Мира со счастливой улыбкой приоткрыла глаза. Ллэр полусидел на постели, опираясь затылком на мягкое изголовье и нежно водил пальцами по её предплечью. Она не видела его лица, но была уверена — Ллэр тоже довольно улыбается, только чуть сдержаннее. Мира не собиралась сдерживать эмоции. Бесполезно — ничего бы не вышло, потому что сейчас она для Ллэра, как открытая книга. Каждое биение сердца, каждое движение, каждая мысль, каждое желание, каждое ощущение — всё доступно. Хочешь узнать — окунись, почувствуй. Ей нечего скрывать.

Свечи давно погасли. Через два овальных окна струился призрачный лунный свет, превращая темноту в приятный полумрак. Их кожа тоже всё ещё светилась, хоть не так ярко, как несколько минут назад.

— Знаешь, я безумно тебя люблю, — прошептала Мира, перехватывая руку Ллэра и сцепляя свои пальцы с его в замок. — Наверное, за это придётся дорого заплатить. Но я готова. Теперь готова.

Он крепче обнял её, мягко коснулся губами виска. Мира почувствовала лёгкое покалывание на коже, а потом тепло — мягкое, обволакивающее, проникающее в каждую клеточку. 

— Ты боишься щекотки?

— Нет. Почему ты…

— А если так?

Ллэр отыскал, наверное, самое длинное пёрышко в развороченной подушке. Оно зависло сантиметрах в пятнадцати от носа Миры и медленно поплыло в её сторону. 

Она засмеялась, сильнее прижимаясь к Ллэру. Ласково сжала в ладонях его лицо.

— Ты что-то такое делаешь со мной. Это потрясающе. Ты потрясающий.

Он вскинул одну бровь, лукаво прищурился. Пёрышко взлетело выше, скользнуло по её плечу, вызывая ворох мурашек.

— Пытаешься сбить меня с мысли? — Ллэр перевернулся и оказался сверху. — Я всё равно доберусь.

— Я могу стать призраком, — смеясь, напомнила Мира.

— И что?

— И не доберёшься, вот что.

— Думаешь? Мы не на Тмиоре.

— И слава богу. — Мира перестала смеяться, посмотрела в глаза Ллэру. Поднимать тему снова не хотелось, её воля — она бы забыла обо всём и не вспоминала никогда, но что, если это поможет спасти гибнущий мир и всех атради? — Возможно, я просто пытаюсь найти себе оправдание.

— Но?.. — Ллэр сел рядом, по-прежнему глядя на неё.

— Но я подумала… Ты сказал, что Содружество создали Тени специально, как защитный механизм от доа и доани. Чтобы найти и обезвредить, если кто-нибудь из них проявит свои способности и выберется на свободу. Так?

— Так говорит Роми.

— Тогда почему они не тронули меня?

— Мешанина в твоей крови, например. Она могла сбить их со следа. Сначала они увидели биополе доа и атради, потом обычной актарионки. Твой мир тоже входил в Содружество и был союзником Тлай. Значит, ты им не враг.

— Допустим, но как ты объяснишь, почему они влезли в меня? Я сейчас не про сам процесс. Я имею в виду — зачем? Я ведь ничего не знала ни о Самаре, ни о Тмиоре, ни тем более о той пещере с капсулами. Они не могли предвидеть, что я попаду на Тмиор снова. Логичней в таком случае было влезть в тело атради. Уж он-то точно рано или поздно вернётся на Тмиор. А просчитать такой алгоритм… — Мира приподняла голову, чтобы видеть глаза Ллэра. — Тебе не кажется, что это чересчур сложно для защитного механизма, нацеленного на уничтожение? Что, если им кто-то управляет?

Он сел ровнее, задумчиво посмотрел на неё.

— Я ни фига не узнал. Такого, чтобы наверняка. То, что Роми вспомнила, не до конца вписывается в нашу ситуацию. Вернее, не вписывается совсем, — он покусал нижнюю губу, невесело улыбнулся. — Я вернулся туда. Исследовал каждый миллиметр, где раньше стояла халабуда Самара. Каждую щепку, что не унесло ветром. И единственное, что там сейчас осталось — подземные пещеры. Может быть, Тени явились туда убить Самара, потому что только так можно было распечатать вход, но я не понимаю, зачем. Им-то какое дело до капсул с памятью? Тем более Тмиор зависел от Самара, его смерти хватило бы с лихвой. Мне не даёт покоя шоу, которое они нам устроили на поляне. Или не нам. Возможно, это часть их программы. Тлай ведь не просто так отправили всех доани в ссылку именно в эту Вселенную. Наверняка учитывали множество вариантов. А значит, Тени вовсе не так просты, как мы думаем. Ты что-нибудь вспомнила?

