– Даан, поставь чайник на плиту!

Карин кричит из ванной, надеясь, что он услышит её сквозь сон. Ей нужно как можно быстрее собраться, поэтому утренний туалет она совершает с куском хлеба с маслом в зубах. Волосы она расчесывает резко, рывками, у нее нет времени на их распутывание, может, никто и не заметит гнезда на её голове.

– Даан!

Со стороны гостиной раздается недовольное мычание, слышен скрип дивана и  старых половиц. От Даана скорости не дождешься, поэтому, выбежав из ванной, девушка начинает застегивать на себе рубашку, одновременно собирая бумаги, которые она понесет на встречу, в единую кучу. Она трудилась над этим материалом так долго, что этим заносчивым и упертым идиотам из редакции просто не будет оправдания, если они снова ей откажут. 

Слышен лязг и посвистывание старого алюминиевого чайника на газовой плите. Похоже, она все-таки успеет выпить чая перед выходом, хлеб с маслом отправляется на пустую тарелку, оставшуюся на прикроватной тумбочке с ночного перекуса. Интересно, он встал потому что она его попросила, или чтобы не начинать лекцию о том, как ей не следует есть в сухомятку? 

Карин надевает колготки и смотрит на себя в зеркало. Выглядит она весьма потрёпано, мятая рубашка, явно не новая юбка, нечесаные, но собранные в хвост волосы, полноценный "пожалуйста, вы опубликуете мою статью о фестивале Термина в Прехевиле?" наряд. Но кто виноват, что встреча назначена на другом конце города, так еще и в 9 утра? 

На ходу засовывая кипу бумаг в портфель, она заходит в кухню, где на столе уже ждет чай в старой облупленной кружке. Вторую в руках держит кое-как замотанный в простыню Даан. Ишь ты, постеснялся продемонстрировать ей своё тощее тело спустя полгода совместной жизни. 

– А повязку значит успел надеть? 

Карин отпивает из кружки и ехидно улыбается, возвращаясь к своему печальному завтраку с хлебом. Утро было бы совсем плохим, если бы она не успела наязвить ему. 

Мужчина хмурится и фыркает в ответ. На самом деле он в ней уснул, пока читал очередной сборник статей по медицине, поэтому голова болит от впившегося в неё узелка. Даан ставит свою кружку на стол, ёжится от холода и поднимает глаз на журналистку. О Алл-Мер, и вот так она собралась продавать свою статью? 

Он быстро уходит в комнату под её вопросительный взгляд и возвращается уже со своей расческой. Карин жуёт и издает недовольный стон.

– У меня нет на это времени!

– Я сам.

Он быстро встает за спину сидящей на стуле девушки и распускает её неопрятную прическу. Так же быстро, но куда эффективнее и без лишнего насилия, он проходится по её волосам, расчёсывая все колтуны под недовольное мычание и слюрпанье чая. Если руки из того места растут, то даже быстро можно все сделать аккуратно. В процессе Даан изо всех сил старается выкинуть из головы воспоминание о том, как он расчесывал длинные черные волосы Элизы, куда более послушные, мягкие, и не такие жесткие как у Карин.

– Закончил. 

Он затягивает резинку на её волосах и отходит в сторону, придерживая её стул, чтоб девушка могла быстрее подняться и выйти из-за стола. Делает он это рефлекторно, за что получает свою долю насмешки со стороны журналистки.

– О, спасибо, ты такой джентльмен!

У мужчины с утра просто нет сил отвечать на её нападки, да и это только бы отняло её драгоценное время. Он встает в узком коридоре, все еще замотанный в простыню, наблюдая, как девушка надевает зимнюю обувь и теплое пальто. Перед выходом она смотрится в маленькое зеркало у двери и пораздумав секунду берет с полки маленький флакон и красит губы красной помадой.

– Собираешься целовать их задницы лишь бы приняли статью?

Упс. Вырвалось в последний момент. Даан наигранно широко улыбается в ответ на недовольный взгляд Карин.

– Только если твою! Я позвоню как выйду из редакции.

Она довольно ухмыляется напоследок, забирает из рук мужчины забытый в кухне портфель с бумагами, и выходит за дверь. Про его задницу было лишнее, но в целом, как-то так они и живут последние шесть месяцев.

***

Даан совсем не помнил последний день фестиваля. Воспоминания представлялись лишь обрывками, как кадры в сломанном, заедающем фотоаппарате. Большинство из них восстановила Карин, позже рассказавшая ему, что точно произошло в тот день. 

В его же затуманенном сознании ему снова снился Пер'келе, а может тот проклятый кот, а может они оба сразу. 

Следующий кадр: он и О'саа столкнулись с тем, чем стала его возлюбленная Элиз и её отец. Даан старался забыть эту встречу изо всех сил, но его трясло каждый раз, когда в голове всплывал её образ.

Следующий кадр: Он уже в доме, вместе с Мариной и Карин. Марина плачет и просит о помощи. Карин что-то спрашивает у него, но Даан не помнит что.

Следующий кадр: Леви весь трясется от ломки, он скоро потеряет сознание. Марина говорит, что героина у неё больше нет, и он в таком состоянии уже несколько часов. Даан помнит, что Карин тихо пошутила про не самый удачный способ бросить наркотики и Марина накричала на неё.

Дальше все как в тумане. 

