Чтобы разлюбить навязавшуюся песню, достаточно поставить её на будильник и завести его на 06:30. Утро перед поездкой в университет, о котором грезишь почти всю сознательную жизнь, как ни странно, начинается так же, как и все предыдущие: поиск тапочек, запрятавшихся по разным углам комнаты, чистка зубов и переслащенный кофе с сендвичем, приготовленным на скорую руку всполошившейся матерью. Единственное значительное отличие — волнение, нарастающее с каждой проходящей минутой. Стук собственного сердца отдаётся в ушах, заглушая все сторонние звуки, и даже адский рокот блендера доносится до меня словно из-под толщи воды. Поэтому я не сразу слышу вопрос мамы:

— Ты же взяла то своё платье? — она жестикулирует, обводит свои плечи, описывая, как оно выглядит. — То, которое с кружевными рукавами…

Понимая её тревогу, я неубедительно растягиваю уголки губ в улыбке и киваю:

— Не переживай, мама, — Если бы только и меня кто-то попытался успокоить. — Я ничего не забыла.

Я успеваю сделать быстрый звонок отцу, пока мама хлопочет на кухне, обмениваюсь с ним парочкой рядовых фраз, зная, что времени на долгие разговоры у него нет, но, несмотря на это, я понимаю и чувствую всё, что он хочет сказать, считывая эмоции по говорящей дрожи в его голосе. Мой отец — военный, а потому редко бывает дома и такие короткие звонки для нас своего рода роскошь. Папа говорит, как ему жаль, что он не может сопровождать меня в университет, а я отвечаю, что это пустяки, и слизываю слезу с уголка губ.

— Удачи, Бэмби, — желает он в завершение нашего разговора.

Затем начинаются недолгие сборы. Недолгие они потому, что я и моя гипертревожность додумались упаковать всё самое главное ещё вчера, и теперь мне остаётся только одеться и не забыть закинуть зарядное и телефон в рюкзак. Я вытаскиваю свой любимый твидовый костюм розового цвета, подбираю к нему белую блузку, но тут же складываю их обратно под недовольное ворчание мамы. Она считает, что в свой первый день я должна выглядеть серьёзно и респектабельно, а потому принимается выискивать среди моих вещей то, что, по её мнению, подойдёт под эти определения. Я не возражаю, стою в стороне и смиренно жду свой модный приговор.

Серая юбка прикрывает колени, визуально обрезая мой рост, который едва ли можно назвать высоким или хотя бы средним; блузка застегнута на все пуговицы, и ворот неприятно стискивает горло, а вязаный жилет в тон юбки настолько колючий, что зачесаться можно лишь взглянув на него. Консервативно, нудно и — что главное — нравится маме. Годный косплей на Гермиону Грейнджер.

Когда больше половины пути остаётся за спиной, я начинаю чувствовать волнительное порхание бабочек у себя в животе, и количество их увеличивается с каждым метром, приближающим нас к территории кампуса. Не скрою и того, что мне очень страшно: впереди знакомства с новыми людьми, а я не имею даже малейшего представления о том, как с ними поладить. Особенно здесь, в Дартмуте — университете Лиги плюща — где, по большому счёту, обучаются детки с редчайшим атавизмом: золотой ложкой в заднице. Если бы не стипендия за мой высший балл и льготы, полагающиеся детям военных, то мама вряд ли смогла бы потянуть расходы на моё обучение, и я боюсь, как бы этот факт не стал причиной для насмешек. Я никогда не могла похвастаться обилием друзей. У меня их не было вообще: бесконечная учёба и прочие обстоятельства отнимали слишком много времени. В школе со мной общались тепло, но это скорее потому, что я была умницей-отличницей, у которой всегда можно списать. Не ботаном — мой рюкзак не прятали в мужском туалете и никто не плевал в капюшон моего худи. Ко мне относились с уважением, и этого было достаточно. Думаю, в этом плане ничего не изменится.

Каждый, кто когда-либо сталкивался с выбором университета, видел, какими внушительными и манящими выглядят их здания на брошюрах и веб-сайтах. Фотографии Дартмута я рассматривала с благоговением, воображая себя разгуливающей по Дартмут Грин — местному парковому комплексу — и сидящей в университетской библиотеке. Сейчас, когда я, наконец, здесь и как никогда близка к своим радужным фантазиям, меня охватывает дикий восторг. Я широко улыбаюсь, опускаю стекло машины и высовываю голову, рассматривая всё вокруг: административные здания, на шпилях которых развевается флаг штата Нью-Гэмпшир, студентов в бело-зелёной форме с вышивкой герба нашего колледжа…

Нашего. Офигеть. Неужели я буду учиться здесь? Мне всё больше кажется, что я вот-вот проснусь в своей привычной комнате, за столом, над грудой учебников и продолжу готовиться к экзаменам.

— Как же повезло, что ты смогла попасть именно сюда! — в полном восторге щебечет мама, когда мы притормаживаем на красный.

Мечтательная улыбка на моём лице плавится и стекает вниз.

