Энид, которая уточнила у Йоко ещё перед сном, может ли она прийти во вторую смену, встала утром, как обычно.

Однако, улыбка сошла с её лица так же быстро, как и появилась.

Она живёт с призраком, которая сегодня отведёт её к своему телу… Ладно, девушка в любом случае справится, но теперь ей безумно хотелось узнать, какова вероятность того, что Уэнсдей вообще очнётся. Что снова будет жить, а не одиноко существовать. Вдруг, однажды сама Энид прекратит её видеть, как дети прекращают верить в Санта Клауса?

От этой мысли ей становилось больнее. Она нервничала и старалась придумать хоть какое-нибудь решение данной проблемы.

Пофиг уже на свою влюбленность, надо помочь Уэнсдей Аддамс снова стать видимой для мира! А как… Это уже другой вопрос.

Она вышла из комнаты, уже готовая к походу, сразу же замечая сидевшую с мобильным телефоном Уэнсдей.

— Хей, доброе утро… — она, стараясь не казаться нервозной, включает чайник и садится напротив соседки, которая больше не торопится убирать телефон. Наоборот, поворачивает тот к Синклер.

— Это моя мама, — она показывает будто бы свою взрослую версию, заставляя Энид запоминать и понимающе кивать во время этого неожиданного урока, — это отец. И Пагсли.

— Брат, да. Я запомнила их имена ещё вчера. Зачем ты показываешь мне это? — блондинка возвращает внимание с телефона на саму Уэнсдей, которая выглядела чересчур серьёзно. И Энид сглатывает, ощущая неприятную дрожь в руках.

— Попробуем сделать тебя моим другом. Иначе родители точно не поверят.

— Ага… А есть какие-то проблемы, если бы я их не видела? Ты же всё равно рядом будешь? — она встаёт и заваривает себе чай, продолжая ощущать лёгкую нервозность, — кстати, ты можешь со мной на работу пойти. Я не буду разговаривать, а писать в телефоне.

— У меня… Особо не было друзей, Энид. Ты уверена, что хочешь, чтобы я ходила с тобой? — Уэнсдей наконец-то поднимает взгляд и… О боже мой, она смущена! Ну насколько можно понять по её лёгкому румянцу.

— Разумеется, соседушка. Теперь ты от меня так просто не отделаешься, — Энид достает печенья и, хотя бы немного поев, вскоре кивает на дверь, доставая из кармана наушники, — а чтобы на улице на меня не смотрели странно, я буду с наушниками. Будто разговаривая через них! — она нервно (хоть и с улыбкой) встряхивает своими белыми проводами, цепляя те и красуясь перед Уэнсдей, которая слегка кивает, улыбаясь, видимо, довольная такой находчивостью Синклер.

Они спокойно направляются в больницу. Почти не говорят, пока на последнем повороте Энид не решает рассказать кое-что о себе.

— Я не люблю больницы, потому что в детстве у меня была жуткая аллергия на шерсть. А моя семья работает груммерами, так что, как бы они не очищали одежду, я всё равно… задыхалась, — она немного поворачивает голову и окидывает взглядом Уэнсдей, которая внимательно смотрела на неё, слушая Энид.

— Как ты излечилась?

— Не знаю. Я просто проснулась уже здоровой. И вся забота и волнение моей мамы исчезли также внезапно, как и болезнь. Она думала, я делала это ради внимания. Хотя врачи и говорили, что я точно не симулировала…

— И… Какие у тебя отношения с мамой сейчас? — они уже подошли к лестнице, когда Энид чуть замедлилась, пожимая плечами. Какой-то сегодня грустный день. Даже о семье говорит.

— Ты слышала. После излечения она начала записывать меня на разные кружки. Я занималась вышивкой, музыкой, даже вязанием. Но успевала пропускать какие-то занятия ради спорта, ибо… Ну… Мне нравится бегать.

— Мне тоже нравилось бегать, — они входят, и Уэнсдей слишком легко ведёт их к месту назначения, заставляя Энид спешно запоминать, чтобы… Ну мало ли. Вдруг Уэнсдей решит куда-нибудь уйти?