— Нет. Но… — Мира села, придвинулась у Ллэру ближе. — Давай проверим, чего я не помню.

— Предлагаешь, чтобы я влез к тебе в голову, как ты — к Роми?

— Мог бы не упоминать её в каждом втором предложении. А то начинает казаться, что ты Тмиор ради неё спасаешь, — хмыкнула она. — Откуда ты вообще знаешь, как именно я влезла к ней в голову?

Ллэр улыбнулся.

— Адан, между прочим, тоже в курсе, как ты по головам шарилась.

— Адан, между прочим, в курсе много чего, о чём ты не в курсе, — парировала Мира.

Его улыбка стала шире.

— Да? И о чём же? Можно, я это тоже подсмотрю в твоей памяти?

 Весело ему, конечно. А она ревнует, хотя дала себе слово, что не будет.

Ллэр обнял её, прижимая спиной к своей груди.

— Роми было слишком много в моей жизни и будет слишком много в твоей, раз уж мы вместе пытаемся удержать Тмиор. Не упоминать её не выйдет.

— Знаю. Ты тоже прости. — Ревность испарилась, уступая место нежности и страху. Но Мира не собиралась отступать.

— Послушай, — он мягко коснулся губами её виска, пальцами — шеи. — Мне придётся копнуть в твоё сознание глубже, чем было у вас с Роми. Это означает, что ты тоже можешь зацепить что-нибудь из моей памяти. Что-нибудь, что тебе не понравится. Ты должна быть к этому готова.

— Обещаю не устраивать истерик и сцен ревности, — Мира взялась за его запястья, крепко обхватила. Усмехнулась, подумав, каким нелепым кажется сейчас обычное желание всех влюблённых знать друг о друге всё. Она не хотела. 

Так или иначе за плечами у Ллэра столетия, впереди — бесконечно много лет. Он будет жить, совершать ошибки, исправлять их, опять ошибаться, наслаждаться, страдать, расставаться, прощать, забывать, влюбляться и так по кругу. А у неё ничтожно мало времени, когда тратить драгоценные минуты на ревность к прошлому — непозволительная глупость. Сегодня Ллэр с ней. Это главное. И поэтому она должна избавиться от всех сомнений, страхов, неуверенности. Их с Ллэром завтра — слишком зыбкое, чтобы ссориться из-за его вчера.

— Готова?

— Да.

…Больница никогда не нравилась Мире. Здесь давили стены. Дышать трудно, воздух пропитан стерильностью, если та вообще может чем-то пахнуть, множество непонятных приборов и пугающих роботов. 

Сейчас Мира сидит в удобном кресле и терпеливо дожидается кого-то. Стены уже не давят, запах не раздражает, яркий свет не режет глаза.

— Знакомое место, — шепчет Ллэр, его не видно, но незримое присутствие ощущается.

И сразу становится спокойней.

Мира уверенней оглядывается и замечает в конце длинного, пустого коридора Таль.

Она стоит, прислонившись спиной к красной стеклянной стене, рядом с незнакомым полным мужчиной в голубом халате. Как всегда, шикарная. Синее облегающее платье повторяет каждый изгиб идеального тела, высокие каблуки делают стройную высокую фигуру ещё выше. Жесты властные, как будто ей принадлежит не только эта больница, но и вся Вселенная. Потом знаком отпускает его и направляется к ней. Грациозная походка хищницы — неторопливые, уверенные шаги пожирают пространство. 

Мира машинально вжимается в кресло. В присутствии Таль она всегда робеет, хотя та мила и любезна с ней. Может, потому что в голосе нет-нет да проскальзывают ледяные нотки, а в тёмно-синих глазах — высокомерие. Таль — Способная, она не умеет вести себя иначе, но сейчас в её взгляде — сочувствие. Настоящее. Мира откуда-то знает: Таль не притворяется.

— Как ты себя чувствуешь? Ничего необычного?

Мира мотает головой, сильнее ощущая дискомфорт. Кажется, что глаза Таль гипнотизируют. Попросит сейчас спрыгнуть с крыши, и Мира выполнит, не задумываясь.

— У меня хорошие новости, — в голосе Таль отчетливо слышится разочарование. — Больше у нас нет причин держать тебя здесь. Ты можешь вернуться домой.

К Мириной робости добавляется задорный интерес Ллэра. Вряд ли он специально позволяет ей понять, что чувствует, но теперь Мира знает — Ллэр искренне восхищается Таль, её умом, амбициями, знаниями.