Трудно назвать моё поступление в Дартмут везением, ведь это был единственный вуз, в который я подавала документы. Несмотря на уговоры своих учителей, я не стала пытать счастье в Гарварде или Принстоне, опасаясь огорчиться в случае неудачи. Я лезла из кожи вон, чтобы попасть сюда, и меня сильно обижает то, как мама запросто обесценивает мои старания, списывая всё на глупую удачу, ведь, пока я убивала себя и своё время на подготовку к экзаменам, мои сверстники веселились и шастали по вечеринкам, проживая полную и весёлую жизнь.

Шумно вздыхаю, пробуя смириться с мыслью о том, что мама никогда не признает моих заслуг по-настоящему, и вновь смотрю в окно. Рядом с нами останавливается чёрный Харлей, и мотор его тарахтит, готовясь к рывку, но моим вниманием овладевает вовсе не гладкий глянец мотоцикла, а его наездник: он без шлема. Меня всегда поражало безрассудство некоторых людей, но особенно — недоумков, которые удумывают разъезжать на столь опасном транспорте без какой-либо защиты, гоняясь за эстетикой размазанных по асфальту мозгов.

У парня чёрные волосы и чёрная кожанка с заклёпками на воротнике. Он опускает одну ногу с подножки и поправляет такие же чёрные митенки, натянув их как следует. Я поднимаю глаза, чтобы рассмотреть его лицо, и понимаю, что мой глупый интерес не остался незамеченным: он смотрит прямо на меня, вскидывает брови, будто ждёт каких-то объяснений, и меня мгновенно пронизывает электрическим током.

Стыд-то какой.

Я краснею и с тихим писком вжимаюсь в спинку кресла, поднимая стекло, которое, к сожалению, не тонированное — хотя, даже будь это так, моё лицо горит настолько сильно, что и самый высокий процент затемнённости не смог бы этого скрыть.

Чёрт.

Мы подъезжаем к общежитию, и я в лишний раз убеждаюсь в том, что если моя мама вбила себе в голову какую-то мысль, то отговорить её не получится никоим образом.

«‎Мы не сможем часто видеться, и я хочу быть уверена, что тебе комфортно», — она решила проследовать со мной до самой комнаты, чтобы убедиться, что там всё в порядке. Я лишь молча следую за ней, волоча за собой спортивную сумку, и молчу, когда мы дважды проходим мимо нужной двери. Мама доходит до самого конца коридора, встаёт в тупик и разворачивается, повторяя себе под нос: «221В…».

И я не выдерживаю, когда она поворачивает в секцию «С».

— Мама, мы в нужном коридоре, — свободной рукой указываю на большую букву «В» на стене, а после — на дверь своей комнаты, рядом с которой стою. — Нам сюда.

И с полной невозмутимостью мама наконец направляется в нужную сторону. Интересно: как некоторые люди, будучи совершенно неправыми, умудряются сохранять столь невозмутимый вид?

Мы заходим внутрь, и я тут же — даже несмотря на то, что это и моя комната тоже — чувствую себя лишней. Помимо нас с мамой здесь находится ещё одна девушка и, судя по всему, её отец. По их мрачным лицам я догадываюсь, что они беседовали о чём-то очень серьёзном, а потому опасаюсь даже заявить о своём присутствии, разрушив деловитую ауру вокруг них.

А мама нет:

— Оу, вы, должно быть, тут по той же причине, что и мы, — она лепечет своим светским тоном, широко улыбаясь, и меня бьёт приступ испанского стыда.

Едва воздерживаюсь от фейспалма, стараясь придерживаться тактики «Я не знаю эту женщину», но то, что она — моя мать, слишком очевидно. Поэтому я просто отвожу взгляд и принимаюсь внимательно рассматривать дверной наличник. На светлом дереве выцарапаны весьма сомнительные комплименты: «У Дженни классные сиськи»...

М-м-м.

Мужчина оборачивается на нас, растягивая губы в лёгкой улыбке, но даже так он всё ещё кажется мне очень суровым и страшным. Взрослым.

— Прошу прощения, если смутили вас, — Я смотрю на его длинные волосы, собранные в слабый хвост, и мою голову посещает глупая и неуместная мысль: каким шампунем он пользуется? Не каждая девушка может похвастаться такими густыми сильными волосами, а он выглядит как живая реклама Gliss Kur. — Прощался с дочерью.

— Получается, наши девочки будут соседками по комнате, — бросает мама.

«Девочки»? Господи, серьёзно? Мне ещё жить здесь с этой «девочкой», можно же не позорить меня при каждом удобном случае...

Моя мама в полном восторге, и если бы не рамки приличия, то она захлопала бы в ладоши: отец моей соседки здесь, он сопроводил её до самого общежития — значит, за ней внимательно присматривают, она хорошо воспитана и не будет на меня дурно влиять. Представляю, как мама ставит зелёную галочку рядом с одним из пунктов в своём бесконечном списке: «Убедиться, что соседка Сакуры не наркоманка/лесбиянка/сатанистка» — есть.