Они оказываются в нужном отделении и у нужной палаты слишком легко, даже без лишних вопросов. Однако… Внутрь их не пускают. Из палаты выплывает (именно так казалось из-за длинного черного платья) Мортиша, которая сразу же замечает чересчур яркую девчонку с наушниками.

— О… Здравствуйте, миссис Аддамс, — Энид выдергивает наушники и слегка улыбается, кивая женщине, — я подруга вашей дочери. Только сейчас узнала об… ну, о ситуации, — Энид тороторила, поэтому ложь казалась безумно неубедительной, что сразу же заметила Мортиша, однако, на её лице появилась улыбка. Будто даже настоящая.

— Здравствуй. Как странно, я абсолютно точно вижу тебя впервые. Может, твоё имя мне что-нибудь подскажет? — Энид слегка косит взглядом на Уэнсдей, которая незаметно проскользнула в палату, оставляя Синклер страдать наедине. Та нервно сглатывает, пытаясь придумать хоть что-нибудь дельное.

— О… Ну… Энид. Мы не были особо близки. А я жила достаточно далеко, чтобы ну… приехать сразу. Но я сейчас снимаю ту же квартиру, что и Уэнсдей! — они это не обговаривали. Они вообще не готовились, честно признаться, поэтому правда Энид звучит убедительнее. Что заставляет Мортишу отойти от двери, позволяя той закрыть сразу «двух» Уэнсдей.

— В той же квартире, говоришь, — казалось, только это и услышала Мортиша, что присела на стул, продолжая неотрывно смотреть в глаза Энид. Которая, слава богу, привыкла к подобному взгляду (спасибо, Уэнсдей).

— Д…да. Там лежат её вещи и всё такое. Она рассказывала мне о ней. Ну, когда могла. Не сейчас, разумеется.

— Рассказывала… Может, скажешь, почему тогда она съехала и не сказала родным, куда? — Мортиша явно нашла, куда бить, поэтому Энид молча открыла рот, но её сразу же осенило. Боже, ну конечно.

— Чтобы писать свой роман! — она даже слегка повышает голос, но тут же тушуется, осматриваясь и наконец-то пряча наушники, которые от нервозности начала крутить в руках. Ей страшно. Ей просто искренне хочется помочь Уэнсдей. Она быстро прячет белый узел в карман, оставляя руку там же, продолжая нервно растирать провод между пальцев.

Хоть бы ей поверили. Хоть бы позволили…

— Хм… — Мортиша вновь хмыкнула, а после, улыбнувшись как-то более живо, кивнула Энид, — скажи честно, кто ты. Честно, Энид. Ты первая, кто так рвётся к Уэнсдей, не считая одной её кофейной подруги.

— О… — сразу поняв, что Мортиша говорит про Йоко, Энид устало присела рядом и, рассматривая свои яркие кроссовки, всё же с шумным выдохом решилась на правду, начиная шептать ту, — я вижу Уэнсдей. Её… душу? Не знаю, призрак? Она просила меня не говорить, чтобы вы не надеялись на то, что она очнётся. Я же боюсь, что вы сдадите меня в психбольницу…

Мортиша молчала.

И это пугало. Но когда Энид подняла голову, решаясь глянуть на женщину, та как раз стирала маленькую слезинку из уголка глаз. Заставляя девушку сжаться. Ну вот, теперь её точно сдадут в лечебницу.

— Пойдём. Она ведь там, да? — миссис Аддамс встаёт и со спокойной улыбкой кивает в сторону закрытой палаты, будто… Будто поверила? Будто не пойдёт за медсестрой, чтобы Энид забрали?

— Д…да… Проскочила, пока вы выходили, — Энид встаёт с места, но замирает, не решаясь сдвинуться. Слишком много стресса за короткий промежуток времени, — почему вы…?

— Наша семья верит в то, во что обычный человек ни за что бы не поверил, — Мортиша подходит и проводит по щеке Энид теплой рукой. Ласково. Понимающе. Неожиданно, — не волнуйся. Я могу остаться снаружи и подождать. Уверена, раз Уэнсдей тебе доверилась, значит, что-то происходит. Да и её анализы последнее время удивляют. То становятся плохими, то слишком хорошими. Где-то две недели. Ты тогда и заехала, да?