Даан, помнит, что смотря на уже бессознательное тело мальчика он думает сделать жертвоприношение Сильвиан. Он не совсем понимает, как это может помочь ему в этой ситуации, но подсознательно чувствует, что это единственный оставшийся вариант. Он уже почти берется отрезать себе конечность, когда Карин начинает кричать на него и выбивает инструмент из рук. 

Они вроде как спорят. Он помнит лицо Карин. Она впервые плачет при нем и говорит что-то важное, Даан уверен, что это были не просто оскорбления, но он не может вспомнить что именно.

А потом к ним в дом врываются Абелла и Марко. Карин и Марина бегут к ним и Абелла начинает сбивчиво что-то объяснять, пока Марко подходит к Даану и Леви, протягивая шприцы. Похоже, что обошлось без жертвоприношений.

Последующие события он помнит четко. Они сели в починенный Абеллой поезд и уехали из этого чертового города навсегда. В полном молчании доктор осмотрел пассажиров. Из 12 осталось всего 7. Он начал пересчитывать, неужели Карин оказалась права и его единственный глаз начал его подводить? Марина. Леви. О'саа. Марко. Абелла. Карин. Он сам. Куда пропала Оливия? 

Ответ на вопрос ему попытается дать Марина. Она старается подобрать слова, говорить что-то про Белый бункер, Кайзера, какой-то проект Логика. Даан вообще не понимает как это связано с Оливией Хаас, и молча курит сигареты одну за другой. Постепенно, он чувствует, как с отдалением от Прехевиля им начинает овладевать ничем не обоснованное отчаяние. Его голова сама падает на руки, а Марина замолкает, оставляя его одного. Как же он устал. Ему очень нужно отдохнуть. Всего час или два, пока они не пересекут границу Богемии и Бременской империи. Перед тем как провалиться в сон перед ним снова предстает обезображенное лицо Элиз или скорее того, что раньше было ею.

"Даан, ты думал, что если сбежишь из Прехевиля, то сбежишь и от меня?"

Перед его глазами снова появляется уродливая кошачья фигура, возвышающаяся над ним. Кот стоит перед ним в своей маске и посмеивается, продолжая почесывать пах все то время, что сверлит его взглядом.

"Идиот. Ты никуда не сможешь сбежать от своей же трусости."

Он приближается к нему, протягивает свои мерзкие лапы, пока Даан не может даже сделать вдох или убежать, он будто прирос к месту и ничего не может поделать с приближающейся опасностью.

"Ты жалок. Даже Барон и Элиз решили, что лучше принести себя в жертву, чем провести хоть еще один день с тобой. Неужели ты думаешь, что кому-нибудь еще есть дело до тебя? Почему ты просто не сдашься?"

Он берет его за плечи и сжимает их, впиваясь когтями в кожу, наклоняется к нему поближе, чтобы Даан не смог отвести от него взгляд и сбежать. Мужчина непроизвольно вскрикивает и тут же просыпается.

– Даан! Проснись уже наконец! 

Доктор открывает свой единственный глаз и пытается сфокусироваться. За то время, что он спал, наступила ночь, поэтому в поезде было уже темно и выключен свет. За плечо его трясет внезапно оказавшаяся рядом с ним Карин, странно, еще днем она села как можно дальше от него, даже не оборачиваясь, а сейчас находилась чуть ли не вплотную. Чуть придя в себя, он увидел, что помимо хмурого лица девушки на него обращены взгляды и остальных пассажиров, которых он невольно разбудил своим криком.

– Ты так стонал что было непонятно, то ли тебе снится что-то очень хорошее, то ли что-то плохое.

Со стороны Марины слышно, как она цокнула языком на реплику Карин, перед тем как отвернуться и снова попытаться уснуть. Журналистка лишь закатила глаза в ответ и, убрав руку с его плеча, пристроилась на сидении рядом. Отсаживаться от Даана она, судя по всему, не собиралась. 

– Так что тебе снилось? 

Девушка даже не поворачивает голову в его сторону, уставившись в пустоту и сложив руки на груди. Чего она ожидает, когда задает подобный вопрос как нечто абсолютно обыденное, будто не они только что три дня только и делали, что боролись за свою жизнь? Да уж, эмпатичную Карин так же легко увидеть, как бременского солдата без контузии в нынешнее время.

– Ничего особого. Фестиваль.

Распространяться, и уж тем более с Карин, он об этом сне не намерен. 

Все так же поддерживая беседу словно они ждут в очереди за мороженым Карин ответила:

– Мне тоже он снится, поэтому и не спала. Остальные попросили тебя разбудить потому что ты им мешал.

– Рад слышать, что мои стоны тебе не помешали.

– Ага, слушала и наслаждалась.

Слышно, что Карин усмехнулась, но быстро вернула себе серьезный настрой. Видно, что её что-то заботило, но ему не то что бы сильно интересно, чтобы спрашивать девушку напрямую.

С какой-то стороны ему даже было немного жаль не столько её, сколько всех пассажиров. Всего каких-то три дня, но отпечаток от них останется с ними на всю жизнь. Кто знает, сколько еще ночей им будут сниться кошмары? Смогут ли они вообще когда-то сбежать от этих воспоминаний? Как теперь будет жить Леви, только что сбежавший с войны? Чем будет заниматься Марина, после того как на её глазах убили её отца? Марко так и не узнал, что произошло с его сестрой. Неправильно так говорить, но Даан был даже немного рад, что не он один так и не получил в Прехевиле ответов на свои вопросы.

