось. И это подавляло куда сильнее вражеского огня.

   Еще тяжелее были моменты затишься. Когда мы останавливали наступление ради отдыха, пополнения боезапаса, топлива, перегруппировки. В эти дни волки просто приходили к нам, посидеть, поговорить. Пожить хотя бы немного. И я не мог их винить, пусть каждая такая встреча делала наступление все тяжелее и тяжелее. Я не мог отказать этим зверям в возможности хотя бы на эти несколько часов почувствовать себя по настоящему живыми. Да и не только я, никто не мог отказаться.

   И мы жили моментами. Днями отдыха от убийств и смертей, часами у костра с чем-нибудь горячим в руках, с музыкой, байками от шиноби, редкими, неуклюжими шутками. Жили, чтобы на следующий день с отчаянной яростью и ненавистью к самому мирозданию идти друг на друга, стрелять, убивать, убивать, убивать...

   Нас было слишком мало, выживших лисов и шиноби. Мы не могли произвести ротацию, чтобы уставшие от крови и убийств солдаты хотя бы немного отдохнули. Все, что было доступно нам, это редкие перерывы, и этого было мало. Но мы не сдавались, понимая, что выбора нет.

   Миротворцы и Акацуки под руководством Мататаби занимались поиском рысей, сама биджу из другого мира обеспечивала наступление на втором фронте, все так же давя массой поднятых мертвецов. Если бы не ее участие, мы, лисы, точно не смогли бы закончить зачистку, поголовно сойдя с ума, но даже так многие держались на последних каплях самоконтроля. Слишком много убийств морда к морде, слишком много убитых буквально несколько часов назад грели руки у костра, сидя рядом и смотря в огонь.

   После очередного наступления было решено провести внеочередное собрание штаба. Сходу началось обсуждение дальнейших планов, но мы, как и раньше, ни к чему новому прийти не смогли.

   – Один, – ставя точку в вялотекущем споре, отрезал Олдир. – Через один день мы должны нанести массированный удар. Молчи, Курама! Мои лисы уже с ума сходят, даже люди не в себе. Я понимаю твое желание, но объективно – волки мертвы. Не сегодня, так завтра, не завтра, так позже, и мы их только сильнее мучаем, растягивая зачистку.

   Я просто молча встал и покинул штабную палатку, не оборачиваясь.

   Я все прекрасно знал.

   – Я размяк, я в курсе, – бросил я стоящему неподалеку Мадаре, снимая с пояса флягу с водой.

   – Я не это хотел сказать.

   – А что?

   – Зачем?

   Я непонимающе уставился на шиноби. Тот хмыкнул, посмотрел куда-то в сторону фронта.

   – Они все умрут. Их жизнь – сплошная пытка. Зачем ты ее продлеваешь? Это твое и только твое решение, и я не замечал за тобой, нынешним тобой, склонности к садизму.

   – От Учихи я таких слов не ожидал. Особенно от тебя, – я фыркнул, но Мадара просто молча ждал моего ответа.

   Как же сильно все изменились. А может, на него общение с постаревшей версией себя так повлияло, не знаю.

   – Я надеялся, что найдется способ все изменить. Не бывает безвыходных ситуаций...

   – Бывают, – перебил меня шиноби. – Не все можно преодолеть, хм, превозмоганием или потянув время. Иногда нужно просто смириться и решать проблему, как есть.

   – Да неужели? – я оскалился. – Ты когда-то для мира шиноби был той самой безвыходной ситуацией.

   – И как это конфликтует с моими же словами? – Учиха хмыкнул. – Мы на поле боя, Девятихвостый. Чем дольше ты колеблешься, чем сильнее растягиваешь бой, тем меньше выходов себе оставляешь. Решись уже и убей врага, а не веди себя, как тряпка.

   Мадара ушел, оставив за собой последнее слово, а я размышлял, насколько же плохи мои дела, если именно он ведет со мной подобные диалоги. Насколько же я...

