Это оказалась среднего пошиба таверна на окраине столицы. В здравом уме Юзуки вряд ли сунулась бы сюда, побоявшись привлечь внимание своей неопрятностью: её одежда была больше похожа на половые тряпки, которыми недавно драили скотские помещения. Продолговатые бреши на плаще и рубашке определённо привлекли бы излишнее внимание.

Если точнее: в здравом уме и прошлой жизни. В той жизни Юзуки была обычной наёмницей, берущейся лишь за те задания, где значились чьё-то убийство и кругленькая сумма. Но в новой она с гордостью могла сидеть за одним из дубовых столов, отвечать презрительным взглядам своим надменно задранным подбородком и с полнейшим удовольствием уплетать тушёное мясо с овощами — с такими, которые она видела только на вывесках для привлечения клиентов. Теперь она была при деле, при деньгах, — и эти деньги сейчас изучались окружающими странным удивлённо-пренебрежительным взглядом. Кто-нибудь другой, вероятно, подавился бы, если на него так долго и пристально смотрели бы, но лиса знала цену еде, а ещё больше знала цену еде, купленной за чужие деньги. Пусть смотрит сколько душе угодно, пока его кошелек приятно позвякивает каждый раз, когда ей что-то было нужно.

— Никто не отберёт у тебя еду, — неожиданно заметил Кристофер, задумчиво постукивая пальцами по подбородку.

Так он делал каждый раз, когда ему встречалась простая на первый взгляд задача, которая почему-то вызывала трудности. Например, когда встал вопрос, куда деться двум вымокшим измученным душам посреди ночи или когда наутро Юзуки потребовала купить ей новые клинки и добыть еды. Сейчас он с таким же выражением смотрел на то, как в очередной раз деревянная ложка с едой исчезла во рту.

— Я, конечно, могу ошибаться, но мы же заплатили за свой заказ? Зачем так спешить?

— Язвишь, Сказочник? — она облизнулась, соскребая остатки со дна глубокой тарелки. Её желудок был приятно ошеломлён и количеством, и тяжестью пищи, но разум благоговейно купался в терпком аромате специй, тепле таверны и «правильности» происходящего. Да, наёмница имела право находиться среди других элиров и не опасаться за свою шкуру. Пока. — Сразу ясно: что такое голод, тебе невдомёк.

Ответа не последовало, и их небольшой стол снова погрузился в молчание — ставшее уже привычным. Прошло несколько часов после сражения с проклятым оборотнем, а каждая минута их совместного времяпрепровождения тянулась бесконечно в этом молчаливом напряжении. Ощущение, словно никто из них не мог подобрать подходящего слова для того, чтобы заполнить тишину, смягчить, скрасить её. У Кристофера были вопросы и немало слов в голове, но он не спешил их озвучить, только наблюдал за окружающим его миром с поистине невероятным выражением на лице.

Ночь они провели на унылом постоялом дворе, где никто не спросил, где они так изгваздались, а только хмурые взгляды проводили гостей, явившихся из самой Бездны. Вороны, правда, и не такое видели за свою жизнь. Они — предвестники гибели, и поэтому, вероятно, были безразличны к болям и мучениям окружающих, хотя, думалось лисе, сейчас под это описание подходили все живые существа: когда долго борешься за свою жизнь, перестаёшь замечать страдания других. Нет времени, нет сил, нет желания.

Они разошлись по комнатам также в молчании, но наёмница ощутила силу невысказанной фразы, полной беспокойства: а не сбежит ли она к утру? Кристофер даже подумывал, а не снять ли им одну комнату на двоих, чтобы исключить такую вероятность? Но навязывать свое присутствие даме ему не позволило воспитание. Да и Юзуки не сбежала. Облегчение явно читалось в золоте радужки, когда она, собранная, готовая и в порванной рубашке, вышла в коридор. Лисе захотелось закатить глаза и напомнить ему о монетах в его кошельке, но она только натянула глубокий капюшон на лисьи уши и озвучила свои желания. «Я бы обнесла этого простака ночью как два пальца», подумалось Юзуки, но есть вещи, до которых не опустится даже наёмник-одиночка. Кража у собственного нанимателя — одна из таких вещей.

Пришлось отправиться на поиски кузни, где — как она надеялась — получится урвать качественную сталь за разумные деньги. И…

— Треклятые гоблины! — прорычала Юзуки, когда, расплатившись за парные клинки, путники покинули кузницу, управляемую семьёй гномов с чудными носами и большими руками. — Найду того гада и самолично оторву ему кривые пальцы.

Кристофер чуть улыбнулся, больше заинтересованный окружающими существами, чем бранью своей спутницы. Та ворчала вплоть до момента, пока перед ней не возникла полная еды тарелка. До момента, когда они в очередной раз замолчали и напряжённо поглядели друг на друга. Странная ситуация. Страннее с ней не случалось, наверное.

Но лисица не хотела ничего менять. Ей всё равно. Совершенно.