— Да… Уже две недели живу… Она недавно мне рассказала. Я бы сразу пришла, честно! — Энид смотрит в измученное лицо женщины и понимает, что… та бы тоже хотела поговорить с дочерью. Вопрос: хочет ли Уэнсдей?

— Ты очень хорошая, Энид. Иди, — Мортиша присаживается обратно, подмигивая, — я покараулю.

— Спасибо вам, миссис Адд…

— Просто Мортиша, Энид, — женщина аристократично взмахивает ладонью, будто отгоняя данное обращение к себе, а после кивает девушке, наблюдая, как та входит.

Уэнсдей стоит около себя. Смотрит внимательно, будто решает какую-то математическую задачу.

— Ты быстро. Я думала, уже не войдёшь. Поверила? — она всё же смаргивает какие-то думы, переводя взгляд на поражённую Энид.

— Я рассказала правду. И да, поверила. Уж извини, у тебя слишком мало друзей, — Энид подходит ближе и осторожно касается ладони лежащей Уэнсдей. Такая же холодная. И Синклер сразу становится грустной, сжимая тонкие пальцы. Как же заставить эту девушку очнуться, как вернуть её душу обратно в тело?

— Энид… — зато Уэнсдей выглядит удивлённой, сразу же поднимая руку на себя, — возьмись в другом месте, — она не успевает поругаться на ситуацию с мамой.

А Энид, с вопросом и лёгкой опаской глянув на девушку, перемещает ладонь на её живот.

— Что такое? — Уэнсдей же касается в ответ, выглядя скорее напуганной, чем радостной. И Энид резко отнимает ладонь, тоже пугаясь.

— Я… Я ощущаю. Никогда такого не было, а я уверена, мать целует меня в лоб, как приходит и уходит. К слову, почему она не вошла? — Уэнсдей смотрит на дверь и хмурится.

— Дала нам время побыть наедине. И покараулить, чтобы меня врач не увидел. Мне позвать? Хочешь с ней… поговорить? — она спрашивает осторожно, делая шаг к невидимой для всех остальных Уэнсдей.

— Нет, — слишком резкий ответ. И Уэнсдей вновь отводит взгляд, переводя тот на свои жизненные показатели. Которые слегка оживают, пикая быстрее. Будто перенимая состояние призрачной Аддамс.

Энид, которая успела достаточно хорошо изучить девушку рядом с собой, лишь отходит к двери и, приоткрыв ту под вопрос Уэнсдей, зовёт Мортишу.

— Она хочет поговорить, — Энид шепчет, чем заставляет старшую Аддамс слегка рассмеяться. Но в палату всё же войти.

— Знаешь, я думаю, что зря тебе поверила. Моя дочь бы не согласилась на подобное.

— Да, вы правы. Она ответила нет, но… Она каждый день проверяет ваши соцсети. Думаю, я могла бы поработать переводчиком. Или она воспользуется своим мобильным, — Энид смотрит на Уэнсдей, что для Мортиши, к сожалению, пустое место в палате.

Та недовольно отводит взгляд, складывая руки на груди.

— Вот как… А что она говорит сейчас? — Мортиша складывает руки на груди, копируя свою дочь, и внимательно смотрит на чересчур убедительную девушку, а та вопросительно поднимает брови, глядя на Уэнсдей, будто проглотившую язык.

— Я… Скажи, что я прихожу пару раз в неделю. И однажды она могла проснуться под пледом, — темноглазая делает пару шагов к матери и даже протягивает руку, но, в отличие от касания с Энид, та проходит сквозь Мортишу, из-за чего блондинка выглядит шокированной… напуганной.

— Уэнсдей… — Синклер шепчет, пытаясь поддержать, но она ловит хмурый взгляд девушки и тут же переводит взгляд на внимательные глаза Мортиши, — она… просит меня передать, что приходила в больницу пару раз в неделю. И однажды вы могли проснуться под пледом. Видимо, накрыла вас…

— Уэнсдей? — Мортиша, которая, кажется, теперь точно поверила, обводит комнату взглядом и даже протягивает руку, будто бы пытается поймать дочь, которая делает пару шагов назад. Не позволяет. Это всё равно бесполезно, — я… я думала, меня накрыли медсестры.