   Вздохнув, я глотнул отдающей металлом воды из фляги и пошел к центру лагеря. Мадара был прав. Вариантов нет, их не было изначально и не могло быть, просто я... Я тряпка. Мирная жизнь слишком сильно меня изменила. Я уже не тот бескомпромиссный биджу, да чтоб меня, я намного ближе к обычным людям, чем мне хотелось бы. Неважно, в чем причина, в войне, в семье, в моей расе, но я стал слишком мягок, слишком... Не знаю. Слишком яростно цеплялся я за иллюзию возможности решить все иначе, без геноцида.

   Войну так не закончить.

   Найти Обито оказалось... Трудно. Учиха, гоняемый внутренними демонами, слишком активно пытался быть везде и сразу, а потому его пришлось натурально ловить и утаскивать в тихий уголок. Пришлось даже пару раз хлопнуть его по щеке, что, наверное, выглядело довольно забавно в моем исполнении, все же я был ощутимо его ниже.

   – Что такое, Курама-сан? – переключился, наконец, Обито.

   – Ты можешь перенести меня в центр вражеского лагеря?

   – Э-э-э... – шиноби очень странно на меня посмотрел, но что-то спрашивать не стал. – Могу.

   – Действуй. И да, для всех я ушел заниматься самоедством.

   Человек неуверенно кивнул, хватая меня за плечо, и утягивая в пространство своего мангекье шарингана. Уверен, минут через десять о моей выходке узнают все, не просто так я ведь не запрещал что-либо рассказывать, но десяти минут мне хватит. К моему сожалению, хватит...

   Наше появление всполошило лагерь, правда, неправильно. В меня не полетели пули, на нас не набросились солдаты, волки просто быстро собрались вокруг, рассматривая, будто зверушек в зоопарке. Обито, повинуясь жестам, отправился восвояси, а я... Я медленно поднял руку, одновременно выпуская псевдоматерию. Никто мне не мешал, все молча наблюдали, как над их головами образовывается клубящееся непроглядно-черное облако.

   Долгие пятнадцать минут я, напрягая все силы, растягивал псевдоматерию на весь лагерь. Волки собирались вокруг, толпясь, чуть ли не давя друг друга, десятки, сотни тысяч солдат, уставших, измученных, готовых умереть. Я без удивления услышал за своей спиной характерный хлопок хирайшина и опустил голову.

   – Простите.

   – Не держим зла, – коротко ответил один из волков.

   Единым усилием я обратил всю псевдоматерию в тысячи тонн взрывчатки, одновременно теряя сознание.

   Последним, что я запомнил, была рука, схватившая меня за плечо, и мерцание хирайшина.

   Когда тьма беспамятства развеялась, я с болезненной ностальгией уставился на потолок медицинской палатки. Шумно вдохнув, я посмотрел на задремавшую у койки Алику, после чего медленно сел, чувствуя головокружение, тошноту и даже головную боль. Ничего подобного я не испытывал уже очень, очень давно.

   – Дурак ты, Курама, – незамеченный мною Какаши покачал головой. Встрепенулась лисица, сонно моргая и водя носом, а я развел руками. – И не лечишься.

   – Таков уж я, что поделать, – я закашлялся. – Сколько я тут?

   – Четыре дня. Мы уже добили остатки волков, Акацуки нашли рысей. Ну... Их тела.

   – Самоубийство?

   – Самоубийство. Что бы ты делал, если бы Минато-сенсей не успел?

   Мне показалось, что шиноби был не то, чтобы раздражен, он был очень, очень зол. Впрочем, я его не настолько хорошо знал, хоть и мог назвать другом.

   – Я не просто так тянул время.

   – Придурок ты, Курама, – одним глазом выразив все, что обо мне думал, Какаши ушел, а Алика просто молча меня обняла.

   Закрыв глаза, я позволил себе расслабиться.

   Война окончилась. Вдруг, внезапно, резко, оставив после себя ощущение растерянности и непонимания, что делать дальше. Не так я представлял себе конец, не так представлял последний бой, а оттого винил себя еще сильнее. Я мог закончить все намного раньше, буквально за один день, а в итоге из-за моего эгоистичного и совершенно бредового желания дать всем бой, люди и лисы вымотались морально до безумия.