И всё-таки Юзуки не привыкла работать спустя рукава, поэтому — и только поэтому — спросила:

— Значит, ты здесь, чтобы спасти всех нас?

— Нет, — тут же ответил он, отвлекаясь от созерцания сидевших за соседним столом женщин, ничем вроде бы не отличающихся от простых людей, но их аура говорила сама за себя. Она шептала предостерегающе: «Ведьмы». — Это вы должны спасти свой мир, а я здесь только для того, чтобы подтолкнуть вас к правильному выбору.

Деревянная ложка громко стукнулась о дно тарелки, когда её хозяйка откинулась на спинку широкого стула. Всё в этом месте было деревянным и каменным в жёлто-оранжевом отливе, а утренняя тишина убаюкивала мысли, обманчиво обещая безопасность. Спокойствие. Надежду.

— Ладно. За золото я приму любую сторону, — она пожала плечами, склонив голову. — Но ты говорил и о других существах или людях, которым тоже придётся как-то в этом поучаствовать. Что ты им предложишь? Как бы ты ни был богат в своей Завесе, на всех монет не хватит.

— Будущее, — просто, наивно, но искренне прозвучал ответ, над которым даже не хотелось смеяться, потому что лиса видела серьёзное лицо, прямой взгляд и всё-таки выдавила усмешку. Будущее… Кому оно нужно? — Почему ты мне не веришь? Нет, точнее, почему ты не веришь в вас? В себя?

— Хочешь узнать, почему я не верю в сказки? Даже не знаю, с чего начать.

Он неоднозначно махнул рукой, точно указывая на неё всю, точно на весь пролегающей за стенами таверны мир.

— Что бы я ни говорил, ты смеёшься. Не веришь в мои слова, не веришь, что что-то можно изменить. Ты сомневаешься, что у этого кошмара может быть конец. Но это в ваших силах, — Кристофер вздохнул, окинув взглядом сидевших в таверне элиров: парочку ведьм, мрачную девушку-ворона с опущенными тёмными крыльями, эльфа за барной стойкой, нескончаемо поправляющего приборы, — и при этом будто заглядывая дальше, в каждый дом в Хопо, в каждый город на континенте — в каждое сердце в мире. — Только вы строите завтрашний день.

Окна были узкими, не предназначенными для того, чтобы освещать грубые, необтёсанные углы таверны. Сруб был сложен из брёвен настолько старых деревьев, что они и без топора испустили бы дух; ничто не смягчало жёсткий каменный пол с его буграми; холодные тени властвовали безраздельно под столами и стульями, в углах, между ступенек лестницы, уводящей на балкон. Ничего в этом месте не могло выглядеть по-особенному, но неожиданно выглядело. В его глазах, словах, чувствах. Красиво, необычайно. Волшебно.

Всё вокруг могло быть таким… приятным? Нет. Она не знала подходящего слова, наверное, никогда такого и не слышала. Может, слово и не могло обличить рождённый отклик чувств, когда лиса проследила за этим взглядом, точно под руку пройдя по комнате — другой комнате, — учась вслед за мастером видеть иное, что-то новое и удивляться, как такое можно было пропустить.

Что-то неуловимо тёплое скользнуло под рёбрами и исчезло.

— Попробуй это сказать детям, которых посланники забирают из семей, чтобы отдать во служение их божеству, и родителям, которые никогда больше не увидят их, а если попытаются воспротивиться, сгорят на костре как еретики, — горечью разливались в глотке слова, и ещё больше они душили от осознания истинности сказанного. От того, как в лице менялся этот человек перед ней.

Медленно напряжение сковывало губы, щёки, забралось в прищур и разбежалось по всему телу. Он знал, что она права, а Юзуки уже не могла остановиться:

— Или воронам, которым подрезают крылья, чтобы те не смогли летать, чтобы их можно было контролировать. Может, павшим королевствам? Костям в земле на полях битвы, даже спустя столько лет пустых, пахнущих смертью и болью? Они тоже выбрали это, да, Кристофер? Хочешь сказать, всё это, — она взмахнула руками, едва сдерживая растущую в груди ярость. На кого? На него? Или на себя? — всё это я выбрала? Я построила свою жизнь так?

Зачем говорить всё это? Да ещё и ему, человеку, едва ли знающему хоть о крупице тех ужасных вещей, которые сыплются на головы элиров, как камни с оползнем. Будто этим можно было что-то доказать. Будто она ждала его ответа, будто хотела, чтобы он опроверг её слова. Эту правду.

Но Хранитель молчал, нервно постукивая пальцами по подбородку и устремляя взгляд одного-единственного глаза в окно на противоположной стене. Кажется, там мелькнула алая фигура, а может, то был лишь мираж, навеянный их разговором, но в любом случае аппетит пропал, а съеденная еда глыбой набила желудок. Её холод пропитал кровь.