Строгий взгляд мужчины сканирует меня с головы до самых ног: хочет удостовериться, что я подходящая кандидатура на роль соседки его дочери, и, кажется, остаётся удовлетворён. Ещё бы ему не понравилось — мама старалась как могла.

— Что ж, я тут, видимо, лишний, — он снова фальшиво улыбается и направляется к выходу из комнаты, но вдруг останавливается прямо рядом со мной, и я чувствую запах дорогущего одеколона. Вспоминаю про атавизмы. — Хината, надеюсь, ты не забудешь о нашем разговоре.

Она молчит, а я горю желанием испариться. Мне очень неловко оттого, что я являюсь свидетелем этой ситуации, потому что знаю, насколько Хинате сейчас неудобно перед чужими людьми.

— Да, папа.

Он дожидался именно этих слов. Услышав короткую реплику дочери, он делает широкий шаг в коридор и исчезает за поворотом. В комнате всё ещё висят напряжение и неловкость. Даже мама притихла.

Хината шумно вздыхает и открыто улыбается, отчего мне становится чуть легче.

— Вижу, ты тоже первокурсница, — она подходит ко мне и протягивает руку в знак приветствия, — меня зовут Хината Хьюга.

— Очень приятно, — отвечаю я, возвращая ей улыбку, — а меня — Сакура Харуно.

Хината уже покорила меня своим дружелюбием. Она мне нравится хотя бы потому, что не разглядывает меня как остальные девушки в кампусе. Я — типичный синий чулок на фоне замазанных макияжем студенток, которые, проходя мимо меня, непонятно морщатся и тут же что-то шепчут своим подругам — парочку таких я встретила, когда поднималась сюда по лестнице.

— Ладно, — мама разок хлопнула в ладоши, привлекая к себе внимание, и я взглянула на неё, — помогу тебе с вещами, а потом уйду.

Молча киваю ей и меньше, чем через пять минут, начинаю жалеть о своём решении. Мама зачитывает и так уже заученную мною лекцию на тему того, какими опасными могут быть парни и незащищённый секс, говорит свою фирменную фразу о том, что целомудрие — лучшая контрацепция, и всё это происходит в присутствии Хинаты. Она тоже разбирает свои вещи и каждый раз, когда я ненароком на неё смотрю, успокаивает меня понимающим взглядом и тёплой улыбкой. Благо, одежды с собой у меня оказывается не так уж много, и маме приходится слегка урезать свою двухчасовую лекцию.

Я провожаю маму до самого выхода из общежития.

— У тебя хорошая соседка, — Конечно, будь оно иначе, мама потребовала бы у администрации другую комнату. — Не забывай звонить мне каждый вечер.

— Не волнуйся, не забуду.

После крепких объятий я не спешу уходить к себе — слежу за тем, как мама садится в машину, и машу рукой, когда она отъезжает.

Хината уже разобрала свои вещи и теперь наносит макияж перед большим зеркалом шкафа-купе. Стоя на пороге я оцениваю нашу комнату, если её вообще можно так назвать: две кровати, небольшой письменный стол на одну персону и вышеупомянутый шкаф с зеркальными дверями — обувная коробка. Я не придираюсь, но во всемирно известном Дартмуте могло бы быть и получше. Хотя... я выбрала бюджетный вариант общежития, чтобы не переплачивать ещё и за жильё. Мне выделили стипендию, но даже несмотря на это, цена за образование очень высока, и приходится экономить на комфорте. Душа, например, здесь нет. Он общий и находится на первом этаже, но раковиной и унитазом мы, к счастью, не обделены — они находятся в тесной уборной за дверью у подножья моей кровати. И не придётся бегать, если приспичит посреди ночи.

Услышав смачное «мпа», я заканчиваю осмотр комнаты и часто моргаю, глядя на свою соседку. Хината обильно красится розовым блеском и раздражающе прихлопывает губами, подправляя контур кончиками пальцев. Я хмурюсь: несколько минут назад на ней не было ни грамма косметики, а сейчас складывается ощущение, будто на неё вылили канистру тональника.

— Ты куда-то собираешься? — Я присаживаюсь на самый край своей кровати, стараясь занять как можно меньше пространства. Всегда с трудом адаптируюсь к новым местам.

— Ага, — она приоткрывает губы и красит ресницы тушью, — у тебя не найдется фиолетового карандаша для глаз? — Хината оборачивается, смотрит на меня пару секунд и тут же отворачивается обратно, осознав, что у меня и обычного чёрного-то нет.

— Эм, — я мнусь, не зная, как реагировать. Мне казалось, что она такая же, как я, любит книжки, учёбу и сопливые мелодрамы. — Ты тоже в школе медицины?

— Не-а, я в школе бизнеса, — Она тянет джемпер чуть ниже, открывая небольшой участок своей пышной груди, а неловко почему-то становится мне. Теперь Хината выглядит как и остальные студентки. — Пойдёшь со мной на вечеринку?

Куда-куда? Ого-о.