Мужчина удрученно вздыхает и нащупывает портсигар в кармане брюк. Механическим движением он открывает его и достает сигарету, но не успевает он открыть зажигалку как его останавливает рука Карин.

– Лучше сделай это в конце вагона, надымишь ещё тут.

Доктор удивленно приподнял бровь. Странно, столько времени они ходили в клубах табачного дыма, в том числе от его сигарет, а сейчас весь спящий поезд вдруг решил позаботиться о своем здоровье и посланником этой вести выбрал Карин? Он качает головой, но поддается и не уверенно, все еще сонно, встает с места и качаясь идет до конца вагона. Что удивляет, девушка следует за ним. 

– Боишься, что усну, пока буду курить?

Он дергает форточку в крайнем окне вагона, которая открывается с жутчайшим скрипом, однако, это никого уже не будит. Наконец-то он может зажечь сигарету, уже прилипшую к губам.

– Хотела поговорить. 

Карин встает напротив него, оперевшись на спинку скамьи, руки в карманах куртки. Её взгляд устремлен в окно, на проносящиеся мимо них кроны деревьев. Судя по тому как темно, сейчас около двух или трёх часов ночи, поэтому в окне видно скорее мешанину темных пятен, а кроны деревьев имеют причудливую и оттого устрашающую форму. 

– А нам есть что обсудить?

Даан действительно не горел желанием с ней общаться, особенно спросонья и особенно сейчас. Он вообще думал, что сев в поезд, он ни с кем уже не будет взаимодействовать и спокойно и одиноко выйдет из вагона в точке их назначения, растворившись в улицах Бременской империи со своим чемоданом. Что с ним будет потом он еще не придумал.

– Что ты собираешься делать теперь? 

Мужчина молча поднял на неё взгляд. Карин всё так же смотрела в окно, будто и не она этот вопрос задала. Неужели она тоже освоила навык чтения мыслей? Вряд ли, скорее этот вопрос висит в воздухе. Тем не менее она продолжила

– Мы приедем в Бременскую империю через несколько часов. Вернешься в Рондон?

От упоминания Рондона внутри Даана все сжалось, а лицо исказила непроизвольная гримаса боли. Ну уж нет. Как бы он не хотел оплакивать их смерти вечность и больше, он понимал, что не найдет в себе силы даже заказать машину до поместья. Он ещё не успел забыть свербящее чувство страха, которое он испытывал, когда возвращался туда после демобилизации. Никто его не ждал, слуги исчезли. Пустые стены и отдающееся от них эхо его дрожащего голоса. Открытая дверь в подвал, следы крови на лестнице, он бежал по ступенькам и чуть ли не падал, когда увидел гору трупов. Холод снова пробрал его тело.

Тем более, разве его ждут там? У фон Датч было много родственников, которые даже не знали о Даане, ведь они не успели пожениться с Элиз. Скорее всего, поместье уже находится во владении одного из наследников. И хоть Барон оставил и ему небольшое наследство, недвижимость в него не входила. Получается, ему действительно некуда идти. Снять комнату в столице? Или в отеле? Снова ошиваться на улице, как в детстве? У него нет официального образования, без связи с фон Датч он вообще ничего из себя не представляет. Жалкий и бесполезный, неприкаянный и одинокий.

– Не думаю. Не знаю, куда я поеду. 

Он выдыхает клуб дыма и смотрит на неё. Журналистка наконец оторвалась от окна и, повернув голову, сверлила его взглядом. Было в её освещаемых светом проезжаемых фонарей острых чертах что-то птичье, хищное. Будто она сейчас схватит его и унесет к себе в гнездо чтобы медленно выпотрошить, а потом сбросить с высокой скалы.

– У меня есть предложение к тебе.

На лице Карин проявляется то ли улыбка, то ли насмешка. Это плохой знак.

– Как насчет того что бы переночевать у меня несколько недель? 

Лицо доктора вытягивается. Это очень странное предложение от Карин, они вовсе не настолько близки, чтобы они не пережили вместе, но к совместной жизни с ней он пока не был готов. Зачем ей это нужно? Арендная плата поджимает? Или она хочет каким-то образом его эксплуатировать? Продавать органы? От неё можно ожидать чего угодно.

–...и поделиться, что ты пережил на фестивале?  Я хочу написать материал, люди просто обязаны узнать, что творил Кайзер и чем вообще заняты оккультисты. Как можно закрывать на это глаза, это была уже третья Термина, что же произошло в предыдущие две?

По мере того как она говорит, Карин становится все более оживленной и экспрессивной, начинает бурно жестикулировать руками. Лицо Даана кривится от злости. Так вот чем был вызван этот жест доброй воли, очередным маниакальным желанием превратить все увиденное в сенсацию.

– Спроси кого-нибудь другого.

Даан затягивается и отворачивается к окну чтобы не смотреть ей в лицо. Превратить все свои страдания и боль в сухой журналистский текст. Кто вообще на это согласится? Кому вообще захочется вспоминать? О каком опыте вообще речь, они почти все время шатались вдвоем с Карин, почему она не может самостоятельно написать статью без его помощи? 

– Я спрашивала остальных все то время, что ты дрых. 

– И что, совсем никто не захотел жить с тобой в одной квартире? 

Девушка цокает языком и закатывает глаза.

– На твоем месте я бы не делала вид, что у меня есть куда поехать и согласилась бы на любую возможность.