   Вот только, я ничего не ощущал по этому поводу. Как и многие, я выгорел, банально и как-то буднично. Стоило признать, мне и в голову не приходила возможность решить все резко и радикально. Если бы не разговор с Мадарой, она бы и не пришла, стоит признать. Это ли не конец? Меня на путь истинный наставляет Учиха Мадара! Безумие.

   – Как хвостики?

   – Беспокоятся, – коротко ответила Алика куда-то мне в шею. – За тебя.

   Беспокоятся... Наверное, за меня много кто беспокоился. И зря. Я мог... Нет, должен был сделать все сам, как когда-то давно. Мне нужен был мой здоровый эгоизм, которого я лишился за годы мирной жизни. А ведь когда-то я один пошел в лабораторию, опасаясь за жизни друзей, зная, что только я мог там выжить.

   А что теперь? Цепляюсь за возможность отсрочить геноцид. Иду в толпе, чтобы не встречаться с тысячами в одиночестве. Не хочу лишний раз проливать кровь.

   – Кто я?

   – Ты лис, Курама, – как и всегда, любимая поняла меня сразу все мои метания. – Лис. Как и все мы. Оставь уже прошлое и прекрати цепляться за него. Ты – лис. А мы никогда не любили войну.

   – Я мог...

   – Задолбал, – лисица хлопнула меня по уху, заставив заткнуться. – Мог бы он. Если бы ты сказал, что планируешь, с тобой бы толпа пошла. Потому что мы всегда разделяем горе. Заткни своего внутреннего нытика, пока я тебе нос не откусила. Или ухо, или еще что.

   – Все равно отращу обратно.

   – А ты сделай так, чтобы не пришлось отращивать.

   Я замолчал, откидываясь на тонкую подушку, задумавшись о словах Алики. А ведь она права... Я ведь давно принял себя-лиса. Когда я в последний раз вспоминал, что я – биджу? До... До войны, новой войны, я имею в виду. Ни разу, вроде, потому что я – лис.

   А мы, лисы, всегда держимся вместе. Если бы я был биджу, или мыслил как биджу, как я-прошлый, у меня бы и семьи не было. Я бы рванул в бой сразу, как вернулись способности, один, и, скорее всего, погиб бы там напрасно. Где, как не в МСКНВ должны знать, как бороться с такими, как я? Кстати...

   – А что с лисами из МСКНВ? У них там вроде все плохо было, а мы до них так и не добрались.

   – Воюют друг с другом.

   Я сжал зубы, когда в голове всплыли непрошенные воспоминания. Комплекс «Мертвое Эхо»... Остров, на котором погиб Шодай, последний адмирал. Место, где лисы впервые на моей памяти начали резать друг друга, подчиняясь системе аварийной ликвидации. Не хотел я вспоминать этого, но пришлось.

   – Я этим займусь... – я попытался встать, но Алика не позволила, крепче сжав объятия. – Что такое? Только я...

   – Хватит, Курама. Хватит... – любимая подняла голову. Ее глаза были красными от слез. – Они разберутся сами, не надо, прошу... Мы... Я думала, ты уже никогда не очнешься. Мастера говорили, что твой разум затих. Я просто не дала им отключить тебя от приборов... Прошу, хватит.

   – Я должен.

   – Кому? Ответь, кому должен? Им? Людям? Нашим лисам?

   – Себе.

   – Да ты за....л со своим «должен себе»! – рявкнула Алика, резко встряхнула меня, отчего я чуть не прикусил язык. – Себе ты должен... Нихрена ты себе не должен! Вбил себе в голову какие-то мнимые долги и расплачиваешься за свою мнимость! Знаешь, кому ты должен? Джее! Лере! Своим дочерям ты должен, понял?! Не мне, и не себе, а им!