Ревность впивается острой иголкой, отвлекает. Мира машинально ставит блок, сосредотачиваясь на собственных воспоминаниях. И сознание послушно раздваивается, как будто здесь и сейчас существуют две Миры. Одна — в больнице, в прошлом. Вторая — наблюдает за первой, отмечает каждую деталь, анализирует.

Бесконечный красный коридор. Совершенно пустой — они идут уже минут пять, а им до сих пор никто не попался навстречу. Зато уже раз семь свернули направо, отчего ощущение, что идут по кругу, только растёт. Миру так и подмывает распрощаться с Таль и броситься бегом вперёд, чтобы поскорее оказаться на шумной улице. Почувствовать себя свободной. Вдохнуть наконец-то приторно-сладкий, густой, как карамель, воздух, запрокинуть голову, увидеть небо, улыбнуться птицам, потом зажмуриться от удовольствия, подставляя лицо ласковым лучам солнца, рассмеяться.

Мира в прошлом никак не может вспомнить, сколько именно дней находится в больнице. И дней ли? Может, недель. Или месяцев. Уточнять у Таль не хочется. 

Вторая Мира знает, что она провела взаперти ровно пятьдесят один день.

Мира в прошлом нетерпеливо идёт рядом с Таль, почти не слушает её. Какая разница? Она свободна, свободна, свободна… 

Вторая Мира знает, что задумала Таль и почему у Миры в прошлом такой прилив энергии.

Мира в прошлом ничего не подозревает. Не догадывается, что с каждым шагом приближается к гибели.

Коридор заканчивается неожиданно. Она замедляет шаг, неуверенно топчется на пороге широко раскрытой двери, недоверчиво косится на остановившуюся в проёме Таль.

— Тебя уже ждёт таксилёт. — Холёная белая рука с синими овальными ноготками изящно взлетает в воздухе, указывает на стоянку.

Вторая Мира понимает — Таль всё продумала, подготовилась. Служебный выход без лишних свидетелей, заказанное к порогу такси, заглюченный водитель-смертник. Никаких осечек в идеальном плане. Почти идеальном. Ей почему-то чудится фальшь, игра в каждом жесте, в каждом слове Таль. Но она не успевает сосредоточиться. Мимолётное, невнятное ощущение, мелькнув тенью, исчезает.

Мира в прошлом смущённо бормочет слова благодарности, не поднимая взгляда, несётся к таксилёту, торопливо кивает на прощание и лезет внутрь. Уже из салона сквозь затемнённые окна бросает взгляд исподтишка на Таль. Та смотрит так, будто непрозрачное стекло — не помеха. Накатывает тоска вперемешку со страхом. Сердце то замирает в груди, то бешено колотится, словно собирается выскочить. Пульс громко стучит в висках. Становится холодно, хотя в салоне не продохнуть от жары. Внезапное головокружение вынуждает зажмуриться. Таксилёт набирает высоту, мчится над Миером.

Вторая Мира знает, что произойдёт. Сначала плавно опустится стеклянная перегородка. Потом резкий запах газа, тошнота. Мозг успеет предупредить об опасности, Мира в прошлом — испугаться и отправить сознание в Плешь, Ллэр — подхватить её тело и перенести на газон. Взрыв, разлетающийся на куски таксилёт, клубы чёрного дыма в оранжевом небе. 

Вторая Мира пытается остановить мелькающие картинки, отмотать память назад, вернуться в то странное ощущение — у дверей с Таль. Не получается.

— Где Тени? — шепчет невидимый Ллэр в настоящем. — Покажи мне.

Мира в прошлом скорее догадывается, чем понимает — она в комнате Алэя. И почти сразу сильный спазм сдавливает грудь, будто холодные пальцы хватают за горло и душат. В ушах звучит незнакомый голос. Бесполый, монотонный. Он повторяет одну и ту же фразу, смысла которой Мира не знает. Силится разобрать слова, но всё сильнее болит голова, всё труднее дышать.

И вдруг кажется, будто обдувает мягкий, ласкающий летний ветерок, и сквозь ледяную корку прорывается другой голос. Ллэр.

— Котёнок, слушай меня. Вернись на шаг. Вернись к Алэю.

Она послушно отматывает назад картинки. Наугад останавливается.

В комнате тишина. Алэй испуганно смотрит на неё.

— Ты что натворила?

— Молодец. — Мира в настоящем снова слышит Ллэра. — Молодец. Ещё чуть-чуть. Шаг за шагом. Не торопись. Дыши.

Он замолкает, и она понимает — Ллэр не знает, почему ей больно. Так не должно быть, память — всего лишь отпечаток. Но Мира чувствует то же, что чувствовала в прошлом, к которому прикасается. Ллэр растерян и в то же время уверен — бояться нечего. Надо лишь шаг за шагом, секунда за секундой разматывать спираль времени.