— Вечность тебя побери, Таль… — сквозь зубы пробормотал Адан. Рухнул на песок спиной к ним, наклонился, обхватывая согнутые колени.

Вечность её побери, согласилась Роми. Её слова, что задели за живое, воспоминания, от которых болела голова, страх, который лишал способности здраво мыслить и заставлял чувствовать себя снова девчонкой. Вечность побери упрямую мать, решившую за Роми её судьбу, а потом бросившую расхлёбывать. Для Роми действительно ничего не закончилось, и опыт прожитой вечности сходил на «нет», затмеваемый растерянностью.

Она легонько стиснула ладонь Алэя. Ощутив ответное пожатие, невесело улыбнулась, чувствуя, как растворяется злость и появляется усталость. Захотелось точно так же сбежать, обо всём забыть или хотя бы, как Адан, упасть на песок. А потом уткнуться носом в колени и разреветься, как ребёнок.

— Тмиора больше нет, — тихо сказала она. — Или очень скоро не станет. Как когда-то не стало мира тайко. Был бы здесь сейчас Ллэр, он бы цинично пошутил, что одной проблемой меньше.

— Иногда ты о нём думаешь хуже, чем я, — чуть слышно усмехнулся Алэй.

— Но с ним всё в порядке?

— Он не на Тмиоре. В этом я уверен.

Роми кивнула. Большего он и не мог знать.

Она выпустила руку Алэя, приблизилась к Адану, неспеша опустилась на песок в стороне. Хотела что-то спросить, но вместо этого сказала:

— Привет… — и почему-то почувствовала себя ужасно.

Он не ответил. Она помолчала.

— Ты тоже считаешь, что мы должны были умереть от чувства вины в качестве расплаты за самоуверенность?

На этот раз Адан ответил, хотя не сразу.

— Я считаю, что я — идиот, потому что… — он осёкся. Поднял голову, встретился с Роми глазами. Взгляд изменился. Вместо тотальной растерянности — лёд отчуждения, словно за долю секунды между ними появилась невидимая, но очень прочная стена. Не та, что превращала их в смертельных врагов, но та, что не позволяла оставаться друзьями. Адан выпрямился, горько усмехнулся. — Нет, я не считаю, что ты должна была умереть. На твоём месте я бы не торопился прыгать в пекло, а постарался выжить. Ты сделала выбор. Это не делает тебя лучше в моих глазах. И хуже тоже. Ты такая, какая есть. И ты не виновата.

— Я такая, какая есть, — повторила она, оглянулась на Алэя. 

Тот не спешил подходить к ним, но не отворачивался. Роми не рассказывала ему о том, что почти произошло с Аданом. Не потому, что хотела скрыть или сожалела. Просто так вышло. А теперь она никак не могла понять, насколько это имело значение для неё, и будет — для Алэя. Снова глянула на Адана, всё-таки сказала: 

— Прости.

— За что конкретно ты просишь прощение? За то, что было, или наоборот — чего не было и уже не будет? Или так… на всякий случай? — ухмыльнулся он.

— За то, в чём, ты говоришь, я не виновата, но что всё равно причиняет боль, — она попыталась улыбнуться. — Мы все идиоты.

Адан поднялся, медленно расправил широкие штанины, стряхнул песок. Так же медленно выпрямился, огляделся. Несколько секунд пристально разглядывал Сферу, потом переместился к Алэю.

— Я не очень понимаю, что должен сейчас делать. Если всё правильно уяснил, вы только что остались без своего мира. И наш с тобой недавний разговор утратил условное наклонение, — спокойно, по-деловому, может слегка сдержанно, но без злости произнес Адан.

— Наш разговор утратил не только это. Сюда никто не придёт, незваных гостей не будет. Вне Тмиора атради осталось не так уж много, и вряд ли они догадаются, куда идти. Кого искать…

— Чем я могу вам помочь теперь?

Алэй помолчал.

— Я сам не понимаю, что делать, и чем нам вообще можно помочь. Мы оказались в потрясающей ситуации.

— Но что-то делать надо.

Роми перестала прислушиваться к их разговору, посмотрела на воду.

С голоду они не умрут — есть Эннера. Без денег тоже не останутся. Она готовилась к этому. К тому, что окажется без дома. Что Тмиор станет недоступен или просто прекратит существование. Три месяца назад, когда только всё началось, первым делом привела в порядок разбросанные по мирам собственные норы, пополнила запасы «на чёрный день», над которыми всегда смеялась и не верила, что пригодятся. Занимаясь всем этим, чувствовала себя невероятно глупо, будто заранее сдавалась, а ещё — будто готовилась к поражению. Алэй верил, она успеет убедить остальных, что надо уходить, процесс не остановить, потому что единственный из них, кто знал, как справиться с взбунтовавшейся стихией — Самар. Она ни во что не верила, но не позволяла печальным мыслям захватить власть над поступками.

И сейчас, когда возможное будущее превратилось в паршивую реальность, накатила вдруг полнейшая апатия. Что-то делать? А зачем? И действительно — что? Искать остальных? А как? Она даже не знает, кто спасся, и найти их просто так не выйдет. Повезёт, если хотя бы часть из них, по цепочке выходя друг на друга, потом доберутся до неё. Во всём этом многообразии миров вряд ли так звёзды встанут, что подскажут путь в единственное место, где атради можно выжить.

