Ангела уже постепенно начинала ненавидеть кабинет Моррисона и бесконечную необходимость отчитываться, но она ничего не говорила по тому поводу. Они с Мойрой в полной тишине сидели за столом, ожидая прихода начальства, и обеих такое положение вещей более чем раздражало. Если доктор Циглер собиралась уйти в долгожданный отпуск, то О’Доран работала сразу над несколькими проектами, в которых задействованы новейшие технологии. Во время совместной работы коллеги частенько обсуждали нечто подобное, и Ангела временами даже завидовала свободе генетика. Она могла полностью посвятить себя тому, что на самом деле любит, не разрываясь между необходимостью готовить ужины и походом на работу.
«С другой стороны, если бы мне хотелось всё время заниматься только исследованиями, я бы делала это, не так ли?» — она ощутила болезненный укол совести. Никто ведь не заставлял приходить домой, когда там никого нет, никто не заставлял делать в квартире уютный ремонт пару лет назад и надеяться на то, что рано или поздно кто-то решит переехать туда… она в очередной раз запуталась в собственных чувствах и не знала, что делать: отдаться семейному счастью и уюту или вновь поддаться соблазну и потеряться в бездне вместе с демоном, таким близким и вместе с тем непозволительно далёким.
«Это предательство», — снова болезненный укол совести, ровным счётом такой же, как и в тот самый день, когда они с Фарией впервые пошли на свидание. Разве тогда сердце не было занято другой? Разве тогда она не думала о Мойре всё время, отсчитывая дни до возвращения? Разве Ангела тогда… ненавидела её?
Она зажмурилась и похлопала себя по щекам в надежде прогнать глупые мысли. Она уже нашла человека, с которым будет счастлива до банальности: семейная жизнь, совместные ужины, завтраки и проводы на работу, а затем — одиночество и пустота во время ожидания, бесконечное беспокойство и терзающие душу мысли о том, что всё могло быть совсем иначе. Ангела невольно посмотрела на Мойру и вновь столкнулась с заинтересованным взглядом бездонных разноцветных глаз. С этой женщиной ждало что-то другое, неизведанное, но готова ли она всё бросить и сделать этот шаг?
— Ну и где они запропастились? — в голосе О’Доран не слышалось ни капли возмущения или злости, только задумчивость. Видно, её тоже терзали какие-то мысли, но озвучивать их генетик явно не собиралась.
— Не знаю… — ответ вышел растерянным, и доктор с большим трудом заставила себя отвести взгляд, не желая знать, сделала ли коллега то же самое. — Думаю, скоро появятся.
Ангела действительно ненавидела себя в этот момент. Она смотрела на Фарию и всегда невольно сравнивала её с Мойрой, всегда думала, как бы она поступила на месте невесты и задавалась непозволительным для отношений вопросом. Что, если с того самого дня ей всегда хотелось видеть рядом с собой эту женщину? Это настолько вошло в привычку, что Ангела уже перестала замечать подобное, но прямо сейчас, словно тяжёлый груз, оно неожиданно свалилось на голову. Фария всегда боролась за неё, пыталась удержать, уберечь, защитить, а что же О’Доран? Что из этого делала она?
«Она использовала меня, манипулировала и всегда спихивала бумажную работу!» — с некоторой обидой подумала Ангела и даже скрестила руки на груди. Она снова посмотрела на генетика и невольно смягчилась, когда услужливая память в очередной раз достала из копилки то, что не стоило бы.
Очередной ненавистный понедельник казался отвратительным не столько из-за необходимости вновь подниматься с утра пораньше и ехать на работу, сколько из-за банального нежелания работать с Мойрой О’Доран. Эта напыщенная и высокомерная женщина раздражала с самого первого совместного проекта и, судя по всему, это было взаимно. Ни один совместно проведённый час не обходился без споров и траты нервных клеток, но приказ есть приказ. Ангела молча прошла в лабораторию, пролистала записи коллеги, в очередной раз поморщилась от того, насколько ужасным был её почерк, но не слишком горела желанием что-то спрашивать.
«Так, ладно, — подумала она, когда положила все бумаги на место, и взяла несколько реактивов, чтобы смешать по заранее прописанной формуле. — Нечего стоять без дела!»
Едва доктор успела налить в пробирку с веществом красноватого цвета немного прозрачного раствора, Мойра подошла и вырвала её из рук. От бурной реакции стекло лопнуло, вонзаясь в ладонь генетика, не успевшей отбросить это в сторону. Ангела так и осталась стоять в ступоре, с недоумением глядя на коллегу.
— Эти вещества несовместимы, доктор Циглер, — спокойно пояснила О’Доран, опуская вниз раненную руку, с которой стремительно стекали вниз алые капли. — Впредь, будьте любезны, не смешивать подобное в такой близости к своему лицу. А сейчас я отлучусь.
Она ничего не успела сказать, даже подумать о том, насколько глупо поступила, забыв о столь важной вещи. Всё, что Ангеле оставалось делать, — это убраться в лаборатории до прихода коллеги, но она не могла. Она так и продолжала смотреть на битое стекло и кровь, так отчётливо выделяющуюся на белом столе.
Она снова мотнула головой, отгоняя ненужные мысли. Разве можно считать это актом проявления заботы? Пожалуй. Мойра могла спокойно остаться в стороне в тот раз и во множество других. Она могла не приносить кофе по утрам в дни «своей очереди», могла не отдавать халат, когда в лаборатории становилось прохладно, могла снова соблазнить её, но всякий раз останавливалась. Ангела шумно выдохнула, когда поняла, что слишком много думала об этом и пора бы уже прекращать. Что сделано, то сделано, и прошлого не вернёшь, так стоило ли ради призрачной надежды разрушать уже существующее счастье?