— Завеса, — лиса резко вставила клин в растущую тишину. — Что это за место? Другой мир? Неужели там нет даже намёка на ужасы и кошмары нашего измерения?

— Сложно сказать, — отстранёно ответил он, будто всё ещё обдумывая ранее прозвучавшие слова. — Это место без времени. Там жизнь остановилась между вдохом и выдохом, стрелки часов застыли между рисками циферблата. Ничего не меняется, не развивается, не растёт и не умирает.

— Я не понимаю. Как время может не идти? Ты что же, уже родился таким большим парнем?

Уголок губ дрогнул. Хранитель подпёр ладонью подбородок.

— В какой-то степени все Хранители времени — живые люди, и на них особенности того места оказывают меньшее влияние. Мы растём, становимся старше и даже умираем, только занимает это намного больше времени, чем здесь, на Земле. — В отсвете солнечного света радужка становилась дымчато-золотой. Жуткий циферблат скрывала чёрная повязка. — После смерти ваши души отправляются в Завесу и ждут, пока не растворятся или не переродятся — зависит от силы самой души и её желаний.

Лиса скрестила на груди руки, отгораживаясь от неожиданного открытия об их мире. Как бы её ни раздражала простота, с которой он говорил о возможном будущем, счастье и жизни, Юзуки понимала, что перед ней не обычный глупый смертный, а существо, только похожее на человека и на деле являющееся чем-то иным. Не похожее ни на элиров, ни на людей.

Он здесь больший чужак, чем она.

— Вот ты мне и скажи: ужасно ли место, где всё застыло в мгновении и где бродят в поисках выхода несчастные души, стонущие об утерянном, об оставленном тут? Насколько это кошмарно — наблюдать за ними и не иметь возможности помочь или хотя бы сбежать от этих стонов?

Мягко, неспешно звучал его голос. Хранитель говорил о реальности, которая его окружала, о том, с чем он уже давным-давно смирился и к чему перестал испытывать хоть какие-то живые чувства.

— Пошли, — Юзуки резко поднялась. Стул со скрипом проехался по камням, привлекая внимание даже безучастного эльфа. — Отправимся книжки почитаем. В этом уж ты точно хорош.

— Волшебная библиотека! — И словно вопреки всему на его лице снова расцвела улыбка, смягчающая острые грани. Грани, которые рисовали его портрет, но не задерживались в нём, чего нельзя сказать о лисице, которая только из них и состояла, держалась на них одних. — Как я сразу не подумал о ней? Это же идеальное место, чтобы найти ответы на свои вопросы.

— Если только она захочет ответить.

Путники покинули таверну, легко вливаясь в пробуждающийся поток жизни. Элиры сплошным потоком вытекали на улицы, занимались своими повседневными делами и по обыкновению не замечая пепел, витающий в воздухе, вбитые в грязь плакаты о разыскиваемых и шествующих небольшими группами людей в алых кафтанах. Их никто не замечал, пока они не пожелали бы чужого внимания. Взгляды соскальзывали с их вытянутых фигур, с золотого и серебряного тиснения на тканях, с оружия или зачарованных книг так, как с элемента интерьера — как с чего-то, что совершенно не заслуживало бы чужих мыслей и примечаний.

Молоты били по доскам в отстраиваемом районе, доносилась ругань рабочих, копыта стучали о каменную кладку, негромкие разговоры летели из проулков и протяжная мелодия откуда-то издалека — заунывная, выкорчёвывающая из груди душу. Мелодия песнопений из храма, отстроенного на юге столицы, — далековато от библиотеки на севере, но волшебство разносило священные тексты над многими гектарами. Хотелось закрыть уши, склониться ещё ниже к земле, чтобы избежать этого звука, чтобы спрятаться от взглядов, скользящих мимо. Юзуки проследила за алой процессией вдоль улицы, успокаивающе касаясь ножа в рукаве и сдерживая порыв ускорить шаг.

Посланники никого не тронули — они шли стройной шеренгой, осматривая дома, улицу, элиров и беззвучно переговаривались. В серых лицах не было интереса, чувств, мыслей, точно люди эти — заводные куклы, что движутся по заученным схемам и оберегают слаженный механизм жизни, неустанно выискивают детали, выбивающиеся из общего строя. Вот Хранитель с кицунэ были как раз такими деталями.

Седовласый мужчина с пронзительно серыми глазами зацепился за их фигуры взглядом, окинув с головы до ног. Всё внутри наёмницы сжалось, пальцы закололо от напряжения, с которым те впились в рукоять ножа.

— Ты когда-нибудь задумывалась, почему люди зовут вас элирами?

— Что? — Каждая клеточка тела была сосредоточена на мужчине, опасно долго смотревшем в их сторону. — Нет. Мне всё равно.

Кристофер качнул головой, указывая на небо и вынуждая лисицу оторвать взгляд от алого полотна и взглянуть на чистейшее голубое: ни одного облачка, только океан над головой. Грани крыш, карнизов, шпилей, балконов и канатов с красными флажками между домами рассекали его точно трещины стекло.