Тут Даан чуть не скрипнул зубами. Как бы сильно он не хотел даже представлять себе совместную жизнь с Карин, но поехать ему действительно не к кому, уж в Бременской империи так тем более. Как он вообще пересечет границу? Он воевал на стороне Рондона, а в его документах даже нет фамилии. Доктор задумчиво высовывает кисть в открытую форточку и стряхивает лишний пепел с сигареты.

С другой стороны, это всего лишь несколько недель пока он не соберется с мыслями и не найдет деньги для билета в Рондон. Может, она даже поможет ему с документами, заполнит всю бюрократическую волокиту на бременском. Может она будет так долго находиться на работе, что они и вовсе не пересекутся. Может она вообще не желает ему зла, а рассказ о том, что он пережил, поможет залечить его раны, освободившись от груза на душе. Даан шумно выдыхает, тушит остаток сигареты в удобно оставленной кем-то тут грязной пепельнице и отряхивает ладонь.

– Хорошо. Договорились. 

Лицо Карин освещает хищная улыбка. Его мысль про птицу и гнездо оказалась не так уж далека от правды. У Даана всё ещё остаётся ощущение, что он соглашается на нечто ужасное, что навсегда поменяет его жизнь еще похуже Термины. С другой стороны, нужно просто воспринять это как небольшое приключение. Деловую поездку, продиктованную желанием поездить по миру, посмотреть другие страны. И Алл-Мер с ним, что он никогда и не хотел на них смотреть.

***

Первым делом как они сошли с поезда Даан узнал, что помимо него Карин уговорила остаться в Бременской империи ещё и Леви. Момент их договоренности он благополучно проспал, поэтому когда девушка уверенно повела их с мальчиком с вокзала на трамвай он слабо понимал, куда они направляются. Спросить это у самого солдата было сложно, похоже, что ему дали успокоительное, Леви ехал молча с пустым взглядом, почти не шевелясь. Они что, втроем жить будут? 

– Куда мы едем? 

Как можно тише он спросил журналистку, вовсю погрузившуюся в свои мысли и что-то лихорадочно писавшую в блокноте. 

– Увидишь, не отвлекай. 

Ну ладно, Даан откидывается на спинку трамвайного кресла и с таким же пустым взглядом, как и у соседа смотрит в окно на сотни проезжаемых мимо домов и улиц.

Оказалось, что Карин посетила относительно здравая мысль отправить Леви в клинику для лечения наркотической зависимости. Как она сказала Даану на входе в больницу, в Бремене после войны их стало достаточно, так как почти все солдаты, вернувшиеся с войны, страдали тем же, что и их общий знакомый, что вовсе не новость, учитывая новые методы ведения войн. Мужчина больше удивился тому, что у Карин были связи в одной из этих клиник, так как все три часа, что они там провели, она бодро разговаривала с толпой врачей, размахивала руками, показывая на Леви, и предъявляла им какие-то бумаги. Конечно Даан ничего не понимал, разговор велся на бременском. 

Языковой барьер хоть и не был самой большой его проблемой, но ощущался довольно сильно. Если названия организаций и вывески еще были переведены маленьким шрифтом на всеобщий язык, то вот люди разговаривали без маленьких субтитров снизу. Ориентироваться ему оставалось только на созвучие некоторых слов между собой и жесты.

В конце оживленной беседы, где говорила только Карин, а врачи кивали и сочувственно смотрели на мальчика, то уходя, то приходя, одна из санитарок подошла к ним с жутковатой улыбкой, кивнула Даану (зачем?) и увела Леви с собой по коридору. Последний был уже в таком состоянии, что даже не обернулся и не попрощался с ними, только медленно уплелся вглубь больницы.

– Мы его еще когда-нибудь увидим? 

Даан спросил Карин как только они вышли за двери клиники. 

– Определенно, он там не навсегда. Я сказала, что у него нет военного билета потому что его записали как погибшего после неудавшейся миссии. Ну и наплела им, что он сбежал из армии Восточного союза, потому что больше не мог защищать их идеи, осознал как права Бременская империя, как он хочет жить в ней и все такое. Проверять они это не будут

На её лице красовалась довольная собой улыбка. Мужчина всё ещё не понимал её мотивов и почему она так заботится о незнакомом для неё человеке. Что Леви, что Даана она знает всего три дня. Или про то, как солдат-детей необходимо лечить от зависимости она тоже планирует написать статью?

После этого они снова сели на трамвай, видимо в столице Бремена не изобрели других видов общественного транспорта, и уже в этот раз точно поехали домой к Карин. Журналистка сказала, что живет в квартире в спальном районе города, в тех домах, что не разрушили бомбы Рондона. Сделана эта ремарка была так язвительно, будто лично Даан управлял самолетами королевства, но на самом деле он знал, что девушка сказала это в ответ на стены разрушенных домов за трамвайным окном. 

Обломки стен, торчащая из них арматура, люди, неспешно бродящие мимо них, дети, гоняющие мяч посреди разрушенных фундаментов – всё это внушало неподдельный ужас, когда смотришь на это пережив войну по ту сторону фронта. В Рондоне и черепица с дома не упала за время всей войны.

Другой проблемой, с которой он столкнулся, были нескончаемые взгляды со стороны бременских рабочих, возвращавшихся домой. Где бы Даан не находился, на него было устремлено множество глаз с бесконечным вопросом в них. 