Наконец дверь кабинета открылась, но вошедший был мрачнее тучи. Он явно планировал сообщить не слишком хорошие новости и собирался с мыслями, внимательно глядя почему-то именно на доктора Циглер. Её сердце пропустило удар. Неужели, пока она тут сидит и думает о всяких глупостях, что-то случилось с Фарией? Джек не стал садиться за стол и медлить с донесением информации.
— Сегодня совещания не будет, — сказал он предельно серьёзно. — Можете быть свободны, больше отчитываться не придётся, я сам передам бумаги руководству.
— Что-то случилось? — Ангела поднялась из-за стола и остановилась рядом с Моррисоном, внимательно глядя в его глаза. — С ней что-то случилось?
— Ангела… — командир тяжело вздохнул и положил руки на плечи подчинённой. Он видел, как на её глаза наворачивались слёзы вины и отчаяния. — Она в больнице с тяжелым ранением. Сегодня ты можешь быть свободна.
Ангела не смогла найти слов, только почувствовала, как слёзы ручьями потекли по щекам, и вышла из кабинета. Мыслей не осталось, и она совсем не знала, что теперь делать. Она видела множество смертей, пережила утрату близких людей, а порой сама не успевала спасти чью-то жизнь, но сейчас… сейчас оказалась в полной растерянности. Прошла как будто вечность, прежде чем кто-то коснулся плеча и заставил развернуться. Ангела не осознавала происходящее, даже несколько раз пыталась вырваться, но живо успокоилась, когда её крепко прижали к себе и начали гладить по спине.
— Я отвезу тебя в больницу, — сказала Мойра, когда Ангела крепко вцепилась в её рубашку, в очередной раз всхлипывая. Столько чувств в этот момент смешалось в душе, и все они теперь вырывались на свободу. — Одна ты точно никуда не доедешь.
Она коротко кивнула и отпустила генетика, следуя к машине. О’Доран открыла дверь и усадила её на переднее сидение, заставив пристегнуться, а сама заняла место водителя и повернула ключ. Внешне женщина оставалась совершенно спокойной, лишь блеск в глазах выдавал сожаление и некоторую степень замешательства от происходящего. Зачем она это делает? Даже самой себе Мойра не стала отвечать на этот вопрос: всё ведь очевидно, так зачем лишний раз констатировать факт?
Дорога до больницы показалась бесконечной, даже несмотря на то, что пробки к этому времени дня немного рассосались. Солнце, словно в насмешку, ярко светило в безоблачном небе, но Ангеле безумно хотелось, чтобы пошёл дождь. Отчего-то она снова ощутила заметный укол вины за происходящее, за эту натянутость и приторность в отношениях с невестой; за то, что предала человека, который всё это время тянулся к ней и столь отчаянно боролся за неверное сердце. Мойра остановила машину и помогла коллеге выйти, крепко взяв за руку. Вместе они прошли в просторный холл больницы и подошли к девушке, сидящей за стойкой.
— Номер палаты Фарии Амари, — удивительно, но это сказала О’Доран, крепче сжимая руку коллеги, когда та снова была готова впасть в отчаяние.
— Она сейчас в операционной, — сообщила работница после того, как посмотрела на монитор. — Кем вы ей приходитесь?
— Мы её родственники, — солгала женщина, но повода не поверить ей не нашлось. Девушка снова посмотрела что-то в компьютере и велела подниматься на третий этаж и ожидать окончания операции там.
Подъём был мучительным, но Ангела постепенно приходила в себя и начала осознавать, что происходит. Выйдя из лифта, она отпустила руку Мойры и вытерла лицо, размазывая косметику. Сейчас она выглядела ужасно, но мало кого волновало такое положение дел. Хуже всего было то, что чувствовала она себя куда более отвратительно. Она села на кушетку напротив операционной и сделала глубокий вдох, но О’Доран не стала садиться рядом, лишь накинула на плечи доктора халат, который выдали в приёмной, и развернулась, чтобы уйти.
— Пожалуйста, не бросай меня здесь одну, — Ангела подняла красные от слёз глаза и посмотрела на коллегу. — Я не справлюсь. Ты нужна мне!
— Я знаю, — Мойра шумно выдохнула, но не стала оборачиваться. Прямо сейчас ей было куда сложнее уйти, чем в любой другой раз. — Но мне здесь не место, и ты сама прекрасно это понимаешь.
— Нет, это не так! — Ангела хотела перейти на крик, но получилось только прохрипеть. — Ты нужна мне! Ты всегда была нужна мне!
— В тебе говорят эмоции, — тон О’Доран снова стал холодным, отталкивающим, в противовес всем действиям и поступкам. — Уже завтра ты пожалеешь о том, что сказала. Если я останусь сейчас, ты пожалеешь вдвойне.
— Мойра, прошу… — она снова начала плакать, и мир вокруг расплывался. Возможно, сейчас это было к лучшему. — Не уходи.
— До свидания, доктор Циглер, — генетик до боли крепко сжала руки в кулаки, длинные ногти врезались в ладонь. Она поспешила уйти, прежде чем что-то произошло. Ангела же так и осталась сидеть на кушетке, закрыв лицо руками и не понимая, из-за чего плакала на самом деле: из-за того, что случилось с Фарией, или потому что Мойра в очередной раз исчезла в тот момент, когда она больше всего нуждалась в поддержке.