— В честь белой луны, символизирующей вашу богиню-прародительницу, Элеонору. Её имя значит «иная», и вы для людей другие.

— Легенда о трёх божествах, — догадалась она. — Это кровавая и жестокая история. Почему я не удивлена, что люди назвали нас в честь предательницы?

— Считаешь, она была такой?

— Элеонора предала сестру, убила её и прокляла воина, которого та любила. Что это, если не предательство?

Хранитель пожал плечами.

— Может, отчаяние?

— Или жадность.

Они переглянулись, свернув с главной улицы на прилегающую, стройной тропой уводящую к северной площади с белокаменной аркадой вокруг светлых башен библиотеки. Думали ли оба путника над тем, что в историях есть только одна правда, одна сторона? А как известно, у монеты их две и блестит лишь подсвеченная светом.

Юзуки обернулась, выискивая пронзительные серые глаза, но их никто не преследовал. Обычные улицы, обычные лица.

Привычный пепел, зависающий в воздухе и хлопьями падающий на волосы.

День нарастал: солнце щедро дарило свет и тепло, позолотив листву деревьев, кустов и газонов между роскошными домами. Здесь здания были отстроены из дорогого камня, с завораживающими балюстрадами, широкими балконами, белой лепниной под карнизом и вдоль углов. Район искусств, творчества, знаний и красоты, — говорили приезжающие сюда люди и элиры в те времена, когда это ещё было возможно. Почти ничего не изменилось за минувшие годы, но что-то всё-таки неумолимо исчезло. Что-то душевное, настоящее и живое. Всё чаще серел только холодный камень стен, пустые окна, тусклая зелень и скучные пейзажи.

Некоторые районы столицы разделялись каналами, летом наполненными бурной водой. Она отливала насыщенной берёзой. Мосты соединяли кусочки города как крепления, перекидываясь с одного берега на другой, встречались часто и внешне никогда не повторялись.

Тот, на котором застыли герои, был выкрашен голубым, перила повторяли форму вздымающихся волн. Мастера вырезали в стенках силуэты женщин с рыбьими хвостами. Те уже были стёрты до медного отблеска, как если бы их слишком часто скребли, касались пальцами. Хоть былая краска стёрлась, а узор выровнялся, но мост ожил и зашептал: «Я провёл не одну душу. Я видел и слышал многое». 

— Сказочник?

Молодой Хранитель молчал, внимательно вглядывался в речную гладь, подрагивающую от ветра и течений. Пальцы механически касались граней перил, изучая все неровности, повороты, выемки и выпуклости.

Умение подмечать детали было неотъемлемой частью арсенала любого наёмника, желающего выжить и заработать, и порой едва уловимые перемены в поведении или словах нанимателя могли сказать больше, чем явные эмоции, широкие жесты и громкие речи. Обманет ли он тебя, предаст или достойно отблагодарит, искренен ли он или лжив — всё это читается в движении глаз, положении рук, частоте вдохов, между паузами слов, и лисица так долго изучала этот язык, что уже не могла не видеть сложенные им буквы. Слова.

Проследив за взглядом компаньона, Юзуки мгновение не видела ничего, кроме мерцающей в солнечном свете реки. Она чуяла водоросли, прилипшие к стенам канала, трубы, что сливали воду из других частей города, но вглядевшись — пожелав понять, — наёмница различила наконец радужные переливы в тёмной воде, расплывающиеся силуэты.

Колючие мурашки прошлись вдоль позвоночника.

— Русалки, — озвучил догадку Хранитель. Тёмные прядки кудряшками скользнули по широкому лбу, прикрывая часть чёрной повязки на глазу с часовой стрелкой. — Не думал, что они ещё остались.

— Как… — Шок прозвучал в голосе, привлекая внимание юноши. Он чуть улыбнулся, будто понимая, о чём хотела спросить наёмница. Как он догадался, как отыскал их, если даже она — лиса, ремесло которой поиск, добыча и убийство, — не замечала ничего, пока не вгляделась, не повторила взором путь, уже кем-то проложенный. — У тебя есть ещё какая-то сила, помимо остановки чужого времени?

По мосту пробежала парочка ребятишек с чёрными крылышками, перевязанными едва заметной красной нитью. Они дружно перекрикивались, с любопытством окинув взглядом двух застывших путников, мгновенно потеряв к ним интерес и обратившись к перилам моста.

Парнишка толкнул девочку, указывая на что-то в воде и шепча ей какую-то глупость, отчего та возмущённо взвизгнула, но её широко раскрытые глаза выдали интерес.

Русалки.

— Нет, — негромко ответил Кристофер, подходя к спутнице. — Я просто не разучился видеть.