А потом что? Рассредоточиться на Эннере? Наведываться сюда, подышать полезным воздухом и возвращаться к своим странным жизням? Купить себе квартирку, найти работу, в миллионный раз поиграть в смертных? И так — до бесконечности? Раньше вечность не пугала, сейчас… нет, сейчас страха всё так же не было. Но заранее становилось скучно. Результат известен.

Почему раньше он не имел значения? Потому что был Тмиор? Нечто постоянное, неизменное, где не возникало необходимости притворяться?

Эннера пуста, атради могут построить себе новый замок. Другой, но почти такой же. Фиг с ней, с многомерностью, всё равно от неё было больше вреда и неразберихи, чем пользы. Пусть нет солнца Тмиора, способного превратить их в атради, но есть местное солнце. И снова — а зачем?

— Зачем всё?

— В каком смысле всё?

Роми вздрогнула, оторвала взгляд от тёмной, бесконечной водной глади. Это спросил Адан, сейчас он хмурился и смотрел на неё. Оба смотрели и молчали. А она и не заметила, что последнее произнесла вслух.

— В самом прямом и полном. Зачем что-то делать? Чтобы снова всё наладилось и пошло своим чередом? Может, Таль права, и лучше бы всё закончилось сегодня. Может быть, прав Ллэр, и таких, как мы, вообще не должно было появляться на свет.

Адан шумно выдохнул. Махнул рукой, обернулся к Алэю.

— Та-а-а-ак… Прости, на это, — кивком указал в её сторону, — у меня сейчас нет ни сил, ни времени, ни желания. Когда обретёте смысл вечной жизни снова, и я всё ещё буду вам нужен, поймёте, где меня искать.

И исчез.

Алэй подошёл к Роми, встал рядом, глядя на неё сверху вниз.

— Он прав.

— В чём? — Ей приходилось запрокидывать голову, чтобы видеть его глаза.

— В том, что на это сейчас нет ни сил, ни времени, ни желания.

— На что?

— На истерики и упадок духа.

Она не ответила, нечего было сказать. Спорить, что никакая у неё не истерика? Сообщить, что вот наконец-то она его поняла? Полностью, до конца. Все его слова, сказанные за семьсот лет. Его и Ллэра. Все ощущения. Всю безысходность, серость, однообразие и желание прекратить. Она не захотела умереть, но поняла, почему они хотели. Словно увидела мир их глазами. И мир этот не нравился.

Роми опустила взгляд, сгребла в ладошку песок, высыпала и снова набрала полную.

— Поднимайся.

— Отстань.

— Поднимайся, Рэм.

— Я устала.

— Я знаю, — Алэй присел на корточки. — Рэм, посмотри на меня.

— Ты не понимаешь.

— Я? — он хмыкнул. — Ты правда так думаешь?

Она опять промолчала. Ответ был бы «нет». Если кто-то и мог понять, так это Алэй. Даже Ллэр, считая, что главная ценность жизни в её конечности, никогда не испытывал ничего подобного. Он не искал смерти, только смертности. Роми же сейчас была близка к тому, чтобы по-настоящему начать жалеть, что Адан так удачно выдернул её с Тмиора.

— Ты тоже злишься сейчас. На меня все злятся. Я…

— Прекращай, — перебил Алэй. — Прекращай, прошу тебя. Вот это всё — не ты, не твоё, ты знаешь.

— Прекращать?! — Роми вскочила. Теперь она смотрела на него сверху вниз. — Я должна быть вечно бодрой и боевой? Истерически оптимистичной? Самоуверенной, всезнающей, хладнокровной? Вечно бороться? Не сдаваться, упорно искать ответы, выходы, сыпать предложениями? Спорить до хрипоты? Доказывать?

— Я люблю тебя, — неожиданно сказал Алэй, заставляя замолчать на вдохе.

— Но… Причём здесь… — глубоко выдохнула. Шумно. И будто сбросила шелуху.

Будто ночь стала светлее.

Ответить ничего не успела, Алэй уже продолжил:

— Я знал давно, всегда, ты ведь помнишь. Но осознал, что это означает, только теперь. Хоть год, хоть миллион лет. Время перестаёт иметь значение.

— Значит, смысл нашей жизни — в любви?

— Нет. В равновесии, — он встал.

— И где равновесие в том, что мы выжили? Что остались топтать планеты?

— Я не знаю, — Алэй пожал плечами. — Пока не знаю. Но мы остались, а значит, у нас есть возможность это выяснить.

— И что потом?..

— Будем думать об этом потом. Рэм, во всём в жизни есть смысл. Но мы часто его путаем с объяснением событий и поступков. С мотивацией, с целью. Ты это сейчас ищешь. А смысл ближе к самоопределению. Подозреваю, мир ещё не раз перевернётся с ног на голову, но мы дойдём до конца, и ты сама все поймёшь.

— Философствуете? — раздался голос Ллэра. Роми оглянулась и совсем не удивилась, увидев рядом с ним Миру. Он ухмылялся. — Хорошо. Означает, что ещё не всё потеряно.