Многие знакомые Фарии хранили шкатулки воспоминаний, и не важно, деревянные ли, резные, металлические, украшенные искусственными камнями… а у неё был куб. Чёрный обыкновенный куб — ни единого цветного пятнышка. Когда ей было пятнадцать, в голове появилась непривычная для многих ассоциация. Она любила повторять, что ненавидит грустить, что каждое плохое воспоминание только глубже затягивает душу, светлую, чистую, в бездну, каждая новая рана, наносимая трепетному сердцу плохими мыслями, оставляет всё меньше и меньше возможностей выбраться. Впрочем, всё это Фария никогда не произносила вслух. Она брала небольшой листок бумаги и записывала на него плохие, странные или пугающие мысли и запирала в тёмном хранилище.
Фария снова сидела за столом и пыталась собрать мысли и чувства, разложить их по полочкам. Она внимательно рассматривала рисунок, который кнопками прикрепила к стене, и изредка хмурилась. Ангела, та самая мраморная девушка, чьей красотой она так восхищалась, стала новой загадкой. Загадкой, которая скорее пугала, чем вызывала желание поскорее найти правильный ответ. Всё началось несколько дней назад, когда она снова пришла в музей и устроилась поудобнее перед статуей, чтобы продолжить работу.
Прежде за ночь она толком не смогла отдохнуть, потому что видела пугающе-красивый сон, больше напоминающий видение, чем плод богатого воображения. Фарии снился широкий коридор со скрипучим деревянным полом и стенами, украшенными вместо обоев набросками, ни один из которых не походил на завершённое произведение. Она присмотрелась и вдруг узнала собственные работы. Везде застыла одна и та же фигура, тонкая, изящная, окутанная прозрачной вуалью, а отличие всего одно. На каждом листке менялся угол наклона головы, но Фария не придавала этому никакого значения, хмурилась и упорно шла дальше в надежде найти выход. Она остановилась около резной деревянной двери и вздрогнула, услышав до боли знакомый звук: шорох угля по холсту. Мотнув головой, Фария отбросила лишние мысли и прошла внутрь усеянной солнечным светом комнаты, в которой увидела саму себя, только уже изрядно постаревшую, поседевшую и сгорбленную. Прямо напротив стояла статуя, оставшаяся столь же прекрасной…
— Это был просто глупый сон, только и всего, — для большей уверенности Фария произнесла это вслух. Она снова посмотрела на законченный рисунок и вздрогнула, ведь прекрасно понимала: эта странность далеко не единственная.
Фария достала из сумки любимый блокнот и счастливо улыбнулась: рисунок почти готов, осталось только доработать несколько штрихов. Она вроде как должна чувствовать себя счастливой, ведь работа долгих дней почти окончена, и можно найти наконец другой объект для восхваления, да только на душе отчего-то скребли кошки. Она привыкла. Так сильно привыкла к этим чертам, разрезу глаз, выражению спокойствия, воплощённому на аккуратном лице…
— Знаешь, вчера моя мама наконец-то уснула не перед телевизором и захотела сама погулять с Анубисом, — она негромко рассмеялась, но был в этом смехе лёгкий отголосок боли. Фария уже третий день подряд разговаривала со статуей, разве в такое можно поверить? — С твоим появлением в моей жизни всё стало налаживаться, только сны теперь странные. Но это ведь только сны, правда, Ангела?
Фария не ждала никакого ответа. Она сделала несколько росчерков и поднялась, чтобы сравнить готовый рисунок с оригиналом. Выражение счастья мгновенно сменилось испугом: улыбка, застывшая на каменном лице, теперь была иной, и наклон головы изменился. Не сильно, но изменился. Она заметила это по изгибу шеи, по едва заметным складкам… она нахмурилась, достала из кармана телефон и сделала фотографию, после чего ушла, на этот раз не попрощавшись.
— Должно быть, мне просто показалось, — очередная попытка самовнушения, снова безуспешная, ведь несколько дней спустя она вновь вернулась на любимое место. — Такого просто не может быть, чтобы скульптуры двигались.
Это больше походило на глупый фильм ужасов, который должен пугать, но на деле — забрасывал вопросами, на которые невозможно найти ответов. Фария снова здесь, снова рассматривала статую Ангелы, снова говорила глупости, неосознанно, но уже без улыбки. Теперь она едва ли не плакала от горечи и отчаяния, а вокруг не было ни души. В такое время сюда редко заходили.
— Знаешь, я совсем запуталась, — произнесла Фария, внимательно рассматривая и без того знакомые черты. — Ещё вчера она улыбалась и была полна сил, а уже сегодня снова смотрит военные хроники и срывается. Я так хочу помочь ей, но не могу помочь даже себе, не могу даже разгадать твою тайну, Ангела.
Фария тяжело вздохнула и мотнула головой, отгоняя непрошенные воспоминания. Она сосредоточилась и пролистала несколько фотографий. Сердце, до этого бешено колотившееся, едва не остановилось. Неужели не показалось, и статуя ангела действительно изменила позу? Она поднялась со стула, схватила рисунок, разорвала на маленькие кусочки и бросила в чёрный куб, в котором хранились только мрачные воспоминания. Фария решила: что бы ни произошло, нужно непременно разгадать тайну мраморной девушки, даже если никакой тайны не было и в помине.