— Тебе повезло, — лисица фыркнула, разворачиваясь и стремительно спускаясь по склону моста на берег. — Род морских элиров не вымер, и его не истребляли, как…

Она споткнулась на слове, поправляя капюшон. Узкие дороги не позволяли разойтись двум встречным потокам существ, особенно если это были крылатые или звероподобные элиры, а потому приходилось идти стройным рядком.

— Как некоторых особенно неудобных, — Юзуки не видела, но спиной чувствовала, как поморщился при этом слове её компаньон. — Русалки всегда жили в своём мире, на который никто не претендовал, а потому проблемы землян им мало интересны. Их королевство — одно из немногих, сохранивших суверенитет.

— Я читал, что настоящих русалок уже многие десятилетия не видели. Остались только сирены и лоскуты.

— И я их понимаю.

Путь неспешно запетлял и вывел на небольшую площадь.

— Если бы у меня был выбор, я выбрала бы другой мир.

Кристофер скользнул по ней нечитаемым взглядом, но лисица ускорила шаг, перебегая через дорогу, по которой катила карета, обернулась и поманила Хранителя за собой.

Аркада огибала площадь гусеницей с резными кольцами, венчающимися антаблементом с вкраплениями золота, кварца и других камней, всегда ярких, переливающихся, полных магии. Голубые блюдца фонтанов наполняли воздух свежестью и влагой, от которой неприятно слипалась шерсть на хвосте. Зелёные шапки деревьев накрывали стеклянный купол одной из башен библиотеки, представленной закручивающимся, как улей, мрамором. Резные пилоны поддерживали выступающие балконы. Кустистые фигуры встречали гостей на подходе к ступенькам у главного входа. Не было ни дверей, ни охранников, потому что сокровищница знаний открыта для любого жаждущего истины, для всех пытливых умов и ищущих душ.

Или так было раньше.

— Куда… Почему мы не можем просто войти через эту огромную арку?

— Можешь попробовать, — лисица спокойно огибала площадь, поглядывая по сторонам и натыкаясь только на кучку эльфов и парочку теней, выглядевших днём какими-то неправильными. — Но уже давно эта библиотека находится во владениях Красных лилий. Не думаю, что они будут рады пустить какого-то незнакомца, выглядящего слишком подозрительно.

— Красных лилий? Ты говоришь про Орден охотников?

Юзуки бросила в ответ тяжёлый взгляд, мол, не самое подходящее место обсуждать людей, ремесло которых — защита человеческого рода путём истребления элиров. Мысли об этом заставили их прибавить ходу и нырнуть вдоль стен библиотеки. Никого не было вокруг — тихо, пустынно, но только на первый взгляд.

Лисица извлекла из походного мешка кулёк, сыпанула мерцающую тёмную пудру на ладонь и рассеяла её над ними. Частички блестели фиолетовым, синим и белым, превращаясь в россыпь забавных веснушек на их лицах и чарующих звёздочек в тёмных волосах Кристофера.

— Сумеречный порошок! Какие ещё у тебя припрятаны секреты?

— А тебе всё расскажи, — она поправила сумку, проверила мечи за спиной и оглядела окрестность. Чуткий слух ничего не услышал, зрение не нашло опасности, а магия скрыла их от света, преломляя его о волшебный шлейф. — Секреты на то и секреты, что о них никто не знает, и потому они работают.

Он улыбнулся, а озорной взгляд ещё больше смягчил его обманчиво суровое выражение лица: точно мальчишка, наконец, выбравшийся из дома и бросившийся с головой в сказочные приключения. «Так странно», — в очередной раз решила лисица, но промолчала, ощупывая неровности стены. В ладонь скользнул металлический жезл — короткий, помещающийся в женскую ладошку, — и раскрылся крестом. Крюк-кошка взметнулся вверх до первого склона самой низкой из башен, заскользил по гладкой поверхности и зацепился за выступ.

— Мы полезем на крышу?

— Привыкай, — она дёрнула верёвку, упавшую от конца крюка. Надёжно. — Поверь, ещё несколько раз и для тебя это станет рутиной.

— Забираться на чужие крыши? Вряд ли.

— А как же спасение принцесс? — она иронично приподняла бровь. — В сказках они всегда томятся в башнях без лестниц и дверей.

Юзуки упёрлась ступнями на стену и полезла, ловко справляясь с вертикальным подъёмом, точно делала это всю жизнь. Хотя, вероятно, так и было, и за считанные минуты она добралась до ската крыши, огляделась и кивнула своему напарнику, самодовольно усмехаясь. Давай, важный гость из неизвестной ей Завесы, прими этот простой вызов или отправляйся домой.

Ветер взметнул полы его тёмно-алого, почти чёрного плаща, растрепал кудри. Весенний день пах раскрывшимися листьями, цветущими крокусами и новыми выборами, предлагаемыми миром. Лисица упёрлась пятками в выступ, наклонилась, держась за край «кошки», и ждала — сама не зная, какого исхода. Кристофер окинул взором стену, деревья, которые стройными рядами возвышались за ними вдоль канала, и очевидно прикинул иные варианты, но не нашёл ни одного. Тогда Хранитель вернулся к верёвке, крюку и насмешливым жёлтым глазам с острыми зрачками.