— Нет, я не люблю такие сборища, — чешу затылок, хоть он и не зудит, но тугой пучок волос упорно препятствует. Мама не любит, когда я распускаю волосы, и я уже привыкла собирать их наверх.

— «Сборища»? — Хината усмехается и откидывает волосы за спину. — Жаль, там будет весело.

Откуда первокурсница может знать о вечеринке? Она же только что приехала!

Осматриваю углы в поисках скрытой камеры: с каждый минутой происходящее всё больше походит на тупой розыгрыш для не менее тупого реалити-шоу. Жду, что дверь нашей комнаты вот-вот распахнётся и внутрь вбежит ведущий — он покажет, куда улыбаться и подарит мне букет цветов, чтобы я не так сильно расстраивалась.

— Я посмотрю фильм, — в подтверждение своих слов ставлю ноутбук на колени и жду, пока он включится.

В дверь стучат. Нет, не так. Дверь едва не вышибают с петель. Я вздрагиваю, чуть не роняя ноутбук, и перевожу полный недоумения взгляд на соседку.

Это же не ведущий реалити-шоу, да?

— Прости... — виновато выдыхает она, направляясь к двери, и перед тем, как её открыть, добавляет: — Они всегда такие шумные.

«Они»? Кто «они»? Ответ не заставляет себя ждать: Хината распахивает дверь, и в нашу комнату с радостным криком вваливается какой-то парень. Блондин со странными полосами на щеках. Он тут же бросается обнимать Хинату, стискивая её в крепких — отнюдь не дружеских — объятиях. Он ущипнул её за задницу, прости господи, и мне кажется, она вот-вот задохнётся и обмякнет у него на руках.

Нутро подсказывает, что именно этого и опасался мистер Хьюга.

— Саку, — что? С каких пор я «Саку»? — Знакомься, это мой парень Наруто. Милый, это моя соседка по комнате — Сакура.

— Очень приятно, — он чуть приподнимает воображаемую шляпу, обнимая Хинату свободной рукой, а я киваю в ответ со скромной улыбкой.

И, о боже, они целуются!

Я усердно не обращаю на них внимания и игнорирую мерзкие причмокивания и вздохи, продолжая поиски фильма на вечер, когда в комнате слышится ещё один голос:

— Может, хватит лобзаться?

Рефлекторно поднимаю на него взгляд и застываю. Чёрт. Тот самый парень с мотоциклом.

Он стоит в дверном проёме, подпирая косяк плечом; скрещивает руки на груди, недовольно уставившись на пару, которая, судя по всему, намеревается во что бы то ни стало побить мировой рекорд по продолжительности самого омерзительного поцелуя.

Он — олицетворение стиля Total black, синтез аккуратности и небрежности: его волосы растрёпаны, будто он только что проснулся и даже не потрудился взглянуть на себя в зеркало, но это не делает его менее привлекательным. Сейчас на нём нет куртки, и я вижу татуировки на руках. Брезгливо обвожу мрачные узоры взглядом, однако не могу рассмотреть их лучше из-за позы. Полагаю, там изображены змеи и прочие жуткие существа. Никогда не любила такие росписи на теле, но, стоит признать, на этом красавчике они смотрятся круто.

— Чего вылупилась? — мне требуется несколько секунд, чтобы осознать, кому именно адресован этот вопрос. Такое чувство, будто он вынашивал его в голове с нашей первой встречи на дороге.

Мне становится жутко неловко: мало того, что я откровенно пялилась на симпатичного эмо-боя, так он ещё и заметил это; а его друзья, прекратив свой долгий поцелуй, уставились на меня, как на идиотку. В принципе, именно так я себя и чувствую, потому что только мне могло посчастливиться спалиться за изучением чужой привлекательности.

— А просмотр платный? Если так, то прости, ничего особенного я не нашла. Могу дать пятьдесят центов, не более, — благо, я не скупа на слова, когда дело доходит до такого рода разборок.

Наруто и Хината одновременно прыскают от смеха и выжидающе смотрят на своего друга. Видимо, его ответ должен нокаутировать меня, но не буду пугать себя догадками раньше времени.

Уголок губ парня едва дрогнул:

— Ты просто не там искала.

Постепенно до меня доходит смысл сказанного, и я чувствую, как вспыхивают мои щёки.

— Серьёзно? — я пыхчу от возмущения. — Может, ещё и покажешь, где надо было искать?

— Такого удовольствия я тебе не доставлю.

— И часто ты говоришь это девушкам?

После этого должен появиться Трэвис Флитвуд и крикнуть: «Раунд!», но вместо этого мы слышим только дикий смех Наруто и Хинаты. Мои слова едва ли задевают мистера Блэка — я вижу, как он беззвучно усмехается, кажется, довольный услышанным, и хмурюсь: не такой реакции я ожидала.

— Уверена, что не хочешь пойти с нами? — спрашивает Хината, когда Наруто за руку ведёт её к двери.

Ещё раз смотрю на того брюнета в проёме и замечаю, что он пялится на меня. Наши взгляды встречаются, и я отворачиваюсь.