   Я обмяк, сдулся. В голове солнцем вспыхнула мысль, что все это, и война, и падение Барьера, и все проблемы нашей расы и нашего мира – все это было ради них, ради трех самых важных для меня лисиц. Что я осознанно, с полным пониманием последствий принес в жертву все, ради выживания их и хотя бы десятка тысяч лисов. На шиноби мне тогда было плевать, как и на весь МСКНВ вместе взятый. Я тогда был готов хоть термоядерные бомбы скинуть на всех эти волков, рысей, львов и так далее, но не стал, принимая условия сделки. Единственное, что создатели перестраховались и надежно вывели меня из строя на срок достаточный, чтобы испытать свое творение в настоящем бою.

   – Да... Ты права. Права... – я закрыл глаза, чувствуя, как слезы Алики пропитывают шерсть на моей груди. – Пошло оно все. Я свое отбегал. Пусть... Пусть остальные решают...

   Я провел в медицинской палатке больше недели, восстанавливаясь. Я мог материализовать хоть целый линкор, но медленно и по кусочкам, а не мгновенно и целиком. Мой последний удар нарушил что-то в нитях разума, и мне потребовалось немало времени, чтобы восстановиться. А если бы я рванул в бой в том состоянии, в котором был, когда очнулся... Ну, пришлось бы превозмогать. Ничего необычного, в общем.

   За это время меня посетило множество лис и людей, и все поголовно с одной и той же темой для разговора: что они меня не винят. Не знаю, кто всем рассказал о моем внутреннем конфликте, но я в какой-то момент просто задолбался выслушивать пусть и отличающиеся, но в основе своей одинаковые монологи на тему, что, дескать, так бы поступил каждый. Единственным глотком свежего воздуха был местный Мадара, он просто пришел бухать. Видите ли, сейчас выпивки в лагере не было ни у кого, а у меня бесконечный запас алкоголя и закуски. На мой справедливый вопрос, какая блоха его покусала, Учиха пожал плечами и заявил, что рассказы его старой версии заставили его немного задуматься о мотивах своих действий. Подробностей я не узнал – шиноби или отмалчивался, или открыто посылал – так что, пришлось принимать на веру.

   Какаши, кстати, вообще не пришел. Сначала я подумал, что он обиделся, а потом узнал что учил Герру. Чему – непонятно, но здоровенная львица в человеке души не чаяла и ходила за ним хвостиком. Все лучше, чем если бы она за мной и дальше таскалась. Мозги у нее на место так и не встали и, скорее всего, никогда не встанут, тут нужен кто-то, кто хорошо в структуре разума разбирается. Ну а все нужные специалисты сейчас резали друг друга, по донесениям разведки, почти дорезали.

   Лисы мз МСКНВ дрались отчаянно, не жалея никого. Мы не вмешивались, потому что совсем поехавшие крышей, они натурально бросались на все, что движется – одного не слишком расторопного шиноби все-таки загрызли и сожрали. Буквально. Меня – да и всех в целом – от таких новостей передернуло, так что зону боевых действий объявили закрытой и выставили по периметру охранение, просто на всякий случай. Выживших после бойни, скорее всего, придется отстреливать, как бешеных животных. Одно было неясно, куда делись мастер-корректировщики, которые, по идее, должны были быть куда опаснее и сильнее меня. Как бы не пришлось с ними иметь дело...

   Выписавшись, я первым делом пошел искать Мататаби и ее отряды. Кошку я нашел, а вот шиноби, которых она привела с собой, не было – вернулись. Жаль, я был бы не против перекинуться парой слов с Тобирамой и Мадарой из другого мира, просто для сравнения.

   – Все рефлексируешь? – поинтересовалась биджу, не оборачиваясь.

   Кошка сидела на раскладком стульчике и ковырялась в пистолете, который ей вручили перед последним наступлением. Не то, чтобы он ей был нужен, но раз уж я тогда наштамповал кучу оружия, его раздали всем. Как я потом выяснил, подкрепление из другого мира свое сдали все, вплоть до последнего патрона.

   – Нет, пока закончил, – я материализовал себе такой же стул, только поменьше, и сел рядом. – П11 «Сапсан».

