Следующее утро начинается не так, как предыдущие.

Когда Энид выходит после шикарного вечера, проведенного с Уэнсдей, то не замечает её на кухне.

Но она думает, что та занята своей книгой, ибо перед сном Энид точно слышала звук машинки. Хоть и не слышит сейчас.

Она думает сварить кофе и включает чайник, когда Аддамс всё же выходит. И заставляет Энид словить шок с утра пораньше.

В руках Уэнсдей — виолончель и она садится на стул, тут же правильно ставя инструмент.

Её глаза на мгновение встречаются с глазами Энид и та видит в них огонёк интереса, а после девушка начинает играть и блондинка забывает, что такое воздух в лёгких.

Мелодия разливается по всей гостиной, касается каждого миллиметра души Энид, заставляя ту замереть, дабы не нарушить идиллию. Она вздыхает, когда Уэнсдей делает паузу. Внимательно следит, как руки Аддамс двигают смычком, как плавно её пальцы зажимают струны. Как девушка закрывает глаза, полностью отдаваясь мелодии…

Энид замирает.

Мелодия разливается, кажется, по всему дому, завораживая. Она закрывает глаза и ей кажется, будто играют, как минимум, три музыканта. Но она знает — Уэнсдей одна. И то, как легко она прыгает с нижних нот на верхние — заставляет Синклер покрыться мурашками.

Музыка временами бьёт по ушам, заставляет вздрагивать, но мелодическая, плавная линия, затягивает её в пучину восторга к этой девушке.

Она не знает, сколько играла Уэнсдей. Ей всё равно казалось мало. Однако, чайник уже выключился, а тишина казалась теперь слишком пустой. Сердце Энид наконец-то начало биться в нормальном режиме, выпуская Энид из приятной медитации и покоя.

— Уэнсдей… — она смотрит на тяжело дышащую Уэнсдей и не может оторвать глаз. Боже, если ты есть, помоги этой девушке вновь стать живой. Помоги Энид не испытывать страх, что та исчезнет навсегда.

— Я… Я думала об этом всю ночь, — Уэнсдей не торопится встать. Не торопится нацепить на себя маску безразличия. Она с волнением смотрит на Энид и ждёт критики.

— Это было самое лучшее утро в моей жизни, — Синклер наконец-то может пошевелиться и, смущённо улыбаясь, она подходит к Уэнсдей. Присаживается на корточки и мягко ведёт по инструменту. Касается кончиками пальцев струн, ощущая, насколько же те плотные, в отличие от скрипки.

— Энид… — Уэнсдей, моргнув, протянула руку и коснулась ладони девушки. А та, ощущая прохладу рук, которая так контрастировала со вчерашним горячим следом губ, мягко подняла голову, попадая в плен глаз девушки.

Она внимательно смотрела на неё. Энид была влюблена. Боже. Она столь сильно была влюблена и, кажется, это взаимно. Не считая того, что Уэнсдей не может вернуться в своё тело… Стоп…

Энид резко вскакивает и, начиная ходить из стороны в сторону, кусает свои губы под не понимающий взгляд Уэнсдей.

— Это звучит безумно, но ты когда-нибудь пыталась полностью лечь в своё тело? — Энид замирает столь же неожиданно, как и начала ходить.

Уэнсдей же, убирая виолончель обратно в комнату, выглядела хмурой.

— Мы не в каком-то кино. И это не сработает.

— Ты ведь даже не пробовала! — она видит скептический взгляд Уэнсдей и решается на то единственное, чем может заставить девушку передумать, — попробуй хотя бы ради меня… Пожалуйста…

И удивление Уэнсдей, когда та слышит подобное слишком явно, чтобы попытаться его скрыть. Она даже шевелит ушами, отводя взгляд. Но вздыхает и подходит к Энид. Поднимает её лицо с мокрыми от слёз щеками за подбородок и вытирает влажные следы, выглядя чересчур мягкой…

— Мы попробуем. Никто не знает, вдруг, действительно сработает. Будет приятно вновь самостоятельно решать свою судьбу, а не ждать, — она не говорит, что хочет жить. Что хочет попробовать что-то с Энид, если вновь будет живой. Что будет осязаемой не только для блондинки. Но та лишь шмыгает носом, прижимаясь щекой к прохладной руке Аддамс, надеясь хотя бы на то, чтобы Уэнсдей просто жила, а не существовала.

Энид вскоре успокаивается. Готовит себе завтрак с молоком и хлопьями, слишком быстро проглатывая его под взгляд ожидающей Уэнсдей.

Они выходят где-то в районе одиннадцати и в их распоряжении почти два часа, чтобы Энид точно успела на работу.

Синклер безумно нервничает. Если сработает, будет ли Уэнсдей её помнить? Помнить, что было за эти сумасшедшие две недели? Помнить их вечера с фильмами, диалоги и сегодняшнее утро?

А если нет…? Не останется ли Уэнсдей привязана к своему телу, не имея возможности даже выйти из платы?

Уйма мыслей носилась в её голове. И в отличие от внешне спокойной Уэнсдей, Энид вновь путала свои наушники, пока они направлялись к больнице.

Они молчали, видимо, не зная, что сказать. Как переместить тему с такой проблемы, как отвлечь мысли от любого негатива.

Когда они входят в больницу, всё выглядит так же. Дорога занимает не так много времени, как казалось вчера, и вот Энид уже стучит в палату, проверяя, не там ли Мортиша.

И она действительно выходит, сразу же выпрямляясь и пряча усталость на своём лице. Уэнсдей старается не смотреть.

— Энид, милая. Не ожидала тебя так скоро, — она отходит, позволяя блондинке войти. Было заметно, что та нервничает, поэтому женщина внимательно смотрела на неё, ожидая, какие новости принесла ей эта девочка.