— Более чем, — тихо бормочу в ответ.

Мне уже неприятна компания, которой Хината себя окружает, потому что там есть этот странный и грубый парень. И неизвестно, сколько ещё таких будет на вечеринке.

Отыскав интересный фильм, я полностью погружаюсь в просмотр и не замечаю, как темнеет за окном. Часы на панели «Пуск» показывают полночь, и мне приходится отложить ноутбук в сторону и лечь спать, чтобы не опоздать на первое же занятие.

Возвращением блудной соседки даже и не пахнет.

Кожа головы болит, но заметно расслабляется после того, как я распускаю волосы и ложусь в постель. Сон не заставляет себя ждать — мои веки тяжелеют, а сознание постепенно погружается во тьму. Я засыпаю и не задумываюсь о том, где сейчас находится Хината. Наверняка утром она будет жалеть о своём ночном отсутствии.

Однако всё оказалось совсем не так, как я предполагала. Проснувшись, я обнаруживаю соседнюю кровать пустой и шумно выдыхаю, поднимаясь со своей. Как я и говорила раньше, душ здесь общественный, и чтобы совершить ежедневный утренний ритуал, я вынуждена спуститься на первый этаж. Наверное, именно душевая становится одним из моих первых разочарований в студенческой жизни. Несмотря на знак «для девочек», что приклеен к двери, в раздевалке присутствуют парни. К счастью, они одеты и всего лишь дожидаются своих девушек, но у меня отпало всякое желание принимать душ, когда я увидела здесь представителей другого пола. Господи, ну можно ведь подождать за дверью, какого чёрта они тут?

Направляюсь в самый дальний угол раздевалки, где нет такого скопления парней, и начинаю снимать с себя одежду. Мне жутко неловко, и я постоянно оборачиваюсь, дабы удостовериться, что на меня никто не пялится. К счастью, ряд металлических шкафчиков скрывает моё обнаженное тело.

Кое-как я прокрадываюсь и нахожу свободную кабинку. Проблемы с водоснабжением обеспечивают мне контрастный душ, и я раздражённо прикрываю веки, когда на меня в очередной раз выливается ушат ледяной воды. Это последняя капля. Я перекрываю кран, стягиваю полотенце с крючка и морщусь, когда тёплая и шероховатая ткань касается затвердевших от холода сосков. Кто ж знал, что в общежитии Дартмута — колледжа грёбанной Лиги грёбанного плюща — настолько хреновые условия.

Пару раз я едва не поскальзываюсь на мокром полу, но всё же без проблем добираюсь к шкафчику, который заняла накануне. Каково же моё удивление, когда я нахожу рядом с ним двух девиц, копошащихся в моих вещах!

— Нет, Карин, ты только посмотри! — одна из них прикладывает мой лифчик к своей пышной груди поверх одежды и смеётся.

Я завязываю полотенце покрепче, чувствуя, как внутри закипает злость.

— Эй! — и сдерживаться я не собираюсь, — тебе не кажется, что ты ошиблась шкафчиком?

Буквально вырываю своё бельё из наманикюренных пальчиков этой фифы и поочерёдно бросаю агрессивный взгляд то на неё, то на её подругу.

— У-у-у, — я предполагала, что в одном полотенце выгляжу далеко не так устрашающе, как хотелось бы, а потому эти стервы только усмехаются. — Мне так страшно.

Если бы не мерзкая аура стервозности, обволакивающая её со всех сторон, то я бы назвала её красивой: аккуратная и ухоженная, высокая и стройная, она выглядит как потерянная муза Карла Лагерфельда. Ей бы на обложку VOGUE, на показы в Милан, а не на учёбу в один из лучших вузов страны. От уверенности, которой искрится каждое её движение, каждый взгляд, я не нахожу, что сказать — теряюсь, хоть и дико зла. И тогда моментом моего молчания решает воспользоваться вторая девушка:

— В каком магазине продаются такие маленькие размеры? — свою лепту в наш диалог вносит Карин — кажется, так её назвала подруга.

Никогда прежде не испытывала комплексов по поводу своей груди, всегда считала её нормальной, но, кажется, сейчас — самое подходящее время начать загоняться. Я открываю рот, чтобы плюнуть какой-нибудь колкостью, и тут же закрываю, ибо ничего крутого в голову не приходит — перед сном обязательно переиграю эту сцену в своей голове.

— Ах вы... сучки! — откуда ни возьмись за спинами моих неприятельниц нарисовывается Хината, и я мысленно благодарю её за ещё не состоявшееся спасение. — Ино, Карин, — ухмыляясь, она переводит взгляд с одной девушки на другую и довольно скрещивает руки на груди. — Ваши папочки всё же не стали вас разлучать и пропихнули в один вуз? Сиамских близнецов и то разделить проще.