   – Хочу с собой забрать, – Мататаби вернула на место снятый затвор и несколько раз передернула его, проверяя работоспособность механизмов. – В некоторых мирах без огнестрела туго.

   – Забирай, могу патронов наделать.

   – Да у меня и так пара цинков и шесть магазинов, – кошка отмахнулась, убирая оружие в нагрудную кобуру. – Не так я представляла завершение этой миссии.

   – Да я тоже... Но так все же лучше.

   – Наверное. Я останусь тут, пока вы не разберетесь с корректировщиками, бессмертная биджу вам явно пригодится, если те три лиса, о которых рассказывал Ларкин, уцелеют.

   – Так уверенна в своей неуязвимости? – я фыркнул.

   – Что меня, что Некроманта пару раз натурально на пыль разносило, ничего, живые, – Мататаби пожала плечами. – Особенность нашей связи с Шинигами, тем самым.

   – Понятно.

   – Ты знаешь, что это слово уничтожает любой диалог?

   Я промолчал, только чуть улыбнулся и посмотрел вверх, на мирное облачное небо.

   Все почти закончилось.

   – Что планируешь делать после? – поинтересовалась кошка, вставая и складывая стул.

   – Жить.

   Устранение последствий короткой, но невероятно кровопролитной и разрушительной войны должно было занять годы, а то и десятилетия. Радиационное заражение все еще отравляло территории, где раньше располагались Великие деревни шиноби, поля битвы были отравлены тысячами трупов, которые никто не убирал. Многие реки так же были загрязнены.

   Простые люди бежали, хоть и не все. Верные своей природе, многие просто предпочли игнорировать происходящее, тем более, что наступление МСКНВ не затронуло больших площадей. У нас не было продовольственного или ресурсного голода, по мере надобности мы с дочками восполняли склады, но вечно так продолжаться не могло – требовалось реанимировать производство и фермерское дело.

   Великих деревень больше не было, а выжившие шиноби объединились, сплоченные войной на истребление. Разом потеряв огромную часть своей численности, они уже не могли, как и раньше, выполнять задания, просто в виду нехватки кадров не имея возможности конкурировать с малыми деревнями. Впрочем, они уже собирались основать новую деревню, я в шутку предложил назвать ее Скрытым Рассветом, намекая на то, что это благое начинание опять обернется будущим кровопролитием. Люди задумались, но, как выяснилось, не о том.

   Деревню в итоге назвали Деревней Рассвета. Выражение лица Мадары и Обито стоило видеть, если честно, я тогда ржал. Громко.

   Честно признаться, эти дни, когда все только закончилось, а мы, лисы, люди и биджу, пытались понять, что делать дальше, я не особо запомнил. Эмоциональное состояние у всех было, что мы разве что не вешались, хотя казалось бы, вот она, победа. Мы выжили. Отбили свой мир и свою свободу у создателей! Но... Какой ценой? Разруха, эмоциональное выгорание, осознание, скольких мы потеряли, сколько было убито, и скольких нам не удалось спасти. Простой факт, что детей – детей! Чкловеческих и лисят! – почти не осталось, бил куда сильнее любой пули. И ладно, мы, лисы, хоть кого-то уберегли, многие погибли на передовой – факт, но кто-то и выжил. А люди... Весь их молодняк обратился пеплом в огне ядерных ударов.

   Шиноби спасались мыслями о войне, о мести, потому-то они и согласились на медленную зачистку, я думаю. Спрашивать, чтобы узнать точно, я не решился, но люди в принципе легче перенесли бойню, им не привыкать убивать. Шиноби же, что поделать.

   А я... А я выгорел. Не в плане эмоций, просто я похоронил свой меч, свое ружье, символически закопал в землю. Покинул цепочку командования, да и в целом прямо сказал, что больше не буду принимать на себя никакой ответственности. Малодушно, да, трусливо – несомненно, но знаете что?

   Да пошло оно все.