– Это из-за твоей одежды, маленькая принцесса. Тут так никто не ходит.

Карин прошептала это с невероятным удовольствием, пытаясь задеть его. Он почти было ей ответил, что может это бременцы перестанут ходить в обносках, но вовремя осекся. Из-за репараций и в попытках восстановить свою страну большинство из них никогда и не увидит такую же одежду рондоновского аристократа, как у него. Но мысль посещать магазин и тратить деньги на покупку более подходящей одежды тоже его не радовала. 

Карин не соврала, её квартира была расположена в нетронутом войной районе, в одной из недавних застроек. На секунду Даан даже обрадовался, что ему не предстоит снова жить в деревянном бараке как на фронте, но, вспомнив о своей соседке, быстро пришел в чувства. Все равно это лишь на несколько недель. 

Квартира была расположена на третьем этаже, на который девушка поднималась исключительно на скрипучем и медленном лифте. В мыслях мужчина отметил, что лучше каждый день подниматься по лестнице, чем терять время в его ожидании. 

Поискав ключи пару минут в коридоре и беспрестанно чертыхаясь, Карин наконец открывает дверь своей квартиры, не забывая в усмешке пропустить Даана вперед:

– Прошу, молодой господин!

В ответ ей он только фыркает и проходит в узкий темный коридор. 

Не сказать, что квартира была обветшалой и засоренной, но по ней точно можно было сказать, что в ней живет либо безумный ученый, либо Карин Зауэр. Буквально на каждом миллиметре свободной площади лежали листы бумаги. Какие-то были переплетены, какие-то лежали стопками. Где-то они были собраны в ровный столбик, возвышающийся до груди, где-то валялись кучей. Для дополнения этой поистине ужасающей картины по всей квартире были расставлены шкафы с книгами. В коридоре, в гостиной, на кухне их не было разве что в ванной, и то он мог сначала просто их там не увидеть. 

Вторым, что создало впечатление о его будущем месте проживания, было забытое перед отъездом открытое окно на кухне. Из-за того, что на улице была ранняя осень, в квартире мало того что было зябко, так еще и на стол налетело сухих листьев с деревьев. Увидев это, Карин, продолжая чертыхаться и проклинать все вокруг побежала закрывать злосчастное окно. Ради своего же блага, Даан решил никак не комментировать данную ситуацию, а вместо этого осмотреть гостиную. 

Это была самая большая из комнат, что, ожидаемо, делало её наиболее подверженной бумажному захламлению.  Мебель была расположена так, будто в комнате предполагалось наличие слона, иначе нельзя было объяснить, почему вещи стояли вплотную к стенам, создавая пустое пространство посередине. Так, по правую сторону находился потрепанный, но видно, что в прошлом дорогой диван и журнальный столик, а по левую – богемская "стенка" с телевизором и захламленный стол с печатной машинкой. Последний, судя по всему, был рабочим местом Карин. Даану понравилось, что в комнате был балкон, и не было штор, благодаря чему комната была чуть ли не самой светлой во всем помещении.

Внимание мужчины привлекли две полки "стенки", в них не было книг, что сразу бросалось в глаза, но были расположены весьма занимательные артефакты из прошлого хозяйки квартиры. На одной из них стояло две фотографии в рамке. На первой было фото счастливой аристократической семьи: женщина в дорогом платье, мужчина в костюме, трое мальчиков подростков во фраках и, заметя её, Даан еле сдержал смешок, маленькая белокурая девочка лет шести в очень пышном белом платье, улыбающаяся и смотрящая прямо в объектив. Действительно сложно представить, что когда-то Карин была этим милым ребенком. 

Второе фото было сделано явно на 10 лет позже, и, что удивительно, мало отличалось от того, как Карин выглядела сейчас. Это был фотопортрет без излишеств, только её серьезное лицо, которое уже не напоминало ребенка с соседнего снимка. Учитывая, что больше фотографий на полке не было, смотрелся он странно. Зачем Карин каждый день смотреть на свой же шестнадцатилетней портрет? Позже Даан узнает, что это была композиция из четырех фотографий детей семьи Зауэр, трое из которых были бережно убраны в коробки в чулане.

Больший интерес представляла другая свободная полка, на которой, обрамленными рамками, находились две вырезки из газет. Одной из них была передовая страница бременской газеты. В центре располагалось фото толпы с плакатами, которую безуспешно пытается подавить армия, направляя винтовки прямо на людей. На передний план попала светловолосая девушка, у которой из виска текла кровь, но она продолжала скандировать какой-то лозунг с поднятым вверх кулаком. Не узнать её было невозможно. Карин рассказывала им историю своего похищения, судя по всему, именно по этому репортажу семья нашла её в Джеттайе.

Вторая вырезка была куда более скромной, явно не передовая страница, но тоже бременская газета. Из всех слов Даан понимал только "Kaiser", но по полотну текста мелким шрифтом на всю страницу, дате газеты сверху, и маленькой подписью в конце "K.A.S" стало понятно, что это первая опубликованная статья Карин. Как мило. Неужели мисс Зауэр не чужды подобные сантименты?

– Раньше это была квартира моей матери. Осталось после того, как она съехала.

Как же он мог так низко подумать про Карин и предположить, что она тоже испытывает такие чувства как нежность, доброту, и эмпатию. 

– Мне очень понравилось фото этой милой леди.

Даан показывает пальцем на фотографию семьи. Карин кривит лицо, но ничего не говорит.