Хината их знает, но откуда у первокурсницы может быть столько связей? Допустим, Наруто её парень: он поступил сюда в прошлом году и терпеливо ждал Хинату целый год, однако откуда взялись эти барышни и тот странный парень с татуировками? Мне с очень большим трудом верится, будто они все жили где-нибудь в Манхэттене и ежедневно встречались в одной и той же кофейне. Скорее всего, они из одной школы. Какой-нибудь крутой частной школы в том же Манхэттене.

Забавно.

— Посмотрите только, — Ино с каким-то детским восторгом хлопает в ладоши, — сама Хината Хьюга. Какая честь! — присаживается в лёгком реверансе и, в противовес этому жесту, презрительно задирает верхнюю губу. — И кто бы мог подумать, что ты будешь заступаться за серую мышь с нулевым размером груди.

Со вторым. Им больше обсудить нечего?

— Предлагаешь ей набивать лифчик носками, как это делала ты в седьмом классе?

В одной школе, значит. Господи, какая же я сообразительная.

— Она заняла наш шкафчик, — Ино повторяет позу Хинаты и наклоняется вперёд. Между ними грохочет гром и сверкают молнии. — Здесь переодеваемся мы.

Это объясняет, почему никто из девушек не осмелился занять столь удобную зону для переодеваний.

— Тебя беспокоит присутствие парней? Чего они там не видели, — растолкав их в стороны, Хината подходит ближе. — Она не знала, не нужно к ней лезть.

— Незнание не освобождает от ответственности, — с умным видом заявляет Карин.

— Сказал Станислав Ежи Лец, — говорит Хината, чем несколько удивляет не только меня. — Жаль тебя расстраивать, но здесь эта цитата более чем неуместна, поэтому захлопнись и катись отсюда к чёртовой матери. Не забудь прихватить с собой подружку, ведь, кажется, вам пора вкалывать очередную дозу НовоСтервина.

— Иди в жопу, Хьюга, — оскалилась Ино и уже спокойнее обратилась к подруге: — пойдём, Карин.

Улыбнувшись, Хината машет пальчиками им вслед, и напряжение, стискивавшее моё горло, тут же отпускает, стоит подружкам исчезнуть за рядом шкафчиков. Я сажусь на скамью и хочу переодеться, но замечаю, что в нашу сторону обращено всеобщее внимание: видимо, маленькая перепалка с Ино и Карин многим показалась очень интересной. Как же я не люблю всё это.

— Чего уставились, народ? — Хината снимает лиловый жакет, оставаясь в белой майке, и парни, как по команде, отворачиваются, пряча взгляды. — То-то же, знают, чья я девушка, — на её лице мелькает самодовольство. Смахнув пелену чёрных волос за спину, она смотрит на меня и спрашивает: — Подождёшь? Я быстро.

Отказывать после того, как она за меня заступилась, будет не очень благодарно, да и, к тому же, до начала занятий ещё час. Могу позволить себе задержаться здесь ненадолго.

— Да, конечно.

Пока Хината моется, я по-быстрому надеваю свою клетчатую юбку и белую кофту, присаживаюсь на скамейку, растирая кончики волос полотенцем, и жду. Хината не соврала, когда сказала, что управится быстро. Она натягивает на себя джинсы-скинни, параллельно ворча под нос, но так, чтобы я слышала:

— Мы учились в одной школе. Они были в одном классе с Наруто, а я на год младше.

— Второкурсницы.

— Агась, — она осматривается в поисках полотенца и раздражённо вздыхает, понимая, что забыла его в комнате. Я протягиваю ей своё. — Спасибо... да, они второкурсницы. Поступили сюда только из-за Саске, сто пудов!

— Саске?

— Вы с ним уже виделись, — улыбается Хината, — красавчик такой. Горячий. — Вспоминаю о нём, и мои щёки вспыхивают злым румянцем; я зачем-то прячу взгляд. Хината интерпретирует мою реакцию по-своему. — Оу, ты уже оценила?

— Что? Нет, он жуткий грубиян!

— Согласна, но это не мешает девушкам елозить пальчиками по промежности, предаваясь сладким фантазиям о нём.

Морщусь от её слов и говорю:

— За наш короткий диалог он произвёл на меня впечатление неисправимого бабника.

«Ты просто не там искала».

Где? Где я должна была искать, придурок?

— На самом деле, не совсем, — Хината завязывает шнурки на кедах. — Вернее, вообще нет. Как ты заметила, он часто отказывает девушкам в удовольствии, — на губы Хинаты напрашивается ухмылка, когда она припоминает наш разговор, — но Ино не теряет надежды и крутится вокруг него уже о-о-очень давно. А Карин крутится с ней, рассчитывая хотя бы погреться под лучиком его внимания.

— Безуспешно, я так понимаю? — дёргаю уголком губ и скручиваю волосы в жгут, чтобы позже убрать их в пучок. — Но как они умудрились поступить в Дартмут? Разве для этого достаточно только денег?