   Пора бы уже принять тот простой, видимый в зеркале факт – я не биджу, которому посрать на все вокруг. Я не клубок ненависти, злости, ярости и так далее, я просто лис. С девятью хвостами, способный скрутить в бублик практически кого угодно в промышленных масштабах, но я – лис. Слишком эмоциональный, слишком близко принимающий к сердцу то, что принимать не стоило, слишком, не знаю, часто пытающийся встать на место своего врага. Слишком много думаю, короче, не совсем то, что нужно солдату или командиру. Сомнения вредны на войне, и даже опасны, а я сомневался слишком много с иех пор, как Минато разорвал мою душу на части.

   Какой из меня, блин, командующий, тоже мне, придумали. Хотели вообще символом сделать, еле отбился.

   – Опять думаешь? – Алика обняла меня сзади, за шею, пока я стоял у входа в палатку и смотрел на просыпающийся лагерь.

   – Вспоминаю крайние недели.

   – Делать тебе больше нечего.

   – Ты не поверишь... – я вздохнул. – Действительно нечего. Джея с Лерой тренируются, Какаши ушел с остальными шиноби, Герра рисует. Ларкин что-то обсуждает с Олдиром, как бы не программу выявления и обучения мастеров, а я так, сбоку хвостик.

   – Ты сам этого хотел, – заметила моя лисица, вставая рядом.

   – Угу, так что, теперь у меня есть все время мира, чтобы думать.

   Я вздрогнул, когда Алика впилась клыками мне в плечо. Не то, что до крови, я почувствовал, как у меня трескается ключица.

   – Эй, это была моя любимая рубашка!

   Лисица отпустила меня, отплевалась от шерсти с нитками, вытерла губы ладонью, молча сверля меня взглядом. Я вздохнул и затянул раны.

   – Ладно, ладно, ты права... Иди сюда, – я притянул к себе свою любимую и крепко обнял, зарывшись носом в ее гриву. – Хочу домик на берегу озера.

   – Комары нас сожрут, – тихо пробормотала Алика, удобно устроившись в моих объятиях.

   – Зато красиво, тихо и спокойно... Но да, комары – это проблема.

   – Ты в курсе, что совет каге пытается уговорить Олдира основать Лисью Деревню?

   – Теперь в курсе, – я поджал губы, но в целом понимал, что так надо. Один раз мы уже оказались не готовы к вторжению, кто сказал, что только создатели умеют путешествовать между мирами?

   Вон, Мататаби ничего не мешало. Да и другие девятихвостые есть... И не только.

   – Джея и Лера хотят туда.

   – Знаешь... Как отец, я должен быть против. Как лис – тем более. Но мы с тобой ведь понимаем, что так только поссоримся с ними, верно?

   – Они слишком рано выросли, – вздохнула Алика, я вздохнул следом.

   – Не выросли, скорее, повзрослели... Пусть. Их право.

   – Будешь их учить?

   – А кто, если не я? – я фыркнул и тут же получил по носу.

   – Отучивайся уже от этой фразы.

   Я улыбнулся, потерев кончик носа, и правда. Интересно, сколько раз мне нужно получить по носу чтобы запомнить, что я не один? И что ситуаций, с которыми смогу справиться я и только я, куда меньше, чем мне кажется.

   Остаток дня прошел в тишине и спокойствии, в этаком созерцательном состоянии, когда часы пролетают за домашними хлопотами, редкими разговорами ни о чем и временем с семьей. Вечером, когда пришли дочки, я просто сказал им, что не буду противиться любому их решению, но только в том случае, если мы сначала все вместе все обсудим. Разговор вышел... Не то, чтобы сложным или тяжелым, скорее неловким – я не хотел отпускать их в эту Лисью Деревню, но и не мог запретить, а они, если я правильно понял все эмоции и жесты, не хотели огорчать нас с Аликой, но и оставаться не хотели. В итоге скрепя сердце, решили, что это их жизнь и их выбор.

   Все-таки Джея и Лера – настоящие солдаты, что прошли войну. Они вместе со всеми участвовали в зачистках, да что там, они, как и я, как и Ларкин, и сильнейшие из шиноби, шли впереди. Даже не так, не они ровнялись на нас по силе, мы пытались угнаться за ними. Мои дети были настолько сильны, что я честно не мог представить, что могло бы им угрожать.