Лисица.

Кристофер оглядел стену, по которой ему предстояло взбираться: некоторые камни были слегка выдвинуты, а где-то вообще отсутствовали как если бы кто-то уже проникал в библиотеку обходным путём. На верёвке виднелось несколько некрупных узлов. У Кристофера были кожаные перчатки, но что-то ему подсказывало, что тонкий материал не убережёт его руки. С другой стороны если он сорвётся, то содранная кожа будет последней из его проблем. Он взял верёвку, проверил её прочность и медленно выдохнул. Ерунда. Ничего сложного. Нет, это даже интересно, это что-то новое в его жизни — как и всё происходящее за последние сутки.

— Знаешь, если говорить о принцессах в башнях, — первый неуверенный шаг, напряжение, раскатившееся по всему телу от рук по корпусу к ногам, и таинственный прищур, — то кое в чём ты просчиталась.

— Думаешь? Поднимись и расскажи мне.

Хранитель никогда раньше не взбирался на стены, не покорял вершины, ведь там, откуда он родом, не было ни вершин, ни крыш, ни того, что нужно покорить, а потому, казалось бы, простительны его опасения и смятения — для кого угодно, только не для этой жёсткой, своенравной и определённо не самой дружелюбной девушки. В её холодном, вырезанном из мрамора с острыми углами лице не было сочувствия, понимания, а только расчёт, возможность и презрение. К нему. Ко всем.

Она не скрывала этого. Все её слова — правда, все взгляды — искренние. Да, они горьки, но правдивы, и это стоило ценить. Юзуки не побежала спасать мир, когда к ней явился незнакомец с красивыми речами, но предложила возможность, выгодную всем. Никто, казалось бы, не проиграет.

Ещё несколько шагов. Верёвка почти скользила между пальцами, но юноша держался крепко и для человека, впервые исполняющего нечто подобное, сносно справлялся. С холодным облегчением он цеплялся за узелки, внимательно следил за каждым своим шагом и медлил перед следующим. Сердце пустилось в сумасшедший бег, увлекая за собой беспокойные мысли, которые не скупились на жуткие картинки о том, как он срывается с отвеса и падает.

— Не думай, что сорвёшься, — вдруг вставила лисица, наклоняясь ниже и прищуриваясь. Её взгляд цеплялся за его руки и ноги. — Пока ты держишься за верёвку, всё в порядке.

Хранитель удержался, подтянувшись и схватившись за следующий отрезок верёвки. Главное не думать о высоте стены. Она казалась огромной, но на деле была не такой уж высокой и тем не менее силы Кристофера таяли льдом под солнцем — стремительно. Ладони и пальцы жгло даже через перчатки, а мышцы тела дрожали от натуги. Но это ничего: физическая боль — не самое важное. Страх — это куда опаснее.

— Кто-нибудь обязательно спасёт принцесс из башен, — Кристофер продолжал их глупый разговор, отвлекаясь от иллюзорного ощущения, что он падает. — Но это точно буду не я, потому что, как по мне, принцессе стоило бы самой попытаться спасти себя из заточения.

Выдохнув, Хранитель дёрнул верёвку, подтянулся к краю и ухватился за него. Рывок, и он выпустил её, опираясь коленом на край, а рукой взявшись за протянутую женскую.

— Ты просто боишься навернуться. — Её пальцы по-новому перехватили его ладонь и локоть, помогая подняться на уступ перед скатом крыши. Юзуки проследила взглядом вниз, к земле, присвистнув: — Падать далеко, боюсь, даже немного смертельно.

— Если оно того стоит, то возможность рухнуть с отвесной стены — это малая плата за отважную воительницу.

Лисица прищурилась, взглянув в его лукаво поблёскивающий глаз. Жуткий циферблат был скрыт чёрной повязкой.

— Мы всё ещё говорим о сказке?

— Это определённо сказка, — он отпустил её руку и осторожно отшагнул, чтобы лисица забрала свой крюк. Всё его тело протестовало против этого безумия, которое можно было бы избежать, но восторг от того, что он справился, притуплял боль. — Итак, а теперь мы…

— Продолжаем наше восхождение, — и с этими словами она развернулась к скату и повторила то же, что и до этого. Хранитель провёл ладонью по волосам, предвкушая дальнейшее увлекательное скалолазание — и страшась его.

Потребовался не один час, чтобы преодолеть несколько крыш башен, растущих как грибы в грибнице. Задержка была вызвана тем, что уже во время второго восхождения Кристофер чуть не расстался с жизнью, а Юзуки — с заработком, поэтому лисе пришлось придумывать, как подстраховать своего неумелого нанимателя. Выход был простым, относительно эффективным, но крайне небезопасным. Ей пришлось придавить раздражение и связать себя с Кристофером верёвкой, которую она использовала для того, чтобы спать на деревьях и не беспокоиться о том, что может сорваться.