— Поверь, деньги решают всё, — Хината со скрипом захлопывает дверцу шкафчика, и мы вместе покидаем раздевалку. По пути в комнату она продолжает: — Например, Наруто. Мой парень. Он учится здесь, потому что в их семье Дартмут — это традиция. Его отцу никаких денег не жалко, лишь бы эту традицию поддержать — причуды богатеньких. Отец Ино — владелец крупной сети цветочных магазинов и ресторанов паназиатской кухни. На дочь времени нет, поэтому он на блюдечке принесёт ей всё, на что она только пальцем покажет…

— А ты?

— Я? — она усмехается, нисколько не обиженная бестактным вопросом. — Ну, я не глупая. Училась хорошо, собиралась поступать в Принстон или в Йель, однако планы пришлось сменить. Поддерживать отношения на расстоянии — штука непростая, а мы с Наруто и так целый год были в разлуке. Отец, правда, немного побесился, но возможность отослать меня из Нью-Йорка пришлась очень кстати. У нас, знаешь ли, небольшие семейные проблемы...

Я плюхаюсь поперёк своей кровати, задрав ноги к стене, свешиваю голову вниз так, что кончики волос почти касаются пола, и прикрываю веки. Забавно, но сцена в раздевалке меня слегка вымотала. Хината выпрямляет волосы с помощью фена, и белый шум почти убаюкивает, пока сквозь него не раздаётся голос:

— Слушай, а у тебя есть Инстаграм? — почему-то фен она выключает уже озвучив свой вопрос.

Я усмехаюсь и мотаю головой:

— Не-а.

У меня нет Твиттера, Инстаграмма и Тамблера: социальные сети я всегда считала бессмысленной тратой времени. Друзей у меня в принципе не было, только хорошие знакомые, а потому смысла обзаводиться кучей аккаунтов я не видела. Меня не интересует, с кем из баскетболистов завела очередной роман Кендалл Дженнер, и я даже не хочу знать, что постит Трамп у себя в ленте. Каждая минута моего дня, как правило, была посвящена какому-то делу, и в графике не оставалось даже маленького окошка, чтобы просто понаблюдать за жизнью других людей.

Хината замерла, шокировано выпучив глаза.

— Что? — я прыскаю смехом. — Что не так?

— Не иметь Инстаграм в двадцать первом веке — вот, что не так, — она тоже смеётся, но удивление в её голосе никуда не пропадает, — давай сюда свой телефон.

— Это ещё зачем? — я тянусь к своей сумке, валяющейся на полу, и выуживаю из внешнего кармана телефон.

— Собираюсь незначительно увеличить количество пользователей Инстаграмма, — она выставляет руку вперёд, и я вкладываю телефон в её раскрытую ладонь, — ну хоть Фейсбук у тебя имеется?

— Я не настолько отстала от жизни, — чуть надувшись, произношу я.

— Класс, не будет лишней мороки с регистрацией, — Хината копошится в моём телефоне ещё пару минут и радостно объявляет: — Ну всё, теперь ты подписана на меня! Отпразднуем твою регистрацию первой фоткой?

Я начинаю перебирать в голове всяческие отговорки, потому что очень не люблю фотографироваться, но уже в следующую секунду Хината направляет на нас фронтальную камеру, намереваясь сделать совместное селфи. Жесть.

— Это ведь никто не увидит?

— Мы можем ограничить доступ к твоему профилю.

— Эм, да. Было бы неплохо, — чувствую себя старпёром.

Хината пускается в объяснения азов Инстаграмма, и за её лекцией я не замечаю, как летит время. Будильник на моём телефоне срабатывает, оповещая, что до пары осталось всего пятнадцать минут, и я в спешке собираю сумку. Так я обычно планирую свой день: ставлю будильники за 10-15 минут до начала события, чтобы у меня было время на подготовку. Объясняю это Хинате, и она начинает откровенно с меня угорать:

— Серьёзно? У тебя проблемы с тревожностью, подруга. Это нужно лечить.

— Мне пора на занятия, — я подхватываю ремень сумки-почтальона и собираюсь выйти.

— Постой-постой! — оборачиваюсь на Хинату, ожидая важный вопрос, но вместо этого слышу: — А чтобы сходить в туалет, тоже будильник ставишь?

Закатываю глаза, издав тихий полусмешок, и хлопаю за собой дверью.

Кажется, у меня появилась подруга.

*•*•*

Неделя пролетела быстро. Я успела познакомиться со всем преподавательским составом и записаться на дополнительные занятия по химии, чтобы повысить средний балл и подтянуть знания. Первый семинар состоится утром понедельника, а сейчас только вечер пятницы, и мне вновь выпадает возможность понаблюдать за тем, как Хината размазывает тонну косметики по своему лицу. В обычное время она отдаёт предпочтение прозрачному бальзаму для губ, но с наступлением ночи превращается в супер-пупер звезду.

— Ты напоминаешь мне Ханну Монтану, — комментирую я, когда Хьюга лезет в шкаф за платьем.

Она смеется и фальшиво напевает:

— А я живу-у-у в две жизни! И от каждой беру то, что мне по нутру!

— Всё, хватит-хватит! — это просто пытка для моих ушей, но я не перестаю хохотать, даже когда Хината замолкает. — Жесть.