   – Ты нас защищал, теперь наша очередь, – с до смешного серьезной мордочкой заявила Джея. Я только кивнул, душа в себе возмущение, недовольство и тоску.

   Лисята выросли. Повзрослели. Слишком рано, но такова жизнь.

   Нельзя всю жизнь прятать щенков под хвостами, а эти уже кусаются так, что куда нам, взрослым.

   Хаширама то ли в шутку, то ли серьезно просил меня больше не плодить лисят. Мол, какие-то у меня они уж слишком хорошие получаются. Дал ему по лбу, даром, что Сенджу я чуть ли не в пупок дышал, а после и Алика полотенцем добавила.

   Я, может, сына хочу. Назову Шодаем и буду издеваться над Хаширамой...

   Жизнь идет своим чередом. Шиноби строят свою деревню, лисы из тех, кто пошел за Олдиром – свою, а мы, немногие отколовшиеся, разбрелись по Стране Огня и строим свои домики. Вернее, я помогаю им всем строить, восстановившись, я мог хоть фундамент сформировать, хоть многоэтажку сделать. У меня честно признаться, в какой-то момент от чертежей и споров строителей голова пухнуть начала.

   Посидел с остальными биджу, поболтали о том, о сем. Они решили разойтись по всем странам, чтобы наблюдать и сторожить, еле уломал на сопровождение из числа лисов и шиноби. Пришлось напомнить про сумевших все-таки их заломать шиноби, и что теперь желающих попытаться сделать себе джич... Джинчир... Тех самых, короче, теперь отбоя не будет. Пока Рассветная Деревня построена будет, пока она силу наберет, пока шиноби разберутся, кто там главный и что они собрались делать... В общем, за братьев и сестру я волновался.

   Тем более, что иномирная Мататаби меня поддержала.

   Она решила еще немного задержаться, пусть проблема с лисами из МСКНВ решилась сама собой. Верный протоколу самоликвидации, последний выживший мастер-корректировщик просто и незатейливо самоубился. Нам осталось только похоронить, если было что.

   А кошка осталась. Показала, что умеет становиться большой – форму биджу, в смысле – потом она с местной несколько дней троллила всех вокруг в формате «угадай где какая», помогла Алике с обустройством дома. Чему-то подучила моих дочек – те не сознавались, а я не стал настаивать. В общем, очень деятельная иномирянка, ни дня на месте не просидела, ну а мы были и не против.

   – Вернуться я всегда успею, а отпуск... Отпуска у меня давно не было.

   – Ты еще скажи, что как Какаши, просто жрать приходишь, – я фыркнул.

   – И это скажу, и не только, – кивнула Мататаби, заставив меня поперхнуться пивом. – Да и дочурки у тебя милые.

   – Сделай себе... – я закашлялся, отставив кружку в сторону. – Своих.

   – Ты что, биджу не размножаются, – ухмыльнулась эта кошатина. – Да и Некроманта удар хватит, если я котят или щенят притащу.

   – Котолисят.

   – Фу, Магистр! – в притворном ужасе отшатнулась иномирянка. – Продолжай, я записываю.

   – Да ну тебя, а? Алика котлет наделала, будешь?

   Мататаби, естественно, отвечать не стала, вопрос-то риторический. Чтоб эта обжора, да не пожрать?

   Дом мы поставили все же у озера, просто запаслись репеллентами, я выковырял из памяти скопированный давным давно отпугиватель комаров – когда-то я копировал все, что под руку попадется – да Мататаби расщедрилась на артефакт соответствующий. Пришлось просить в четырех экземплярах, основной, два запасных и один отдать Орочимару, пока тот не попытался проникнуть с целью изучить штучку.