— И только попробуй отпустить или соскользнуть, — прорычала Юзуки, проверяя узлы. Её душила необходимость этой страховки. — Одна твоя ошибка погубит нас обоих.

— Ты можешь на меня положиться, — с улыбкой уверил Кристофер, ничем не выдав своего истинного состояния.

Юзуки криво усмехнулась, отворачиваясь:

— Это вряд ли.

В этот раз Юзуки вручила Кристоферу и кинжал с крепким, слегка тупым лезвием, чтобы при необходимости он мог вонзить его в щель между камнями. Пришлось, конечно, ещё и показывать, как это делать, потому что Сказочник умел только красиво болтать, а в остальном был настоящим балластом. Причём переносно и буквально.

Опаснее их идеи было только чаепитие с охотниками Ордена, поэтому Юзуки, молча скрипя зубами, взбиралась вверх на вытянутой верёвке, чувствуя, как её гибкое, сильное и обычно лёгкое тело при каждом шаге тянет вниз — незнакомое, сковывающее, пугающее и невозможно раздражающее ощущение. В какой-то момент она сильно пожалела, что вписалась во всю эту историю, но повернуть назад не могла, да и не было в этом смысла, потому что вершина уже была близко. Всё обошлось: лисе помогло топливо из злости, а Хранителю бесконечная упёртость и умение игнорировать протесты организма. Вера была сильнее него.

Балкон скрывался под зелёно-синей шапкой дерева. Перемахнув через балюстраду, юноша и девушка оказались у ряда незастеклённых окон самых разнообразных форм и размеров. Юзуки едва ли запыхалась, чего нельзя сказать о выдохшемся Кристофере, мрачно поглядывающем на оставленный позади путь и предстоящий спуск по винтовой лестнице.

— Не передумал мир спасать? — съязвила Юзуки, оглядывая взмокшего и сражающегося с усталостью за каждую секунду на ногах нанимателя. К его чести он ни разу не пожаловался.

— Этого ты хотела? — был его сухой, слегка напряжённый ответ.

Юзуки не ответила, развязывая верёвку на поясе.

— И ради чего всё это было?

— Чтобы увидеть твоё раскрасневшееся потное лицо.

— То есть, это был твой коварный план и мы могли по-человечески попасть внутрь?

Лисица снова не удостоила его ответом. Она вернула свой клинок, не позволив Хранителю даже такой роскоши как затупленное оружие.

— Пошли.

Сложив крюк и спрятав его в сумку, Юзуки проскользнула через окно внутрь, огляделась, извлекла из рукава нож — новый, как и большая часть её обмундирования, идеально сидевшего на её худощавом, жилистом теле. Затем она двинулась, точнее бесшумно потекла, по каменным светлым ступеням вниз, не дожидаясь Хранителя. Он недурно справился с новой для себя задачей, и заработал пару очков уважения в глазах наёмницы — о чём она, конечно же, никогда ему не скажет.

Лестница привела их на балкон с книжными полками, под которым простирался огромный зал в несколько десятков ярусов. Взглянув вниз, юноша тихо присвистнул, и его удивление было вполне объяснимо: далеко, на многие этажи вниз открывалась бездна, разбавленная редкими вкраплениями света, а пространство заполняли бесчисленные полки книг, и даже просто одиночные книги и свитки парили в воздухе. Золотистый солнечный свет проникал через небольшие окна и превращал библиотеку в шкатулку с драгоценностями.

— Только не говори, что нам теперь надо вниз!

— А если и так, то что?

— Ничего, пришлось бы лезть, — пожал он плечами, снова окинув взглядом бесконечность под их узким балконом. — Поэтому мне повезло, что нам всего лишь надо спуститься на тот выступ с кафедрой.

Над бездной протянулся, словно вытянутый язык, островок земли из белого камня. На краю стояла кафедра для книг, через которую раньше посетители общались с древней магией библиотеки.

— Только как нам?..

Раньше, чем мысль оформилась в слова, к балкону подлетела лестница, соединив два островка твёрдой земли. Спутники переглянулись и поспешили вниз, скрытые от шального взора магией сумеречного порошка. Обычно им пользовались артисты, чтобы придать эффектности своим выступлениям, но именно поэтому его было легко достать задёшево и действовал он количество времени достаточное, чтобы войти и выйти незамеченным. Однако сердце лисицы бежало едва ли не быстрее их поспешной поступи, а чутьё советовало оставаться начеку, лишний раз оглядываться и при виде охотников бросаться в бездну. Выжить, упав с такой высоты, всё равно было бы проще, чем после встречи с ними.

Лестница дождалась, когда гости сойдут с последней ступени, и отплыла, исчезнув среди полок. Кристофер на миг застыл, всматриваясь в потрясающе прекрасный вид внизу, и пытаясь запечатлеть эту картину в сознании, сберечь все чувства, которые она порождала.