— Здравствуйте. Я… Мы… У нас появился план. Но, я думаю, будет лучше, если вы выйдете, — она косит на Уэнсдей, наблюдая, как та подходит к постели и протягивает к себе руку. Та проваливается, заставляя Аддамс почти незаметно дёрнуть бровью.

— План… Надеюсь, безопасный?

— Надеюсь… — она возвращает внимание на женщину, которая внимательно наблюдала за ней и пытается той улыбнуться, — так можно?

— Разумеется. Если Уэнсдей тебе доверяет, я не буду стоять на пути, — она выходит из палаты, закрывая дверь. Оставляя девушек наедине.

И Энид смотрит на Уэнсдей, нервно кусая губы, которые во многих местах уже кровоточили. Хоть бы всё получилось. Хоть бы сработало.

— Следи за показателями. Это более неловко, чем я себе представляла, — Уэнсдей всё же залезает на постель и проваливается в своё тело.

Энид тут же смотрит на мониторы, которые самую малость, слегка быстрее начали пикать. Она ничего не понимала. Ну же… Ну же!

— Уэнсдей? — она осторожно касается её ладони и вторая, появившаяся голова девушки, слегка пугает её. Заставляет ощущать, как дрожит всё внутри её тела. Не сработало…

— Это… всё ещё не я, — Уэнсдей начинает вставать, но Энид ловит её за руку, не давая сделать этого.

— Может, нужно побольше…? Смотри, там что-то менялось, пока ты лежала, — она кивает на мониторы и Аддамс лишь хмыкает.

— Только пять минут, — она ложится обратно и Энид зачем-то смотрит на часы. Почему-то она уверена, что Аддамс пролежит ровно пять и ни секундой больше.

Да, мониторы начинают показывать более высокий пульс. Давление, больше походящее на норму, однако, едва стрелка касается пятой минуты, Уэнсдей выскакивает из своего тела.

Злая. Метающая искры из глаз.

— Не сработало. И не сработает. Зря ты пытаешься, — и она срывается с места, заставляя дверь слишком резко открыться.

Энид срывается следом.

— Мортиша, извините, до свидания, — и бежит за девушкой, пытается нагнать её. Пока та, кажется, удалялась всё дальше и дальше.

Собственное сердце стучало как бешеное. Гоняло кровь и адреналин по всему телу. Однако, Энид всё никак не могла нагнать чересчур быструю Уэнсдей.

Она выскакивает на улицу и бежит за той, напрочь забыв про какие-либо правила дорожного движения, выбегая на пешеходных переход.

— Уэнсдей! — однако, дальше она двинуться не может, потому что, будто в замедленной съёмке, замечая движение, медленно, слишком медленно поворачивает голову.

На неё мчит машина, а Синклер, застывшая в шоке, забывшая, что вообще-то не является призраком, в отличие от своей подруги, просто смотрит на стремительно приходящую к ней гибель.

Она не успевает даже закричать. Машина, только сейчас начавшая тормозить, заскрипела. Но расстояние слишком маленькое, а Энид чересчур близко.

Однако, в голове девушки промелькают сотни мыслей: она так и не сыграла Уэнсдей; она так и не помогла той снова стать собой, выйти из больницы не простой невидимкой, а свободной; Энид не увидела, как развиваются отношения ставшей почти родной Йоко и Дивины; не завела собаку; не прочитала сто книг, как предлагает тамблер; не была на концерте хотя бы одной из своих любимых групп.

Она ещё не пожила, а сейчас погибнет прямо у больницы. И мысль о том, что Энид так и не увидела улыбку Уэнсдей кажется выбивает из неё воздух сильнее, чем приближающийся удар.

Однако, за секунду до столкновения её сносит чёрно-белая тень, заставляя больно упасть копчиком об безопасную зону.

— Идиотка. Жить надоело? — Уэнсдей злится. И теперь уже было ясно, что не на ситуацию в палате, а на саму Синклер.

— Уэнсдей, — Энид протягивает руку, чтобы взять ту за ладонь. Синклер живая. И воздух обжигает лёгкие, будто она тонула. Всё замедляется и есть только упавшая рядом Уэнсдей. Пофиг, как она выглядит со стороны, однако, её пальцы проходят сквозь кожу девушки. И ей становится страшно.

Ещё страшнее, чем за секунду до аварии.

Уэнсдей тоже пугается. Её глаза начинают метаться от девушки, до своей стремительно становящейся прозрачной руки.

— Энид… Я… Я умираю… — она не выглядела радостной. Отнюдь.

Девушка попыталась зацепиться за кофту Синклер, но её тело будто с каждой секундой становилось всё более прозрачнее.

— Нет… Не сейчас. Мы бы справились… — Энид начинает плакать, она смотрит прямо в глаза девушки, пока та, пытаясь сделать хоть что-нибудь, вновь не наклонилась к ней, потянувшись к губам.

Слёзы скатываются от шока, который блондинка испытала за последние пять минут, её начинает бить крупная дрожь, напоминая, насколько всё же непостоянно было нахождение Уэнсдей рядом с ней.

Но их губам было не суждено соединиться. Уэнсдей исчезла за пару миллиметров до возможного поцелуя с Энид.

И блондинка, потерявшая свою возлюбленную, свою соседку, что спасла её, едва не погибшая на пешеходном переходе, прижала к себе колени, впадая в истерику.

Она не помнит, когда именно, но рядом присела Мортиша, начавшая что-то говорить. Спрашивать.

А Энид, которая только что испытала слишком много, попросту схватилась за бледную, тёмную женщину, скрывая свои слезы в её плече.

Уэнсдей исчезла.

Уэнсдей умирает.

И Энид никак не смогла ей помочь…