— Спроси, где Пагсли. Я видела его пару раз. И спроси не… Не важно, — Уэнсдей тушуется, и Энид, которая лишь предполагает, что хотела спросить девушка, вновь смотрит на миссис Аддамс.

— Уэнсдей спрашивает, где Пагсли. И, кажется… ей интересно, не болеет ли он больше? — у Энид разрывается сердце. Действительно. Ей безумно хочется помочь им коснуться друг друга. Помочь Уэнсдей очнуться. Но сейчас она лишь странный суфлёр. Переводчик.

— Нет! — Уэнсдей делает шаг к Энид и та в шоке делает шаг назад, что для Мортиши явно выглядит странно.

— Нет? Тогда что? — Сикнлер тоже слегка повышает голос. Она пытается помочь! Так почему даже сейчас, буквально на грани смерти, Уэнсдей проявляет свою гордость?

— Не важно. Зачем вообще поднимать эту тему, — Уэнсдей делает шаг назад. Хмурится, сжимая губы до тонкой линии. Отводит взгляд.

— Тебе интересно. Так говори, раз начала. Хватит трусить.

— Я не трушу! — Уэнсдей складывает руки на груди и явно обижается, но, переведя взгляд на саму себя, лишь закатывает глаза, — не обижается ли он?

— Оу… Уэнсдей ещё спрашивает… Не обижается ли Пагсли на неё? — Энид тушуется. Ей неловко, что она вывела Уэнсдей на эмоции. Что вскрыла что-то запретное, что-то, что девушка прятала и держала в себе долгие полгода тишины. Энид смущается, отводя взгляд в пол.

— Пагсли страшно сюда приходить. Он винит себя в том, что ты лежишь в коме. Ведь именно он подначивал тебя поиграть с ним в догонялки. И он в порядке, да. Будто бы у меня не может быть сразу два здоровых ребёнка, — Мортиша садится возле дочери, но её взгляд направлен на Энид, которой она слегка кивает, будто благодарит.

Уэнсдей всё же подходит и накрывает ладонь матери, даже если её собственная рука проваливается.

— Скажи, что он всё равно проиграл.

— Она говорит, что он всё равно проиграл, — Энид садится рядом и берёт Мортишу за вторую ладонь, сжимая так, как явно хотела бы Уэнсдей, — может, вы тоже хотите что-нибудь узнать?

— Пусть возвращается к нам. Вещь скучает по ней.

— Вещь?

— Это наш хорёк, — Уэнсдей всё же отходит и садится на окно, позволяя видеть свою слабую тень только Энид.

— Это наш…

— Хорёк, да. Уэнсдей сказала. Необычное имя, — Энид усмехается, а после переводит взгляд снова на настоящую соседку.

— Я рада, что она нашла нового друга.

— Я работаю с Йоко. Точнее, на Йоко. Она открыла кофейню. Могу дать адрес, вдруг вы тоже любите крепкий кофе, как Уэнсдей, — Энид же, поглядывая на часы, всё же прекращает касание, — я могу ещё прийти?

— Да, конечно. Ты теперь можешь даже считаться частью нашей странной семьи, — Мортиша встаёт и, обняв Энид, целует её в лоб, из-за чего блондинка заметно тушуется. Даже родная мама относится к ней хуже, чем эта едва знакомая женщина. Но она приобнимает в ответ. Пытается утешить. Дать ещё одну надежду, которая медленно тлела в груди женщины.

— Мы пойдём… И, Мортиша, всё будет хорошо, я вам обещаю! — она смотрит на Уэнсдей и та лишь кивает, хоть и с абсолютно пустым взглядом. Видимо, она потому и не хотела говорить с мамой, ибо это безумно разряжало её и без того маленькую социальную батарейку.

Энид же всё равно вставляет один наушник, кое-как распутав этот странный узел, который сама же от нервов и создала.

Но они всё равно молчат…

Если Уэнсдей нужно время, Энид готова ей его дать. Также, как и Мортиша.

Только бы Аддамс вернулась. По-настоящему.