   Шиноби этот, кстати, поделился своими технологиями клонирования, так что, вскоре вновь заработали инкубаторы. Немного, но приступ паранойи заставил лисов и шиноби наделать и законсервировать центров на несколько десятков тысяч мест, просто на всякий случай. Пришлось составить список законов и правил, ограничивающих перенос разума, а совет каге дружно объявил мастеров разума, коих осталось десятка полтора, стратегически важными личностями. Короче говоря приставили к каждому по группе шиноби, чтоб те охраняли, даже меня стороной не обошли, еле отбился.

   Заходил Ларкин, выпили чаю да помолчали. Лис все еще привыкал к жизни, учился и получал эмоции, но оставался собой. Вечно спокойный и логичный, а как ковырнешь поглубже, так ошпариться можно.

   Собственно, у меня было много гостей, в большинстве случаев мы молча пили чай, пиво, или еще что. Были даже шиноби, не только Какаши, и другие. Я кому-то, оказывается, умудрился жизнь спасти... Чтобы я еще их помнил. Герра все так же таскалась хвостиком за пепельноволосым человеком, ну натурально собака, а не львица, кто приласкал, того и любит. С другой стороны, сдерживаться на не умела в принципе, и на спарринги ее не пускали. Говорят, она так кому-то чуть спину не сломала, повезло, что шиноби в целом гибкие, и могут сложиться пополам без серьезных травм позвоночника.

   Львица, кстати, подарила мне картину. Когда я развернул тряпку, в которую она была завернута, то там же, на пороге и сел, уронив челюсть.

   Моя старая стая. Я, Алика, Алина, Ликор, Нова. Словно живые, нарисованы с фотографической точностью, и ровно такими, какими я их помнил.

   – Как?.. – я, чувствуя крупную дрожь, поднял голову и столкнулся взглядом с обеспокоенной Геррой. Стерев непрошенные слезы, я улыбнулся. – Спасибо. Спасибо тебе.

   У меня не было фотографий, не уцелели... А тут... Я прижал картину к себе, словно величайшее сокровище, да так и сидел, пока не пришла Алика, чтобы узнать, почему я не отзываюсь.

   Она тоже плакала, увидев свою сестру на холсте.

   Бесконечные эмоциональные качели, не иначе. И так будет долго, слишком тяжелым было потрясение, слишком много мы все потеряли на этой войне... Но она закончилась. Создатели ушли. А даже если они и вернуться... То что мы могли сделать? Ничего.

   Теперь – ничего.

   Да и к черту, если честно. Плевать. У меня есть моя жизнь, моя семья, мои друзья и знакомые. Здесь и сейчас. Думать постоянно о том, что может быть плохо, забывая о хорошем, о счастье, о тепле... Да ну к черту.

   В который раз уже говорю себе, что надоело, еще бы это работало. Лис-самоед, чтоб меня...

   Я поднялся с кресла качалки и подошел к перилам на крыльце, облокотился о набравшее солнечного тепла дерево. Тихое, безмятежное озеро, какие-то птицы посреди кучкуются. Деревья на берегу, высокая трава, мягкий ветерок и еле слышимое жужжание насекомых за пределами защитных средств.

   Месяцы. Месяцы прошли. Ушла Мататаби. Организовались обе деревни. Мир потихоньку оправляется от войны.

   Дочки почти не приходят, занятые своими какими-то делами, Ларкин и Какаши тоже. Мы с Аликой вдвоем на много километров вокруг, в тишине и покое, вдали от суеты всего мира. И я привык. Замедлили свой бег мысли, потух костерок самобичеваний и самокопаний.

   Месяцы. Судя по прохладе и уткам, осень, а там и зима, можно будет на коньки встать. Любил я это дело.

   – Быстро все поменялось, – рядом встала Алика, протянула мне чашку чая.

   – Угум, – я отхлебнул напитка, не боясь обжечься, зная, что моя любимая все учла.

   – Если бы была возможность, ты бы что-нибудь поменял?

   Я хмыкнул. Ответ на этот вопрос я обещал дать, когда все устаканится. Лисица задала его мне во время очередного периода самоедства, когда я порывался то пойти куда-то, то сделать что-то. Тогда я ответить не смог, разрываемый на части собственными мыслями, но сейчас...

   – Нет. И это мое последнее слово.