– Будешь спать на диване, он раскладывается.

Мужчина резко разворачивается на пятках. Диван конечно был дорогим, и хорошо, что он раскладывается, но ему явно шел не первый десяток лет. Страшно было представить во что превратится и без того сутулая спина Даана после пары ночей на нём. Он непроизвольно издает удрученный стон.

– Ох, простите, сэр, у нас не нашлось для вас отдельной комнаты!

Карин язвительно улыбается и уходит из комнаты вглубь по коридору. Слышится звук открывающейся двери, бормотание девушки и шуршание.

Без единого понятия, что она ищет, доктор решил осмотреть другие комнаты этой квартиры. Кухня была маленькой и обычной. Шкафы, плита, раковина, стол и пара стульев. Порадовало, что в холодильнике было абсолютно пусто за исключением бутылки явно скисшего молока и маленького кусочка масла. Откуда у неё масло? Есть деньги на масло и нет на остальную еду? 

Дальше по коридору располагался санузел с ванной комнатой, загадочная комната в темноте которой продолжала шуршать Карин и прикрытая дверь. За последней, судя по всему, располагалась комната девушки. 

Окинув беглым взглядом ванную комнату, Даан отметил, что это конечно не то, что было в поместье, но и не совсем ужасно, и удивился пустоте полок. У Элиз в ванной стояло отдельное трюмо со всеми уходовыми средствами, которые она могла наносить по часу. У Карин в ванной лежала зубная паста, мыло, и шампунь.

Чуть проморгав глазом, он решил вернуться к этому вопросу чуть позже. Ему очень хотелось хоть немного увидеть комнату Карин из-за приоткрытой двери. Исключительно из любопытства. Однако, сделать это было практически невозможно, так как окна в ней были наглухо зашторены и темнота мешала увидеть хоть что-то. Он попытался вглядеться внутрь, когда дверь резко захлопнула рука журналистки.

– Извращенец, часто подглядываешь в комнаты девушек? 

Он был помолвлен. В подобной комнате он жил, не то что подглядывал. Даан решил перевести тему.

– Что ты ищешь?

– Уже нашла. Держи.

Без лишнего промедления она передает ему в руки две коробки, от веса которых он охает и ощутимо пригибается к земле.

– Да неужели ты такой слабый? Ты же служил! 

Издевается, но Карин все-таки забирает одну коробку и легкой походкой возвращается в гостиную, пока Даан ползет сзади и пытается ответить через сжатые зубы.

– Я был санитаром, а не грузчиком.

Обе коробки приземляются на пол возле дивана и он наконец может увидеть, что на них написано "Johan" и  "Mattias".  Внутри лежит аккуратно сложенная одежда.

– Это..?

– Не переживай, им уже не понадобится.

Карин говорит это с тем же невозмутимым тоном с каким она спрашивала его про фестиваль. Сев на край дивана, она открывает и начинает разбирать коробки.

– Решила отдать мне вещи покойников?

– Это, между прочим, одежда героев Бременской армии. У тебя будто бы есть деньги на новую.

Первое предложение она сказала намеренно саркастично, чтобы он даже подумать не мог, что она поддерживает армию империи. Что касается следующего, весьма незаурядное мышление для девушки из аристократической семьи. Вспоминая фотографию на полке, Даан спрашивает логично пришедший в голову вопрос.

– А где.. третья коробка?

Карин поднимает на него глаза.

– Третья коробка сейчас в доме с её владельцем. Бьерн не призывной. 

Странно, но это немного успокоило, что не все дети семьи Зауэр погибли на войне.

– Может сядешь и поможешь мне, принцесса?

Даан нехотя садится рядом и начинает перебирать вещи братьев Карин. 

Всю свою жизнь он считал себя довольно высоким мужчиной, хоть и крайне худым, поэтому ту одежду, что на него не шилась персонально, он брал больших размеров. Однако, посмотрев на гардероб сыновей Зауэр, доктор даже относительно не мог представить внешность этих гигантов. Конечно, одежда на вырост лучше, чем та, которая мала, но некоторые вещи явно придется подшивать и видимо вручную. С другой стороны, это лучше, чем ничего. Как сильно бы Даан не строил из себя привереду, на самом деле с собой у него было еще две рубашки, нижнее белье, пиджак, и пальто. Поездка в Прехевил планировалась недолгой, и собирался он впопыхах, поэтому и одежды он почти не брал. 

– Спасибо. 

Разобрав коробки, и, держа вполне себе приличную рубашку с вышитыми инициалами “JS”в руках, он решил проявить к Карин хоть чуть благодарности. В ответ она что-то пробурчала и поднялась с дивана.

– Переодевайся и пойдем.

Мужчина вопросительно поднял бровь. Был уже вечер, после такого утомительного дня хотелось и отдохнуть.

– Куда?

– Куда надо! Быстрее только. У тебя же есть с собой документы?

– Да, там, в чемодане.

Карин уходит в коридор и начинает рыться в его вещах. Мужчина удивляется самому себе, что так просто дал ей право залезть в его багаж. Слышен звук щелчка закрываемого обратна замка и журналистка возвращается в комнату держа в руках его паспорт и военный билет. Она поднимает на него недовольный взгляд.

– Ты издеваешься? 

– Что?

– У тебя что, ни фамилии, ни отчества? Такое вообще возможно?

Он пожимает плечами. 

