1996 год, октябрь
За окном бушевала гроза. Казалось, обрушившийся с разъярённых небес ливень промочит почву до основания. До следующей осени. Насквозь.
Яркие вспышки молний, раскалывающие черноту, предшествовали мощным раскатам грома, вызывающим дрожь земли и озноб у Гермионы, вынужденно переступающей через свой страх, ведь уснуть всё равно не выходило. Встревоженная, она трижды укладывалась в постель и столько же раз взбиралась обратно на ледяной каменный подоконник. Странно, но в эту ночь у неё, волшебницы с нешуточным магическим потенциалом, заглушающие чары почему-то выходили слабенькими.
Гермиона снова вздрогнула.
Это ненастье не походило на сотни своих предшественников. Острый запах озона нёс предзнаменование чего-то зловещего, беспрекословного. И хотя она скептически относилась к таким явлениям, как интуиция и третий глаз, сейчас непонятная тревога заставляла пересмотреть мировоззрение.
Мирно посапывающие соседки по комнате ни разу не шелохнулись. Только Парвати перевернулась на другой бок, недовольно пробормотав что-то под нос, когда очередная вспышка яркого света полоснула прямо по её закрытым векам, на миг осветив лицо.
Маггловские часы на прикроватной тумбочке показывали половину пятого. Смирившись с недосыпом, Гермиона отправилась в ванную комнату — приводить себя в порядок и готовиться к новому учебному дню, обещавшему стать невероятно долгим и нудным. Голова гудела, как всегда бывает после бессонницы, а необходимость подвига в виде отсидки на Истории Магии у монотонно бубнящего профессора Бинса отнимала остатки бодрости.
Промокнув лицо полотенцем после водных процедур, она бросила быстрый взгляд на своё отражение в слегка запотевшем зеркале, и невольно отшатнулась: с выступившими на веках капиллярами и покрасневшими склерами Гермиона походила на инфернала. Ощущение стекловаты в глазах заставляло крепко жмуриться каждые три секунды. Тяжело вздохнув, она развернулась и резко распахнула дверь, намереваясь выйти, но неожиданно столкнулась с Браун, какого-то дьявола в кои-то веки поднявшейся так рано.
— А поаккуратнее никак?! — моментально взвилась та, чересчур наигранно потирая ушибленное плечо.
Ну точно. Как же без этого. Стерва в поисках конфликта даже пожертвовала сладким сном и, видимо, специально поджидала под дверью. Жадная до справедливости Гермиона возмущённо вздёрнула бровь, но всё же сумела — не без труда — проигнорировать явную провокацию, демонстративно обойдя Браун и отправившись к своей тумбочке молча.
Ей совершенно не нравилось повышенное внимание этой вертихвостки к её другу. Пускай это и являлось пресловутой ревностью, но когда Браун открыто пялилась на него в Большом зале во время завтраков, обедов и ужинов, когда взвизгивала при удачах Рона на отборочных и последующих тренировках по квиддичу, когда как бы невзначай пыталась к нему то прикоснуться, то бесстыдно прижаться в гриффиндорской гостиной, нелепо флиртуя, у Гермионы начинали подрагивать руки в неприемлемом для неё желании оттаскать нахалку за кудрявые патлы. Судя по стычке у ванной комнаты, это желание было обоюдным.
Живо набив сумку учебниками до отказа, Гермиона спустилась в гостиную — торчать в спальне она смысла не видела. Тем более, оккупировавшая ванную идиотка абсолютно точно попытается втянуть её в перебранку, как только выйдет оттуда, и Гермиона уже не была уверена, что в этот раз не поддастся своим эмоциям. Весьма разрушительным, надо сказать. Утонув в мягком бордовом кресле, она так увлечённо засмотрелась на полыхающий в камине огонь, что в какой-то момент поймала себя на впадании в сладкую дремоту, а потому решила повторить материал из учебника по Чарам. Просто чтобы занять разум хоть чем-то.
За чтением время пролетело незаметно, гостиная стала заполняться галдящими и отвратительно бодрыми гриффиндорцами. Гарри с Роном спустились последними — когда большинство уже отправились на завтрак, — на ходу поправляя мантии и пытаясь усмирить нечёсаные вихры волос руками. Кажется, мальчишки снова беспечно проспали, но ни сил, ни желания для нотаций у неё не нашлось.
— О, Гермиона! Доброе утро! — как-то уж слишком воодушевлённо поприветствовал её Гарри. Видимо, друг не ожидал, что она дождётся их. Но скорее всего, надеялся выклянчить-таки у неё, из принципа заартачившейся накануне, конспекты для наглого списывания.
Аморфный в это утро Рон пробухтел что-то невнятное, продолжая спать на ходу. Опаздывающая троица чуть ли не бегом спустилась в Большой зал, наполненный аппетитными запахами традиционного английского завтрака и различной выпечки. Едва усевшись на скамью, Рон приободрился и по привычке начал накладывать в свою тарелку всё подряд — за исключением полезной овсянки, разумеется. Легко идущий на поводу у друга Гарри последовал его примеру. Гермиона же почти неосознанно отщипывала крохотные кусочки от скона, отправляя их в рот один за другим, и неторопливо скользила взором по ученикам за столами напротив, в который раз наткнувшись на пробирающий до мурашек пристальный взгляд одного из слизеринцев.
Это начинало напрягать.
— Ты не замечала? Забини уже с месяц постоянно пялится на нас, — шёпотом поинтересовалась она у примостившейся рядом Джинни, чуть наклонившись в её сторону.
Та удивлённо уточнила:
— Смуглый змеёныш слева от Малфоя?
Гермиона кивнула.
— По-моему, не на нас, а на тебя, — задумчиво протянула Джинни, в упор глядя на подозрительного юношу. — Надо будет понаблюдать за ним. Не переживай, Гермиона, я его лично в жабу превращу, если попытается причинить тебе вред!
Слизеринец едва заметно усмехнулся, будто услышав угрозу, и отвернулся, вступая в беседу со старшей Гринграсс и Ноттом. И кого только пытается обмануть этой неубедительной игрой?!
Гермиона нервно заправила выбившуюся из косы прядь волос за ухо. И без того неважный аппетит пропал окончательно. Её напрягало непонятное внимание, пожалуй, самого загадочного — в не самом лучшем смысле — однокурсника к своей персоне. За пять лет учёбы он ни разу не вышел из тени. Про таких говорят: себе на уме. Она не знала его имени, более того, Гермиона не помнила, чтобы хоть раз слышала голос этого Забини. Единственное, что можно было понять из его поведения — парень во сто крат более заносчив, чем Хорёк. Ни разу никого не оскорбил, зато ходит по коридорам, как властелин мира.
И её он никогда не замечал, что отчего-то в корне изменилось несколько недель назад. Поначалу Гермионе казалось, что Забини внаглую и не особо скрываясь следит за всей их компанией, но теперь, с подачи подруги, убедилась в своих подозрениях: сомнительное удовольствие постоянного открытого созерцания перепадало лишь ей. И как-то странно он смотрел, будто впервые лицезрел её скромную персону.
Она почти угадала: смотрел и раньше — не отделяя, впрочем, от остальной безликой массы, пока после одного случая, практически сразу вылетевшего у Гермионы из головы, не заметил. К её несчастью.
Внутренний голос не подвёл.