— Что мы ищем?

— Ответы на загадки из пророчества, — Хранитель подошёл к кафедре и извлёк из нагрудного кармана клочок пергамента с грубо оторванной нижней частью. — Или ответы на ту часть, которая уцелела.

— У тебя пятнадцать минут. Может, меньше, — Юзуки мельком взглянула на закорючки и отвернулась, вытянувшись струной. — Дурное предчувствие. Даже в библиотеке не бывает так тихо.

Негромко, шершаво прозвучал мужской голос в бескрайность зала:

— Рожденная без вольности голоса Слуга, но обрётшая силу сокрушать волю и разрушать проклятия.

Потекли секунды, быстро превращаясь в минуты. Где-то что-то ухнуло, привлекая внимание. Из-за огромной книжной полки выплыл тонкий томик, плавно опустился на кафедру, раскрылся, и жёлтые страницы замерли на главе про морских существ. Древние, давно вымершие или никогда не существовавшие, они смотрели со своих страниц на читателя и скалились, показывая ряды огромных зубов или шипастые плавники вдоль хребтов, заросшие или сверкающие глазницы. Чёрный текст, неаккуратно выведенный чернилами, расплылся, и смысл многих абзацев потерялся.

— Нашёл?

— Не уверен. — Пальцы скользнули по строчкам, пока мысли метались в голове, переворачивая и складывая слова древнемирского языка, придавая им значение, — складывая понимание. — Юзуки, помнишь, я говорил, что настоящих русалок давно никто не видел? Ты что-то слышала об этом?

Лисица заглянула через плечо в открытую книгу, различив только уродливые картинки.

— Только то, что их уже многие десятки лет никто не видел на суше. Прирождённые русалки или вымерли, или ушли глубоко в океан, решив никогда не возвращаться. Остались только сирены, потому что они больше рыбы, чем сознательные существа, и лоскуты [8], потому что они…

— Некогда были людьми, — закончил Кристофер и закрыл книгу. — Но как нам найти одну-единственную русалку в этом огромном мире?

— Кристофер.

Хранитель обернулся к ней, когда лисица потянула его за локоть в сторону и жестом приказала молчать, следовать за ней — медленно. В арочном проёме замелькали тени, вытянутые, деформирующиеся в игре танцующего света. Приглушённые шаги, шелест одежды и тихие голоса, разобрать которые было невозможно.

Прижавшись к перилам, они замерли, надеясь, что тени пройдут мимо зала, но их надежды не были услышаны. Из-за угла вынырнул небольшой силуэт — он огляделся и направился к кафедре. Сердце наёмницы забилось чаще, нож в ладони приятно оттягивал руку. Кто бы это ни был: охотник или посланник, — он не сможет увидеть чужаков сквозь завесу магии. Всё будет хорошо: они беспрепятственно покинут библиотеку и останутся в живых.

Свет волшебных ламп окрасил фигуру, придав ей человечность. Все мысли в голове резко остановились, точно наткнувшись на возникшую в голове преграду, потому что перед ними был не страшный и ужасный воин или фанатик, а простая девочка лет восьми, одетая в белое свободное платье, скрывающее её с ног до головы. Белая повязка на глазах говорила о её слепоте.

Юзуки поморщилась. Холодные иголочки прошлись вдоль позвоночника, когда девочка повернулась и будто бы скользнула скрытым взглядом по лисе и Хранителю, а потом остановилась у кафедры, коснувшись закрытой книги. Седые волосы свободно качались над тонкими плечиками.

На кафедру рухнул толстенный том в тёмно-алом переплете. Напарники настороженно переглянулись, молчаливо сойдясь во мнении: это был ответ библиотеки на их странный бессмысленный вопрос.

— Как и всегда, чудесно. Не успела я спросить, а ты уже ответила, — хихикнула слепая, поднимая ладошку над обложкой. — Сегодня это метрическая книга Кссандрии? Необычное решение.

Медленно ребята отступали, пока слепая щебетала о чём-то с библиотекой так, будто та была живая и столь же бурно ей отвечала, вызывая яркие, настоящие чувства ребёнка. Страницы двигались, скрипел толстый корешок, едва удерживающий такую стопку. У порога в прилегающий коридор болтовня оборвалась тихим «ага», чужаки бегло обернулись и застыли, вдруг забыв, куда так торопились, потому что слепая смотрела на них с невинной улыбкой и вытянутой ладонью — на которой чернел глаз.

— И ты совсем не хочешь узнать, где искать героя, а, Хранитель?

_______

Сноски:

8. Лоскуты (ориг.) — особый вид русалок, отличительной чертой которых является прозрачная спина, скрытая длинными волосами. Ими становятся несчастные девушки, погибшие насильственной смертью в глубинах вод и возвращённые к подобию жизни силой чувств (таких как вина, гнев или обида).