– В Рондоне возможно. Мои родители не дали мне фамилии.

А после свадьбы предполагалось, что он станет фон Датч, но не сложилось.

Карин обескураженно поднимает брови и вздыхает, продолжая вчитываться в его документы. 

– Ладно, хотя бы в военном билете написано "санитар". Шевелись.

Качая головой Даан переоделся в чистые вещи. Сначала он еще думал повозмущаться, что он не готов так скоро наряжаться в одежду её умерших братьев, но потом вспомнил, что последние три дня ходил в одном и том же.

– Даже странно тебя видеть без этих дурацких брюк. Пошли, оборванец.

Брюки вообще-то сшиты на заказ. А на оборванца он действительно похож в силу подвернутых штанов Юхана? Возможно Маттиаса. 

Был уже вечер, дул пронизывающий сентябрьский ветер, а Карин вела его по пустым улицам неизвестно куда и зачем. В этот раз они решили обойтись без трамвая, молча петляя среди домов. Хоть ему было очень интересно куда они идут, Даан решил сохранить некую интригу. 

Спустя полчаса ходьбы по известным только Алл-Меру закоулкам, они вышли к зданию сильно напоминавшему клинику, в которой они оставили Леви.

Недалеко от правды, это оказалась больница, скорее госпиталь. Последнее он предположил по количеству бременских солдат, расположившихся на хаотично расставленных койках в приемном покое. Война закончилась со смертью Кайзера в Прехевиле, и они как град посыпались домой, униженные и проигравшие, больные и раненые.

Карин сказала ему подождать в главном зале, и уже привычно пошла к стойке регистрации с его документами. Из-за того, что Даан ничего не понимал по бременски, но это явно касалось его лично, он был больше заинтересован в исходе разговора. Примерно он догадывался, в чем заключается её план, но в его успехе сомневался. 

Сначала к ней подошла одна медсестра. Карин что-то сказала и показала в его сторону. Медсестра посмотрела на него, мило улыбнулась и ушла. Позже, с ней пришел мужчина, судя по форме – врач. Затем еще один. И ещё. И вот, в госпитале полным живых трупов, как минимум трое врачей столпились вокруг Карин, которая усердно что-то пыталась им объяснить, систематически указывая на стоявшего поодаль Даана. 

Из всей её речи и он распознал только своё имя и слово "Arzt" – "врач" на бременском, и то, и то, она произносила указывая на его документы. 

Спустя еще минут десять вся толпа неотрывно смотрела в его сторону. Становилось неуютно, что ему, улыбнуться что ли? Он ощущал чувство, которое никогда не испытывал, будто мама его нахваливает перед остальными родственниками и стремится изо всех сил показать им, что он очень способный и талантливый мальчик, в свои-то 28 лет. 

Наконец, мужчины активно закивали, посмотрели в его документы и что-то спросили у Карин. Вопроса Даан не понял, но она едва заметно растерялась, кинув на него беглый взгляд, а потом четко произнесла "Sauer", что-то добавив после. Более чем странно, но он спросит её об этом позже. 

После этого, к нему подошла медсестра, все это время слушавшая их разговор. Она снова одарила его сверкающей улыбкой и спросила на всеобщем с сильным акцентом:

– Это вы Даан? 

– Да.

– Меня просили передать, что теперь вы работаете в нашей больнице. Мы будем ждать вас завтра.

Глаза мужчины округлились. Похоже, он правильно понял план Карин и у нее все получилось. Но чтоб прям завтра? И вообще зачем?  

В ответ Даан неуверенно пробормотал "Danke schön" и пошел на выход, как только к нему приблизилась Карин.

– Зачем? Я думал, что поживу у тебя пару недель и уеду.

– А жить ты на что собрался эту пару недель?

Резонно, но он мог поработать на какой-нибудь другой, менее квалифицированной работе. Даан решил не спорить с ней, особенно когда им предстояло пройти по ночным улицам еще полчаса, а если они сейчас поссорятся, то по памяти он никогда не найдет дорогу обратно. 

– Спасибо, Карин.

Он выдавливает из себя слабую улыбку.

– Не зови меня по имени. И не смей меня там опозорить. И никаких жертвоприношений! 

Она пригрозила ему указательным пальцем, состроив очень серьезное выражение лица. Даан лишь вздохнул в ответ и поплелся за ней до дома.

***

Сложнее всего после ухода Карин было не уйти обратно спать. До его смены в больнице оставалось еще несколько часов, и он был волен делать, что захочется, пока хозяйка квартиры защищает свою работу перед редакторами газет.

Поёжившись от февральского мороза, проникавшего сквозь щели в окнах (Даан всю зиму обещал себе и Карин заделать их, но дотерпел до февраля), он решил потратить большую часть времени на посещение ванной комнаты.

Чуть ли не большинство конфликтов в их совместной жизни случалось на почве приёма душа. Обычно Карин вставала раньше и занимала ванную не более пятнадцати минут, но если Даан шел в душ сразу после неё, то испытывал всю бурю эмоций от её ежесекундных возвращений. Карин красилась, расчесывалась, одевалась, грелась, ела, и что только не делала в ванной комнате исключительно в тот момент, когда он принимал душ и все свои действия сопровождала привычными для их отношений язвительными комментариями ("Хватит так стесняться!" и "Что я там не видела!" были лишь малой их частью). За всё время мужчина даже привык к подобной рутине.