Слышится «вжих» молнии на одежде соседки, и я невольно осматриваю её с ног до головы: чрезмерно смелое платье, покрытое множеством крупных серебристых пайеток, и босоножки на головокружительно высоких шпильках. Это не выглядело вульгарно лишь благодаря аристократичной внешности Хинаты. Но я бы в жизни такое не надела — мне по душе стиль преппи. Как Блэр Уолдорф из моего любимого сериала «Сплетница»: консервативно, скромно и деловито. Правда, зачастую мама запрещает мне надевать цветные колготки.

— Ну как? — Хината кружится вокруг своей оси и едва не шлёпается на пол. Благо, успевает ухватиться за край стола.

— Вау, — это всё, что я могу сказать.

Тянусь за ноутбуком, чтобы изобразить занятость, так как совсем не хочу участвовать в подборе аксессуаров к платью Хинаты. К сожалению, она определяется сразу же и принимается меня доставать:

— Сходи со мной разочек, пожалуйста!

— Категорически нет, — я скрещиваю руки над головой, продолжая сверлить взглядом рабочий стол ноутбука, а Хината плюхается в свою постель и начинает жаловаться:

— Ну мы же подруги! Я не знаю никого, кроме тебя!

Отрываюсь от своего "увлекательнейшего" занятия и хмурю брови, рассматривая профиль соседки: а мне показалось, она знает тут всех поголовно.

— А как же Наруто? Ино, Карин и этот Саске…

— Фу, с Ино и Карин я в одно поле срать не сяду, — громкое заявление. — Саске скорее опоссума живьём съест, чем разделит мою компанию, — я сейчас тоже готова съесть опоссума, лишь бы не идти на эту вечеринку. — Что касается Наруто, то он мой парень, а я говорю о подруге!

— Боже, просто познакомься с кем-нибудь! — на словах это звучит легко, хотя, будь оно так, я бы тоже обзавелась друзьями, помимо Хинаты.

— А вот ты подойди к кому-нибудь и попробуй, — бурчит она себе под нос.

Мне требуется несколько минут, чтобы как следует обмозговать самое рискованное решение в своей жизни — неправильное решение, которое никак не соответствует моим принципам и принципам мамы. Если она узнает, мне грозит многочасовая лекция и ужесточение ежедневного надзора, а к нашим вечерним созвонам обязательно добавится видеочат. Может, она даже приедет сюда, поселится в уютном отельчике или разобьёт палатку под окнами общежития, чтобы отслеживать мою деятельность через бинокль.

Окей, я утрирую, но мама у меня и впрямь жуткий параноик.

— Ну, раз завтра субб-о-о-о-та, — я тяну слова, будто это поможет отсрочить окончательный ответ и передумать в случае чего, но радостная улыбка, расползающаяся по лицу Хинаты всё шире и шире, отсекает все пути к отступлению. — Мы же вернёмся до полуночи?

Помнится, в прошлый раз она отсутствовала всю ночь, поэтому я искренне надеюсь, что то был единичный случай, и мы вернёмся вовремя.

— Конечно вернёмся!

Чувствую, что стоит передумать, пока есть возможность, но так и не решаюсь отказать Хинате.

Я достаю любимое платье мамы, то самое, с кружевными рукавами. Оно совсем простенькое, фасон «трапеция» не выделяет особенностей фигуры, а длина прикрывает колени. Я его терпеть не могу, но иного варианта у меня нет.

Хината протягивает мне свою косметичку, и я чуть мотаю головой, вежливо отказываясь. Не люблю ощущение плотной маски на лице.

— Хотя бы тушь! — соседка протягивает мне тюбик, и я усмехаюсь, принимая его. Тушь и в самом деле не повредит, ресницы у меня совсем светлые.

Наношу на губы немного увлажняющего бальзама, и именно в этот момент Хината тянется к резинке на моих волосах, намереваясь их распустить. Успеваю уклониться от её манёвра и предупреждающе выставляю ладонь:

— Не надо, я справлюсь сама.

Чуть ослабляю пучок и выпускаю передние пряди на лицо, чтобы выглядеть не слишком серьёзно. Хината закатывает глаза к потолку и тяжко выдыхает, мол, ты безнадёжна.

Взглянув на наши отражения в зеркале, я замечаю, что выгляжу совсем не как Хината: я ниже из-за лодочек на небольшом каблуке, на мне меньше макияжа, а волосы собраны, хоть и небрежно. Да, всё-таки, Хината смотрится куда привлекательнее меня. Но мне и так хорошо.

— Давай, мы тебе губы красненьким…

— Нет, — обрываю я, выхватывая из рук подруги помаду. — Я иду, чтобы составить тебе компанию, не более, — беру свою бежевую сумочку, в которую складываю телефон, жвачку и таблетки от головной боли. Мне всего девятнадцать, но мигрень часто застаёт врасплох. — Так когда мы выдвигаемся?

И, словно по зову сердца, в дверь комнаты агрессивно стучат. Перевожу взгляд на подругу и вижу искры безумства в её глазах:

— Прямо сейчас!