В случае, если Даан шёл в ванную первым, то это становилось трагедией и лишало его права на разговор с мисс Зауэр на целый день. Как и сейчас, он принимал душ крайне долго, чем останавливал абсолютно все утренние процессы в квартире. Когда они только съехались, то Даан бывало грешил подобным, но в какой-то момент понял, что лучше, чем терпеть бесперебойный стук в дверь и проклятья в свой адрес, он тоже потерпит, но уже её довольное присутствие в комнате. Ну или же дождется, когда она уйдет на работу.

Проведя добрые полтора часа водных процедур и наконец проснувшись, он вылез из душа и поймал свое отражение в зеркале. Надо было признать, что за полгода жизни здесь, после двух лет в армии, Даан выглядел куда здоровее, чем раньше. Его черты лица оставались острыми, но уже не было вопиюще впалых щёк. В целом, он заметно прибавил в весе и из болезненной худобы стал больше походить на человека. А самое главное, когда-то рваная рана превратилась в белый шрам. Он всё ещё не находил в себе смелости дотрагиваться до пустой глазницы лишний раз, но выглядела она куда лучше, чем раньше.

На завтрак планировалось съесть остатки вчерашнего ужина с яйцом. Сколько бы не обливалось кровью его сердце при виде куска хлеба с маслом во рту у Карин, он не мог заставить её есть полноценный завтрак в будние дни, однако себе он никогда не отказывал. Судя по тому, что было у них во всё ещё полупустом холодильнике, яйцо предполагалось с куском касслера и холодным картофельным пюре. Оригинальное сочетание, но он успел попробовать и не такое, первое место в рейтинге ужасных завтраков гордо занимало яйцо с традиционной бременской, черт бы её побрал, кислой капустой. 

Пожалуй, свою романтику жизни в этой маленькой квартирке почти на окраине города, Даан находил именно в своём одиноком завтраке с параллельным чтением медицинских сборников. Нелюбовь к чтению приходится побороть, если хочешь получить настоящую специальность. Зачастую выходило всё же как сегодня – он засыпал в процессе. В данный момент он читал сборник для предстоящего экзамена в больнице. Как сказал главврач, еще пара аттестаций и ему будут готовы присвоить квалификацию терапевта. После долгих лет существования в качестве самоучки, это не могло не греть его душу. 

Тем не менее, проведя с этими же статьями целую ночь, ну или малую её часть, было принято решение на время отложить их и найти что-нибудь другого для утреннего чтения, хорошо, что бумаги в этой квартире все еще оставалось навалом. Первые два месяца доктор только и делал, что разгребал и выкидывал кучи бумажного мусора, и хоть сейчас его стало в разы меньше, часть стопок, состоящих из будущих статей Карин, все еще оставалась на своем месте. 

На этот раз внимание привлекла газета как бы невзначай оставленная на столе. После смерти Кайзера, Карин пришлось значительно расширить сферу своих журналистских интересов, поэтому и публиковалась она не только в "Полуночной газете". То, что выпуск был оставлен девушкой специально для того, чтобы его прочел Даан не было никаких сомнений: самостоятельно мужчина не взял бы бременской газеты.

Хоть он полноценно и погрузился в языковую среду, определенные проблемы у него еще имелись, особенно со чтением. Медицинские материалы печатают исключительно на всеобщем языке, а вот национальные газеты – нет. Поэтому он научился находить статьи Карин по объему текста и инициалам "K.A.S". Конкретно в этом выпуске заголовок гласил что-то о преступлениях, которые с собой принесли бременские солдаты. 

Уже было собравшись прочесть этот необъятный труд, Даан услышал телефон из комнаты девушки. Слишком рано, с её ухода прошло всего ничего. Но заставлять ждать Карин в телефонной будке лучше не стоит, поэтому он поторопился как можно быстрее взять трубку. Правило о том, что в её комнату ему нельзя заходить ни при каких обстоятельствах быстро исчезло после первого же её звонка. Как выяснилось, Карин очень любила позвонить себе на домашний, пока Даан был дома, и попросить его найти информацию, которая написана в одной из тысячи книг, затерянных в этой квартире, ну вот же она, на самой верхней полке, ей нужна 658 страница 7 строчка сверху.

В этот раз ей вряд ли требовалось что-то узнать, она обещала позвонить как закончит встречу. Похоже, та пошла не по плану. Мужчина снимает трубку.

– Алло?

– Да чтоб они сдохли! 

Статью, очевидно, не приняли.

– Я час рассказывала этим идиотам как важно издать этот материал, он же буквально уникален, это сенсация которой ни у кого нет!

– И что они сказали?

– Что я это все придумала и мне нужно идти в журналы про эзотерику!

Ей это говорили каждый раз.

– И что теперь будем делать?

– Не знаю. Я заеду в офис и домой.

Её голос мгновенно перешел из раздраженного в устало-обречённый. Карин не умела скрывать свою обиду и расстройство, но никогда не давала себя успокаивать. И тем не менее он пытался это делать каждый раз, как ей отказывали в публикации.

– У меня сегодня смена до вечера.

Даан задумчиво чешет шрам. Надо же, совсем не болит.

– А ты мне для чего нужен? Одна справлюсь.

Слышен звук положенной трубки и гудки. Карин всегда говорила, что справится одна, а потом шмыгала ночью носом и тяжело вздыхала. Даан посмотрел на часы. Может, если он выйдет пораньше, то успеет вернуться не так поздно.